ВСЮДУ жизнь

КОМИССИЯ (хором): — Какой прелестный ребенок!

ВЕЛИКИЙ ПОРЫВ

Я люблю энергичных людей. Не любить их
нельзя. Верьте слову. Посмотрите, посмотрите, вот идут двое .Один — рыхлый тридцати
летний мужчина с сонным лицом, в мягкой шляпе и с дурацкой кляксой волос под нижней губой. Посмотрите, как вяло он передвигает ноги, какая зверская скука перекосила его глад
кую морду Вглядитесь — ему скучно есть, скучно спать, скучно работать, скучно жить. Но зато
рядом с ним несется, подпрыгивая, личность, при виде которой даже грудному ребенку становится ясным что личность эта — энергия, по
рыв, смерч... Посмотрите, как небрежно с ехала кепка на затылок личности, как личность, забе
гая вперед, вдруг останавливается и кричит на всю улицу: „Ты не прав, Никифор, и я сейчас тебе это докажу!11. Посмотрите, посмотрите — ведь это падающее с носа пенснэ, этот победно развевающийся галстук, эти острые колени — это сама жизнь, жизнь кипучая, полная поры
вов и ошибок, великих открытий и заблуждений, жизнь чертовски прекрасная во всех ее многогранных проявле...
Я люблю энергичных людей.
Товарищ Терпейский — мой сослуживец. Мы ежедневно сталкиваемся с ним в темном редак
ционном коридоре, жмем руки и расходимся по своим комнатам. В течение дня мы видимся
не менее десяти раз. И каждая новая встреча все более и более убеждает меня в том, что Терпейский ни что иное, как большой, умело организованный, базисный склад энергии.
Терпейский—отличный журналист. Его фелье тоны — резки, сжаты, образны и остры. Диалог — само совершенство. Быстрота работы — сногсшибательна.
Если бы меня разбудили ночыо после товарищеской вечеринки и спросили бы: „Скажите, может ли Терпейский перевернуть гору?“,— я бы ответил: „Кто? Терпейский? Гору? Конечно, может!
Однако, слушайте. То, что я вам сейчас расскажу,—- сущая правда.
— Милый,— сказал мне как-то за обедом Терпейский,— ты не поверишь, но в бюрократизме меня больше всего возмущает косность языка. Я но ищу корней бюрократизма, я не хочу их искать, ибо я знаю, что в тот хюмент, когда официальные бумажки освободятся от затхлой казенщины, идущей со времен под ячих допет
ровского времени,— бюрократизму придет ковец. При виде бумажки, начинающейся словами „С получением сего , я сатанею... О! Если бы
мне пришлось перейти на административную работу, я бы показа \ им, как нужно писать бумажки. Я бы по-ка-тал!..
Верьте — не верьте, но в этот же день Терпейский был назначен главой некоего административного учреждения. Как нарочно.

* *

*

Терпейский пришел в свой кабинет, сорвал плакат „Без доклада не входить и сел за письменный стол.
— Вот, товарищ заведующий,— почтительно сказал начканц,— подпишите бумажку.
Терпейский прочел и побагровел.
— Это что такое? — загремел он. — Б-б-бумаж-жка. — Прочтите.
Начканц прочел:
— „Начальнику сортировочно-методического отдела. Лично. Срочно. Сов. секретно. На № АМДЦ 85/315/000/83/У. С получением сего настоящим извещаю (зачеркнуто) имею известить вас на предмет присылки, начиная с сего квар
тала, отчетных сведоний в порядке, указанном в пункте Б соответствующего циркуляра, каковые таковые помянутые отчетные сведения надлежит неукоснительно в кратчайший срок представить
на распоряжение, о чем вы сим извещаетесь для сведения.
Приложение: без приложения. Зачеркнутому „извещаю — не верить .
Терпейский бешено затопал ногами. Потом успокоился.
— Дайте бумажку,— сказал он,— я исправлю. Оторвав по старой журналистской привычке
узенький листок бумаги, Терпейский минуту подумал и быстро стал строчить.
— Вот. Бумажка. Читайте.
Начканц трясущимися руками протер очки и принялся читать:
— „Дорогой начальник сортировочно-методического отдела! Есть такая погоьорка — „Чем дальше в лес, тем больше дров . Так и у вас получилось с отчетностью. Мы вам бумажки пишем, а вы, извините, чепуху присылаете. Так вот, дружище, как получите нашу бумаженцию, сейчас же пишите отчет по пункту Б (Увы! Менее банально выразиться не могу1) и гоните нам, чем скорей, тем лучше. Ну, прощайте, ми
лый. Кланяйтесь знакомым. Обратите внимание на то, что бумажку посылаю без номера. К чему это? Лишняя волокита. Верно? Ну, ну, не буду вас задерживать. Уваж. вас. Терпейский .
Торпейский вытер платком потный лоб. Начканц почтительно удалился.
— Обломаем! — сказал в коридоре начканц обступившим его служащим,— и не таковских обламывали.

* *

*

Прошел год. В редакции о Терпейском стали понемногу забывать. Только иногда вдруг ктонибуда вздыхал и говорил:
— Эх! Нет Терпейского1 Горячий был человек!.. Нет у нас после Терпейского хорошего фельетона.
Однажды, придя в редакцию, я был ошеломлен. За столом сидел Терпейский. Он стал
гораздо солиднее, пополнел и завел под нижнем губой эспаньолку.
— Здравствуйте, дорогой товарищ,— сказал он мне,— садитесь. вас слушаю. Ну-с. Покороче.
На лице моего друга застыла скука.
Я выбежал в коридор, сдерживая рыдание. От сотрудников я узнал, что Терпейский снова назначен к нам в редакцию.
— Ну, теперь опять будет у нас хороший фельетон...— говорили сотрудники неуверенно.
На другой день я развернул газету и ахнул. Под заголовком „Маленький фельетон было
написано: „Сим имею известить вас на предмет появления помянутого фельетона, каковой таковой...
Я не читал дальше. К чему?.. Обломали таки беднягу.
Я люблю энергичных людей.

Евг. Петров

„РАЗГОВОР СУМАСШЕДШИХ В пивных бутылках пряча взор,

Вполголоса, с улыбкой скрытной Вели два типа разговор
Весьма и очень любопытный:
— „Ну и делов я натворил!.. —
Сказал один, мигнувши глазом:— „Сегодня, знаешь, я родил
Не одного, а двойню разом!.. Другой ответил:—„Браво, бие! Да, это, безусловно, номер!.. Но у меня чудней сюрприз:
Представь, ведь я сегодня... помер!..“
Родящий муж... Живой мертвец... Что тут? Безумия гримасы?.. Нет, это темненький делец
Пособье тянет из страхкассы...

Аргус

Рис. А. Радакова

Многие дачи МОНО заняты совершенно посторонними МОНО лицами. На трех дачах МОНО не найдено ни одного ребенка.