ВОЙНА.
Воинскій поѣздъ:
Тронулись тяжко вагоны. Дробенъ ихъ стукъ.
Шапки мелькаютъ ... погоны ... Тысячи рукъ.
Своды куютъ молотками Гірохоть колесъ ...
— Эй! Отойдите съ платками! Тутъ не до слезъ!
Тетка! Никакъ обалдѣла? Шляются тутъ!
Чай, на великое дѣло Люди идутъ!
Вырвался поѣздъ на волю. Пашни .. Лѣса ...
Лошади бродятъ по полю ... Ширь ... Небеса ...
Сѣрую гладь полевую Видно до горъ...
Кто-то запѣлъ хоровую, Сладили хоръ:
То ли о милой полоскѣ, То ль о иномъ —
Лихо звенятъ подголоски Въ громѣ стальномъ.
Долю припомнили, что ли? Стенькинъ утесъ?
Нѣтъ! «Не одна ли во полѣ ... » — Вѣтеръ унесъ.
Вонъ въ сторонѣ за загономъ -т- Овцы и дѣдъ:
Глазомъ повелъ по вагонамъ, Глянулъ имъ вслѣдъ.
Бросилъ идти за отарой, Сталъ на бугоръ
И съ головы своей старой Скинулъ уборъ.
Тяжко грохочутъ вагоны. Дробенъ ихъ стукъ.
Шапки мелькаютъ... Погоны ... Тысячи рукъ...
Брошены милыя хаты, Ласка, уютъ ...
Поѣздъ идетъ. А солдаты Пѣсни поютъ.
Справа полоски нагія, Слѣва — уклонъ . ..
Добрый вамъ путь, дорогіе! Низкій поклонъ!
Владиміръ Воиновъ.
Мы получили основательное письмо изъ дѣйствующей арміи по поводу такъ расплодившейся теперь штатской беллетристики изъ военной жизни.
Авторъ — стрѣлокъ — сибирякъ — приводитъ двѣ цитаты изъ разсказа въ „Hob. Всемірн. иллюстраціи“:
Въ моменты отдыха отъ перестрѣлки наши и нѣмцы пускаются въ разговоры и пересмѣшки. Изъ нѣмецкихъ окоповъ часто несется крикъ: дай Варшава! На это наши съ хохотомъ отвѣчаютъ: погоди, тебя скоро туда, какъ другихъ, за шиворотъ въ плѣнъ сведемъ.
Окопы усердно съ обѣихъ сторонъ обстрѣливаются артиллерійскимъ или пулеметнымъ огнемъ. Однако, для защитниковъ окоповъ не такъ опасны тяжелые снаряды, рѣдко попадающіе въ цѣль, какъ огненный дождь пулеметовъ.“
А вотъ и письмо стрѣлка — чудесное по спокойному, скромному и солидному тону:
Г-нъ Редакторъ!
Я думаю, что даже ребенку ясно: пулеметный огонь, хотя изъ тысячи пулеметовъ, вовсе не опасенъ сидящимъ въ окопахъ, а вотъ автору „Въ окопахъ кажется наоборотъ. Рекомендовалъ бы ему побыть съ нами съ недѣльку, а потомъ писать. Увѣренъ, такой ерунды не получилось бы. Стыдно, право, стыдно ! Кромѣ того, зачѣмъ изображать нашихъ солдатъ въ видѣ какихъ-то хвасту
новъ! Мы ничѣмъ никогда не хвастаемся и не говоримъ, что нѣмца за шиворотъ приволокемъ, а попросту исполняемъ приказаніе начальства и свой долгъ. Свое дѣло, Богъ дастъ, испол
нимъ и, въ свою очередь, надѣемся, — вы свое исполните, протянете этихъ комнатныхъ героевъ въ своемъ журналѣ.
*
Въ „Син. Журналѣ“ помѣщена статья за подписью „М. Фокинъ“, которая начинается такъ:
„Имя М. Фокина — эпоха въ исторіи русскаго театра, балета въ частности. Фокинъ первый сумѣлъ использовать чу
десныя силы русской балетной школы. Фокинъ первый, послѣ долгихъ лѣтъ прозябанія, явилъ всему міру рядъ новыхъ возможностей красоты въ области живой пластики .
„Син. Журналъ“ —такой журналъ, что въ немъ даже скромный корректный М. Фокинъ теряетъ равновѣсіе, выходитъ изъ береговъ и, захлебываясь, начинаетъ превозносить М. Фокина.
Или это?! Редакторская безграмотность?
*
Въ „Петр. Газ.“ появляется такого рода „беллетристика*:
„Взоръ его случайно упалъ на корзину, стоящую въ углу и прикрытую рогожей... Онъ машинально подошелъ къ корзинѣ и сдернулъ рогожу... И вдругъ весь вздрогнулъ и невольно сдѣлалъ шагъ назадъ... Объемистая корзина до верху была наполнена человѣческими руками, ногами, пальцами, ступнями и просто
человѣческимъ мясомъ, которое пришлось удалить во время операцій...
Тутъ же, у этой корзины Мироновъ погружается въ воспоминанія : „Мироновъ познакомился съ „ней“, выражаясь поэтически, въ вихрѣ бала, въ вихрѣ только что развернувшейся ея жизни, когда ,она‘, опьяненная своими артистическими успѣхами, томно скользила по огромной залѣ съ мраморными, куда-то убѣгающими, колоннами .
Куда убѣгали колонны и какая была причина такого страннаго ихъ поведенія — неизвѣстно. Стиля такого онѣ не могли выдержать, что ли?
„Онъ былъ счастливъ уже тѣмъ, что, охвативъ рукой „ея“ стройный станъ, носился (?) съ ней по старинной залѣ, словно догоняя убѣгающія куда-то мраморныя колонны .
И опять колонны убѣгали. Не потому ли, что испугались человѣка, ни съ того, ни съ сего носящагося по старинной залѣ? Не хорошо нынче писать стали.
... Это былъ старый сѣдой болгаринъ съ хитрымъ, умнымъ лицомъ.
И захотѣлось мнѣ его пристыдить. Й не могъ я этого сдѣлать...
— Послушайте, вы, болгаринъ, — сказалъ я ему. — Помните ли вы, какъ наши русскіе солдаты шли въ 77 году умирать за івасъ, болгаръ?
— Конечно,—. оживился болгаринъ. ,— Очень хорошо помню.
—- Можетъ быть, івы помните чисто механически? Можетъ быть, это не дѣйствуетъ на ваше воображеніе? Въ такомъ случаѣ, напомню это вамъ нагляднѣе. Помните вы картину Верещагина: «На Шипкѣ все спокойно». Тамъ изобра
жено, какъ русскій часовой на посту постепенно заносится снѣгомъ и умираетъ... За васъ же — за васъ, болгаръ, умираетъ! Видѣли вы такую картину?
— О, какъ же! Видѣлъ. Прекрасная картина.
—• Въ такомъ случаѣ, почему же вы позволяете переправлять черезъ Болгарію въ Турцію подводныя лодки въ разобранномъ видѣ?
Болгаринъ съ недоумѣніемъ взглянулъ на меня.
—і Позвольте! Что же здѣсь общаго между подводными лодками и картиной Верещагина?
— Какъ что общаго? Турки получатъ черезъ васъ части подводныхъ лодокъ, соберутъ лодки, пустятъ ихъ подъ воду ... Можетъ это быть? — Гм ... Я думаю!
— Ну, вотъ. И представьте себѣ, что эта лодка встрѣчается съ русскимъ миноносцемъ, на которомъ въ качествѣ матроса плаваетъ сынъ того шилкинокаго часового, который положилъ свою жизнь за васъ, болгаръ.
— Ну, это едва ли можетъ быть, — съ сомнѣніемъ возразилъ болгаринъ, — чтобы сынъ этого часового пошелъ въ матросы и попалъ именно на черноморскій миноносецъ. Воз
можно, что, если у него, у того солдата, и былъ сынъ, то онъ плаваетъ въ Балтійскомъ морѣ... Или, еще лучше, сражается съ нѣмцами на сухопутномъ фронтѣ.
— Но вѣдь можетъ же быть, можетъ быть, чортъ насъ съ вами подери, что сынъ этого бѣдняка-солдата, жизнь за васъ положившаго, плаваетъ на черноморскомъ миноносцѣ... Вѣдь ничего же здѣсь нѣтъ удивительнаго? ! ! Ничего не
обычнаго? И можетъ онъ быть убитъ взрывомъ турецкой мины?!
Воинскій поѣздъ:
Тронулись тяжко вагоны. Дробенъ ихъ стукъ.
Шапки мелькаютъ ... погоны ... Тысячи рукъ.
Своды куютъ молотками Гірохоть колесъ ...
— Эй! Отойдите съ платками! Тутъ не до слезъ!
Тетка! Никакъ обалдѣла? Шляются тутъ!
Чай, на великое дѣло Люди идутъ!
Вырвался поѣздъ на волю. Пашни .. Лѣса ...
Лошади бродятъ по полю ... Ширь ... Небеса ...
Сѣрую гладь полевую Видно до горъ...
Кто-то запѣлъ хоровую, Сладили хоръ:
То ли о милой полоскѣ, То ль о иномъ —
Лихо звенятъ подголоски Въ громѣ стальномъ.
Долю припомнили, что ли? Стенькинъ утесъ?
Нѣтъ! «Не одна ли во полѣ ... » — Вѣтеръ унесъ.
Вонъ въ сторонѣ за загономъ -т- Овцы и дѣдъ:
Глазомъ повелъ по вагонамъ, Глянулъ имъ вслѣдъ.
Бросилъ идти за отарой, Сталъ на бугоръ
И съ головы своей старой Скинулъ уборъ.
Тяжко грохочутъ вагоны. Дробенъ ихъ стукъ.
Шапки мелькаютъ... Погоны ... Тысячи рукъ...
Брошены милыя хаты, Ласка, уютъ ...
Поѣздъ идетъ. А солдаты Пѣсни поютъ.
Справа полоски нагія, Слѣва — уклонъ . ..
Добрый вамъ путь, дорогіе! Низкій поклонъ!
Владиміръ Воиновъ.
ПЕРЬЯ ИЗЪ ХВОСТА.
Мы получили основательное письмо изъ дѣйствующей арміи по поводу такъ расплодившейся теперь штатской беллетристики изъ военной жизни.
Авторъ — стрѣлокъ — сибирякъ — приводитъ двѣ цитаты изъ разсказа въ „Hob. Всемірн. иллюстраціи“:
Въ моменты отдыха отъ перестрѣлки наши и нѣмцы пускаются въ разговоры и пересмѣшки. Изъ нѣмецкихъ окоповъ часто несется крикъ: дай Варшава! На это наши съ хохотомъ отвѣчаютъ: погоди, тебя скоро туда, какъ другихъ, за шиворотъ въ плѣнъ сведемъ.
Окопы усердно съ обѣихъ сторонъ обстрѣливаются артиллерійскимъ или пулеметнымъ огнемъ. Однако, для защитниковъ окоповъ не такъ опасны тяжелые снаряды, рѣдко попадающіе въ цѣль, какъ огненный дождь пулеметовъ.“
А вотъ и письмо стрѣлка — чудесное по спокойному, скромному и солидному тону:
Г-нъ Редакторъ!
Я думаю, что даже ребенку ясно: пулеметный огонь, хотя изъ тысячи пулеметовъ, вовсе не опасенъ сидящимъ въ окопахъ, а вотъ автору „Въ окопахъ кажется наоборотъ. Рекомендовалъ бы ему побыть съ нами съ недѣльку, а потомъ писать. Увѣренъ, такой ерунды не получилось бы. Стыдно, право, стыдно ! Кромѣ того, зачѣмъ изображать нашихъ солдатъ въ видѣ какихъ-то хвасту
новъ! Мы ничѣмъ никогда не хвастаемся и не говоримъ, что нѣмца за шиворотъ приволокемъ, а попросту исполняемъ приказаніе начальства и свой долгъ. Свое дѣло, Богъ дастъ, испол
нимъ и, въ свою очередь, надѣемся, — вы свое исполните, протянете этихъ комнатныхъ героевъ въ своемъ журналѣ.
*
Въ „Син. Журналѣ“ помѣщена статья за подписью „М. Фокинъ“, которая начинается такъ:
„Имя М. Фокина — эпоха въ исторіи русскаго театра, балета въ частности. Фокинъ первый сумѣлъ использовать чу
десныя силы русской балетной школы. Фокинъ первый, послѣ долгихъ лѣтъ прозябанія, явилъ всему міру рядъ новыхъ возможностей красоты въ области живой пластики .
„Син. Журналъ“ —такой журналъ, что въ немъ даже скромный корректный М. Фокинъ теряетъ равновѣсіе, выходитъ изъ береговъ и, захлебываясь, начинаетъ превозносить М. Фокина.
Или это?! Редакторская безграмотность?
*
Въ „Петр. Газ.“ появляется такого рода „беллетристика*:
„Взоръ его случайно упалъ на корзину, стоящую въ углу и прикрытую рогожей... Онъ машинально подошелъ къ корзинѣ и сдернулъ рогожу... И вдругъ весь вздрогнулъ и невольно сдѣлалъ шагъ назадъ... Объемистая корзина до верху была наполнена человѣческими руками, ногами, пальцами, ступнями и просто
человѣческимъ мясомъ, которое пришлось удалить во время операцій...
Тутъ же, у этой корзины Мироновъ погружается въ воспоминанія : „Мироновъ познакомился съ „ней“, выражаясь поэтически, въ вихрѣ бала, въ вихрѣ только что развернувшейся ея жизни, когда ,она‘, опьяненная своими артистическими успѣхами, томно скользила по огромной залѣ съ мраморными, куда-то убѣгающими, колоннами .
Куда убѣгали колонны и какая была причина такого страннаго ихъ поведенія — неизвѣстно. Стиля такого онѣ не могли выдержать, что ли?
„Онъ былъ счастливъ уже тѣмъ, что, охвативъ рукой „ея“ стройный станъ, носился (?) съ ней по старинной залѣ, словно догоняя убѣгающія куда-то мраморныя колонны .
И опять колонны убѣгали. Не потому ли, что испугались человѣка, ни съ того, ни съ сего носящагося по старинной залѣ? Не хорошо нынче писать стали.
БЕЗЪ ВООБРАЖЕНІЯ.
... Это былъ старый сѣдой болгаринъ съ хитрымъ, умнымъ лицомъ.
И захотѣлось мнѣ его пристыдить. Й не могъ я этого сдѣлать...
— Послушайте, вы, болгаринъ, — сказалъ я ему. — Помните ли вы, какъ наши русскіе солдаты шли въ 77 году умирать за івасъ, болгаръ?
— Конечно,—. оживился болгаринъ. ,— Очень хорошо помню.
—- Можетъ быть, івы помните чисто механически? Можетъ быть, это не дѣйствуетъ на ваше воображеніе? Въ такомъ случаѣ, напомню это вамъ нагляднѣе. Помните вы картину Верещагина: «На Шипкѣ все спокойно». Тамъ изобра
жено, какъ русскій часовой на посту постепенно заносится снѣгомъ и умираетъ... За васъ же — за васъ, болгаръ, умираетъ! Видѣли вы такую картину?
— О, какъ же! Видѣлъ. Прекрасная картина.
—• Въ такомъ случаѣ, почему же вы позволяете переправлять черезъ Болгарію въ Турцію подводныя лодки въ разобранномъ видѣ?
Болгаринъ съ недоумѣніемъ взглянулъ на меня.
—і Позвольте! Что же здѣсь общаго между подводными лодками и картиной Верещагина?
— Какъ что общаго? Турки получатъ черезъ васъ части подводныхъ лодокъ, соберутъ лодки, пустятъ ихъ подъ воду ... Можетъ это быть? — Гм ... Я думаю!
— Ну, вотъ. И представьте себѣ, что эта лодка встрѣчается съ русскимъ миноносцемъ, на которомъ въ качествѣ матроса плаваетъ сынъ того шилкинокаго часового, который положилъ свою жизнь за васъ, болгаръ.
— Ну, это едва ли можетъ быть, — съ сомнѣніемъ возразилъ болгаринъ, — чтобы сынъ этого часового пошелъ въ матросы и попалъ именно на черноморскій миноносецъ. Воз
можно, что, если у него, у того солдата, и былъ сынъ, то онъ плаваетъ въ Балтійскомъ морѣ... Или, еще лучше, сражается съ нѣмцами на сухопутномъ фронтѣ.
— Но вѣдь можетъ же быть, можетъ быть, чортъ насъ съ вами подери, что сынъ этого бѣдняка-солдата, жизнь за васъ положившаго, плаваетъ на черноморскомъ миноносцѣ... Вѣдь ничего же здѣсь нѣтъ удивительнаго? ! ! Ничего не
обычнаго? И можетъ онъ быть убитъ взрывомъ турецкой мины?!