ЧЕРНАЯ ТЕСЬМА.

(Братьямь- армянамь посвещаю.)
Не оторваться отъ письма Въ засаленномъ конвертѣ: У края черная тесьма
Вѣщаетъ мнѣ о смерти. Два брата были и отецъ
Въ бою на смертномъ полѣ.... И вотъ — одно изъ трехъ сердецъ Уже не бьется болѣ.
Ужели старшій братъ Арчилъ Ушелъ навѣкъ изъ строя
И преждевременно почилъ Кончиною героя?
Иль, можетъ, младшій, Мартиросъ, Ушедшій плавать въ море,
Который жилъ, который росъ Отцу и мнѣ на горе?
А, можетъ, старый мой отецъ, Краса и гордость края, —
Пріялъ страдальческій вѣнецъ, Въ ущельѣ умирая?
Какая сила въ знакахъ есть, Начертанныхъ рукою!
Въ нихъ — чей-то стонъ, въ нихъ — чья-то месть, И страхъ — конецъ покою.
Почили взоры на листахъ — Безстрастны, молчаливы, —
Пока конвертъ дрожитъ въ перстахъ — Еще всѣ трое живы.
Но только разумомъ коснись Строки, застывшей блѣдно, —
Одинъ изъ трехъ уходитъ въ высь... Навѣки ... И безслѣдно ... Не оторваться отъ письма Въ засаленномъ конвертѣ: У края черная тесьма
Вѣщаетъ мнѣ о смерти.
Не отвести застывшихъ глазъ, Но и читать нѣтъ силы ... Всѣ одинаково сейчасъ И дороги, и милы!
Владиміръ Воиновъ.

совѣты и совѣтники.

ручная статья Аркадія Аверченко.
Все человѣчество раздѣляется на три рѣзко ограниченныхъ категоріи: на умныхъ людей, на людей, дающихъ совѣты, и на людей, принимающихъ совѣты.
Въ мірѣ, вообще, много общаго зла и, можетъ быть, только поэтому, частное зло — совѣты — проходитъ для многихъ наблюдателей жизни человѣческой незамѣченнымъ.
Въ области совѣтовъ различаются три комбинаціи: 1) подача совѣта профессіональнымъ совѣтчикомъ простому, ум
ному человѣку; 2) просьба о совѣтѣ, обращенная жаждущимъ совѣта къ простому, умному человѣку; и 3) столкновеніе любителя давать совѣты съ любителемъ получать совѣты.
Разсмотримъ каждую изъ трехъ комбинацій въ отдѣльности.
I.
Я встрѣтился съ дѣвушкой, полюбилъ ее большой, чистой, настоящей любовью. Надо отдать справедливость — это
былъ замѣчательный человѣкъ! На населеніе любой изъ европейскихъ столицъ пришлось бы всего двѣ-три такихъ дѣвушки. Я рѣшилъ жениться на своей дѣвушкѣ.
Едва вѣсть объ этомъ разнеслась по городу, какъ ко мнѣ явился пріятель Трубачевъ (первая категорія) и, послѣ нѣсколькихъ общихъ фразъ, обронилъ словцо:
— Женишься?
— Да, женюсь.
— Не совѣтую.
Я въ ужасѣ вскочилъ со стула.
— Милый! Ты меня пугаешь!.. неужели, ты знаешь о Лидѣ Маевой что-нибудь такое, что ... Боже! У меня даже сердце перестало биться...
— О какой Лидѣ Маевой? — О моей невѣстѣ.
— Я ея даже не знаю.
— Постой... Такъ какъ же ты мнѣ не совѣтуешь жениться?
— Ну, вообще, бракъ, знаешь ли... — А что такое?
— Бракъ —могила любви.
— Да ты Лиду Маеву знаешь? — Говорю тебѣ — не знаю.
— Такъ какъ же ты можешь совѣтовать, не зная Лиды Маевой?
—А что въ ней особеннаго?
— Лида — изумительный, замѣчательный человѣкъ.
— Ну, знаешь, всѣ онѣ замѣчательныя до выхода замужъ ...
Я чуть не плакалъ.
— Да вѣдь не знаешь же ты Лиду Маеву! Какъ можешь ты это говорить?
— Умный человѣкъ можетъ дѣлать выводы и не имѣя достаточныхъ данныхъ.
— Значитъ, не совѣтуешь? — Не совѣтую.
— Тогда что же ты мнѣ совѣтуешь?
— Мой тебѣ совѣтъ: женись на Марьѣ Авксентьевнѣ Петряевой. Добрый человѣкъ, хорошая хозяйка; правда, звѣздъ съ неба не хватаетъ, но этого вѣдь и не нужно.
—А Лиду, значитъ, по боку?
— По боку. Мой тебѣ совѣтъ.
И подумалъ я: вѣдь вотъ человѣкъ этотъ говоритъ... Вѣдь для чего же нибудь онъ говоритъ? Вѣдь не сталъ бы онъ говорить, если бы былъ категорически увѣренъ, что его слова никакого дѣйствія, кромѣ легкаго сотрясенія воздуха, не произведутъ? Вѣдь, значитъ, у него есть какая-то маленькая надежда: а вдругъ я прислушаюсь къ его словамъ, по
вѣрю имъ, и поступлю по его, по-Трубачевски. Вѣдь у него тонъ непоколебимый, увѣренный, а вѣдь онъ не видѣлъ даже Лиды, не присутствовалъ ни при одномъ изъ нашихъ тихихъ вечернихъ разговоровъ, когда мы строили планы и разрѣ
шали всѣ будущія задачи и препятствія. Да и Петряеву вѣдь онъ еле знаетъ. Почему Петряева? Родственница она ему, кузина, что ли? Или предложила громадныя деньги, чтобы онъ меня съ ней свелъ?
— Такъ ты говоришь — на Петряевой жениться? — На Петряевой.
Надъ такими людьми, какъ Трубачевъ, не грѣхъ подшутить.
— Хорошо, — кивнулъ я головой. — Что — хорошо?
— Женюсь на Петряевой, какъ ты совѣтуешь, а Лидѣ напишу письмо съ отказомъ.
Весь кошмаръ, весь ужасъ, леденящій кровь, заключался въ томъ, что Трубачевъ даже не удивился, не ахнулъ, видя такое быстрое дѣйствіе своего краснорѣчія.
Puc. В. Лебедева.