ГОРОХОМЪ ОБЪ СТѢНУ.
„Старый другъ лучше новыхъ двухъ .
— Какого цвѣта будетъ новый флагъ свободной Россіи? — Вѣроятно, прежній останется: красно-бѣло-синій. — Почему?
— Въ ознаменованіе красной гвардіи и бѣлой гвардіи. — А синій цвѣтъ откуда?
— Помилуйте, самый главный русскій цвѣтъ: жандармскій.
Ассоціація.
— Скажите, чѣмъ кончился судъ подъ Дыбенкой?
— Не знаю. Кстати, о Дыбенкѣ: не знаете, гдѣ можно спирту достать?
Партійныя различія.
— Вы анархистъ-синдикалистъ? Или индивидуалистъ? — Нѣтъ я анархистъ— взломистъ—кассистъ. Несгораемыя кассы взламываю.
Замкнутый кругъ.
Петръ Великій началъ съ того, что построилъ свой флотъ на маленькой Яузѣ. Боюсь, что мы этимъ кончимъ.
... Карьеры литературныхъ неудачниковъ имѣютъ свой строго закономѣрный путь. Въ редакцію журнала заходилъ неизвѣстный молодой человѣкъ, въ сѣрой пиджачной тройкѣ, въ пенснэ и въ угряхъ. Онъ держалъ себя робко, почтительно, крѣпко жалъ руку сторожу и смущался при видѣ секретаря. Онъ приносилъ стихи; много стиховъ; очень много стиховъ. Секретарь просматривалъ стихи и небрежно говорилъ:
— Не хорошо, знаете... Нѣтъ у васъ легкости, паренія. Парнасъ не чувствуется.
Потный и сконфуженный неудачникъ бормоталъ о разрывѣ съ любимой женщиной, получалъ стихи и приносилъ черезъ недѣлю новые. Черезъ мѣсяцъ-другой неу
дачникъ начиналъ поставлять прозу: разсказы, повѣсти и большіе романы. Секретарь пунктуально отклонялъ и то, и другое, и третье.
— Нѣтъ въ вашихъ разсказахъ свѣжести, нѣтъ художественнаго импрессіонизма. Возьмите, напримѣръ, Мопассанъ...
Неудачникъ забиралъ рукописи и приходилъ черезъ недѣлю.
Вся редакція знала молодого человѣка, и хотя никто не былъ точно освѣдомленъ о его фамиліи, его дружески похлопывали по плечу, угощали папиросами и считали своимъ человѣкомъ. Черезъ годъ неудачникъ исчезалъ. О немъ бьстро забывали, пока, наконецъ, въ одинъ прекрасный день кто-либо изъ сотрудниковъ не приходилъ въ редакцію съ номеромъ вечерней газеты и разсказывалъ:
— Понимаете, какая исторіяі Помните Одулинскаго? Приходилъ къ намъ такой... Навѣрное знаете. Маленькій, прыщавый такой, стихи носилъ, разсказы писалъ... Вотъ сегодня есть замѣтка — „Вчера въ клубѣ футуристовъ
произошелъ скандалъ, вызвавшій
вмѣшательство полиціи. Глава футуристической секты „Аполинаріевъ г. Одулинскііі, явившись въ клубъ совершенно нагимъ, съ одѣяломъ на плечахъ и буке
томъ хризантемъ подъ мышкой читалъ стихи и разбивалъ лимо
надныя бутылки на собственной головѣ. Полиція составила про
токолъ. Клубъ оштрафованъ на 500 рублей .
Когда же въ газетахъ появлялась телеграмма изъ Курска о томъ, что „столичный футуристъ Оду
линскій, выступивъ въ мѣстномъ циркѣ, читалъ свои стихи, верхомъ на лошади, съ половой шеткой въ рукахъ , — карьера неудачника считалась счастливо законченной и
онъ получалъ признаніе. О немъ писали фельетонисты, его изображенія — верхомъ на лошади, съ половой щеткой въ рукахъ — помѣщались въ журналахъ, а добросовѣстные литературные обозрѣватели постоянно упоминали его имя, оплакивая нарушенные завѣты Михайловскаго.
* *
*
Жилъ-былъ на свѣтѣ такой Коркинъ.
Онъ не обладалъ столь крѣпкимъ здоровьемъ, чтобы сдѣлать карьеру путемъ разбитія лимонадныхъ бутылокъ на собственномъ черепѣ. Не могъ онъ ѣздить на цирковой лошади такъ какъ съ дѣтства боялся собакъ, крысъ лошадей и прочихъ представителей фауны и флоры. Коркинъ впалъ въ меланхолію. Но судьба печется объ отвер
женныхъ; и,—какъ говорится въ дѣтскихъ христоматіяхъ,— освѣщаетъ лучемъ надежды хижины бѣдняковъ. Судьба послала Коркину революцію. Нѣкоторыя изслѣдователи высказывались даже въ томъ смыслѣ, что революція была про
изведена петроградскимъ гарнизономъ исключительно для Коркина, но я лично считаю эту гипотезу нѣсколько преувеличенной.
Коркинъ сталъ анархистомъ. Онъ собралъ нѣсколько энергичныхъ молодыхъ людей и сказалъ имъ:
— Мы анархисты. Давайте издавать газету.
Молодые люди переминались съ ноги на ногу.
— Трудно это, на счетъ газеты. Вотъ если бы несгораемая касса «Колумбъ»,—это вольготнѣе...
Но Коркинъ разубѣдилъ своихъ товарищей въ трудности газетнаго дѣла. Онъ доказалъ ясно и точно, какъ дважды-два-четыре, что нѣтъ ничего болѣе легкаго, чѣмъ издавать газету, и если еще трудно набирать и печатать, то писать—легче всего.
Товарищи-анархисты скоро убѣдились въ справедливости словъ Коркина. Набирать газету, верстать, печатать было не легко, но писать—совсѣмъ не трудно. Коркинъ требовалъ въ своихъ статьяхъ уничтоженія университетовъ, отмѣны всѣхъ наукъ, прекращенія книгопечатанія, упраздненія грамотности. Его перомъ водила тай
ная мысль — если отмѣнятъ письменность и упразднятъ литературу, то онъ, Коркинъ останется единственнымъ рус
скимъ писателемъ! Онъ заказалъ себѣ тайкомъ визитныя карточки: «Коркинъ — единственный писатель Великой и Малой Россіи».
Всю жизнь Коркину приходилось бороться съ таинственнымъ человѣкомъ, носившимъ странную двойную фамилію Кирпичниковъ Гиляровъ. Этотъ невѣдомый Кирпичниковъ Гиляровъ всегда былъ заклятымъ врагомъ Кор
кина. Кирпичниковъ-Гиляровъ въ своемъ учебникѣ рус
ской граматики требовалъ отъ Коркина невыполнимыхъ вещей. Онъ разбивалъ вдохновеніе, онъ порождалъ жестокія обиды; это онъ, зловредный Кирпичниковъ - Гиляровъ науськивалъ корректоровъ, которые ехидно вылавливали въ разсказахъ Коркина лишнія ять и невѣрно поставленныя запятыя. Коркинъ приказалъ своимъ софракціо
нерамъ предать Кирпичникова - Гилярова самосуду, и жестокая расправа не состоялась только потому, что но наведенію справокъ выяснилось; Кирпичниковъ - Гиляровъ въ столицѣ не проживаетъ. Коркинъ пишетъ.
Коркинъ—анархистъ.
* *
-X-
Теперь писателямъ грозитъ большая опасность. Мстя за былыя неудачи, Коркинъ,—какъ передаютъ, далъ тор
жественную клятву: какъ только анархисты захватятъ государственную власть, разстрѣлять всѣхъ писателей, четвертовать всѣхъ редакторовъ, не принимавшихъ его рукописи, и немедленно разыскать Кирпичникова - Гилярова для строжайшаго суда и наказанія.
* *
Такъ произошелъ Коркинъ.
Еще древніе финикіяне говорили „Бородатые люди встрѣчаются часто; глупые люди встрѣчаются еще чаще; дураковъ очень много; а Коркинъ одинъ.
Бор. Широкій.
„Старый другъ лучше новыхъ двухъ .
— Какого цвѣта будетъ новый флагъ свободной Россіи? — Вѣроятно, прежній останется: красно-бѣло-синій. — Почему?
— Въ ознаменованіе красной гвардіи и бѣлой гвардіи. — А синій цвѣтъ откуда?
— Помилуйте, самый главный русскій цвѣтъ: жандармскій.
Ассоціація.
— Скажите, чѣмъ кончился судъ подъ Дыбенкой?
— Не знаю. Кстати, о Дыбенкѣ: не знаете, гдѣ можно спирту достать?
Партійныя различія.
— Вы анархистъ-синдикалистъ? Или индивидуалистъ? — Нѣтъ я анархистъ— взломистъ—кассистъ. Несгораемыя кассы взламываю.
Замкнутый кругъ.
Петръ Великій началъ съ того, что построилъ свой флотъ на маленькой Яузѣ. Боюсь, что мы этимъ кончимъ.
КАКЪ ЭТО ДѢЛАЕТСЯ.
... Карьеры литературныхъ неудачниковъ имѣютъ свой строго закономѣрный путь. Въ редакцію журнала заходилъ неизвѣстный молодой человѣкъ, въ сѣрой пиджачной тройкѣ, въ пенснэ и въ угряхъ. Онъ держалъ себя робко, почтительно, крѣпко жалъ руку сторожу и смущался при видѣ секретаря. Онъ приносилъ стихи; много стиховъ; очень много стиховъ. Секретарь просматривалъ стихи и небрежно говорилъ:
— Не хорошо, знаете... Нѣтъ у васъ легкости, паренія. Парнасъ не чувствуется.
Потный и сконфуженный неудачникъ бормоталъ о разрывѣ съ любимой женщиной, получалъ стихи и приносилъ черезъ недѣлю новые. Черезъ мѣсяцъ-другой неу
дачникъ начиналъ поставлять прозу: разсказы, повѣсти и большіе романы. Секретарь пунктуально отклонялъ и то, и другое, и третье.
— Нѣтъ въ вашихъ разсказахъ свѣжести, нѣтъ художественнаго импрессіонизма. Возьмите, напримѣръ, Мопассанъ...
Неудачникъ забиралъ рукописи и приходилъ черезъ недѣлю.
Вся редакція знала молодого человѣка, и хотя никто не былъ точно освѣдомленъ о его фамиліи, его дружески похлопывали по плечу, угощали папиросами и считали своимъ человѣкомъ. Черезъ годъ неудачникъ исчезалъ. О немъ бьстро забывали, пока, наконецъ, въ одинъ прекрасный день кто-либо изъ сотрудниковъ не приходилъ въ редакцію съ номеромъ вечерней газеты и разсказывалъ:
— Понимаете, какая исторіяі Помните Одулинскаго? Приходилъ къ намъ такой... Навѣрное знаете. Маленькій, прыщавый такой, стихи носилъ, разсказы писалъ... Вотъ сегодня есть замѣтка — „Вчера въ клубѣ футуристовъ
произошелъ скандалъ, вызвавшій
вмѣшательство полиціи. Глава футуристической секты „Аполинаріевъ г. Одулинскііі, явившись въ клубъ совершенно нагимъ, съ одѣяломъ на плечахъ и буке
томъ хризантемъ подъ мышкой читалъ стихи и разбивалъ лимо
надныя бутылки на собственной головѣ. Полиція составила про
токолъ. Клубъ оштрафованъ на 500 рублей .
Когда же въ газетахъ появлялась телеграмма изъ Курска о томъ, что „столичный футуристъ Оду
линскій, выступивъ въ мѣстномъ циркѣ, читалъ свои стихи, верхомъ на лошади, съ половой шеткой въ рукахъ , — карьера неудачника считалась счастливо законченной и
онъ получалъ признаніе. О немъ писали фельетонисты, его изображенія — верхомъ на лошади, съ половой щеткой въ рукахъ — помѣщались въ журналахъ, а добросовѣстные литературные обозрѣватели постоянно упоминали его имя, оплакивая нарушенные завѣты Михайловскаго.
* *
*
Жилъ-былъ на свѣтѣ такой Коркинъ.
Онъ не обладалъ столь крѣпкимъ здоровьемъ, чтобы сдѣлать карьеру путемъ разбитія лимонадныхъ бутылокъ на собственномъ черепѣ. Не могъ онъ ѣздить на цирковой лошади такъ какъ съ дѣтства боялся собакъ, крысъ лошадей и прочихъ представителей фауны и флоры. Коркинъ впалъ въ меланхолію. Но судьба печется объ отвер
женныхъ; и,—какъ говорится въ дѣтскихъ христоматіяхъ,— освѣщаетъ лучемъ надежды хижины бѣдняковъ. Судьба послала Коркину революцію. Нѣкоторыя изслѣдователи высказывались даже въ томъ смыслѣ, что революція была про
изведена петроградскимъ гарнизономъ исключительно для Коркина, но я лично считаю эту гипотезу нѣсколько преувеличенной.
Коркинъ сталъ анархистомъ. Онъ собралъ нѣсколько энергичныхъ молодыхъ людей и сказалъ имъ:
— Мы анархисты. Давайте издавать газету.
Молодые люди переминались съ ноги на ногу.
— Трудно это, на счетъ газеты. Вотъ если бы несгораемая касса «Колумбъ»,—это вольготнѣе...
Но Коркинъ разубѣдилъ своихъ товарищей въ трудности газетнаго дѣла. Онъ доказалъ ясно и точно, какъ дважды-два-четыре, что нѣтъ ничего болѣе легкаго, чѣмъ издавать газету, и если еще трудно набирать и печатать, то писать—легче всего.
Товарищи-анархисты скоро убѣдились въ справедливости словъ Коркина. Набирать газету, верстать, печатать было не легко, но писать—совсѣмъ не трудно. Коркинъ требовалъ въ своихъ статьяхъ уничтоженія университетовъ, отмѣны всѣхъ наукъ, прекращенія книгопечатанія, упраздненія грамотности. Его перомъ водила тай
ная мысль — если отмѣнятъ письменность и упразднятъ литературу, то онъ, Коркинъ останется единственнымъ рус
скимъ писателемъ! Онъ заказалъ себѣ тайкомъ визитныя карточки: «Коркинъ — единственный писатель Великой и Малой Россіи».
Всю жизнь Коркину приходилось бороться съ таинственнымъ человѣкомъ, носившимъ странную двойную фамилію Кирпичниковъ Гиляровъ. Этотъ невѣдомый Кирпичниковъ Гиляровъ всегда былъ заклятымъ врагомъ Кор
кина. Кирпичниковъ-Гиляровъ въ своемъ учебникѣ рус
ской граматики требовалъ отъ Коркина невыполнимыхъ вещей. Онъ разбивалъ вдохновеніе, онъ порождалъ жестокія обиды; это онъ, зловредный Кирпичниковъ - Гиляровъ науськивалъ корректоровъ, которые ехидно вылавливали въ разсказахъ Коркина лишнія ять и невѣрно поставленныя запятыя. Коркинъ приказалъ своимъ софракціо
нерамъ предать Кирпичникова - Гилярова самосуду, и жестокая расправа не состоялась только потому, что но наведенію справокъ выяснилось; Кирпичниковъ - Гиляровъ въ столицѣ не проживаетъ. Коркинъ пишетъ.
Коркинъ—анархистъ.
* *
-X-
Теперь писателямъ грозитъ большая опасность. Мстя за былыя неудачи, Коркинъ,—какъ передаютъ, далъ тор
жественную клятву: какъ только анархисты захватятъ государственную власть, разстрѣлять всѣхъ писателей, четвертовать всѣхъ редакторовъ, не принимавшихъ его рукописи, и немедленно разыскать Кирпичникова - Гилярова для строжайшаго суда и наказанія.
* *
Такъ произошелъ Коркинъ.
Еще древніе финикіяне говорили „Бородатые люди встрѣчаются часто; глупые люди встрѣчаются еще чаще; дураковъ очень много; а Коркинъ одинъ.
Бор. Широкій.