нужно (речь идет о „фугах Е. В.) современному человеку от искусства, не в этом оправдание задачи художника. Жизнь, где бы ни сказалась; правда, как бы ни была солона; смелая, искренняя речь к людям — вот моя закваска (7/VIII — 75 г.) „Не музыки нам надо...— мысли живые подайте, живую беседу с людьми ведите ... (23/XI — 75 г.). Известное общественное явление начала 70-х г.г., называемое „хо
ждением в народ тоже нашло отклик у Мусоргского — „А что если Мусорянин да грянет по Руси-матушке, Ковырять чернозем не впервые стать, да ковырять не по удобренному, а в сырье хочется, не познакомиться с народом, а побрататься жаждется: страшно, а хорошо . (16/VI — 72 г.). Любопытно отметить, что увлечение передовой общественностью, жестоко преследуемой правительством, заходило у Мусоргского так далеко, что заставило его даже гордиться запрещением его „Семи
нариста —„До сих пор цензура музыкантов пропускала; запрет „Семинариста служит доводом, что из „соловьев, кущей лесных и лунных воздухателей музыканты становятся членами человеческих обществ, и если бы всего меня запре
тили, я не перестал бы долбить камень, пока бы из сил не выбился . (18/VIII—1870 г.). Но если, таким образом, несомненно влияние на Мусоргского передовой общест
венности в первый период его творчества, для которого характерно реалистическибытовое его содержание, то непонятной с первого взгляда остается связь и влияние общественной обстановки иа дальнейшую его судьбу. Но эта связь станет ясной, если вспомнить, с одной стороны, упомянутое выше постепенное нарастание с конца 60-х г.г. политической реакции и связанных с ней многообразных видов репрессий, а с другой стороны, представить себе, как могло отвечать и отвечало на них об
щество, к которому принадлежал Мусоргский—общество людей культурных вполне, но так или иначе состоявших на службе у правительства и, притом, в довольно значительных чинах (см. прилож. к письму к Стасову от 18/VIII — 70 г., перечисляющее наиболее близких друзей Мусоргского и их чины и звания). Борьбу со злом это общество понимало только в „культурных формах, т.-е. только на словах, да и то в узких рамках своей специальности (музыки). Легко сообразить, что люди, действовавшие и творившие в духе позитивизма и отражения народнических идей, как Мусоргский, не могли не подвергнуться преследованиям правительства в той или иной форме. Удары со стороны правительства, действовавшего не увещаниями, а более ощутительными средствами — снятием со сцены „Бориса Годунова , запре
щением издавать („Семинариста ), недоброжелательным отношением на каждом шагу — должны были неизбежно создать у впечатлительного, неустойчивого Му
соргского подавленное состояние. Эта подавленность могла создать то состояние безысходности, которое отразилось и в творчестве и вылилось в образах смерти, стерегущей человека на всех путях („Песни и пляски смерти ). Процесс этот со
вершался не сразу,— мало - по - малу вытесняя и ослабляя прежнее реалистическибытовое творчество. Тем временем под влиянием репрессий правительства все более зрела и среди всего „образованного общества реакция против увлечения народническими идеями. Именно, здесь, в идейной реакции общества, гибелью луч
шей своей части отученного правительством от „политики и интереса к народу и отображению его в искусстве, именно здесь следует искать объяснения почти полного забвения Мусоргского в 80-х и первой половине 90-х г.г. И только ожи
вление общественной жизни и политической борьбы во второй половине 90-х г.г. опять оживило вместе с интересом к широким народным массам и интерес к на
родно-реалистическим произведениям Мусоргского (возобновлен „Борис Годунов ), а заодно, и к прочим его произведениям. Но если приведенные выше соображения и объясняют причины подъема и падения интереса к произведениям Мусоргского, то как будто вовсе не затрагивают вопроса об их подлинной, художественной ценности, не объясняют интереса к Мусоргскому и высокой его оценки музыкантами, рсобенно иностранными. Известно, что для них прежде всего важны интересные, новые технические приемы, содержание же (бытовое ли оно, или мистическое,
ждением в народ тоже нашло отклик у Мусоргского — „А что если Мусорянин да грянет по Руси-матушке, Ковырять чернозем не впервые стать, да ковырять не по удобренному, а в сырье хочется, не познакомиться с народом, а побрататься жаждется: страшно, а хорошо . (16/VI — 72 г.). Любопытно отметить, что увлечение передовой общественностью, жестоко преследуемой правительством, заходило у Мусоргского так далеко, что заставило его даже гордиться запрещением его „Семи
нариста —„До сих пор цензура музыкантов пропускала; запрет „Семинариста служит доводом, что из „соловьев, кущей лесных и лунных воздухателей музыканты становятся членами человеческих обществ, и если бы всего меня запре
тили, я не перестал бы долбить камень, пока бы из сил не выбился . (18/VIII—1870 г.). Но если, таким образом, несомненно влияние на Мусоргского передовой общест
венности в первый период его творчества, для которого характерно реалистическибытовое его содержание, то непонятной с первого взгляда остается связь и влияние общественной обстановки иа дальнейшую его судьбу. Но эта связь станет ясной, если вспомнить, с одной стороны, упомянутое выше постепенное нарастание с конца 60-х г.г. политической реакции и связанных с ней многообразных видов репрессий, а с другой стороны, представить себе, как могло отвечать и отвечало на них об
щество, к которому принадлежал Мусоргский—общество людей культурных вполне, но так или иначе состоявших на службе у правительства и, притом, в довольно значительных чинах (см. прилож. к письму к Стасову от 18/VIII — 70 г., перечисляющее наиболее близких друзей Мусоргского и их чины и звания). Борьбу со злом это общество понимало только в „культурных формах, т.-е. только на словах, да и то в узких рамках своей специальности (музыки). Легко сообразить, что люди, действовавшие и творившие в духе позитивизма и отражения народнических идей, как Мусоргский, не могли не подвергнуться преследованиям правительства в той или иной форме. Удары со стороны правительства, действовавшего не увещаниями, а более ощутительными средствами — снятием со сцены „Бориса Годунова , запре
щением издавать („Семинариста ), недоброжелательным отношением на каждом шагу — должны были неизбежно создать у впечатлительного, неустойчивого Му
соргского подавленное состояние. Эта подавленность могла создать то состояние безысходности, которое отразилось и в творчестве и вылилось в образах смерти, стерегущей человека на всех путях („Песни и пляски смерти ). Процесс этот со
вершался не сразу,— мало - по - малу вытесняя и ослабляя прежнее реалистическибытовое творчество. Тем временем под влиянием репрессий правительства все более зрела и среди всего „образованного общества реакция против увлечения народническими идеями. Именно, здесь, в идейной реакции общества, гибелью луч
шей своей части отученного правительством от „политики и интереса к народу и отображению его в искусстве, именно здесь следует искать объяснения почти полного забвения Мусоргского в 80-х и первой половине 90-х г.г. И только ожи
вление общественной жизни и политической борьбы во второй половине 90-х г.г. опять оживило вместе с интересом к широким народным массам и интерес к на
родно-реалистическим произведениям Мусоргского (возобновлен „Борис Годунов ), а заодно, и к прочим его произведениям. Но если приведенные выше соображения и объясняют причины подъема и падения интереса к произведениям Мусоргского, то как будто вовсе не затрагивают вопроса об их подлинной, художественной ценности, не объясняют интереса к Мусоргскому и высокой его оценки музыкантами, рсобенно иностранными. Известно, что для них прежде всего важны интересные, новые технические приемы, содержание же (бытовое ли оно, или мистическое,