секретно приказалъ кн. A. Н. Голицыну снять съ него три копіи, затѣмъ подлинникъ переданъ былъ митрополиту Фила
рету для положенія на престолъ успенскаго собора въ Москвѣ,
гдѣ онъ долженъ былъ храниться въ глубокой тайнѣ, а копіи были переданы въ государственный совѣтъ, въ сенатъ и въ синодъ для храненія въ запечатанныхъ конвертахъ съ наднисью на конвертѣ, переданномъ въ государственный совѣтъ рукою Александра: „хранить въ государственномъ совѣтѣ до моего востребованiя, а въ случаѣ моей кончины раскрыть, прежде всякаго другого дѣйствія, въ чрезвычайномъ собраніи“.
Подобный же надписи были и на другихъ двухъ конвертахъ.
Всѣ эти копіи были переписаны рукою князя Голицына, и кромѣ вдовствующей императрицы Маріи Ѳеодоровны и Константина, — который впрочемъ, манифеста не видѣлъ (но зналъ, повидимому
о его существованіи) — самый манифеста былъ извѣстенъ только князю Голицыну и Филарету. Единственно, что можно придумать въ объясненіе этого поведенія Александра, — это то, что Але
ксандръ дѣлалъ все это главнымъ образомъ на случай своего отреченія, и такъ какъ отреченіе могло быть актомъ только произвольнымъ, то онъ и думалъ, конечно, что все дѣло остается въ его рукахъ.
Когда въ Петербургъ пришло 27 ноября 1825 г. извѣстіе о смерти Александра, то Николай счелъ невозможнымъ восполь
зоваться неопубликованнымъ манифестомъ и, зная отъ Милорадовича, что гвардейскія войска въ Петербургѣ отнюдь не
расположены въ его пользу, хотѣлъ не прежде вступить на престолъ, какъ добившись отъ Константина формальнаго и
торжественаго отреченія въ его пользу. Поэтому онъ началъ съ того, что присягнулъ Константину, какъ законному императору и, не слушая Голицына, который настаивалъ на распечатаніи пакета съ манифестомъ, хранившагося въ государственномъ совѣтѣ, приказалъ тотчасъ же привести къ присягѣ Константину войска петербургскаго округа; а затѣмъ съ донесеніемъ обо всемъ этомъ и съ изъявленіемъ своихъ вѣрноподданническихъ чувствъ отправилъ къ Константину въ Варшаву особаго посланца.
Константинъ отвѣтилъ черезъ брата Михаила, гостившаго тогда въ Варшавѣ, что онъ давно уже отрекся отъ престола, но отвѣтилъ это частнымъ письмомъ, не давъ этому акту
рету для положенія на престолъ успенскаго собора въ Москвѣ,
гдѣ онъ долженъ былъ храниться въ глубокой тайнѣ, а копіи были переданы въ государственный совѣтъ, въ сенатъ и въ синодъ для храненія въ запечатанныхъ конвертахъ съ наднисью на конвертѣ, переданномъ въ государственный совѣтъ рукою Александра: „хранить въ государственномъ совѣтѣ до моего востребованiя, а въ случаѣ моей кончины раскрыть, прежде всякаго другого дѣйствія, въ чрезвычайномъ собраніи“.
Подобный же надписи были и на другихъ двухъ конвертахъ.
Всѣ эти копіи были переписаны рукою князя Голицына, и кромѣ вдовствующей императрицы Маріи Ѳеодоровны и Константина, — который впрочемъ, манифеста не видѣлъ (но зналъ, повидимому
о его существованіи) — самый манифеста былъ извѣстенъ только князю Голицыну и Филарету. Единственно, что можно придумать въ объясненіе этого поведенія Александра, — это то, что Але
ксандръ дѣлалъ все это главнымъ образомъ на случай своего отреченія, и такъ какъ отреченіе могло быть актомъ только произвольнымъ, то онъ и думалъ, конечно, что все дѣло остается въ его рукахъ.
Когда въ Петербургъ пришло 27 ноября 1825 г. извѣстіе о смерти Александра, то Николай счелъ невозможнымъ восполь
зоваться неопубликованнымъ манифестомъ и, зная отъ Милорадовича, что гвардейскія войска въ Петербургѣ отнюдь не
расположены въ его пользу, хотѣлъ не прежде вступить на престолъ, какъ добившись отъ Константина формальнаго и
торжественаго отреченія въ его пользу. Поэтому онъ началъ съ того, что присягнулъ Константину, какъ законному императору и, не слушая Голицына, который настаивалъ на распечатаніи пакета съ манифестомъ, хранившагося въ государственномъ совѣтѣ, приказалъ тотчасъ же привести къ присягѣ Константину войска петербургскаго округа; а затѣмъ съ донесеніемъ обо всемъ этомъ и съ изъявленіемъ своихъ вѣрноподданническихъ чувствъ отправилъ къ Константину въ Варшаву особаго посланца.
Константинъ отвѣтилъ черезъ брата Михаила, гостившаго тогда въ Варшавѣ, что онъ давно уже отрекся отъ престола, но отвѣтилъ это частнымъ письмомъ, не давъ этому акту