РОКОВОЙ ВОЗДУХОДУЕВЪ.

Разсказъ Арк. Аверченко.
Наклонившись ко мнѣ, сверкая черными глазами и страдальчески искрививъ ротъ, Воздуходуевъ прошепталъ:
— Съ ума ты сошелъ, что ли? Зачѣмъ ты познакомилъ овою жену со мной?!
—• А почему же васъ не познакомить? - спросилъ я удивленно.
Воздуходуевъ опустился въ кресло и долго сидѣлъ гакъ, съ убитымъ видомъ.
Эхъ! — простоналъ онъ. Жалко женщину. Почему?
- Вѣдь ты ее любишь? — Ну... конечно. — И она тебя? —- Я думаю.
— Что жъ ты теперь надѣлалъ? —і А что?!
Прахомъ все пойдетъ. Къ чему? Кому это было нужно? И такъ въ мірѣ много слезъ и страданій . . . Неужели еще добавлять надо?
— Богъ знаетъ, что ты говоришь, — нервно сказалъ ». — Какія страданія?
—< Главное, ее жалко. Молодая, красивая, любитъ тебя (это очевидно) и . .. что жъ теперь? Дернула тебя нелегкая познакомить насъ ...
—• Да что съ ней случится?!! — Влюбится. — Въ кого?!
Онъ высокомѣрно, съ оттѣнкомъ легкаго удивленія поглядѣлъ на меня.
—- Неужели ты не понимаешь? Ребенокъ маленькій, да? Въ меня.
—• Вотъ тебѣ разъ! Да почему же она въ тебя должна влюбиться?
Удивился оінъ:
— Да какъ же не влюбиться? Всѣ влюбляются. Ну, разсуждай ты логично:- если до сихъ поръ не было ни одной встрѣченной мною женщины, которая въ меня бы не влюбилась, то почему твоя жена должна быть исключеніемъ?
— Ну, можетъ быть, она и будетъ исключеніемъ.
Онъ саркастически усмѣхнулся. Печально поглядѣлъ вдаль.
— Дитя ты, я вижу. О, какъ бы я хотѣлъ, чтобы твоя жена была исключеніемъ... Но — увы! Исключенія попадаются только въ романахъ. Влюбится, братъ, она. Влюбится. Тутъ ужъ ничего не подѣлаешь.
>—< Пожалѣлъ бы ты ее, — попросилъ я. Онъ пожалъ плечами.
* Зачѣмъ? Отъ того, что я ее пожалѣю, чувства ея ко мнѣ не измѣнятся. Ахъ! Зачѣмъ ты насъ познакомилъ, зачѣмъ познакомилъ?! Какое безуміе!
— Но, можетъ быть... Если еы не будете встрѣчаться... — Да вѣдь она меня уже видѣла?
-— Видѣла. —- Ну, такъ при чемъ тутъ «не встрѣчаться»? Лицо мое вытянулось.
Дѣйствительно ... Втяпались мы въ исторію. Я жъ говорю тебѣ!
Тяжелое молчаніе. Я тихо пролепеталъ: — Воздуходуевъ! — Ну?
- Если не ее, то меня пожалѣй.
Въ глазахъ Воздуходуева сверкнулъ жестокій огонекъ. — Не пожалѣю. Пойми же ты, что я не господинъ, а рабъ своего обаянія, своего успѣха. Это — тяжелая цѣпь каторжника, и я долженъ влачить ее до самой смерти.
— Воздуходуевъ! Пожалѣй!
Въ голосѣ его сверкнулъ металлъ: —і Н-нѢтъ!
Въ комнату вошла молодая барышня, хрупкаго вида блондинка, съ разъ навсегда удивленными сѣрыми -глазами.
—- Анна Лаврентьевна! — всталъ ей навстрѣчу Воздухо дуевъ. —- Отчего еы не пришли ко мнѣ?
—• Я? Къ вамъ? Зачѣмъ?
—- Женщина не должна спрашивать: «зачѣмъ?». Она должна идти къ мужчинѣ безъ силы и воли, будто спящая съ открытыми глазами, будто сомнамбула.
=—- Что вы такое говорите, право? Какъ такъ я пойду къ вамъ ни съ того, ни съ сего.
— Слабѣетъ, — шепнулъ мнѣ Воздуходуевъ. Послѣднія усилія передъ сдачей.
И отчеканилъ ей жесткимъ металлическимъ тономъ:
— Я живу: Старомосковская, 7. Завтра въ три четверти девятаго. Слышите?
Анна Лаврентьевна бросила взглядъ на меня, на Возду ходуева, на вино, которое мы пили, пожала плечами и вы шла изъ комнаты.
— Видалъ? — нервно дернувъ уголкомъ рта, спросилъ Воздуходуевъ. — Еще одна. И мнѣ жалко ее. Барышня, дочь хорошихъ родителей ... А вотъ, поди жъ ты!
—. Неужели придетъ?!
—. Она-то? Побѣжитъ. Сначала, конечно, борьба съ собой, колебанія, слезы, но по мѣрѣ приближенія назначеннаго часа — роковыя для нея слова: «Воздуходуевъ, Старомосков
ская, 7» — эти роковыя слова все громче и громче будутъ звучать въ душѣ ея. Я вбилъ ихъ, вколотилъ въ ея душу - и ничто, никакая сила не спасетъ эту дѣвушку.
—- Воздуходуевъ! Ты безжалостенъ.
—■ Что жъ дѣлать. Мнѣ ее жаль, -но... Я думаю, Господь Богъ сдѣлалъ изъ меня какое-то орудіе наказанія и на
правляетъ это орудіе противъ всѣкъ женщинъ, (Онъ горько, надтреснуто засмѣялся.) Аттила, бичъ Божій.
— Ты меня поражаешь! Въ чемъ же -разгадка твоего такого страшнаго обаянія, жуткаго успѣха у женщинъ?
— Отчасти наружность, — задумчиво прошепталъ онъ, поглаживая себя -по впалой -груди и похлопывая по острымъ колѣнямъ. — Ну, лицо, конечно, взглядъ.
— У тебя синее лицо, — замѣтилъ я съ оттѣнкомъ почтительнаго удивленія.
— Да. Брюнетъ. Частое бритье. Иногда это даже надоѣдаетъ.
—- Бритье? — Женщины.
—- Воздуходуевъ! .. Ну, не надо губить мою жену, ну, пожалуйста.
—• Тссс! Не будемъ говорить объ этомъ. Мнѣ самому тяжело. Постой, я принесу -изъ столовой другую бутылку. Эта суха, какъ блескъ моихъ глазъ. * *
*
Слѣдующую бутылку пили молча. Я думалъ о своемъ непривѣтливомъ суровомъ будущемъ, о своей любимой женѣ, которую долженъ потерять, и тоска щемила мое сердце.
Воздуходуевъ, не произнося ни слова, только поглядывалъ на меня да потиралъ свой синій жесткій подбородокъ.
— Эхъ! ■— вздохнулъ я, наконецъ. — Если бы я пользовался такимъ успѣхомъ ...
Онъ странно -поглядѣлъ на меня. Лицо его мрачнѣло и мрачнѣло съ каждымъ выпитымъ стаканомъ.
— Ты бы хотѣлъ пользоваться такимъ же успѣхомъ? — Ну, конечно! — У женщинъ? — Да.
— Не пожелалъ бы я тебѣ этого. — Безпокойно?
Онъ выпилъ залпомъ стаканъ вина, со стукомъ поставилъ
Рис. Д. Митрохина.