ФЕЛЬЕТОН
МИХ. КОЛЬЦОВА

НЕГРИТЯНКИ С ОПОЗДАНИЕМ

Герой рассказа Леонида Андреева очень их обожал:
— Я люблю негритянок. В них есть что-то экзотическое.
Маленький забитый русский обыватель, он никогда не видел в глаза предмета своей симпатии. И только мечтал о нем, возносясь в далекие жаркие края, рвался к ним Из унылой тины, из безотрадных Кислых российских будней,
Чего было желать, к чему тянуться из окаменевшего мещанского студня, где двойня была городским событием, пожар
сарая—потрясением, вечер в гимназии— годовым праздником, а развод—революционным актом.
Бедный негритянский обожатель! Оторвало ему голову в немецкую войну? Или он пронес ее на плечах через ледяные и огненные сквозняки революции, через чехарду генеральских режимов, мимо выс
шей меры, мимо сыпной вши? Осталась ли в горемычной черепной коробке хоть искра прежней приверженности к женской половине угнетенных народов черной расы?
Десять лет русской революции, перемешав ложкой стомиллионный человеческий котел, ослепили зрячих, но и разбу
дили глухих. Министрами стали слесаря и маляры, но и обыватель повстречался один на один с лесным медведем опасностей. Повстречался—и выжил. Представитель пензенских мужиков разговарива
ет в Европах с Чемберленами во фраках. Глухонемой от рождения сейчас спо
собен произнести достойную двухчасовую речь на пленарном заседании жилтоварищества.
То, чего не досказала жизнь, показало кино. Сенегальские негры в английских мундирах не добрались во время интервенции до Пензы. Но гражданин увидел
их на мирном экране. «Индийская гробница» расширила его кругозор по ^асти факиров, материализующихся духов и прочих лиц индийских свободных профессий. Любимец публики Гарри Пиль дока
зал, что прыгать с аэроплана ничуть не труднее, чем с подножки трамвая и что за это даже не штрафуют. Рядом с цер
ковью Николы на Драчах ребятишки в американских брючках играют в футбол, а кассир из семейных бань плывет в роговых очках, что твой доктор Мабузо.
И после всего, с опозданием на двадцать лет, прибыли негритянки. Давно умолкла щемящая в сердце тоска цо экзотике, давно утихли зовущие дерзкие го
лоса, а только сейчас на гулком досчатом полу московского цирка мерно колышутся в музыкальной трясучке худые, кремовые нолуженекие тела.
Негритянки обманули ожидания. Андреевский герой грезил крепкими угольными чертовками с курчавыми метелками голов и бурлящим зубовным оскалом.
Мечта облиняла. До Москвы добрались бледные девочки, цветом чуть посветлее
1 римского загара членов профсоюзов, в прилизанной, намаслянной стрижке волос.
Они танцуют, вращая всеми тазовыми частями в направление часовой стрелки, и притоптывают английскими каблучка
ми, и на губах у них печальная порочная покорность, н в глазах скука и равноду
шие к тому, что проделывают маленькие длинные ноги. Пусть организованно беснуется джаз-банд, пусть ноги выплясывают самую сумасшедшую в мире чечотку. Глазам скучно; в них спокойная забота профессионала о своем ремесле, в них только легкая тревога: не просту
диться бы в большом манеже, не попасть бы под арест в этом странноватом краю большевиков.
Следом за ними толстая ооветшалая негритянская мамаша поет слезливые английские песни о домашнем очаге и милосердном боге. Никогда не видала мамаша дымной каменной кладки в афри
канской хижине, сплетенной из лиан! Ее очаг—кафельная газовая плата в Вентукки, ее любимое дрессированное живот
ное—крытый «форд» в восемь лошадиных сил с бархатной обивкой и никкельным бокальчиком для цветов, купленным на доходы с оглушительного успеха негритянской оперетты.
Потом гибкий смуглый парнишка в широком поясе под рокот саксофонов и рояля ритмично прыгает через стульчик,
кувыркается и ходит колесом. Еще лет двадцать назад у нас в Киеве на Житием базаре не хуже такие штуки, делала популярная личность под названием «американец Кузьма».Правда,Кузьму не пригла
сили на гастроли в Нью-Йорк и найден был он однажды на песчаных откосах Трухашки-острова с разбитой головой и бутылкой в руке. Но по качеству продукции голосую безусловно я за Кузьму.
Публика смотрит и аплодирует, эта всегда для меня загадочная московская публика. Но особого неистовства не чув
ствую. Каждый здесь недавно видывал большее, изумлялся страшнее, радовался сильнее. Даже чем когда негры, чувствуя свою недостаточную черноту, надевают страшные дикарские маски с огненно кровавыми резиновыми губами.
И сам андреевский герой, на старости лет тряхнувший восемью рублями за би
лет, одевается у цирковой вешалки без оживления.
Он успел увидеть штуки поинтереснее. Экзотика опоздала. Не меньше, чем па десять лет.
Михаил Кольцов.
Негритянская оперетта. Черно-белый герлс-трот в «Шоколадных ребятах».

В ближайшее прем выходят книжки библиотеки „ОГОНЕК :

ФРИДМАН.—Мендель Маранц меняет квартиру.т-Возвращение Менделя Маранца. ЕФИМ ЗОЗУЛЯ.—Весенние рассказы. ГЕНРИ.—Принц из сказки. МАРТИНЭ.—Проклятые годы. ЯКОВЛЕВ.—Жених полунощный. ВЛЯХИН,—Большевик
Мамедка. ЗУЕВ.—Рассказы.