томъ не запирается, что подлинный свои письма и экстракты изъ первыхъ своихъ же писемъ видѣлъ, точно примѣчая. что-де оныя по числамъ и съ означеніемъ оныхъ поря
дочно слѣдовали, и тѣмъ при Дворѣ своемъ самъ себя виннымъ уже показуетъ; не меньше наконецъ чувствуетъ, коль милостиво и всещедро и подлинно не но заслугѣ его съ нимъ поступлено. Всѣ сіи обстоятельства подтверж
даютъ, что онъ зѣло за счастіе себѣ ставить, что за иродерзости свои такъ дешево отдѣлался. Показанная его ро
бость и, по словамъ того сержанта (которой для отправленія его на помочь былъ приданъ), объятой его чрезъ все
время страхъ и боязнь столько-де велики были, что-де явно можно было примѣтить, что онъ никогда не вѣрилъ,
дабы при томъ осталось, но всегда вящего гнѣва отъ Ея Императорскаго Величества ожидалъ. Къ Валорію въ Берлинъ и къ Лемеру въ Коненгагенъ въ торопяхъ ничего важнаго не пишетъ.
Мнѣ видится, что сіе его къ Дютейлю письмо, такожъ и письмо къ Валорію надобно оригинальный удержать, дабы впредь ими пользоваться можно было, какъ для вящаго по собственному его признанію уличенія въ проступкахъ его,
такъ и для зажатія ему рта, въ случаѣ ежели бы, какъ чаятельно, съ злости клеветать сталь, яко бы съ нимъ сурово поступлено было. А протчія приложенныя при семъ письма къ разнымъ персонамъ, кажется, надобно отпра
вить, чего для и распечатаны не были, понеже но всему
вѣроятно, что въ нихъ никакой важности кромѣ его нуждъ нѣтъ. На оное на все всевысочайшаго соизволенія исходатайствовать прошу. Впротчемъ съ Шетардіемъ не отпра
вилось болѣе какъ подпорутчикъ, сержантъ и 6 человѣкъ рядовыхъ.
Теперь получаю всепочтениѣйшее вашего превосходительства писаніе отъ вчерашняго числа. Что касается до того,
дабы провѣдать, взялъ ли Шетардій съ собою письма, то само собою разумѣется, что первое его стараніе объ нихъ было, о чемъ и сумнѣваться не надобно, и можетъ быть
дочно слѣдовали, и тѣмъ при Дворѣ своемъ самъ себя виннымъ уже показуетъ; не меньше наконецъ чувствуетъ, коль милостиво и всещедро и подлинно не но заслугѣ его съ нимъ поступлено. Всѣ сіи обстоятельства подтверж
даютъ, что онъ зѣло за счастіе себѣ ставить, что за иродерзости свои такъ дешево отдѣлался. Показанная его ро
бость и, по словамъ того сержанта (которой для отправленія его на помочь былъ приданъ), объятой его чрезъ все
время страхъ и боязнь столько-де велики были, что-де явно можно было примѣтить, что онъ никогда не вѣрилъ,
дабы при томъ осталось, но всегда вящего гнѣва отъ Ея Императорскаго Величества ожидалъ. Къ Валорію въ Берлинъ и къ Лемеру въ Коненгагенъ въ торопяхъ ничего важнаго не пишетъ.
Мнѣ видится, что сіе его къ Дютейлю письмо, такожъ и письмо къ Валорію надобно оригинальный удержать, дабы впредь ими пользоваться можно было, какъ для вящаго по собственному его признанію уличенія въ проступкахъ его,
такъ и для зажатія ему рта, въ случаѣ ежели бы, какъ чаятельно, съ злости клеветать сталь, яко бы съ нимъ сурово поступлено было. А протчія приложенныя при семъ письма къ разнымъ персонамъ, кажется, надобно отпра
вить, чего для и распечатаны не были, понеже но всему
вѣроятно, что въ нихъ никакой важности кромѣ его нуждъ нѣтъ. На оное на все всевысочайшаго соизволенія исходатайствовать прошу. Впротчемъ съ Шетардіемъ не отпра
вилось болѣе какъ подпорутчикъ, сержантъ и 6 человѣкъ рядовыхъ.
Теперь получаю всепочтениѣйшее вашего превосходительства писаніе отъ вчерашняго числа. Что касается до того,
дабы провѣдать, взялъ ли Шетардій съ собою письма, то само собою разумѣется, что первое его стараніе объ нихъ было, о чемъ и сумнѣваться не надобно, и можетъ быть