ПОСЛѢДНЯЯ ОШИБКА.


Puс. К. Груса.


Слава Бегу! Церковь.




— Ой!..




ДНИ ЛЕГКІЕ И ТЯЖЕЛЫЕ.


Надо было какъ то одной моей доброй знакомой возвращаться въ Россію. Жила она съ братомъ гдѣ-то на фіордахъ въ Норвегіи, подходитъ лѣто къ концу, въ Пи
терѣ ждутъ дѣла, надо ѣхать. Путь предстоялъ такой— пароходомъ, кусочекъ на лошадяхъ и по желѣзной дорогѣ. Долго составляли маршрутъ, и какъ ни расчитывали, все выходило такъ, что или выѣхать надо въ понедѣльникъ или пріѣдешь въ Питеръ въ пятницу. А дней этихъ боялась моя пріятельница пуще огня. Она уже соглашалась выѣхать въ понедѣльникъ, но пріѣхать въ столицу, передъ началомъ большого сезона, въ пятницу—низачто. Нашли выходъ. На промежуточной станціи встали, прожили день, и прибыли домой въ легкую и радостную субботу.
Да и вы, конечно, знаете, что день на день непохожъ. Что понедѣльникъ неважный день—всѣ знаютъ, а настояще—понимающій человѣкъ кромѣ того и пятницъ остерегается. Потому—тоже день неважный.
Такъ старики наши и жили потихоньку. И ничего себѣ жили. По Волгѣ шли караваны съ нефтью, лѣсомъ и хлѣбомъ, Либава грузила милліоны пудовъ сливочнаго масла, на Нижегородскую ярмарку ѣздили. А которые и въ Ирбитъ. Мануфактуры-то у Макарія сколько было! Нечего грѣха на душу брать—посылалъ Господь. И выходило, значитъ, такъ: одна седьмая-плохой жизни, это понедѣльникъ, одна седьмая—такъ себѣ, это пятница, и пять седь
мыхъ—отличной. Слава Тебѣ, Господи! Жить да жить. Пять седьмыхъ? Спасибо Тебѣ, Создатель, за пять седь
мыхъ! Много успѣю еще сдѣлать, думалось. Пять седьмыхъ! Дѣлать—не передѣлать, работать—не переработать!
Потомъ, случилось это октябрьскимъ ненастнымъ вече
ромъ, примѣтилъ я, какъ въ санитарномъ автомобилѣ англійскаго отряда везли парное мясо, бронзовую люстру и какіе-то ящики. Автомобиль то легонькій, англичане машины-то мастера строить, чистенькій, съ подъемными койками, со всѣми удобствами. Русскому народу отъ ан
глійской демократіи помочь чтобы посылали. Случилось
это во вторникъ. Джонъ Ричардсонъ съ пятой Авеню, когда узналъ правду объ автомобиляхъ, ничего не сказалъ, только трубка сильнѣе запыхтѣла.
А я въ простотѣ сказалъ—паршивый день, хоть и вторникъ.
Среда, скажемъ. Очень и очень не плохой былъ день. Балетный абонементъ, художественныя «среды», серединка недѣли—туда—сюда и суббота. Не плохой день раньше былъ. Вотъ только что по средамъ бань не было.
Первая продовольственная карточка выдана была въ среду, трамвайная плата повышена—въ среду, картошка исчезла—въ среду, новые деньги—въ среду. Ну, и получи
лось то, что теперь есть—день тяжелый, унылый и долгій, какъ безсрочная каторга.
Четвергъ прежде день былъ хоть куда. На четвергъ приходилось— завоеваніе Сибири, Куликовская битва, де
шевый почтовый тарифъ, мировые суды, кооперативный уставъ.
Теперь на четвергъ пришлось—продовольственная эпопея, Брестскій миръ, распыленіе арміи, недостача размѣнныхъ денегъ, конина. Денекъ, нечего сказать.
Суббота. Если я напомню вамъ, что первый самочинный обыскъ былъ въ субботу, что грабежей и убійствъ въ субботу не меньше, чѣмъ обычно, что по субботамъ трамваи ходятъ до девяти, банки — закрыты и баня стоитъ два съ полтиной—вы не найдете этогъ день такимъ же пріятнымъ и ласковымъ, какимъ онъ былъ раньше.