Они будут создавать художественные протоколы, художественные фотографии заднего двора нашей революция, будут говорить, как свинья в крыловской басне, что они «весь задний двор изрыли» и ничего хорошего там не нашли (смех, аплодисменты). «Реалистическое» изрывание заднего двора революции в момент чрезвычайно напряженной борьбы, в момент незаконченности строительства, когда еще много пустырей, много незавершенных
зданий и всякой неразберихи, — это для буржуазного реалиста благодарный момент. Он возьмет все это ста
тически — «как оно есть». Представьте -себе, что строится дом, и когда он будет выстроен, это будет вели
колепный дворец. Но он еще недостроен, ,и вы нарисуете его в этом ви
де и скажете: «Вот ваш социализм,— а крыши-то и нет». Вы будете, конеч
но, реалистом — вы скажете правду: но сразу бросается в глаза, что эта правда в самом деле неправда. Социа
листическую правду может сказать только тот, кто понимает, какой строится дом, как строится, и кто понимает, что у него будет крыша. Человек, который не понимает развития, ни
когда правды не увидит, потому что правда — она не похожа на себя самое, она не сидит на месте, -правда ле
тит, правда е-сть развитие, правда есть конфликт, правда есть борьба, правда—это завтрашний день, и нужно ее видеть именно так, а кто не видит ее так — тот реалист буржуазный и по
этому — пессимист, нытик и зачастую мошенник и фальсификатор и во всяком случае, вольный .или невольный, контрреволюционер и вредитель. Он может этого сам не сознавать и иногда в ответ по требованию коммуниста: «говорите правду» — говорит: «да ведь это и есть правда»; в нем может не быть контрреволюционной не
нависти, он, может быть, будет делать полезное дело, высказывая печальную правду, но в ней нет анализа, действительности в ее развитии, и поэтому никакого отношения к Социалистическому реализму такая «правдане имеет. С точки зрения социалисти
ческого реализма это не правда — это ирреальность, ложь, подмена жизни мертвечиной.
Может яи существовать социалистическая романтика? Ведь мы довольны действительностью, принимаем [действительность, — откуда же быть романтике?
Я уже отметил, что <мы довольны действительностью, поскольку она представляет собой развитие, поскольку тенденции ее развития нам родст
венны, поскольку мы с ними идем вместе, поскольку эти тенденции в на_ шей груди жив.ут. Мы принимаем дей
ствительность потому, что вчерашний день и завтрашний день схватились в борьбе -в сегодняшнем дне, потому, что -мы — представители и участники борьбы [на завтрашний день.
Но по этой же причине мы не совсем довольны действительностью. Действительностью в разрезе сегодняшнего дня мы очень часто недо
вольны. у нас много врагов и у нас много сотрудников и союзников, ко
торые не всегда на высоте наших задач. Мы должны видеть настоящие трудности, потому что горе тому, кто воображает, что мы находимся на таком победном повороте борьбы, когда можно сложить ручки на брюшке.
Такого рода чванство — такое же преступление, как и смирение, которое говорит: «Где уж нам, что уж мы
и под этим предлогом отрекается ст больших задач. Мы принимаем действительность в движении и хотим, что
бы она двигалась быстро. Нам хочется ее активные аилы как можно скорее [организовать, как можно более их сплотить. В этом деле большой силой в наших руках является искусство.
Искусство имеет не только способность ориентировать, но и формиро
вать. Дело не только в том, чтобы ху
дожник показал всему своему классу, каков мир сейчас, но и в том, чтобы он помог разобраться в действительности, помог воспитанию нового че
ловека. Поэтому он хочет ускорить темпы развития действительности и он может создать путем художественного творчества такой идеологический центр, который стоял бы выше этой действительности, который подтяги
вал бы ее вверх, который позволил
бы заглядывать в будущее и эгим ускорял бы темпы.
Это открывает доступ элементам, строго говоря, выходящим за фор
мальные рамки реализма, но нисколько не противоречащим реализму Ш1 су
ществу, потому что это не уход в мир иллюзии, а, одна и з возможностей Отражения действительности, — реальной действительности в ее развитии, в ее будущем.
Монументальный реализм пользуется элементами реалистическими, соединяет их в художественной комбинации, глубоко правдивой, совершенно оправдываемой элементами и взаимо
действием элементов, находящимися или могущими быть найденными в нашей действительности. Но он вправе строить гигантские образы, кото
рые в действительности реально не встречаются, но которые являются персонификацией коллективных сил.
Очень характерно то высокое уважение, которое к Эсхилу питал Маркс, а Эсхил был как раз этого типа романтиком — правда, не во .всех произведениях. Эсхил в «Прометее» хотел показать, что даже самые великие противники аристократии, ее общественной морали должны в конце концов перед ней преклоняться. Но ему хотелось показать, что враг аристокра
тии — это не какой-нибудь первый попавшийся жалкий враг, а великий враг с колоссальной духовной мощью. На
ступающая демократия казалась ему опасной, ему хотелось вникнуть в психологию этих людей, он старался написать во весь рост своего Прометея, который протестует, противопоставляет старым устоям новые понятия разума, добра и даже техники. По
этому в первой части трагедии он великолепно изобразил Прометея. Не существовал в действительности такой герой, который был и великим техни
ком, изобретателем огня, и человеком огромной любви к своему классу, и
неуклонным бунтарем - мучеником, но все черты, которые Эсхил мог встретить у крупных людей своего време
ни, он соединил в грандиозном образе, в Прометее — фигуре не иллюзорной.
Судьба уничтожила детальные части задуманной Эсхилом трилогии и оставила только первую часть ее. Потом Прометея написал Гете, и это произведение является самым революционным его произведением. Прометея
написал Шелли, тот Шелли, о котором Маркс сказал, что он был революционером с головы до ног.
Эти буржуазные мыслители изобразили в грандиозной фигуре Прометея все элементы, которые вдохновляли в то время молодую, революционную буржуазию.
Почему же в нашем искусстве не может быть грандиозных Синтетиче
ских образов — если н:е в романе и драме, то в операх, в колоссальных
празднествах, на которые собираются десятки тысяч людей? Это не реализм? Да, здесь есть элементы романтики, -потому что скомбинированы элементы неправдоподобно. Но они правдиво изображают правду. Правда эта -вы
двигает внутреннюю сущно-сть разви
тия, дается как знамя, и нет причин, чтобы мы Отрицали нужность для нас такого искусства.
Описать реального великого пролетарского вождя — это гигантская за
дана, для которой нужен очень высокий уровень мировоззрения и огромный талант. Но описать и самые коллективы в b-иде синтетических обра
зов — это тоже важная и большая задача для большого писателя.
Нет причин, по которым мы должны зачеркнуть перед собой путь художественного прогноза. Вспомните, что оказал Ленин: плох тот коммунист который не ум-еет мечтать.
Это не значит, что Ленин звал в мечты Гофмана. Ленинская мечта —- мечта -вауч-ная, она вытекает из дей
ствительности, из тенденций ее. Разве это не законно, что пролетариат хо
чет заглянуть в будущее, хочет, чтобы ему доказали воочию, дали бы почувствовать, что такое коммунизм настоящий, всеобъемлющий?
Поэт может и должен это сделать— это трудно, и здесь можно ошибиться: может быть, мы изобразим, что бу
дет через 25 или 50 лет, а люди того времени скажут: «Как они ошиблись». Дело, однако, в том, какое значение это будет иметь для нашего времени. Мы должны попытаться взойти на вы
соту и заглянуть подальше в будущее. Тут -большую роль играет Фантазия и кажущееся неправдоподобие, здесь
возможны ошибки, но правдивость здесь может быть и должна быть ш заключается она прежде всего в том, что победа пролетариата, победа бесклассового общества и [великого рас
цвета личности возможна лишь на почве коллективизма. И это правда.
А. В. Луначарский. Шарж Б. Ефимова.