(очеркъ).
— Подсудимый, вы обвиняетесь въ томъ, что 3-го декабря минувшаго года вы въ вашей квартирѣ покушались на убійство вашего родного сына, Николая Холодова, внезапно набросившись на него съ ножомъ, взятымъ вами тутъ-же, на обѣденномъ сто
лѣ, причемъ нанесли ему рану въ шею,
рану, признанную врачами тяжкой. Признаете-ли вы себя въ этомъ виновнымъ?
При первыхъ словахъ предсѣдателя со скамьи подсудимыхъ поднялся сухощавый, незначительнаго вида старикъ въ черномъ сюртукѣ, не блиставшемъ новизной, но сшитомъ безукоризненно. Лицо его было блѣдно, глаза, окруженные мелкими мор
щинками, смотрѣли просто, вдумчиво, не выражая ни злобы, ни замѣтнаго страданія.
У него были короткіе, рѣденькіе усы и узенькая сѣдая бородка. На впалыхъ морщинистыхъ щекахъ волосы не росли. Го
лова была острижена очень низко, волосы на ней хорошо сохранились и были почти сплошь черные.
Онъ откашлялся, нѣсколько разъ подрядъ сдвинулъ сѣдыя, рѣдкія брови, и ска
залъ съ разстановкой, внятно, но голосомъ негромкимъ и слегка дрожащимъ:
— Признаю себя виновнымъ!
— Разскажите, какъ было дѣло.
— Такъ, какъ разсказано въ обвинительномъ актѣ. Я ничего не могу ни измѣнить, ни прибавить!
Сказавъ это, онъ сѣлъ на свое прежнее мѣсто, опустилъ голову и сложилъ руки на колѣняхъ.
— Подсудимый, что же васъ заставило совершить этотъ поступокъ? — спросилъ предсѣдатель.
Старикъ медленно, съ очевидной неохотой, опять поднялся.—Я ничего не могу прибавить,—повторилъ онъ и поспѣшно опустился на скамейку. Но предсѣдатель еще не кончилъ свои вопросы.
— Подсудимый! — старикъ опять поднялся и посмотрѣлъ на спрашивавшаго съ укоромъ. Взглядъ его какъ-бы говорилъ: „зачѣмъ вы меня тревожите? Развѣ вы не видите, что я ничего не хочу сказать!“—
— Подсудимый! Вы имѣете право отказаться отъ дачи объясненій. Итакъ, вы
пользуетесь этимъ правомъ и не желаете давать объясненій?
— Я ничего не могу прибавить!— въ третій разъ повторилъ старикъ Холодовъ. — Садитесь!
Онъ сѣлъ и тотчасъ-же принялъ прежнюю позу. Среди присяжныхъ, сидѣвшихъ напротивъ, произошло легкое движеніе. Нѣ
которые изъ нихъ шептались, взглядывая на старика. Въ то время, какъ предсѣда
тель внимательно смотрѣлъ въ какую-то бумагу, а секретарь что-то записывалъ быстрымъ почеркомъ, въ публикѣ повто
рилось то же движеніе, что и среди присяжныхъ. Всѣ съ любопытствомъ осматривали старика, который, казалось, весь со
средоточился на своихъ рукахъ, лежавшихъ на колѣняхъ, и не обращалъ никакого вниманія на то, что вокругъ него дѣлалось.
По оживленному выраженію лицъ всѣхъ присутствовавшихъ въ залѣ можно было видѣть, что дѣло съ перваго-же момента сполна завладѣло общимъ вниманіемъ. Даже члены суда, сидѣвшіе по обѣ стороны пред
сѣдателя, обыкновенно, какъ-бы по самому смыслу своей должности, начинающіе ску
чать уже съ той минуты, когда вводятъ подсудимаго, на этотъ разъ раздѣляли общее оживленіе.
— Г. судебный приставъ, пригласите свидѣтеля Налимова!
Старикъ не перемѣнилъ позы. Свидѣтель Налимовъ—человѣкъ лѣтъ тридцати, кра
савецъ съ короткими бѣлокурыми кудрями, одѣтъ очень изысканно, смотритъ весело, почти радостно и только въ тотъ моментъ,
— Подсудимый, вы обвиняетесь въ томъ, что 3-го декабря минувшаго года вы въ вашей квартирѣ покушались на убійство вашего родного сына, Николая Холодова, внезапно набросившись на него съ ножомъ, взятымъ вами тутъ-же, на обѣденномъ сто
лѣ, причемъ нанесли ему рану въ шею,
рану, признанную врачами тяжкой. Признаете-ли вы себя въ этомъ виновнымъ?
При первыхъ словахъ предсѣдателя со скамьи подсудимыхъ поднялся сухощавый, незначительнаго вида старикъ въ черномъ сюртукѣ, не блиставшемъ новизной, но сшитомъ безукоризненно. Лицо его было блѣдно, глаза, окруженные мелкими мор
щинками, смотрѣли просто, вдумчиво, не выражая ни злобы, ни замѣтнаго страданія.
У него были короткіе, рѣденькіе усы и узенькая сѣдая бородка. На впалыхъ морщинистыхъ щекахъ волосы не росли. Го
лова была острижена очень низко, волосы на ней хорошо сохранились и были почти сплошь черные.
Онъ откашлялся, нѣсколько разъ подрядъ сдвинулъ сѣдыя, рѣдкія брови, и ска
залъ съ разстановкой, внятно, но голосомъ негромкимъ и слегка дрожащимъ:
— Признаю себя виновнымъ!
— Разскажите, какъ было дѣло.
— Такъ, какъ разсказано въ обвинительномъ актѣ. Я ничего не могу ни измѣнить, ни прибавить!
Сказавъ это, онъ сѣлъ на свое прежнее мѣсто, опустилъ голову и сложилъ руки на колѣняхъ.
— Подсудимый, что же васъ заставило совершить этотъ поступокъ? — спросилъ предсѣдатель.
Старикъ медленно, съ очевидной неохотой, опять поднялся.—Я ничего не могу прибавить,—повторилъ онъ и поспѣшно опустился на скамейку. Но предсѣдатель еще не кончилъ свои вопросы.
— Подсудимый! — старикъ опять поднялся и посмотрѣлъ на спрашивавшаго съ укоромъ. Взглядъ его какъ-бы говорилъ: „зачѣмъ вы меня тревожите? Развѣ вы не видите, что я ничего не хочу сказать!“—
— Подсудимый! Вы имѣете право отказаться отъ дачи объясненій. Итакъ, вы
пользуетесь этимъ правомъ и не желаете давать объясненій?
— Я ничего не могу прибавить!— въ третій разъ повторилъ старикъ Холодовъ. — Садитесь!
Онъ сѣлъ и тотчасъ-же принялъ прежнюю позу. Среди присяжныхъ, сидѣвшихъ напротивъ, произошло легкое движеніе. Нѣ
которые изъ нихъ шептались, взглядывая на старика. Въ то время, какъ предсѣда
тель внимательно смотрѣлъ въ какую-то бумагу, а секретарь что-то записывалъ быстрымъ почеркомъ, въ публикѣ повто
рилось то же движеніе, что и среди присяжныхъ. Всѣ съ любопытствомъ осматривали старика, который, казалось, весь со
средоточился на своихъ рукахъ, лежавшихъ на колѣняхъ, и не обращалъ никакого вниманія на то, что вокругъ него дѣлалось.
По оживленному выраженію лицъ всѣхъ присутствовавшихъ въ залѣ можно было видѣть, что дѣло съ перваго-же момента сполна завладѣло общимъ вниманіемъ. Даже члены суда, сидѣвшіе по обѣ стороны пред
сѣдателя, обыкновенно, какъ-бы по самому смыслу своей должности, начинающіе ску
чать уже съ той минуты, когда вводятъ подсудимаго, на этотъ разъ раздѣляли общее оживленіе.
— Г. судебный приставъ, пригласите свидѣтеля Налимова!
Старикъ не перемѣнилъ позы. Свидѣтель Налимовъ—человѣкъ лѣтъ тридцати, кра
савецъ съ короткими бѣлокурыми кудрями, одѣтъ очень изысканно, смотритъ весело, почти радостно и только въ тотъ моментъ,