Понявъ Пуссена по его пейзажамъ, намъ станетъ болѣе ясной прелесть его искусства вообще. Въ сущности, онъ всегда и въ другихъ своихъ карти
нахъ— будь то библейскіе, евангельскіе, историческіе или миѳологическіе сюжеты — прекрасный пейзажистъ. Въ гармоничныя группы располагаются его персонажи, не впадая въ жестикуляцію, они дѣлаютъ всѣ нужные жесты, а лица выражаютъ ясно и безъ лишнихъ гримасъ ихъ переживанія. И все же не вс Ѣмъ этимъ и даже не вкуснымъ подборомъ колеровъ, не общимъ то
номъ, не распредѣленіемъ густыхъ и сочныхъ тѣней хороши фигурныя его картины, и не всѣмъ этимъ отличаются онѣ отъ лучшихъ картинъ анало
гичнаго типа итальянцевъ, а прекрасны онѣ изумительнымъ чувствомъ природы 56.
Среди фигурныхъ картинъ одною изъ самыхъ характерныхъ является луврскій «Нарциссъ». Н вотъ въ этомъ шедёврѢ, въ которомъ такъ прекрасенъ общій пепельный тонъ и мягкій ударъ розовой драпировки, такъ дивно на
писано тѣло застывшаго юноши, такъ тонко сочетались всѣ линіи, все такъ идеально построено и кажется такимъ простымъ,—даже въ этомъ шедеврѣ главная прелесть все же въ пейзажѣ. А между тѣмъ сразу этого и не угадаешь, настолько «декораціи»—низкимъ скаламъ, трепещущему въ вечер
немъ сумракѣ тополю и куску неба — приданъ характеръ фона, околичности.
«Антинатуралистъ» Пуссенъ, громившій Караваджо, оказывается здѣсь однимъ изъ самыхъ горячихъ поклонниковъ натуры и лучшимъ ея знатокомъ. Кому случалось гулять въ окрестностяхъ Рима и Неаполя, тому не разъ вспоми
нался луврскій «Нарциссъ» и вырывалось восклицаніе: «это совершенный Пуссенъ!».
Еще яснѣе натурализмъ (или «натуризмъ») Пуссена сказывается, если его картины сопоставить съ аналогичными произведеніями его современни
ковъ. Итальянскія картины и даже самыхъ жизненныхъ художниковъ—Розы
или Кастильоне —меркнутъ отъ сосѣдства французскаго мастера именно потому, что имъ не хватаетъ въ той же мѣрѣ ни проникновенныхъ знаній ни чувства жизни. Мало того, даже у реалистовъ-нидерландцевъ не найти такихъ кусковъ безусловной вдохновенной правды, какіе мы встрѣчаемъ въ пейзажахъ «Нарцисса», дрезденской «Флоры» или дульвичскихъ «Музъ».
56 Нѣкоторыя картины Пуссена яснѣе другихъ отражаютъ впечатлѣніе, которое произвели на художника произведенія Караваджо, про ко
тораго, однако, Пуссенъ говаривалъ, что онъ явился для того, чтобы «уничтожить живопись». Эти слѣды вліянія Караваджо сказываются не только въ эпергпческой свѣтотѣни, но иногда и въ непосредственномъ пользованіи натурщиками или хотя бы тѣми статуэтками, которыя лѣпилъ самъ Пуссенъ и которыя онъ одѣвалъ въ ан
тичныя хламиды и тоги. Смѣшеніе караваджескихъ чертъ съ нѣкоторыми элементами, свидѣтельствующими о сильномъ впечатлѣніи, произ
веденномъ на Пуссена Эльсгеймеромъ, съ полной опредѣленностью обнаруживается въ картинѣ у
Кука въ Ричмондѣ «Чума въ Аѳинахъ» (достовѣрность атрибуціи ея Пуссену, къ сожалѣпію, не можетъ считаться абсолютной). Огромныя знанія природы доказываютъ, между прочимъ, и рисованные этюды Пуссена, такіе увѣренные, смѣлые, «идущіе прямо къ цѣли». Въ нихъ ясно ви
дишь, что мастеру не приходилось каждый разъ сызнова учиться у природы, но что онъ зналъ ее наизусть, и это-то позволяло ему всегда брать отъ нея одно лишь существенное. Къ сожалѣнію, живописныхъ этюдовъ мастера не сохранилось, если не считать довольно достовѣрный, но незначительный набросокъ («Ребенокъ среди скалъ») въ картинномъ залѣ Царскосельскаго дворца.
нахъ— будь то библейскіе, евангельскіе, историческіе или миѳологическіе сюжеты — прекрасный пейзажистъ. Въ гармоничныя группы располагаются его персонажи, не впадая въ жестикуляцію, они дѣлаютъ всѣ нужные жесты, а лица выражаютъ ясно и безъ лишнихъ гримасъ ихъ переживанія. И все же не вс Ѣмъ этимъ и даже не вкуснымъ подборомъ колеровъ, не общимъ то
номъ, не распредѣленіемъ густыхъ и сочныхъ тѣней хороши фигурныя его картины, и не всѣмъ этимъ отличаются онѣ отъ лучшихъ картинъ анало
гичнаго типа итальянцевъ, а прекрасны онѣ изумительнымъ чувствомъ природы 56.
Среди фигурныхъ картинъ одною изъ самыхъ характерныхъ является луврскій «Нарциссъ». Н вотъ въ этомъ шедёврѢ, въ которомъ такъ прекрасенъ общій пепельный тонъ и мягкій ударъ розовой драпировки, такъ дивно на
писано тѣло застывшаго юноши, такъ тонко сочетались всѣ линіи, все такъ идеально построено и кажется такимъ простымъ,—даже въ этомъ шедеврѣ главная прелесть все же въ пейзажѣ. А между тѣмъ сразу этого и не угадаешь, настолько «декораціи»—низкимъ скаламъ, трепещущему въ вечер
немъ сумракѣ тополю и куску неба — приданъ характеръ фона, околичности.
«Антинатуралистъ» Пуссенъ, громившій Караваджо, оказывается здѣсь однимъ изъ самыхъ горячихъ поклонниковъ натуры и лучшимъ ея знатокомъ. Кому случалось гулять въ окрестностяхъ Рима и Неаполя, тому не разъ вспоми
нался луврскій «Нарциссъ» и вырывалось восклицаніе: «это совершенный Пуссенъ!».
Еще яснѣе натурализмъ (или «натуризмъ») Пуссена сказывается, если его картины сопоставить съ аналогичными произведеніями его современни
ковъ. Итальянскія картины и даже самыхъ жизненныхъ художниковъ—Розы
или Кастильоне —меркнутъ отъ сосѣдства французскаго мастера именно потому, что имъ не хватаетъ въ той же мѣрѣ ни проникновенныхъ знаній ни чувства жизни. Мало того, даже у реалистовъ-нидерландцевъ не найти такихъ кусковъ безусловной вдохновенной правды, какіе мы встрѣчаемъ въ пейзажахъ «Нарцисса», дрезденской «Флоры» или дульвичскихъ «Музъ».
56 Нѣкоторыя картины Пуссена яснѣе другихъ отражаютъ впечатлѣніе, которое произвели на художника произведенія Караваджо, про ко
тораго, однако, Пуссенъ говаривалъ, что онъ явился для того, чтобы «уничтожить живопись». Эти слѣды вліянія Караваджо сказываются не только въ эпергпческой свѣтотѣни, но иногда и въ непосредственномъ пользованіи натурщиками или хотя бы тѣми статуэтками, которыя лѣпилъ самъ Пуссенъ и которыя онъ одѣвалъ въ ан
тичныя хламиды и тоги. Смѣшеніе караваджескихъ чертъ съ нѣкоторыми элементами, свидѣтельствующими о сильномъ впечатлѣніи, произ
веденномъ на Пуссена Эльсгеймеромъ, съ полной опредѣленностью обнаруживается въ картинѣ у
Кука въ Ричмондѣ «Чума въ Аѳинахъ» (достовѣрность атрибуціи ея Пуссену, къ сожалѣпію, не можетъ считаться абсолютной). Огромныя знанія природы доказываютъ, между прочимъ, и рисованные этюды Пуссена, такіе увѣренные, смѣлые, «идущіе прямо къ цѣли». Въ нихъ ясно ви
дишь, что мастеру не приходилось каждый разъ сызнова учиться у природы, но что онъ зналъ ее наизусть, и это-то позволяло ему всегда брать отъ нея одно лишь существенное. Къ сожалѣнію, живописныхъ этюдовъ мастера не сохранилось, если не считать довольно достовѣрный, но незначительный набросокъ («Ребенокъ среди скалъ») въ картинномъ залѣ Царскосельскаго дворца.