театр находился в полосе наибольшего увлечения западноевропейскими буржуазными театральными течениями. Реализм Островского полнокровен, сочен и глуоок.
Такой реализм — реализм огромной познавательной силы, так как Островский, как никто, знал изобра
жаемое, — наиболее нам близок. «Темное царствостарой царской России нашло в Островском своего замечательного изобразителя. Глубина произведений Островского еще далеко не вскрыта советским театром, несмотря на отдельные удачные спектакли, кото
рые в его репертуаре имеются {например, «Доходное место» Мейерхольда в Театре Революции, «Горячее сердце» в Художественном театре, «Бешеные день
ги», «В чужом пиру похмелье» в Малом и некоторые другие). Неглубокий подход к вскрытию произведе
ний Островского мешает нам часто видеть, что он во многих пьесах предвосхитил произведения позднейших русских драматургов и, в частности, Чехова.
Возьмем, например, такую пьесу, как «Лес». Ведь Несчастливцев до сих пор «ходит» на нашей сцене как образ Кина, своего рода «гений и беспутство», а между тем это один из первых образов российского интеллигента, романтика и идеалиста. Это не просто бродяга, но искатель справедливости в лучшем смыс
ле этого слова. Но таких примеров неправильного, шаблонного понимания образов Островского можно привести величайшее множество.
В юбилей Островского уместно также вспомнить о ряде наигранных или давно игранных его пьес. К числу таких пьес относится «Светит да не греет», «Воевода», «Снегурочка», «Тяжелые дни». Однако важнее всего осуществить или заново поставить в наших лучших театрах, и прежде всего в Малом, фун
даментальные на долгие годы постановки лучших пьес Островского, как «Лес», «Доходное место», «Бесприданница», «!Волки и овцы».
Борьба за Островского — это борьба за реалистическое искусство, борьба за мастерство актерского исполнения, основанного не на внешнем приеме, а на глубоком, внутреннем понимании образа, на высокой культуре сценической речи. Именно с этой точки
зрения Островский подлежит ревизии, тщательному, глубокому изучению и полному возобновлению советской сцене.
Ленный разнообразный, чрезвычайно яркий, афористичный, русский язык драматурга. Бели слово в в театре как одно из важнейших средств выражения идей автора и характеристики образа играет важнейшую роль, то в пьесах Островского оно играет решающую роль.
Года три тому назад «Советское искусство» совместно с Малым театром организовало утро, посвященное культуре сценической речи. Куски из Островского без костюмов и грима были показаны там актерами Малого, Камерного театров и театра Завад
ского. И удивительное дело! Выхваченные из общей композиции спектакля сцены, показанные актерами Камерного театра и театра Завадского, куски, которые в спектакле жили органично, хотя самые спектакли были трактованы и неверно, в отдельном сущест
вовании поблекли и выглядели, несмотря на то, что актеры говорили на русском языке, совсем не по-русски. И наоборот, сцены, исполненные актерами Мало
го театра, несмотря на то, что я в их игре было очень много несовершенного, звучали полновесно и четко. Секрет в культуре сценической речи, которой пьесы Островского требуют больше, чем какого-либо дру
гого драматурга. Русская специфика образов Островского выражается прежде всего через язык. В Малом театре с этой точки зрения Островского иггают лучше, чем где бы то ни было. Но и там полноценными актерами в репертуаре Островского являются очень немногие «старики» и «старухи» театра,
а что касается середняков и молодежи, то они в большинстве своем и в интонациях и в произноше
нии уже несколько модернизируют сочную речь Островского, хотя далеко не в такой степени, как это, скажем, делает в театре Завадского Марецкая.
Провозглашенный в свое время тов. Луначарским лозунг «назад к Островскому», против которого так ополчились наши «новаторы» как против лозунга реакционного, по сути дела был лозунгом прогрес
сивным, ибо он обозначал «назад к замечательным реалистическим традициям русского театра». И это было сказано своевременно, именно тогда, когда ваш
Марийский государственный театр в Йошкар-Ола. «Гроза».
Филиппова — Катерина, Смирнова — Варвара
Государственный Центральный TPAM. «Бедность не порок».
Горлов — Разлюляев, Поляков — Митя
Такой реализм — реализм огромной познавательной силы, так как Островский, как никто, знал изобра
жаемое, — наиболее нам близок. «Темное царствостарой царской России нашло в Островском своего замечательного изобразителя. Глубина произведений Островского еще далеко не вскрыта советским театром, несмотря на отдельные удачные спектакли, кото
рые в его репертуаре имеются {например, «Доходное место» Мейерхольда в Театре Революции, «Горячее сердце» в Художественном театре, «Бешеные день
ги», «В чужом пиру похмелье» в Малом и некоторые другие). Неглубокий подход к вскрытию произведе
ний Островского мешает нам часто видеть, что он во многих пьесах предвосхитил произведения позднейших русских драматургов и, в частности, Чехова.
Возьмем, например, такую пьесу, как «Лес». Ведь Несчастливцев до сих пор «ходит» на нашей сцене как образ Кина, своего рода «гений и беспутство», а между тем это один из первых образов российского интеллигента, романтика и идеалиста. Это не просто бродяга, но искатель справедливости в лучшем смыс
ле этого слова. Но таких примеров неправильного, шаблонного понимания образов Островского можно привести величайшее множество.
В юбилей Островского уместно также вспомнить о ряде наигранных или давно игранных его пьес. К числу таких пьес относится «Светит да не греет», «Воевода», «Снегурочка», «Тяжелые дни». Однако важнее всего осуществить или заново поставить в наших лучших театрах, и прежде всего в Малом, фун
даментальные на долгие годы постановки лучших пьес Островского, как «Лес», «Доходное место», «Бесприданница», «!Волки и овцы».
Борьба за Островского — это борьба за реалистическое искусство, борьба за мастерство актерского исполнения, основанного не на внешнем приеме, а на глубоком, внутреннем понимании образа, на высокой культуре сценической речи. Именно с этой точки
зрения Островский подлежит ревизии, тщательному, глубокому изучению и полному возобновлению советской сцене.
Ленный разнообразный, чрезвычайно яркий, афористичный, русский язык драматурга. Бели слово в в театре как одно из важнейших средств выражения идей автора и характеристики образа играет важнейшую роль, то в пьесах Островского оно играет решающую роль.
Года три тому назад «Советское искусство» совместно с Малым театром организовало утро, посвященное культуре сценической речи. Куски из Островского без костюмов и грима были показаны там актерами Малого, Камерного театров и театра Завад
ского. И удивительное дело! Выхваченные из общей композиции спектакля сцены, показанные актерами Камерного театра и театра Завадского, куски, которые в спектакле жили органично, хотя самые спектакли были трактованы и неверно, в отдельном сущест
вовании поблекли и выглядели, несмотря на то, что актеры говорили на русском языке, совсем не по-русски. И наоборот, сцены, исполненные актерами Мало
го театра, несмотря на то, что я в их игре было очень много несовершенного, звучали полновесно и четко. Секрет в культуре сценической речи, которой пьесы Островского требуют больше, чем какого-либо дру
гого драматурга. Русская специфика образов Островского выражается прежде всего через язык. В Малом театре с этой точки зрения Островского иггают лучше, чем где бы то ни было. Но и там полноценными актерами в репертуаре Островского являются очень немногие «старики» и «старухи» театра,
а что касается середняков и молодежи, то они в большинстве своем и в интонациях и в произноше
нии уже несколько модернизируют сочную речь Островского, хотя далеко не в такой степени, как это, скажем, делает в театре Завадского Марецкая.
Провозглашенный в свое время тов. Луначарским лозунг «назад к Островскому», против которого так ополчились наши «новаторы» как против лозунга реакционного, по сути дела был лозунгом прогрес
сивным, ибо он обозначал «назад к замечательным реалистическим традициям русского театра». И это было сказано своевременно, именно тогда, когда ваш
Марийский государственный театр в Йошкар-Ола. «Гроза».
Филиппова — Катерина, Смирнова — Варвара
Государственный Центральный TPAM. «Бедность не порок».
Горлов — Разлюляев, Поляков — Митя