ВЪ УБОРНОЙ ШАНТАНА.


Негритянка: — Можно подумать, что весь Петроградъ съ ума сошелъ: въ двадцати магазинахъ русскимъ языкомъ про
сила дать мнѣ трико тѣлеснаго цвѣта — и что же? Всюду мнѣ предлагали розовоеI..


ТЕПЛОЕ СЛОВО КОЕ-КАКИМЪ ПОРОКАМЪ.


Ты, который трудишься, сапоги ли чистишь, Бухгалтеръ или бухгалтерова помощница, Ты, чье лицо отъ дѣлъ и тосчищи — Помятое и зеленое, какъ трешница,
Портной, напримѣръ. Чего ты ради Эти брюки принесъ къ примѣркѣ. У тебя совершенно нѣту дядей,
А если есть, то небогатый, не мретъ, и не въ Америкѣ.
Говорю тебѣ я, начитанный и умный:
Ни Пушкинъ, ни Щепкинъ, ни Врубель, Ни строкѣ, ни позѣ, ни краскѣ надуманной Не вѣрили, —• а вѣрили въ рубль.
Ничего, если приложивши палецъ ко рту Зубоскалятъ, будто помогъ тѣмъ,
Что у меня такой-то и такой-то тузъ Мягко помѣченъ ногтемъ.
Игроческіе глаза изъ ночи Блестѣли, какъ два рубля,
Я разгружалъ какого-то, какъ настойчивый рабочій Разгружаетъ трюмъ корабля.
Слава тому, кто первый нашелъ, Какъ безъ труда и хитрости, Чистоплотно и хорошо
Карманы ближнему вывернуть и вытрясти!
И когда говорятъ мнѣ про трудъ и еще и еще, Будто хрѣнъ натираютъ на заржавленной теркѣ. Я ласково спрашиваю, взявъ за плечо: «А вы покупаете къ пятеркѣ?»
Вл. Маяковскій ВОЛЧЬИ ягоды.
Послѣдній рессурсъ.
— Веревочка? — говорилъ Хлестаковскій Осипъ. — Давай сюда и веревочку...
КОПЕНГАГЕНЪ, Изъ Рима сообщаютъ, что тамъ ходятъ слухи о возникшемъ въ Германіи проектѣ мобилизаціи женщинъ.
Мужскіе запасы, очевидно, уже почти израсходованы; дѣтскіе запасы — тоже.
Кого будетъ мобилизовать Вильгельмъ, когда и женскіе запасы израсходуются?
Можетъ быть, тогда ему только и останется — мобилизовать свои чемоданы и крикнуть:
— Извозчикъ! На Чортовъ островъ — пять марокъ! Послѣднія.
Примитивъ.
Всякую, самую сложную задачу можно чрезвычайно упростить, свести до пустяка, простого, какъ палецъ... Для этого нужно только быть туркомъ.
Изъ Константинополя сообщаютъ, что въ виду недостаточности и плохого оборудованія санитарной службы, а также огромнаго на
плыва раненыхъ, многихъ изъ нихъ убиваютъ на мѣстѣ, когда раны представляются опасными.
Порядокъ этого дѣла, очевидно, таковъ: Хирургъ осматриваетъ тяжело раненаго.
— Ну, что, докторъ? Серьезная у него рана? — О, да, чрезвычайно серьезная.
— А лѣченіе какое вы ему пропишете? — Радикальное, конечно. Отрѣжьте ему голову. Подходитъ къ другому.
— У тебя что, голубчикъ?
— Царапина, ваше благородіе. — А гдѣ же нога твоя?
— Ноги, собственно, нѣтъ. Да это пустое; царапина.
Стоящій подлѣ корреспондентъ нейтральной газеты умиляется:
— Какое мужество! Какое самообладаніе! Какой героизмъ!
— Будешь тутъ героемъ, — поясняетъ санитарный фельдшеръ. — Ежети безногій человѣкъ заявилъ, что у него царапина — его еще, можетъ быть, помилуютъ, но, если замѣтятъ, что рана серьезная — сейчасъ же ему устраиваютъ турецкую операцію — пулю въ ухо.
Живешь утюжить и ножницами раниться. Уже сѣдиною бороду перевилъ,
А видалъ ты когда-нибудь, какъ померанецъ Растетъ себѣ и растетъ на деревѣ?
Потѣете и трудитесь, трудитесь и потѣете, Вытелятся и вытянутся какія-то дѣти,
Мальчики-бухгалтеры, дѣвочки-помощницы, тѣ и тѣ Будутъ потѣть, какъ потѣли эти.
А вчера, не насилуемый никѣмъ, Просто,
Снялъ въ желѣзку по шестой рукѣ Три тысячи двѣсти со ста.
Награда за остроуміе.
Всякому овощу свое время и всякой остротѣ свое мѣсто. Танцовагь можно на танцовальномъ вечерѣ, но нельзя пус
каться въ плясъ на оспопрививательномъ пунктѣ. Игривый веселый человѣкъ можетъ пощекотать подбородокъ горничной, но отнюдь нельзя этого дѣлать, если, вмѣсто горничной, под
вернется подъ руку дѣлопроизводитель казенной палаты или инспекторъ земскаго страхованія.
Эдуардъ Югановъ Тальштремъ не принялъ этого во вниманіе. Эдуардъ Югановъ Тальштремъ наказанъ за это:
Кр. Эдуардъ Югановъ Тальштремъ, проживающій въ Нарвѣ, былъ вызванъ для допроса къ приставу 3-го участка города Нарвы
На вопросъ пристава, сидѣлъ-ли онъ въ тюрьмѣ, Тальштремъ
грубо отвѣтилъ:


КАЖДОМУ—СВОЕ.


Рис. А. Юнгера.