Брио главы Гарлемской школы, не знающего преград и трудности в характеристике материи, органической структуры ткани лица, с удивительной экономией живописных средств, превратилось в несколько вялую моделировку.
Выработка фона, построение фигуры в пространстве, цвет инкарната, с игрой рефлексов от падающего света, отблески синеватого оттенка на ворот
нике— все это переработанная Хальсовская традиция, поднесенная в более прозаической форме. В этом отношении, как тип портрета направления великого голландского портретиста,— наш ,Женский портрет‘ особенно интересен.
Надо надеяться, что он получит свое место на одной из временных выставок, предположенных к устройству Эрмитажем.
А. П а п п е
Лет пятьдесят тому назад еще были живы в памяти те, чьи образы, нанесенные нежными акварельными красками, дошли до нашего времени; тогда еще знали, кого и при каких условиях писал тот или иной художник и именно в силу очевидности, мало кто заботился делать надписи на обороте портретов.
Бережно и заботливо сохранившиеся, семейные портреты впоследствии переходили из рук в руки и мало по малу, потеряли свой первоначальный смысл фамильных реликвий, стали безымянными и безличными; они привлекают нас теперь главным, образом, своими чисто внешними чертами, своим, подчас, изумительным письмом, да иногда еще своебразным ароматом эпохи. Среди бесчисленного числа сохранившихся листов, иногда трудно отличить вещи под
линного художественного значения от любительских портретов. Мы можем привести здесь десятки имен художников и столько же имен великосветских диллетантов, которым позировали их ближайшие родственники и друзья. Если не трудно выделить наиболее известных акварелистов, хотя и о них, подчас, совершенно нет сведений, то гораздо сложнее собрать материал о малоизвест
ных мастерах, быть может, в своей жизни и не создавших ничего более ценного, чем несколько акварельных портретов.
Именно к такому разряду художников относится и тот, которому посвящена настоящая заметка. Едва ли подробное выяснение биографических дан
ных является первой задачей исследователя. Для нас, прежде всего, важен фон,
живой дух эпохи, на котором возникла интересующая нас, главным образом, творческая личность. Для Эдуарда Гау [1807—1877] это тридцатые и начало сороковых годов, т. е. как раз время расцвета русской акварельной живописи. Наш пример, в силу почти полного отсутствия каких-либо данных о художнике,
заставляет прежде всего исходить из сохранившихся его произведений. Едва ли мы ошибемся, если с уверенностью причислим интересующего нас мастера к школе Влад. Ив. Гау. От кого, как не от этого акварелиста мог унаследовать его однофамилец, а может быть и ближайший родственник, почти миниатюрную технику письма, мотив сине-зеленых, ползущих по стене побегов плюща и серо
сизого ландшафта, пристрастие к белой гуаши и еще многое другое, о чем придется говорить в дальнейшем.
Выработка фона, построение фигуры в пространстве, цвет инкарната, с игрой рефлексов от падающего света, отблески синеватого оттенка на ворот
нике— все это переработанная Хальсовская традиция, поднесенная в более прозаической форме. В этом отношении, как тип портрета направления великого голландского портретиста,— наш ,Женский портрет‘ особенно интересен.
Надо надеяться, что он получит свое место на одной из временных выставок, предположенных к устройству Эрмитажем.
А. П а п п е
Эдуард Гау
Лет пятьдесят тому назад еще были живы в памяти те, чьи образы, нанесенные нежными акварельными красками, дошли до нашего времени; тогда еще знали, кого и при каких условиях писал тот или иной художник и именно в силу очевидности, мало кто заботился делать надписи на обороте портретов.
Бережно и заботливо сохранившиеся, семейные портреты впоследствии переходили из рук в руки и мало по малу, потеряли свой первоначальный смысл фамильных реликвий, стали безымянными и безличными; они привлекают нас теперь главным, образом, своими чисто внешними чертами, своим, подчас, изумительным письмом, да иногда еще своебразным ароматом эпохи. Среди бесчисленного числа сохранившихся листов, иногда трудно отличить вещи под
линного художественного значения от любительских портретов. Мы можем привести здесь десятки имен художников и столько же имен великосветских диллетантов, которым позировали их ближайшие родственники и друзья. Если не трудно выделить наиболее известных акварелистов, хотя и о них, подчас, совершенно нет сведений, то гораздо сложнее собрать материал о малоизвест
ных мастерах, быть может, в своей жизни и не создавших ничего более ценного, чем несколько акварельных портретов.
Именно к такому разряду художников относится и тот, которому посвящена настоящая заметка. Едва ли подробное выяснение биографических дан
ных является первой задачей исследователя. Для нас, прежде всего, важен фон,
живой дух эпохи, на котором возникла интересующая нас, главным образом, творческая личность. Для Эдуарда Гау [1807—1877] это тридцатые и начало сороковых годов, т. е. как раз время расцвета русской акварельной живописи. Наш пример, в силу почти полного отсутствия каких-либо данных о художнике,
заставляет прежде всего исходить из сохранившихся его произведений. Едва ли мы ошибемся, если с уверенностью причислим интересующего нас мастера к школе Влад. Ив. Гау. От кого, как не от этого акварелиста мог унаследовать его однофамилец, а может быть и ближайший родственник, почти миниатюрную технику письма, мотив сине-зеленых, ползущих по стене побегов плюща и серо
сизого ландшафта, пристрастие к белой гуаши и еще многое другое, о чем придется говорить в дальнейшем.