туют многие, трафаретно возводя первого в вожди либеральных монархистов, а второго ставя во главу буржуазного демо
кратизма. Этого рода вопросы требуют своего вдумчивого иного решения.
Государственной власти предстояла борьба на несколько фронтов разом. Оба лагеря мобилизовались, и оба — одни со страхом, другие с радостной надеждой — верили в скорое насту
пление момента решительной схватки, которым считали лето 1863 года, когда, по убеждению левой интеллигенции, крестьянство должно было, поддержав, если не социалистов, то во вся
ком случае демократов, повалить в бой за свои права, нагло попранные в «великую» реформу 19 февраля 1861 года. Либе
ральные дворяне верили в благоразумие власти и полагали, чта она пойдет на некоторые конституционные уступки, чтобы сохранить свое господствующее положение.
Ясно, что момент появления двух новых борцов очень важен и крайне интересен. Феодальное дворянство и крупная буржуа
зия не положили, конечно, своего освященного властью оружия. Не имея теоретически понятия о законе классовой борьбы,
обозначавшиеся класссы тем не менее, как и всегда, вступали в долголетний и, конечно, непримиримый конфликт. Класс пролетариата еще не был скомплектован экономикой страны; промышленный капитал еще не дал тех его громадных рядов, которые пришли на сцену тридцать лет спустя и потом властно и победоносно разыграли генеральное сражение октября 1917 года. Крестьянство же, после весьма энергичных правительственных залпов и тюрем 1861 —62 годов смолкшее, затихшее,
еще долго и потом в своей массе не решалось поднять руку на государственную власть, осененную в его глазах священной мантией царя божиею милостью.
ческую и политическую идеологию, во многом заимствуемую с Запада, где буржуазия к тому времени была уже вполне действенным элементом классовой борьбы. Часть ее (не исклю
мессианство России, основывая его на таких «особенностях», какова, например, крестьянская община.
кратизма. Этого рода вопросы требуют своего вдумчивого иного решения.
Государственной власти предстояла борьба на несколько фронтов разом. Оба лагеря мобилизовались, и оба — одни со страхом, другие с радостной надеждой — верили в скорое насту
пление момента решительной схватки, которым считали лето 1863 года, когда, по убеждению левой интеллигенции, крестьянство должно было, поддержав, если не социалистов, то во вся
ком случае демократов, повалить в бой за свои права, нагло попранные в «великую» реформу 19 февраля 1861 года. Либе
ральные дворяне верили в благоразумие власти и полагали, чта она пойдет на некоторые конституционные уступки, чтобы сохранить свое господствующее положение.
Ясно, что момент появления двух новых борцов очень важен и крайне интересен. Феодальное дворянство и крупная буржуа
зия не положили, конечно, своего освященного властью оружия. Не имея теоретически понятия о законе классовой борьбы,
обозначавшиеся класссы тем не менее, как и всегда, вступали в долголетний и, конечно, непримиримый конфликт. Класс пролетариата еще не был скомплектован экономикой страны; промышленный капитал еще не дал тех его громадных рядов, которые пришли на сцену тридцать лет спустя и потом властно и победоносно разыграли генеральное сражение октября 1917 года. Крестьянство же, после весьма энергичных правительственных залпов и тюрем 1861 —62 годов смолкшее, затихшее,
еще долго и потом в своей массе не решалось поднять руку на государственную власть, осененную в его глазах священной мантией царя божиею милостью.
Естественно, что одновременно с своим нарождением разночинная интеллигенция начинала складывать свою социологи
ческую и политическую идеологию, во многом заимствуемую с Запада, где буржуазия к тому времени была уже вполне действенным элементом классовой борьбы. Часть ее (не исклю
чая и социально - революционной) поддерживает историческое
мессианство России, основывая его на таких «особенностях», какова, например, крестьянская община.