...для них, нижних это еще не высшая мера наказания!

ПЯТИДЕСЯТИЛЕТНИЙ ЮБИЛЕЙ Колеса, захлебываясь, стучат и стучат.
За окном черная ночь, и прыгают стаями золотые головастики — искры паровоза.
В вагоне мрак. Трясет и кажется, вот-вот, огарок свечи потухнет и станет совсем темно. Пассажиров мало. В на
шем купэ четверо. Двое спят на верхних койках. А другие двое — это я и напротив сидящий незнакомец. Он дер
жит свою дынеобразную голову так, как будто у него чирий на шее. Много курит и ежеминутно, поглаживая каштановую бороденку, приговаривает:
— Так-то оно, дела-делишки.
Голос у него приятный и тихий.
— Сегодня десятилетие советской власти. Музыка, красные флаги и речи. На одно электричество сколько денег ухлопают... Так-то оно, дела делишки. Десятилетие... Кто празднует деа тилетие, а вот я лично праздную пятидеся
тилетие. Так сказать, пятидесятилетний юбилей существования советской власти. Понятно?
— Нет, говорю, непонятно.
— Так-то оно, дела-делишки... Вот, слушайте.
И голос его еще тише и мягче:— Вот, слушайте.
— 1 ысяча девятьсот восемнадцатый год. Только советская власть встала на
ноги. Помню февраль месяц. Ночь. Стук. Бахтарарах. Кто там? Обыск. Искали, искали. Все вверх дном. Нашли под фикусами золотые часы, портсигар и браслет.
Посадили. Десять лет. Разные амнистии. Третье, десятое. Освободили. Ты
сяча девятьсот двадцатый. Ночь. Стук.
Тахтарарах. Обыск. Нашли: сахару двадцать фунтов — кускового. Белой муки пуд — крупчатки. В самоварной тру
бе николаевских и керенок. Судили. Двадцать пять лет. Амнистии. Третье, десятое. Освободили. Так-то оно, деладелишки. Нэп. Живем опять, но не надолго. Перебрался из провинции в Москву. Илгинка. Черная биржа. Вашинг

тонские. Фунты. Десятки. Караты.

И вдруг бац: — Ваши документы? Чем занимались до и после? Какое участие принимали в Октябрьской? М«ого во
просов, коровий ответ. Три года. Нуте-ка, сосчитайте, сколько это? Итого, как говорится, с посудой.
Десять плюс четвертак, да еще три. Кажись, на всех языках выйдет три
дцать восемь. Тридцать восемь лет! Такто оно, дела-делишки.
Теперь дальше. В тысяча девятьсот двадцать четвертом чорт меня дернул переброситься на Северный Кавказ. Хлебные заготовки. Гагоны. Пшеница. На
чальники станц й. ПЧ. ТЧ. Начальники тяги. Много их там. Одним словом, железная дорога. Не подмажешь, не да

дут вагоны. Дал. Взяли. Посадили. Три

года. Амнистий меньше. Но в Допр е, кто работает, засчитывают один день — два дня. Третье, десятое. Но на этот раз и за „третье и десятое припаяли еще четыре.
Итак, мы имеем тридцать восемь, да накиньте еще три и четыре. Итого сорок пять. Так-то оно, дела-делишки.
Опять в Москве. Мануфактура. В провинции нет. В Москве есть. Для кооперации— пожалуйста. Частнику нет. Организовали кооператив „Рабочий Па
харь “. Бумаги в порядке. Печать и номер. „Не задерживайте, отпускайте мануфак
туру в первую очередь дли крестьян и рабочих . Возили, воз ли. Ревизия. Хо
рошо еще, что не показательный. Пять лет со строгой. Итого, как говорится, с посудой - пятьдесят лет.
Пятьдесят лет! Это тебе не какое нибудь десятилетие. Так-то оно, деладелишки... Пятьдесят годков!
Но это тоже пустяк. А то у меня есть приятель, так он еще в прошлом году праздновал свой столетний юбилей. Вы спите?
Свеча потухла. Колеса, захлебываясь, стучат и стучат. За окном—черная ночь и стаями золотые головастики.
Б. Левин

УЖЕ ДЕСЯТЬ ЛЕТ, НО...

Рис. Шемиота