Рис. А. Юнгера.
Подручные Германіи.
Изъ рѣчи Вильгельма: „Германія будетъ хозя
иномъ міра, а ея союзники — ея подручными*.
ВСКОЛЬЗЬ.
— А я не зналъ, кто пріѣхалъ — хотѣлъ защищаться. Значитъ, дѣло кончено?
— Да. Я — представитель комитета общественной безопасности. Ты молодчина, Джо, и видно, что уважаешь судъ Линча... Видишь ли, противъ тебя показали два уважіаемыхъ гражданина Ревущаго Стана: мистеръ Кентукъ и мистеръ Пигсби... Дѣло вѣрное.
— Что жъ, —- пожалъ плечами Джо. — Игра проиграна! Онъ бросилъ пистолеты и задумчиво направился къ де
реву, на одной изъ нижнихъ вѣтвей котораго два рудокопа прилаживали тонкую волосяную веревку съ петлей на концѣ...
Существующій порядокъ въ Россіи.
— Саламаткинъ! Свидѣтельскими показаніями полиція установила:, что ты продаешь недопеченный хлѣбъ. Недопе
каешь его ты для того, чтобы онъ больше тянулъ на вѣсахъ. Кромѣ того, ты берешь за него на 1-/* копейки дороже противъ таксы. За это мы штрафуемъ тебя на 300 рублей.
— Ваше благородіе! Помилуйте! Подвозу нѣтъ, вагоновъ, шведскій транзитъ въ неисправности, волненіе въ Персіи — нетто намъ возможно выдержать?!! ..
— Кардамоновъ, взыщи съ него!
*
— Господинъ городовой! Обратнѣе ваше вниманіе на этого проклятаго извозчика № 100. Я выхожу изъ Литей
наго театра, нанимаю его въ Троицкій, а онъ съ меня за это рупь проситъ. Нетто это дѣло? Грабежъ это безформенный!
— Ты чего же это, а? Штрафу захотѣлъ? Вотъ я замѣчу твой подлецойокій номеръ, тебя тремя рублями штрафа и огрѣютъ . . .
— Господинъ городовой! Нетто я какъ — по своей волѣ? Овесъ-то почемъ теперь, слыхали? Хозяину я сколько долженъ привезти — слыхали? 7 рублевъ. А вы — штоахъ. Штрахъ съ меня возьмете, я на другихъ сѣдокахъ отворачивать его долженъ. Городовой-то не всегда поблизу.
— Ну, ты, разговорился! Дайте ему, господинъ, полтину — предоѳолыно съ него! Ъзжай, анаѳема!
*
— Послушайте, господинъ банкиръ. У васъ тамъ какіето запасцы овса оказались спрятанные. Не хорошо. Ну, какое, скажите, имѣетъ отношеніе овесъ къ банку? Правда, что по закону мы вамъ ничего не имѣемъ права сдѣлать, но соівѣсть-то у васъ своя есть — или какъ?
Порядокъ, о которотъ мечтаетъ авторъ.
Къ дверямъ хлѣбной и бакалейной лавки Оаламаткина, что на Загородномъ проспектѣ, подскакали нѣсколько всадниковъ съ мрачными рѣшительными лицами. Они спѣшились и, тремя шпорами, вошли въ лавку.
— Вы — Саламаткинъ? Хорошо. Мы — столичный комитетъ общественной безопасности, находящійся подъ покровительствомъ властей. Вотъ эти двое солидныхъ незапятнанныхъ гражданъ сдѣлали намъ заявленіе, что вы продали имъ совсѣмъ не пропеченный хлѣбъ, вредный для здо
ровья, при чемъ взяли за него на 11/2 копейки болѣе противъ таксы.
-— Штой-то, господа, — завопилъ Саламаткинъ, — под
возу нѣтъ, транзитъ изъ Персіи ...
ДОБРЫЕ КАЛИФОРНІЙСКІЕ НРАВЫ.
Предварительное обращеніе къ военной цензурѣ.
Дорогая военная цензура!
Разрѣши, пожалуйста, мнѣ написать то, что я хочу; и не только написать, но и напечатать. Вѣдь ты понимаешь, что то, о чемъ я мечтаю ниже, настолько невѣроятно, настолько нежизненно, настолько не подходитъ къ нашей русской обстановкѣ и быту, что объяснить мои «мечты» под
стрекательствомъ — можетъ только человѣкъ, имѣющій чтолибо противъ меня лично. А такъ какъ военная цензура не должна имѣть на меня сердца (не давалъ повода) — то твердо надѣюсь, что и все ниженаписанное увидитъ свѣтъ.
Любящій васъ Арк. Ав.
Отрывокъ изъ Бретъ-Гарта.
... Нѣсколько всадниковъ съ суровыми мрачными лицами подскакали въ хижинѣ конокрада Джо Мастерса изъ Красныхъ Утесовъ — и спѣшились.
— Эй, Джо! Выходи! — закричалъ предводитель, стуча въ толстую сосновую дверь рукояткой кинжала.
На порогѣ показалась молодцеватая фигура Джо Мастерса съ двумя пистолетами въ рукахъ, но когда онъ увидѣлъ выраженіе лицъ пріѣхавшихъ — руки его опустились.
Когда въ тѣ дни меня предупреждали,
Что, можетъ бытъ, чрезъ 10 только лѣтъ, Нахмуренныя прояснятся дали,
Казалось мнѣ, что это — невозможно .
Такъ долго ждать, и я твердилъ въ отвѣтъ: —- Нѣтъ, нѣтъ, друзья! Не можетъ быть! Нѣтъ, нѣтъ! Предположенье ваше слишкомъ ложно,
Чтобъ можно было вѣрить вамъ, друзья! Нѣтъ! Ни за что вамъ не повѣрю я! ..
Но вотъ тѣ дни прошли и отшумѣли; Не воскресить промчавшагося дня:
Мечты — угасли, въ истомленномъ тѣлѣ — Ни прежнихъ силъ, ни прежняго огня!
А вкругъ, какъ встарь, и холодъ, и метели, И злая тьма ...
И ясно для меня:
Спятъ подо льдомъ застывшія озера, И если что и будетъ, то — нескоро.
Но если нынче кто-нибудь мнѣ скажетъ, Что только черезъ 20 долгихъ лѣтъ
Гнилой туманъ, осѣвши, наземь ляжетъ, И будетъ свѣтъ, —
Я не скажу, что это — невозможно,
Такъ долго ждать грядущаго... О, нѣтъ! Я буду ждать, надѣясь непреложно, Воспрянувшею вѣрою согрѣтъ, Хоть 30 лѣтъ!
Хоть 49 лѣтъ!! В. Князевъ.
Подручные Германіи.
Изъ рѣчи Вильгельма: „Германія будетъ хозя
иномъ міра, а ея союзники — ея подручными*.
ВСКОЛЬЗЬ.
— А я не зналъ, кто пріѣхалъ — хотѣлъ защищаться. Значитъ, дѣло кончено?
— Да. Я — представитель комитета общественной безопасности. Ты молодчина, Джо, и видно, что уважаешь судъ Линча... Видишь ли, противъ тебя показали два уважіаемыхъ гражданина Ревущаго Стана: мистеръ Кентукъ и мистеръ Пигсби... Дѣло вѣрное.
— Что жъ, —- пожалъ плечами Джо. — Игра проиграна! Онъ бросилъ пистолеты и задумчиво направился къ де
реву, на одной изъ нижнихъ вѣтвей котораго два рудокопа прилаживали тонкую волосяную веревку съ петлей на концѣ...
Существующій порядокъ въ Россіи.
— Саламаткинъ! Свидѣтельскими показаніями полиція установила:, что ты продаешь недопеченный хлѣбъ. Недопе
каешь его ты для того, чтобы онъ больше тянулъ на вѣсахъ. Кромѣ того, ты берешь за него на 1-/* копейки дороже противъ таксы. За это мы штрафуемъ тебя на 300 рублей.
— Ваше благородіе! Помилуйте! Подвозу нѣтъ, вагоновъ, шведскій транзитъ въ неисправности, волненіе въ Персіи — нетто намъ возможно выдержать?!! ..
— Кардамоновъ, взыщи съ него!
*
— Господинъ городовой! Обратнѣе ваше вниманіе на этого проклятаго извозчика № 100. Я выхожу изъ Литей
наго театра, нанимаю его въ Троицкій, а онъ съ меня за это рупь проситъ. Нетто это дѣло? Грабежъ это безформенный!
— Ты чего же это, а? Штрафу захотѣлъ? Вотъ я замѣчу твой подлецойокій номеръ, тебя тремя рублями штрафа и огрѣютъ . . .
— Господинъ городовой! Нетто я какъ — по своей волѣ? Овесъ-то почемъ теперь, слыхали? Хозяину я сколько долженъ привезти — слыхали? 7 рублевъ. А вы — штоахъ. Штрахъ съ меня возьмете, я на другихъ сѣдокахъ отворачивать его долженъ. Городовой-то не всегда поблизу.
— Ну, ты, разговорился! Дайте ему, господинъ, полтину — предоѳолыно съ него! Ъзжай, анаѳема!
*
— Послушайте, господинъ банкиръ. У васъ тамъ какіето запасцы овса оказались спрятанные. Не хорошо. Ну, какое, скажите, имѣетъ отношеніе овесъ къ банку? Правда, что по закону мы вамъ ничего не имѣемъ права сдѣлать, но соівѣсть-то у васъ своя есть — или какъ?
Порядокъ, о которотъ мечтаетъ авторъ.
Къ дверямъ хлѣбной и бакалейной лавки Оаламаткина, что на Загородномъ проспектѣ, подскакали нѣсколько всадниковъ съ мрачными рѣшительными лицами. Они спѣшились и, тремя шпорами, вошли въ лавку.
— Вы — Саламаткинъ? Хорошо. Мы — столичный комитетъ общественной безопасности, находящійся подъ покровительствомъ властей. Вотъ эти двое солидныхъ незапятнанныхъ гражданъ сдѣлали намъ заявленіе, что вы продали имъ совсѣмъ не пропеченный хлѣбъ, вредный для здо
ровья, при чемъ взяли за него на 11/2 копейки болѣе противъ таксы.
-— Штой-то, господа, — завопилъ Саламаткинъ, — под
возу нѣтъ, транзитъ изъ Персіи ...
ДОБРЫЕ КАЛИФОРНІЙСКІЕ НРАВЫ.
Предварительное обращеніе къ военной цензурѣ.
Дорогая военная цензура!
Разрѣши, пожалуйста, мнѣ написать то, что я хочу; и не только написать, но и напечатать. Вѣдь ты понимаешь, что то, о чемъ я мечтаю ниже, настолько невѣроятно, настолько нежизненно, настолько не подходитъ къ нашей русской обстановкѣ и быту, что объяснить мои «мечты» под
стрекательствомъ — можетъ только человѣкъ, имѣющій чтолибо противъ меня лично. А такъ какъ военная цензура не должна имѣть на меня сердца (не давалъ повода) — то твердо надѣюсь, что и все ниженаписанное увидитъ свѣтъ.
Любящій васъ Арк. Ав.
Отрывокъ изъ Бретъ-Гарта.
... Нѣсколько всадниковъ съ суровыми мрачными лицами подскакали въ хижинѣ конокрада Джо Мастерса изъ Красныхъ Утесовъ — и спѣшились.
— Эй, Джо! Выходи! — закричалъ предводитель, стуча въ толстую сосновую дверь рукояткой кинжала.
На порогѣ показалась молодцеватая фигура Джо Мастерса съ двумя пистолетами въ рукахъ, но когда онъ увидѣлъ выраженіе лицъ пріѣхавшихъ — руки его опустились.
Когда въ тѣ дни меня предупреждали,
Что, можетъ бытъ, чрезъ 10 только лѣтъ, Нахмуренныя прояснятся дали,
Казалось мнѣ, что это — невозможно .
Такъ долго ждать, и я твердилъ въ отвѣтъ: —- Нѣтъ, нѣтъ, друзья! Не можетъ быть! Нѣтъ, нѣтъ! Предположенье ваше слишкомъ ложно,
Чтобъ можно было вѣрить вамъ, друзья! Нѣтъ! Ни за что вамъ не повѣрю я! ..
Но вотъ тѣ дни прошли и отшумѣли; Не воскресить промчавшагося дня:
Мечты — угасли, въ истомленномъ тѣлѣ — Ни прежнихъ силъ, ни прежняго огня!
А вкругъ, какъ встарь, и холодъ, и метели, И злая тьма ...
И ясно для меня:
Спятъ подо льдомъ застывшія озера, И если что и будетъ, то — нескоро.
Но если нынче кто-нибудь мнѣ скажетъ, Что только черезъ 20 долгихъ лѣтъ
Гнилой туманъ, осѣвши, наземь ляжетъ, И будетъ свѣтъ, —
Я не скажу, что это — невозможно,
Такъ долго ждать грядущаго... О, нѣтъ! Я буду ждать, надѣясь непреложно, Воспрянувшею вѣрою согрѣтъ, Хоть 30 лѣтъ!
Хоть 49 лѣтъ!! В. Князевъ.