Недолго пришлось~’гему стоять безъ дѣла, въ одинъ прекрасный день пришли греческіе люди и принесли жалобу на турокъ.
— Обижаютъ васъ?—спросилъ Николай. — Обижаютъ.
— Л что дадите за защиту?
Стали торговаться. Николай размышлялъ:
— Турки народъ не очень сильный. Пожалуй, что не сильнѣе врага внутренняго. Не долго съ нимъ нужно будетъ возиться. Опятъ же Константинополь...
Еще задолго до Милюкова русскіе цари были въ вопросѣ о Константинополѣ ярыми милюковцами.
При словѣ ,>Константинополь у русскихъ царей начинала слюнка течь, и глядя на шапку Мономаха, они съ презрѣніемъ говорили:
— Тоже шапченка!... Вотъ корона византійскихъ императоровъ—вещь!
И спали, и видѣли во снѣ, какъ поверхъ короны польской, финляндской, россійской и прочая и прочая и прочая, на* дѣта корона византійскихъ императоровъ.
— Пойду за короной въ Константинополь!—рѣшилъ царь:—И съ грековъ что нибудь стянуть можно будетъ. Николай Павловичъ объявилъ войну Турціи.
Но тутъ случилось непредвидѣнное обстоятельство.
Наши вѣчные испытанные друзья англичане рѣшили по дружески вонзить намъ кинжалъ въ спину. To-же самое рѣшили сдѣлать французы.
Увидѣлъ Николай Первый, что дѣло плохо, и подумалъ было:
— Не бросить-ли это дѣло? Богъ съ нимъ, съ Константинополемъ, своихъ столицъ не мало: Петербургъ, Москва, Кіевъ, Казань.
Но передумалъ и рѣшилъ: — Авось, побѣдимъ. Ему робко говорили:
— Армія плохо вооружена...
— Авось, сойдетъ!—отвѣчалъ Николай. — Флотъ дрянной. Куда ему противъ англійскаго? — Авось, выдержитъ!—отвѣчалъ Николай.
— Желѣзныхъ дорогъ нѣтъ. Пока войска дойдутъ до Чернаго моря....
Но Николай отвѣчалъ: — Авось, дойдутъ.
По обычаю русскихъ царей, Николай назначилъ главнокомандующимъ самаго бездарнаго изъ своихъ генераловъ.
Когда этотъ генералъ былъ разбитъ, его замѣнили другимъ, еще болѣе бездарнѣйшимъ.
Когда и этотъ генералъ былъ разбитъ, Николай, поіобно отцу своему Павлу, умеръ естественной смертью... Какъ говоритъ добрая русская пословица,—„въ Бозѣ почилъ .
Историки полагали, что Николай Первый былъ наихудиій изъ Николаевъ и что такого уже быть-не можетъ. Глупцы! Они не предвидѣли Николая Второго!..
О. Л. ДОръ. Во слѣдующемъ №—„Александра Второй“.
Нѣкто, услыхавъ, что петроградскимъ тюремнымъ инспекторомъ назначенъ поэтъ Красный (адвокатъ К. М. Антиповъ), воскликнулъ:
— Ну, времена!.. Даже тюремный инспекторъ, и готъ—-Красный!
Рис. М. См. В. В.
(Истинная исторія грѣхопаденія прародителей,
Сидѣлъ въ раю Адамъ,
Какъ водится, безъ дѣла, А рядомъ съ нимъ мадамъ На корточкахъ сидѣла. Й говорила такъ:
«Не мужъ ты, а дуракъі Одинъ лишь идіотъ
Не вѣдаетъ объ этомъ, Что всѣхъ вкуснѣе плодъ— Тотъ, коій подъ запретомъ!
Къ чему-жъ намъ дрянь-то ѣсть, Лицо сводя въ гримасы,
Коль скоро рядомъ есть Такіе ананасы?!»
Но отвѣчалъ Адамъ:
— Угомонись, мадамъ1 Палилъ костеръ Адамъ, Дабы согрѣться лучше;
Бокъ-о-бокъ съ нимъ мадамъ Подкладывала сучья И говорила такъ:
< Одумайся, дуракъ!
Вѣдь ясно-жъ, наконецъ, Ребенку даже это:
Не безъ причинъ Творецъ Кладетъ на фрукты veto! Пошевели хоть разъ,
Какъ слѣдуетъ, мозгами,— Скрываетъ онъ отъ насъ
Возможность стать богами! Но отвѣчалъ Адамъ:
— Угомонись, мадамъ!
Потѣлъ въ травѣ Адамъ Надъ выдѣлкой кинжала,
А рядомъ съ нимъ мадамъ На животѣ лежала И говорила такъ:
«Давай разводъ, дуракъ!.. Что?.. Нѣтъ, братъ!.. Не проси!.. Довольно, милъ-дружочекъ! Разводъ! иль—откуси
Отъ яблочка кусочекъ!!
Ты видишь, я ужъ ѣмъ... Языкъ въ блаженствѣ тонетъ: Восторгъ!., а между тѣмъ,— Никто меня не тронетъ!» Но отвѣчалъ Адамъ:
•— Пошла къ чертямъ, мадамъ!.. Занѣ: не оттого
Я не вкушалъ отъ древа, Что трепеталъ Его
Карающаго гнѣва,—
Нѣтъ! Сердцу храбреца Играть со смертью—мило! ^ А... стыдно за Творца Мучительно мнѣ было,
Что мнилъ провесть мой умъ Такою ерундою,
Какъ будто наобумъ
Брожу я подъ луною!.. И кончилъ такъ Адамъ:
— Давай твой плодъ, мадамъ!!
— Обижаютъ васъ?—спросилъ Николай. — Обижаютъ.
— Л что дадите за защиту?
Стали торговаться. Николай размышлялъ:
— Турки народъ не очень сильный. Пожалуй, что не сильнѣе врага внутренняго. Не долго съ нимъ нужно будетъ возиться. Опятъ же Константинополь...
Еще задолго до Милюкова русскіе цари были въ вопросѣ о Константинополѣ ярыми милюковцами.
При словѣ ,>Константинополь у русскихъ царей начинала слюнка течь, и глядя на шапку Мономаха, они съ презрѣніемъ говорили:
— Тоже шапченка!... Вотъ корона византійскихъ императоровъ—вещь!
И спали, и видѣли во снѣ, какъ поверхъ короны польской, финляндской, россійской и прочая и прочая и прочая, на* дѣта корона византійскихъ императоровъ.
— Пойду за короной въ Константинополь!—рѣшилъ царь:—И съ грековъ что нибудь стянуть можно будетъ. Николай Павловичъ объявилъ войну Турціи.
Но тутъ случилось непредвидѣнное обстоятельство.
Наши вѣчные испытанные друзья англичане рѣшили по дружески вонзить намъ кинжалъ въ спину. To-же самое рѣшили сдѣлать французы.
Увидѣлъ Николай Первый, что дѣло плохо, и подумалъ было:
— Не бросить-ли это дѣло? Богъ съ нимъ, съ Константинополемъ, своихъ столицъ не мало: Петербургъ, Москва, Кіевъ, Казань.
Но передумалъ и рѣшилъ: — Авось, побѣдимъ. Ему робко говорили:
— Армія плохо вооружена...
— Авось, сойдетъ!—отвѣчалъ Николай. — Флотъ дрянной. Куда ему противъ англійскаго? — Авось, выдержитъ!—отвѣчалъ Николай.
— Желѣзныхъ дорогъ нѣтъ. Пока войска дойдутъ до Чернаго моря....
Но Николай отвѣчалъ: — Авось, дойдутъ.
По обычаю русскихъ царей, Николай назначилъ главнокомандующимъ самаго бездарнаго изъ своихъ генераловъ.
Когда этотъ генералъ былъ разбитъ, его замѣнили другимъ, еще болѣе бездарнѣйшимъ.
Когда и этотъ генералъ былъ разбитъ, Николай, поіобно отцу своему Павлу, умеръ естественной смертью... Какъ говоритъ добрая русская пословица,—„въ Бозѣ почилъ .
Историки полагали, что Николай Первый былъ наихудиій изъ Николаевъ и что такого уже быть-не можетъ. Глупцы! Они не предвидѣли Николая Второго!..
О. Л. ДОръ. Во слѣдующемъ №—„Александра Второй“.
ПОДЪ ЦВѢТЪ.
Нѣкто, услыхавъ, что петроградскимъ тюремнымъ инспекторомъ назначенъ поэтъ Красный (адвокатъ К. М. Антиповъ), воскликнулъ:
— Ну, времена!.. Даже тюремный инспекторъ, и готъ—-Красный!
Рис. М. См. В. В.
то, что было.
(Истинная исторія грѣхопаденія прародителей,
Сидѣлъ въ раю Адамъ,
Какъ водится, безъ дѣла, А рядомъ съ нимъ мадамъ На корточкахъ сидѣла. Й говорила такъ:
«Не мужъ ты, а дуракъі Одинъ лишь идіотъ
Не вѣдаетъ объ этомъ, Что всѣхъ вкуснѣе плодъ— Тотъ, коій подъ запретомъ!
Къ чему-жъ намъ дрянь-то ѣсть, Лицо сводя въ гримасы,
Коль скоро рядомъ есть Такіе ананасы?!»
Но отвѣчалъ Адамъ:
— Угомонись, мадамъ1 Палилъ костеръ Адамъ, Дабы согрѣться лучше;
Бокъ-о-бокъ съ нимъ мадамъ Подкладывала сучья И говорила такъ:
< Одумайся, дуракъ!
Вѣдь ясно-жъ, наконецъ, Ребенку даже это:
Не безъ причинъ Творецъ Кладетъ на фрукты veto! Пошевели хоть разъ,
Какъ слѣдуетъ, мозгами,— Скрываетъ онъ отъ насъ
Возможность стать богами! Но отвѣчалъ Адамъ:
— Угомонись, мадамъ!
Потѣлъ въ травѣ Адамъ Надъ выдѣлкой кинжала,
А рядомъ съ нимъ мадамъ На животѣ лежала И говорила такъ:
«Давай разводъ, дуракъ!.. Что?.. Нѣтъ, братъ!.. Не проси!.. Довольно, милъ-дружочекъ! Разводъ! иль—откуси
Отъ яблочка кусочекъ!!
Ты видишь, я ужъ ѣмъ... Языкъ въ блаженствѣ тонетъ: Восторгъ!., а между тѣмъ,— Никто меня не тронетъ!» Но отвѣчалъ Адамъ:
•— Пошла къ чертямъ, мадамъ!.. Занѣ: не оттого
Я не вкушалъ отъ древа, Что трепеталъ Его
Карающаго гнѣва,—
Нѣтъ! Сердцу храбреца Играть со смертью—мило! ^ А... стыдно за Творца Мучительно мнѣ было,
Что мнилъ провесть мой умъ Такою ерундою,
Какъ будто наобумъ
Брожу я подъ луною!.. И кончилъ такъ Адамъ:
— Давай твой плодъ, мадамъ!!