Она съ трудомъ приподнялась на сгибѣ передней ноги и посмотрѣла честными глазами въ мои глаза.
— Послушай! Если десять мѣсяцевъ тому назадъ императоръ Германіи выходитъ вдругъ передъ фронтомъ, держа меня подъ уздцы, и говоритъ громогласно, такъ что всѣ слы
шатъ и я слышу: «Солдаты! Я васъ приведу въ Парижъ! Даю вамъ слово. Не пройдетъ и двухъ недѣль, какъ я буду поить свою лошадь .водою Сены!» —. должна я этому вѣрить или нѣтъ?
— Гм ... Конечно, если онъ при всѣхъ даетъ слово...
■—• То-то и оно. Жду я честно и аккуратно двѣ недѣли, просыпаюсь утречкомъ ровно черезъ двѣ недѣли и что же!
Начинаютъ поить меня — знаете изъ чего? Изъ ведра около какого-то деревенскаго колодца! Какъ я ни фыркала, ни отворачивалась, ни лягала конюха, это животное все-таки вкатило мнѣ всю порцію. Смолчала я. Затаила обиду. «Не
чего сказать, думаю. Сами говорятъ: «вретъ, какъ сивый меринъ», а сами-то...» — Ну? Дальше!
— Хорошо-съ. Проходитъ нѣкоторое время ... Однажды смотрю опять: тащитъ меня по шаблону подъ уздцы, опять рѣчь, опять: «Солдаты! Мы идемъ на Калэ, а оттуда прямая дорога на Англію! Не пройдетъ и трехъ недѣль, какъ я буду поить свою лошадь водой изъ Темзы».—«Ладно, думаю, слыхали». Однако, ты знаешь, сказалъ онъ это та
кимъ тономъ, что я даже въ сомнѣніе пришла. Все-таки, думаю, императоръ. Не будетъ же онъ врать, какъ ... (снова ея голосъ зазвучалъ убійственнымъ сарказмомъ) какъ сивый меринъ!
— Вамъ нельзя волноваться, — мягко напомнилъ я. Оіна отмахнулась хвостомъ, какъ отъ овода.
— Отстань. Ну-съ ... Такъ что же ты думаешь? Проходитъ три недѣли, проходитъ четыре недѣли, — хоть бы капелька темзинской воды у меня во рту была! Опять на
дулъ. Два Мѣсяца тому назадъ вдругъ опять хватаетъ меня подъ уздцы, тащитъ куда-то. Сразу догадалась я, въ чемъ дѣло: опять врать ведетъ. И удивительная вещь: почему онъ безъ меня врать не могъ? Почему, когда онъ начиналъ врать, обязательно нужно меня подъ уздцы дер
жать? Вдохновляла я его, что ли? Или думалъ онъ втихомолку все на меня свалить? Рядомъ, молъ, стояли — неиз
вѣстно, кто изъ насъ двухъ говорилъ. Прямо поразительный человѣкъ... Какъ врать, такъ меня за шиворотъ, — лучшей ему компаніи не надо.
■—- Что же онъ въ третій разъ обѣщалъ?
— Изъ Невы поить. «Ровно, говоритъ, черезъ пятьдесятъ дней буду свою лошадь изъ Невы поить». Тутъ, знаешь, даже мнѣ за наго стыдно сдѣлалось ... Ладно, думаю, всякое дѣло до трехъ разъ дѣлается. Если и въ тре
тій разъ соврешь — издохну, а докажу, что у меня свои принципы есть, не гогенцоллерновскимъ чета! Подожду пятьдесятъ дней, а тамъ или невскую воду буду пить, или никакую не буду пить!.. —• Ну, и что же?
— Ты самъ видишь... Полторы недѣли тому назадъ пятьдесятъ дней минуло ... И вотъ ... я ...
Мнѣ стало жаль эту глупую, довѣрчивую лошадь. Я попробовалъ ее урезонить.
— У насъ невская вода не хорошая. Съ вибріонами. — Для меня принципъ важнѣе вибріона!
— И потомъ не виноватъ же Вильгельмъ, что русскіе не пустили его въ Петроградъ. —- Не обѣщай!
—• А ты знаешь, что?.. Попробуй теперь сдаться въ плѣнъ: можетъ, тогда и напьешься невской воды.
—• Не хочу. Компромиссъ.
Помолчавъ, вспыхнула вдругъ ярко, какъ догорающая свѣча.
— Послушай! Неужели ты не понимаешь? Если мой императоръ вретъ, какъ сивый меринъ, то дай возможность его сивому мерину сдержать свое слово по-императорски! ..
И, закативъ выпуклые глаза, испустило духъ бѣдное довѣрчивое, благородное существо. Сдержало слово.
Арк. Аверченко.
Рис. Б. Григорьева.

ДОСАДНАЯ ПОДРОБНОСТЬ.

Съ мужчинами я поступаю, прямо-таки, безчеловѣчно: ѵвлеку его, вскружу голову, а потомъ бросаю съ ребенкомъ
на рукахъ. Жаль только одно — что руки-то мои!