вершенно чуждъ тотъ шовинизмъ, который неизмѣнно окрашивалъ всѣ славянофильскія стремленія, и къ оффиціальной славянофильской формулѣ: „православіе, самодержавіе и народность онъ не питалъ ни малѣйшей симпатіи.
Настоящіе очерки Пыпина отличаются обычными чертами, свойственными всѣмъ его трудамъ—осторожностью въ выводахъ, строго объ
ективнымъ изложеніемъ, серьезностью и глубиной историческаго анализа:
Наиболѣе существеннымъ и цѣннымъ въ этихъ очеркахъ должно быть признано произведенное авгоромъ изслѣдованіе генезиса и развитія излю
бленной славянофильской идеи въ ея различныхъ формахъ и развѣтвленіяхъ, отъ панславизма освободительнаго, подразумѣвающаго только культур
ное сближеніе различныхъ славянскихъ народовъ, при условіи сохраненія ихъ національныхъ осо
бенностей, до панславизма шовинистическаго, основаннаго на политическомъ подчиненіи Россіи славянскихъ народностей. Пыпинъ превосходно
выясняетъ, что развитіе славянскихъ народовъ шло у каждаго изъ нихъ своимъ собственнымъ путемъ, что если у нихъ существуетъ извѣстное стремленіе къ взаимному сближенію, то при непремѣнномъ условіи сохраненія ими политической, культурной и религіозной самостоятельности.
Напомнимъ, что настоящая работа Пыпина появилась въ печати тотчасъ послѣ окончанія русско-турецкой войны и послѣ берлинскаго кон
гресса, хотя отчасти лишившаго балканскихъ славянъ плодовъ тяжелаго возстанія и трудной войны, но все-таки призвавшаго къ самостоятельному политическому существованію одну изъ сильныхъ народностей съ богатымъ историческимъ прошлымъ — болгаръ, и къ новымъ условіямъ жизни