лаетъ намъ вполнѣ понятнымъ то имя, которымъ греки нарекли египетское чудовище. Они назвали его Сфинксомъ; а это слово — Sphinx по гречески женскаго рода — означаетъ именно ,душительница‘.
Откуда эта послѣдняя метаморфоза? — Она связана съ представленіями о ,КерѢ‘, летучей богинѣ смерти. ,Улетающая‘ послѣ смерти тѣла душа естественно пред
ставлялась окрыленной; окрыленной же должна была быть и ея похитительница. Это — главное; остальное — частности. Страшныя крылатыя существа, которыми восточная фантазія ссудила впечатлительныхъ грековъ, одно за другимъ раствори
лись въ общемъ понятіи Керы: и Гарпія, и грифонъ, и Химера, и Сирена, и Сфинксъ. БолѢе точныхъ опредѣленій здѣсь требовать нельзя. Почему ,душительницей‘ стала именно женщина-львица, а не женщина-птица, львица-коза и т. д.? Если причина тутъ и была, то она намъ неизвѣстна; а можетъ быть, и причины особой не было.
Но разъ ставъ демономъ смерти, Сфинксъ занялъ подобающее таковому мѣсто въ надгробныхъ памятникахъ, наравнѣ съ Сиреной. Эту мы охотно представляемъ себѢ, въ соотвѣтствіи съ ея птичьей натурой, надгробной пѣвицей, изливающей
въ жалобныхъ звукахъ вѣчное горе о погибшей жизни, объ осиротѣлой любви; но Сфинксъ молчитъ. Прочно покоясь своимъ львинымъ туловищемъ на могильной плитѣ, онъ безмолвно смотритъ на насъ своими большими таинственными глазами, какъ живой символъ великой, неразрѣшимой загадки — смерти.
Загадочный Сфинксъ... Но этимъ мы внесли въ его естество нѣчто новое; мы сдѣлали это, слѣдуя особой, быть можетъ даже случайной, струѣ его преданія, которая, тѣмъ не менѣе, имѣла большое вліяніе на представленіе о немъ позднѣйшихъ людей.
ӀӀӀ
Недалеко отъ Ѳивъ — этотъ разъ греческихъ, семивратныхъ — возвышалась гора, носившая непонятное имя — ,Фикійской‘.
Народная фантазія не любитъ непонятныхъ именъ; она старается ихъ по своему объяснить, причемъ ее ничуть не смущаетъ, если она порою, вмѣсто объясненія, ставитъ игрекъ на мѣсто икса. ,Фикійская‘ гора была названа такъ потому, что здѣсь нѣкогда жила нѣкая Фиксъ. — А кто такая Фиксъ? — О, это цѣлая исторія; послушайте, если не скучно.
Въ оные дни царемъ Ѳивъ былъ Лаій. Будучи гостемъ Пелопа, онъ съ любострастной цѣлью похитилъ его миловиднаго сына, Хрисиппа. Огорченный отецъ проклялъ его: да не родится у него сынъ, а если родится, то да убьетъ онъ собственнаго отца. Вняла проклятію съ высоты Киѳерона Гера, богиня брака и законной любви; узналъ о немъ и Лаій. Когда у него родился сынъ отъ его жены
К. С. Петровъ-Водкинъ. ,Колдуньи (масло—1908).К. Petroff-Vodkine. ,Les sorcières (huile).
ваянія и зодчества. Черезъ шесть лѣтъ Петровъ-Водкинъ оканчиваетъ эту школу, работая послѣдніе годы въ мастерской Сѣрова, что несомнѣнно должно было сказаться если не въ дальнѣйшемъ художественномъ складѣ его, то въ принципіально-вырабо
танномъ отношеніи къ работѣ. Этотъ школьный періодъ совпадаетъ еще съ властью
,настроенія‘ въ живописи, подъ вліяніемъ котораго находились и самъ Петровъ- Водкинъ, и кружокъ его товарищей, включавшій такихъ интересныхъ, выдающихся современныхъ живописцевъ, какъ Павелъ Кузнецовъ, Сарьянъ и Уткинъ. Но, оче
видно, въ этомъ кружкѣ уже тогда зарождались иныя стремленія, и любопытно отмѣтить, какими различными путями пошли потомъ всѢ эти даровитые товарищи. Во всякомъ случаѣ, въ періодъ школьнаго обученія и Петровъ-Водкинъ прошелъ обычную ,науку‘ всѣхъ даровитыхъ выходцевъ изъ провинціи, которые почти неминуемо кончаютъ или Академіей Художествъ, или московской Школой.
ТѢмъ интереснѣе дальнѣйшій рядъ метаморфозъ, произошедшихъ въ немъ и благодаря широкому его знакомству съ европейской живописью, и благодаря чрезвы
Откуда эта послѣдняя метаморфоза? — Она связана съ представленіями о ,КерѢ‘, летучей богинѣ смерти. ,Улетающая‘ послѣ смерти тѣла душа естественно пред
ставлялась окрыленной; окрыленной же должна была быть и ея похитительница. Это — главное; остальное — частности. Страшныя крылатыя существа, которыми восточная фантазія ссудила впечатлительныхъ грековъ, одно за другимъ раствори
лись въ общемъ понятіи Керы: и Гарпія, и грифонъ, и Химера, и Сирена, и Сфинксъ. БолѢе точныхъ опредѣленій здѣсь требовать нельзя. Почему ,душительницей‘ стала именно женщина-львица, а не женщина-птица, львица-коза и т. д.? Если причина тутъ и была, то она намъ неизвѣстна; а можетъ быть, и причины особой не было.
Но разъ ставъ демономъ смерти, Сфинксъ занялъ подобающее таковому мѣсто въ надгробныхъ памятникахъ, наравнѣ съ Сиреной. Эту мы охотно представляемъ себѢ, въ соотвѣтствіи съ ея птичьей натурой, надгробной пѣвицей, изливающей
въ жалобныхъ звукахъ вѣчное горе о погибшей жизни, объ осиротѣлой любви; но Сфинксъ молчитъ. Прочно покоясь своимъ львинымъ туловищемъ на могильной плитѣ, онъ безмолвно смотритъ на насъ своими большими таинственными глазами, какъ живой символъ великой, неразрѣшимой загадки — смерти.
Загадочный Сфинксъ... Но этимъ мы внесли въ его естество нѣчто новое; мы сдѣлали это, слѣдуя особой, быть можетъ даже случайной, струѣ его преданія, которая, тѣмъ не менѣе, имѣла большое вліяніе на представленіе о немъ позднѣйшихъ людей.
ӀӀӀ
Недалеко отъ Ѳивъ — этотъ разъ греческихъ, семивратныхъ — возвышалась гора, носившая непонятное имя — ,Фикійской‘.
Народная фантазія не любитъ непонятныхъ именъ; она старается ихъ по своему объяснить, причемъ ее ничуть не смущаетъ, если она порою, вмѣсто объясненія, ставитъ игрекъ на мѣсто икса. ,Фикійская‘ гора была названа такъ потому, что здѣсь нѣкогда жила нѣкая Фиксъ. — А кто такая Фиксъ? — О, это цѣлая исторія; послушайте, если не скучно.
Въ оные дни царемъ Ѳивъ былъ Лаій. Будучи гостемъ Пелопа, онъ съ любострастной цѣлью похитилъ его миловиднаго сына, Хрисиппа. Огорченный отецъ проклялъ его: да не родится у него сынъ, а если родится, то да убьетъ онъ собственнаго отца. Вняла проклятію съ высоты Киѳерона Гера, богиня брака и законной любви; узналъ о немъ и Лаій. Когда у него родился сынъ отъ его жены
К. С. Петровъ-Водкинъ. ,Колдуньи (масло—1908).К. Petroff-Vodkine. ,Les sorcières (huile).
ваянія и зодчества. Черезъ шесть лѣтъ Петровъ-Водкинъ оканчиваетъ эту школу, работая послѣдніе годы въ мастерской Сѣрова, что несомнѣнно должно было сказаться если не въ дальнѣйшемъ художественномъ складѣ его, то въ принципіально-вырабо
танномъ отношеніи къ работѣ. Этотъ школьный періодъ совпадаетъ еще съ властью
,настроенія‘ въ живописи, подъ вліяніемъ котораго находились и самъ Петровъ- Водкинъ, и кружокъ его товарищей, включавшій такихъ интересныхъ, выдающихся современныхъ живописцевъ, какъ Павелъ Кузнецовъ, Сарьянъ и Уткинъ. Но, оче
видно, въ этомъ кружкѣ уже тогда зарождались иныя стремленія, и любопытно отмѣтить, какими различными путями пошли потомъ всѢ эти даровитые товарищи. Во всякомъ случаѣ, въ періодъ школьнаго обученія и Петровъ-Водкинъ прошелъ обычную ,науку‘ всѣхъ даровитыхъ выходцевъ изъ провинціи, которые почти неминуемо кончаютъ или Академіей Художествъ, или московской Школой.
ТѢмъ интереснѣе дальнѣйшій рядъ метаморфозъ, произошедшихъ въ немъ и благодаря широкому его знакомству съ европейской живописью, и благодаря чрезвы