Празднование 15-летия героического пути Рабоче-крестьянской Красной армии совпало с другой, по-своему также замечательной датой, — с десятилетием культшефства работников искусств над РККА.
В дни празднования этих двух дат многие товарищи во главе с К. Е. Ворошиловым, отмечая и в прессе и в своих выступлениях на IV пленуме ЦК рабис достоинства нашей шефской работы, неоднократно подчеркивали, что факти
ческая связь работников искусств началась не с 1923 г. — с момента официальной фиксации шефства, а гораздо раньше, т. е. началась эта связь с первых дней организации Красной армии.
Ко мне как свидетелю зарождения этой плодотворной связи, как участнику первого драматического спектакля в советской большевистской Москве редакция обратилась с предложением поделиться на страницах журнала воспоминаниями об этом исключительном спектакле, замеча
тельном по той обстановке, в которой он проходил, и по тому зрителю, который переполнял не только зрительный зал, но и закулисье.
И хотя я уже однажды писал об этом спектакле, правда, очень кратко, все же полагаю, что не лишне на
помнить еще раз о днях, которые являются истоком связи работников искусств с нашей Красной армией.
Строки эти не претендуют на точный историзм. Убежден даже, что многое, излагаемое мною, в действительно
сти происходило несколько иначе. К сожалению, у меня нет дневника. Имеются некоторые хаотические наброски на отдельных клочках бумаги и только. Я буду поэтому восстанавливать события так, как они отложились в моей памяти.
Москва, 1917 г., начало сентября. Я только что вырвался из цепких лап империалистической бойни и эва
куировался с Южного фронта, где проторчал около двух лет в качестве начальника связи и командира роты.
В то время Московский совет рабочих депутатов, в большинстве своем состоявший из меньшевиков, был убежден, что он еще долго продержится у власти, выполняя волю Коноваловых, Терещенко и Гучковых.
На основании этих предположений Московский меныневиствующий совет постановил отремонтировать на зиму 1918 г. (какая предусмотрительность!) театральное поме
щение для солдатских спектаклей; перед отправкой на фронт предполагалось убедительнейшими средствами воздействия театрального искусства вдохновлять «серую скотину» на новые «подвиги» во исполнение приказов анг
лийских и французских банкиров. Но предполагали ли тогдашние заправилы Моссовета, что во вновь отремонти
рованном здании театра «Аквариум», что у Триумфальных ворот, удастся сыграть лишь единственный спектакль для «солдат временного правительства»!
Второй спектакль в этом здании играли московские актеры уже по предложению Военного революционного комитета.
Это был первый драматический спектакль в советской большевистской Москве.
И смотрели этот спектакль уже не «солдаты», а Красная гвардия пролетариата и трудящихся крестьян бывшей Российской империи ,— лучшие сыны восставшего рево
люционного народа, стальная когорта великого Октября, из которой и родилась наша непобедимая, интернациональная по духу Рабоче-крестьянская Красная армия.
Сыгран был этот спектакль приблизительно между 29 октября и 2 ноября старого стиля 1917 г. (точно установить дату затрудняюсь).
В начале сентября 1917 г., получив в штабе 56-го полка отношение с откомандированием меня в театральный
отдел Московского совета солдатских депутатов, я явился туда.
Нах^ился этот отдел в Чернышевском переулке, в одном из многочисленных флигелей дома «генерал-губернатора».
Переговорив с тт. П. Леонтьевым и Н. Бравиным, которые хлопотали о том, чтобы заполучить меня с фронта для работы в отделе, я по их предложению пошел в управление делами, чтобы познакомиться со списком актеров, с которыми должен был начать работать в качестве режиссера.
Каково же было мое удивление, когда, вместо списка труппы, подали толстую тетрадь с фамилиями несколь
ких сот человек: лучших актеров, музыкантов, художников и певцов московских театров. И странно было смотреть в конце списка на небольшую колонку имен «жен
ского пола». Актрис в этом списке было человек 15, среди которых всюду поспевающая, вечно-юная Мария Блюменталь-Т амарина.
Первая пьеса, которую решили ставить в театре «Аквариум» для открытия «солдатских» спектаклей, была «Бедность — не порок» Островского. Ставил пьесу П. Леонтьев, так как я играл в ней центральную роль Любима.
Параллельно я приступил к режиссерской работе над постановкой «Власти тьмы» Толстого.
Ремонт театра затянулся, и открытие было назначено на 25 октября старого стиля, то-есть на великий решающий день пролетарской революции.
Спектакль, как и всякая премьера, затянулся, и последний раз занавес опустился в момент, когда раздались исторические залпы с крейсера «Аврора» по Зимнему дворцу.
В день спектакля в театре была обычная предпремьерная лихорадка. И никто из актеров и других работников не замечал особенного наплыва «посторонних» театру людей: то появится незнакомый рабочий, то промелькнет неизвестная солдатская шинель, а то вдруг вынырнет ма
тросский бушлат. Но актерам было не до того. У актеров была премьера и что означали по сравнению с таким «важным» событием «какие-то разногласия» между мень
шевиками и большевиками, происходившие в Петрограде на 2-м Съезде Советов!
Признаюсь, грешный человек, сам я тогда был политическим несмышленышем и также был убежден глубочайшим образом, что премьера» «Бедности — не .порок» в сол
датском театре неизмеримо важнее того, что происходило в тот день в Смольном.
И лишь часов в шесть вечера, когда в театр неожиданно явился т. Сова-Степняк, член президиума Совета и председатель Совета «десяти», и заявил мне, что он назна
чается комиссаром нашего театра, я почувствовал, что назревает «нечто более важное, чем наша премьера».
Обойдя еще с несколькими товарищами театр и осмотрев двор сада, они ушли. Уходя, Степняк мне шепнул: «Сегодня, может, наши будут выступать, так ты их поддержи».
На мой вопрос — «в чем дело» — он многозначительно улыбнулся, бросив: «Скоро побачишь» и, скрываясь за дверью, еще раз мне крикнул: «дывись же, друже, наших поддерживай»..
К предпремьерному лихорадочному состоянию прибавилась у меня еще некоторая беспокойная настороженность...
Спектакль проходил нормально. Были и торжественные приветствия в^овь открывшемуся театру. Были выступления и политические. От большевистской фракции, на
сколько мне помнится, выступали тт. Степняк и Будзинский. Выступления их .прошли довольно спокойно, но на
пряженное состояние меня не покидало, и я каждый
антракт старался поймать Степняка, спрашивая его: «как дела». Он неизменно мне отвечал: «Грайтэ добре, остатне будэ ще крашэ».
К концу спектакля он исчез, шепнув мне, чтобы я не уходил из театра, а дожидался его распоряжений. В те
атре я остался, но никаких распоряжений в ту ночь от него я не получил.
Л. ПРОЗОРОВСКИЙ
В дни празднования этих двух дат многие товарищи во главе с К. Е. Ворошиловым, отмечая и в прессе и в своих выступлениях на IV пленуме ЦК рабис достоинства нашей шефской работы, неоднократно подчеркивали, что факти
ческая связь работников искусств началась не с 1923 г. — с момента официальной фиксации шефства, а гораздо раньше, т. е. началась эта связь с первых дней организации Красной армии.
Ко мне как свидетелю зарождения этой плодотворной связи, как участнику первого драматического спектакля в советской большевистской Москве редакция обратилась с предложением поделиться на страницах журнала воспоминаниями об этом исключительном спектакле, замеча
тельном по той обстановке, в которой он проходил, и по тому зрителю, который переполнял не только зрительный зал, но и закулисье.
И хотя я уже однажды писал об этом спектакле, правда, очень кратко, все же полагаю, что не лишне на
помнить еще раз о днях, которые являются истоком связи работников искусств с нашей Красной армией.
Строки эти не претендуют на точный историзм. Убежден даже, что многое, излагаемое мною, в действительно
сти происходило несколько иначе. К сожалению, у меня нет дневника. Имеются некоторые хаотические наброски на отдельных клочках бумаги и только. Я буду поэтому восстанавливать события так, как они отложились в моей памяти.
Москва, 1917 г., начало сентября. Я только что вырвался из цепких лап империалистической бойни и эва
куировался с Южного фронта, где проторчал около двух лет в качестве начальника связи и командира роты.
В то время Московский совет рабочих депутатов, в большинстве своем состоявший из меньшевиков, был убежден, что он еще долго продержится у власти, выполняя волю Коноваловых, Терещенко и Гучковых.
На основании этих предположений Московский меныневиствующий совет постановил отремонтировать на зиму 1918 г. (какая предусмотрительность!) театральное поме
щение для солдатских спектаклей; перед отправкой на фронт предполагалось убедительнейшими средствами воздействия театрального искусства вдохновлять «серую скотину» на новые «подвиги» во исполнение приказов анг
лийских и французских банкиров. Но предполагали ли тогдашние заправилы Моссовета, что во вновь отремонти
рованном здании театра «Аквариум», что у Триумфальных ворот, удастся сыграть лишь единственный спектакль для «солдат временного правительства»!
Второй спектакль в этом здании играли московские актеры уже по предложению Военного революционного комитета.
Это был первый драматический спектакль в советской большевистской Москве.
И смотрели этот спектакль уже не «солдаты», а Красная гвардия пролетариата и трудящихся крестьян бывшей Российской империи ,— лучшие сыны восставшего рево
люционного народа, стальная когорта великого Октября, из которой и родилась наша непобедимая, интернациональная по духу Рабоче-крестьянская Красная армия.
Сыгран был этот спектакль приблизительно между 29 октября и 2 ноября старого стиля 1917 г. (точно установить дату затрудняюсь).
В начале сентября 1917 г., получив в штабе 56-го полка отношение с откомандированием меня в театральный
отдел Московского совета солдатских депутатов, я явился туда.
Нах^ился этот отдел в Чернышевском переулке, в одном из многочисленных флигелей дома «генерал-губернатора».
Переговорив с тт. П. Леонтьевым и Н. Бравиным, которые хлопотали о том, чтобы заполучить меня с фронта для работы в отделе, я по их предложению пошел в управление делами, чтобы познакомиться со списком актеров, с которыми должен был начать работать в качестве режиссера.
Каково же было мое удивление, когда, вместо списка труппы, подали толстую тетрадь с фамилиями несколь
ких сот человек: лучших актеров, музыкантов, художников и певцов московских театров. И странно было смотреть в конце списка на небольшую колонку имен «жен
ского пола». Актрис в этом списке было человек 15, среди которых всюду поспевающая, вечно-юная Мария Блюменталь-Т амарина.
Первая пьеса, которую решили ставить в театре «Аквариум» для открытия «солдатских» спектаклей, была «Бедность — не порок» Островского. Ставил пьесу П. Леонтьев, так как я играл в ней центральную роль Любима.
Параллельно я приступил к режиссерской работе над постановкой «Власти тьмы» Толстого.
Ремонт театра затянулся, и открытие было назначено на 25 октября старого стиля, то-есть на великий решающий день пролетарской революции.
Спектакль, как и всякая премьера, затянулся, и последний раз занавес опустился в момент, когда раздались исторические залпы с крейсера «Аврора» по Зимнему дворцу.
В день спектакля в театре была обычная предпремьерная лихорадка. И никто из актеров и других работников не замечал особенного наплыва «посторонних» театру людей: то появится незнакомый рабочий, то промелькнет неизвестная солдатская шинель, а то вдруг вынырнет ма
тросский бушлат. Но актерам было не до того. У актеров была премьера и что означали по сравнению с таким «важным» событием «какие-то разногласия» между мень
шевиками и большевиками, происходившие в Петрограде на 2-м Съезде Советов!
Признаюсь, грешный человек, сам я тогда был политическим несмышленышем и также был убежден глубочайшим образом, что премьера» «Бедности — не .порок» в сол
датском театре неизмеримо важнее того, что происходило в тот день в Смольном.
И лишь часов в шесть вечера, когда в театр неожиданно явился т. Сова-Степняк, член президиума Совета и председатель Совета «десяти», и заявил мне, что он назна
чается комиссаром нашего театра, я почувствовал, что назревает «нечто более важное, чем наша премьера».
Обойдя еще с несколькими товарищами театр и осмотрев двор сада, они ушли. Уходя, Степняк мне шепнул: «Сегодня, может, наши будут выступать, так ты их поддержи».
На мой вопрос — «в чем дело» — он многозначительно улыбнулся, бросив: «Скоро побачишь» и, скрываясь за дверью, еще раз мне крикнул: «дывись же, друже, наших поддерживай»..
К предпремьерному лихорадочному состоянию прибавилась у меня еще некоторая беспокойная настороженность...
Спектакль проходил нормально. Были и торжественные приветствия в^овь открывшемуся театру. Были выступления и политические. От большевистской фракции, на
сколько мне помнится, выступали тт. Степняк и Будзинский. Выступления их .прошли довольно спокойно, но на
пряженное состояние меня не покидало, и я каждый
антракт старался поймать Степняка, спрашивая его: «как дела». Он неизменно мне отвечал: «Грайтэ добре, остатне будэ ще крашэ».
К концу спектакля он исчез, шепнув мне, чтобы я не уходил из театра, а дожидался его распоряжений. В те
атре я остался, но никаких распоряжений в ту ночь от него я не получил.
ПЕРВЫЙ СПЕКТАКЛЬ в советской москве
Л. ПРОЗОРОВСКИЙ