говаривать. Ну значитъ, кулиго что нибудь хочешь, а только и знаешь: ихъ либе дихъ, да еще—хохъ. Повертишься такъ, скажешь что-нибудь, а ужъ нѣмецкій при
казчикъ, завертываетъ покупку, иначе — консулу пожалуется...
— И какъ-же вы?
—Да ничего, привыкли. Зайдешь “рамку купить, и уходишь съ дѣтской кроваткой.
— А своихъ магазиновъ у васъ нѣтъ — участливо спросила толстая итальянка.
— Своихъ? Мало. Есть два три—краденымъ торгуютъ. Такъ за эго преслѣдуютъ. Фабрикъ вотъ много...
— А что вырабатываютъ?
— Помилуйте — гдѣ-же разобрать... Что вырабатываютъ—то въ Германію и увозятъ. Фабричные инспектора только по отбросамъ и догадываются, либо по запаху...
Ко>кей пахнетъ—кожаныя вещи дѣлаютъ значитъ, мыломъ пахнетъ—мыло варятъ...
— Ну, а въ обращеніи съ вами какъ нѣмцы?
— Нѣмцы? Прекрасные парни, я вамъ доложу... Въ прошломъ августѣ одинъ моему шурину даже руку подалъ. Не гордый нѣмецъ... Очень обходительный.
Всѣ сочувственно вздохнули. Двѣ мелкихъ рыбешки высунувшихся изъ воды и молча слушавшихъ разсказъ, поставили хвосты штопоромъ и снова юркнули въ воду. Кельнеръ подававшій русскому лимонный сиропъ, подсу
нулъ подъ бокалъ два франка и подмигнулъ русскому на нихъ.
— Ну, а какъ общественная жизнь у васъ?—спросилъ швейцарецъ—дожимаютъ, навѣрно, нѣмцы?
— Нѣмцы? Ни каплюшечки—добродушно ухмыльнулся русскій—собирайся скольчо угодно, говори что угодно.. И никакой отвѣтственности. Взять хотя-бы моего пріятеля Сеню Топырина—чуть увидитъ нѣмца, сейчасъ-же на него, да какъ закричитъ: да здравствуетъ Германія... И хоть-бы что... Одинъ разъ только заставили въ конюшнѣ лошадей чистить, да и то не за слова тамъ разныя, а что мѣста на скамейкѣ нѣмецкой боннѣ не уступилъ... И печатать можно все, что угодно. Газетъ, конечно, нѣтъ — надоѣли они ужъ, книги въ Германіи печатаются — сонники, пова
ренныя книги, оракулы, а печатають больше по домамъ... Кто кредитки, кто почтовыя марки —надо же чѣмъ-нибудь питаться...
— Ну и ничего?—упавшимъ голосомъ спросилъ швейцарецъ.—Не жалуетесь вообще на положеніе?
— Мы то? Да что вы... Привыкли уже... Жизнь у насъ спокойная, тихая...
Длинный американецъ всталъ со своего мѣста, подошелъ къ русскому, сочно поцѣловалъ его въ лобъ и заплакалъ. Обѣ толстыя итальянки полѣзли за платками.
Француженка побѣжала упасть въ обморокъ на песчаный холмикъ...4
Русскій добродушна улыбнулся. * *
*
Вечеромъ онъ писалъ’женѣ письмо.
— Милая Екатеринхенъ. Ихъ либе дихъ. Здѣсь меня принимаютъ очень тепло, всѣ заинтересованы мной, а одинъ американецъ хочетъ подарить даже семь долларовъ. Пода
ритъ—купимъ особнякъ на Морской. Меня очень трогаетъ общее сочувствіе и ласка. А говорили, что и носа будто-бы показать нельзя нашему брату за границей...
Ѳерм. Харибдовъ.
ѢДЕТЪ..
Бдетъ Фрицъ—нѣмецкій братъ. Почему-жъ душа не рада?..
Фрицъ стремится—въ Петроградъ, Я—изъ Петрограда.
Фрицъ везетъ съ собой баулъ,
Въ немъ подарковъ всѣмъ - не мало. — Вотъ и я!
— Ты?! Караулъ!..
(Вотъ поймите же нахала...)
Фрицъ и пищу разжуетъ,
Фрицъ научитъ шить и штопать. Мэдъ инъ жерман’скихъ свободъ Сколько хочешь можешь лопать.
Фрицъ настряпаетъ котлетъ, Фрицъ одѣнетъ и обуетъ,
Дастъ порядокъ на пять лѣтъ, Всѣ пылинки съ платья сдуетъ.
Почему-жъ, когда къ плечу
Онъ прильнетъ съ любовной силой, Я тревожно зашепчу:
— Господи, поми-и-луй...?
Арк. Б.