НЕСОСТОЯВШИЕСЯ ВСТРЕЧИ командующий фронтом». Возможно, Шкловский думает, что слава Павлова по- тускнеет, если отбросить возможность его военной карьеры. Зачем же гипотетическим величием подменять истинное. Разве место Павлова в русской науке и культуре недо- статочно весомо? Итак, рассказа о Павлове, об его деле, о большой науке опять не получилось… Главным снова оказался анекдот. В двух-трех рассказах Шкловского мож- но обнаружить признаки взволнованности, проблески живой мысли, осколки инте- ресных наблюдений («Юрий Тынянов», «О Гайдаре», «Разговор с тов, Петровым, разведчиком»). Но и эти рассказы крайне поверхностны. Еще более поверхностны и сбивчивы рассказы о Ясной Поляне, о разрушенных немцами городах, о встречах с фронтови- ками. Из каждого рассказа можно привести немало цитат, раздражающих своей неожи- данной нелепостью. Книгу губит перемежающаяся лихорадка безответственных и беспочвенных опреде- лений, Рассказываяo Вязьме, опустошен- ной фашистами, автор нашел уместным на двух страничках подряд упомянуть об из- готовлении пряников, сообщить свой адрес и тут же изречь афоризм о бессмертии. «Здесь было много воска и меду и потому здесь делали пряники». чем здесь пряники, вправе спросить читатель, том, как залечивает свои раны разрушен- ный врагами город. Но если упоминание о пряниках - пустяк, характеризующий раз- вязную манеру наполнять книгу чем по- пало, то иные словесные трюки вызывают уже не улыбку, а протест. Представим себе невероятный случай. На трибуну подымается оратор и заявляет: Меня волнуют большие, важные темы, и хотя я не знаю, как их выразить и о чем говорить, все же прошу дать мне для доклада три часа… После такого вступления присутствую- щим предоставляется свободный выбор - либо покинуть зал, либо убить драгоцен- ное время в надежде услышать хоть что- нибудь интересное и полезное, или, на- конец, призвать оратора к порядку… Впрочем, мысль об ответственности пи- сателя, занявшего «печатную трибуну», видимо, и в голову не приходила Вик- тору Шкловскому, когда он решил опуб- ликовать свой последний сборник «Встре- чи». Полагая, что достаточно оставить читателю только две возможности: зах- лопнуть книгу в самом начале или убить время, Шкловский оградил свой труд по- священием. Оно похоже на анекдотиче- скую авторецензию. «Это книга о встречах, о советской культуре. О советской культуре и войне. Она отрывочна… Мне хочется говорить с читателем, хотя я еще ничего не могу до- говорить, И вот я пишу рассказы о раз- луках, о потерях, встречах». Нам хочется узнать, о чем и для кого эта книга. Автор попытался было спутать адрес. В посвящении он говорит о своих расска- зах: «Я пишу их для тебя, синеглазая, пепельноволосая, теперь седая». Будь это действительно семейным де- лом, хватило бы двух экземпляров, не подлежащих общественному обсуждению. Но адрес изменен в первом же расска- зе, который начинается словами: «Я пишу для товарищей на фронтах. Пишу друзь- ям на север и юг». B этом и последующих посвящениях (они предпосланы к каждому рассказу) обозначился широкий круг авторских на- мерений, Если принять их всерьез, перед нами книга о второй военной зиме, о пе- рестройке страны во время войны, о том, что с немецкими фашистами сражается, вся советская культура, о встречах с вы- дающимися людьми нашей родины - книга, обращенная к миллионам. Но по- священия на поверку оказались заманчи- вой рекламой, издевкой над живым ин- тересом читателя к современной теме. Первый рассказ «Встречи с Суворовым в книгах» весь соткан из нарочитых не- договоренностей. Трудно уследить за его смыслом не потому, что мысль сложна, а потому, что она подчинена одному лишь принципу сцепления слов в предложения и абзацы. В рассказе меньше всего го- ворится о Суворове или о книгах, посвя- щенных великому полководцу, Автора ин- тересует один лишь собеседник - собст- венная персона. И рассказ этот - разго- вор с самим собой, где вперемежку мель- кают имена Пушкина, Лермонтова, Важа Пшавела, Маяковского, Толстого, Блока, Оссиана, адмирала Нельсона, Чулкова (автора «Пригожей поварихи»), Александра Великого, Ганнибала, графа де-Сакс, Пав- ла I, Байрона, Булгакова, Данте, Кон- стантина Симонова… Весь этот парад име- нитых понадобился автору потому, что он не желает или не в состоянии сосредо- точиться на избранной теме. Он внутрен- не не заинтересован в ней. А для появ- ления каждого нового имени Шклов- ский довольствуется внешним поводом, придиркой к случаю. Оссиан появился в рассказе, потому ому что Суворов любил эту книгу. Но упомина- ние о ней важно автору не для раскрытия одной из сторон характера великого пол- ководца, а как повод посетовать на свои бытовые неурядицы. «Эта книга осталась, хотя моя библиотека очень прополота». Да и вообще напрасный труд искать свя- зи между отдельными звеньями «расска- за». Из него мы узнаем, что «поэту на- до быть гордым», «гордым и народным», что «завет Пушкина не исполнили, поста- вив пьесу Булгакова в Художественном театре», что Маяковский от ревности чувствовал себя зверем и т. д. и т. п. Под конец, забыв о теме рассказа, Шкловский пускается в пространные рассуждения о лирике Симонова. Считая, что стихи Симонова о любви лучше его стихов о Суворове, и похвалив «Жди ме ня», он пишет: «Но иные стихи Симонова написаны про любовные разговоры холо- стых мужчин. Лирику Симонова ищут на фронте». Так на ходу лягнув Симонова, Шкловский создает впечатление, что товарищи на фронте, для которых он сам написал книгу, ищут в лирике одну клуб. ничку… В оправдание этого поклепа автор при- пас спасительную оговорку: «Но что мы сделали для того, чтобы была на фрон- те вся русская блистательная поэзия о войне и разлуке и лирика Александра Блока?». Думается, что наши фронтовики любители поэзии (а их великое множе- ство) не нуждаются в снисхождении Шкловского к их мнимым слабостям и якобы дурному вкусу, Фронт--не лес дре- мучий, где не слышно ни о Пушкине, ни Лермонтове, ни о Блоке, ни о Маяков- ском. Блистательная русская поэзия жи- вет в памяти и сердцах советских вои- нов, сопутствуя их подвигам, Все это, возможно, понимает и автор. Но он не дает себе труда размышлять над на- писанным. Позабыв о Суворове, Шкловский свел рассказ к разговорам о неразделенной любви и о муках поэтического гения. Из всей этой бессвязицы, хаоса имен и цитат выделяется весьма справедливая заключи- тельная сентенция, но и она звучит, как приговор рассказу и книге в целом. «Для того, чтобы поднять груз времени, писать о величайших жертвах народа, надо прежде всего найти себя как поэта». Если бы эта здравая мысль была отнесена авто- ром к самому себе, он устыдился бы своих писаний и не занимался бы словесным жонглерством.
Атвардовскии ДОМ У ДОРОГИ И был ты, может быть, уже Забыт самой войною, И на безвестном рубеже Зарыт иной землею. Не умолкая, этот звук, Щемящий звон лопатки В труде, во сне тревожил слух Твоей жене…солдатке. Он сердце ей насквозь изжег Тоскою неизбытой, Когда косила тот лужок Сама косой небитой: Коси, коса, пока роса, Роса долой - и мы домой. Слепили слезы ей глаза, Томила душу жалость. Не та коса, не та роса, Не та трава, казалось… Пусть горе женское пройдет, Жена тебя забудет И замуж, может быть пойдет, И будет жить, как люди. Но о тебе и о себе, О давнем дне разлуки Она в любой иной судьбе Вздохнет при этом звуке: Коси, коса, пока роса, Роса долой и мы домой… Зачем рассказывать о том Солдату на войне, Какой был сад, какой был дом В родимой стороне. Зачем? Иные говорят, Что нынче за войной Он позабыл давно, солдат, Семью и дом родной; Он ко всему давно привык, Войною научен, Он и тому, что он в живых, Не верит нипочем. Не знает он, иной боец, Второй и третий год: Женатый он или вдовец, И писем зря не ждет Он не спешит уже домой, Солдат, надеждой нищ. Он грелся летом и зимой У стольких пепелищ. И дела не было ему, Гадать не стало б сил, Кто в том иль в этом жил дому, В саду траву косил. И кто, собравшись на войну, В ней канул, где бог весть. И чью жену с детьми одну Война застигла здесь. Так о солдате говорят, И сам порой он врет: Мол, для чего смотреть назад, Когда идешь вперед. Зачем рассказывать о том, Зачем бередить нас, Какой был сад, какой был дом Зачем? ИЗ ЛИРИЧЕСКОЙ ХРОНИКИ
б. РЕЗНИК
Отцов и прадедов примета- Как будто справдилась она: Таких хлебов, такого лета Не год, не два ждала война. Как частый бор, колосовые Шумели глухо над землей. Не пешеходы-верховые Во ржи скрывались с головой. И были так густы и строги Хлеба, подавшись грудь на грудь Что, по пословице, с дороги Ужу, казалось, не свернуть И хлеба хлеб казался пуще, И было так, что год хлебов Был годом клубней, землю рвущих, И годом трав в лугах и пущах, И годом ягод и грибов. Как будто все, что в почве было, Ее добро, ее тепло С великой щедростью и силой Ростки наруг выносило, В ботву, в перо и в колос шло… В свой полный цвет входило лето, Земля ломилась, всем полна. Отцов и прадедов примета … Как будто справдилась она: Гром грянул, началась война… ** В тот самый час, воскресным днем, По праздничному делу, В саду косил ты под окном, У занавески белой. Трава была травы добрей- Горошек, клевер дикий, Густой метелкою пырей И листья земляники. И ты косил ее, сопя, Кряхтя, вздыхая сладко, И сам подслушивал себя, Когда звенел лопаткой: Коси, коса, пока роса, Роса долой -- и мы домой. Таков завет и звук таков, И по косе вдоль жала, Смывая мелочь лепестков, Роса ручьем бежала, Покос высокий, как постель, Ложился, взбитый пышно, И непросохший сонный шмель В покосе пел чуть слышно. И с мягким махом тяжело Косье в руках скрипело. И все, казалось, пело: Коси, коса, пока роса, Роса долой--и мы домой… Помытый пол блестит в дому Опрятностью такою, Что просто радость по нему Ступить босой ногою. И хорошо за стол свой сесть В кругу родном и тесном, И, отдыхая, хлеб свой есть И день хвалить чудесный. Тот, вправду, день из лучших дней, Когда нам вдруг с чего-то Еда вкусней, жена милей И веселей работа: Коси, коса, пока роса, Роса долой и мы домой. Домой ждала тебя жена, Когда с нещадной силой Старинным голосом война По всей стране завыла. И опершися на косье, Босой, простоволосый, Ты постоял и понял все И не дошел прокоса. Не докосил хозяин луг, В поход запоясался А в том саду все тот же звук Как будто раздавался: Коси, коса, пока роса, Роса долойи мы домой.
Революция открыла самые широкие воз- можности общения поэта с народом; ты- сячи слушателей потянулись к народным певцам, к правдивому слову песни, а Шкловский изображает киномассовку, как прибежище, к которому обращается акын в поисках массовой аудитории. Шкловский десятки раз вещает: «Надо писать о людях по их делу», «надо писать о людях не по рассказам их родственни- ков», «надо говорить о человеке таком, какой сейчас воюет у нас, или о челове- ке-академике Павлове», Но, подстегивая себя заклинаниями, автор, по сути дела, бесцеремонно обращается с именами, ко- торые дороги народу. Он словно не в со- стоянии связать десять фраз для того, чтобы показать истинно замечательные нерты те полей данествокли туры, с которыми он встречался и чьи имена склоняет на каждой странице. O Маяковском говорится только, как о ревнивце, который хотел «имя Лили за- рифмовать с новой жизнью» и хотел еще «увезти любимую к себе в свою строфу». Наиболее памятны автору во встречах с известными людьми анекдоты или забав- ные случаи, И хотя Шкловский утверж- дает, что «в Капице главное - большая наука», но в рассказе о Капице главное разговор героя с лордом Резерфордом к основное в этой встрече каламбур насчет английского произношения Капицы Когда дело доходит до характеристики совет- ского физика, автор в растерянносги: «Как же писать о Капице? Я могу написать, что он темнорусый… Могу написать, что у не- го сейчас на лаун-теннисном поле сделаны лунки, посажены помидоры и урожай бу- дет хороший. Но надо писать про глав- ное», Конечно, надо, Например о большой науке. Тем более, что мы готовы посту- питься известием о хорошем урожае поми- дор, а взамен услышать что-нибудь о науч- ном урожае института, руководимого Ка- пицей, Но напрасны наши пожелания. Абзац, следующий за фразой: «Надописз Канице. о главном» относится уже не к Капице, а к Илье Муромцу… Главное в книге Шкловского то, что фраза в ней никак не стеснена мыслью и не обременена логической последователь- ностью. «Суворов вошел в память народа седым, как Павлов, как Толстой. Будем писать о мужестве» Как говорится: в ого- роде бузина… Приведенный нами абзац- завершение рассказа о Капице вперемежку с Ильей Муромцем. В рассказе об академике Павлове гово- рится: «Павлов был человек гордый». Гор- дость великого русского ученого Шклов- ский иллюстрирует таким примером: «Однажды на собрании он ругал немец- кую расистскую теорию. Немец-ученый прислал Павлову записку, где докладывал, что он уйдет из зала, если не прекратятся нападки на Германию. Павлов ответил: Вы никуда не уйдете, потому что вы недоста- точно знамениты». Мы не знаем, насколько достоверны сло- ва, приписываемые Павлову. Но вопрос тут явно поставлен на голову: как будто дело в знаменитости того или иного ученого, а гордость заключается в том, чтобы по прекать кого-то недостаточной извест- ностью… Мелко это, И автор выбрал не- удачный пример для характеристики дей- ствительно гордой натуры великого Пав- лова. Очевидно, желая польстить ученому, Шкловский далее пишет от лица некоего профессора: «Великий это был человек, и замечательный из него вышел бы
«Не скажу», Скульптура Б. Никогосяна. Выставка произведений художников Армении
У львовских писателей львов, (От наш. корр.). В одной из комнат дома на улице Коперника, впер- вые за сорок месяцев войны, снова встре- тились советские писатели Львова. По соседним комнатам гуляет ветер, разбиты окна, на полу валяются обрывки немец- ких, венгерских, румынских газет. Здесь, в старинном особняке, в свое время переданном советской властью пи- сателям Львова, немцы устровли казарму для войск сателлитов, Сменяя друг друг минули разворовать всю мебель, библио- теку. Раньше клуб писателя был центром литературной жизни Львова. Отделение Союза писателей об единяло более пяти- десяти прозаиков, поэтов, критиков, дра- матургов. Многих из них мы не досчитались на первом организационном собрании союза. Зверски замучен профессор Тадеуш Бой- Желенский; расстреляна гестаповцами талантливая писательница Галина Гурская автор книг «Слепые пути», «Вторые ворота», «Над черной водой», Убит Алек- сандр Дан; замучен талантливый проза- автор переведенной на русский ик язык повести «Солдаты»- Адольф Руд- ницкий. В первый же день войны немецкой бомбой убиты писатели Степан Тудор, Александр Гаврилюк, Францишек Парец- кий. В концлагере Освецина погиб львов- ский поэт Станислав Роговский; в Янов- ском концлагере, под Львовом, убит член Союза советских писателей, работавший в области малых жанров, автор многих программ Львовского театра миниатюр, автор песни «Только во Львове» - Эмма- нуил Шлехтер. Замучены еврейские писатели Шудрих Черле, Кицизна, Леон Вебер, а также Ке- нигсберг -- автор перевода на еврейский язык поэмы Адама Мицкевича «Ган Та- деуш». Преследуемый гитлеровцами, погиб в тенистом Стрыйском парке некогда вос- певавший его талантливый поэт Ген- рик Бальк. За свои антинемецкие сати- ры застрелен в Варшавской тюрьме Па- виак поэт Тадеуш Голлендер. Многие другие пропали без вести. Сейчас львов- ская организация насчитывает лишь сем- надцать членов союза.
Шкловский, например, утверждает: Под- иг это то, что сверх вытесненного стра- ха. Или пишет: «Карл Маркс говорил, что торговые народы древности жили в порах других народов. Так жили боги Демокри- та в порах между атомами». Во втором примере поражает бестактность автора, ко- торый изложение мысли Карла Маркса сопоставил с отсебятиной об атомных бо- гах, Вздорность подобных высказываний не нуждается в комментариях. Но есть в книге и более разительные примеры. Рас- сказывая о Карпатской Украине, которая воскресает после изгнания оккупантов, Шкловский пишет: «По степям ходят быки, не принимая участия в событиях». Судя по многочисленным сентенциям, автор себе ясно представляет, как не сле- дует поступать писателю и чего ждут от литературы в дни войны, Но порочный круг литературных ассоциаций и заблуж- дений не дает ему возможности долее трех-пяти секунд стоять на реальной поч- ве Едва приземлившись, он не в силах высвободиться из строп литературного па- рашюта, который волочит его и обивает об углы книжных полок и доселе невостре- бованных цитат, Цитаты и анекдоты, при- метанные на живую нитку, автор наивно называет рассказами и еще требует, чтобы они несли нагрузку больших и важных тем, Не выходит это. Так и не состоялись обещанные встречи. Не радуют читателя свидания, как не пе- чалят разлуки, ибо нет в книге ничего, кроме слововерчения, литературного прие- ма, напоминающего шаманские заклинания. Отечественная война, поднявшая тре- бования к идейности советского искусства, не только ничему не научила писателя, но даже привела к рецидиву старых формали- стеких забав.
Можно по-разному относиться к манере письма В. Шкловского. Говорят, стиль - это человек, а в данном случае это без- ответственный стиль. Мы, однако, сетуем не только на автора, но и на издательст во и редактора книги- на стиль их ра боты.
Живем, не по миру идем, Есть что хранить, любить. Есть, где-то есть иль был наш дом, А нет---так должен быть!
Книга о Ленинграде
ки-образов, благородство идей Горького … обо всем этом говорит Груздев. То общее, что содержится в великих деяниях Ленина и Сталина, в прекрасных образах Горького и Пушкина, то, что в социалистической действительности получили воплощение са- мые смелые мечты бесчисленных поколе- строителей и защитников Русского государства, это подчеркивает автор, и это позволяет ему предаваться литера- турному анализу, историческим исследо- ственный контакт с читателем, стать «академичным», отвлеченным. ваниям, без опасения потерять непосред- Летом 1942 года, когда немцы готови- лись к отчаянной попытке взять Ленинград штурмом, Илья Груздев писал о граждан- ственности Пушкина, о его жизнелюбии, его патриотизме. В январе 1944 года когда войска Ленинградского фронта громили немцев, город праздновал двадцатилетие своего переименования, Груздев в своей статье сжато излагал историю «творения Петрова», ставшего «первой цитаделью со- ветской власти». В нераздельном единстве с великой Страной Советов, с временем, с культурой, в верности благородным тради- циям прошлого и устремленности в пре- красное будущее - основa сегодняшней славы Ленинграда. И. ЗЕЛЕНОВ.
В осажденном городе, в нескольких лометрах от переднего края, под обстрела- ми и бомбежками создавались подлинные научные и художественные ценности, ве- лась созидательная и исследовательская работа. Фронтовики и жители города как трудно бывало порой провести меж ни- ми грань! Ощущение единства сложнейших проб- лем культуры с насущными задачами борь- бы против германского фашизма передают статьи Ильи Груздева, собранные в книж. ку «Родная земля», и в этом - их глав- ный интерес. «Киров в Ленинграде», «Богатырь воли и труда» (о Горьком), «О Пушкние» «Поэма о Ленинграде» (о поэме Веры Инбер «Пул- ковский меридиан»), «О поэте Николае Тихонове» - вот названия некоторых ста- тей, вошедших в сборник. Это статьи исто- рика, литературоведа, критика, И в то же время это статьи публициста, статьи, непо- средственно связанные с обороной Ленин- града против немцев, -- обороной, пере- шедшей в наступление. Исторические побе- ды русских войск, пафос социалистической реконструкции, сила и красота пушкинских Груздев «Родная земля», Лениздат. 1944.
В музее Лермонтова
Выступившие на собрании писатели Петро Козланюк, Ярослав Галан, Михаил Рудницкий, Ян Бжоза, Петро Карманский, Иван Ковач и другие говорили о бли- жайших задачах, стоящих перед советски- ми писателями Львова. В скором време- здесь будет выходить литературно-ху дожественный журнал. Во время немецкой оккупации некоторые литераторы вели дневники и сейчас передают их в расло- ряжение редколлегии. Разыскиваются на- писанные в подполье неопубликованные произведения (ныне погибших литерато- ров). В первом номере журнала будет на- печатан также общарный материал об уроне, причиненном немцами культурным учреждениям Львова. Писатели опублику- ют воспоминания о погибших товарищах. Будет напечатана большая статья о пре- ступной деятельности украинско-фашист- ских националистов в области литературы. Первая встреча и обмен мнениями об- наружили огромное желание всех писате- лей поскорее приняться за работу на бла- го советской родине. Владимир БЕЛЯЕВ.Илья
ПЯТИГОРСК, (От наш, корр.), Осень. Желтые листья клена устилают дорожки парка. По утрам Машук окутан туманом. Над Горячей горой … струйки пара. Это клубятся теплые минеральные источники. К полудню туман рассеивается, и тогда на горизонте среди снеговой линии гор воз- никает двуглавая вершина Эльбруса. Сколько незабываемых строк посвятил этим местам М. Ю. Лермонтов! В небольшом домике у подножия Машу_ ка творчеству поз- что относится к жизни и творчеству поз- та Хранители музея Е. Яковкина и Н. Ка- пиева, невзирая на грозившую им опас… ность, сберегли от покушений воровского штаба Розенберга ценнейшие реликвии. Мрачные дни позади. «Домик Лермонто- ва» снова открыт для посетителей. «Лермонтов в Отечественной войне» так называется новый отдел музея. Среди экспонатов сотни писем с фронта. Все они говорят о любви к поэту, вдохновляю- щему советских воинов на героические подвиги. Недавно музей получил письмо от род…
го ственника поэта капитана П. Лермонтова. «Клянусь, мы будем бить фашистское зверье до последнего его вздоха!» - пи- шет капитан Лермонтов. Нам показали стихи, присланные фронта молодым поэтом С. Шушинымни В грязи дороги, в проблесках рассвета Затоптанный. простроченный свинцом, Лежал портрет великого поэта… Пла частьвштыки Боец портретувидел, Взволнованно из грязи взял густой. Любовно рукавом шинели вытер И вверх поднял, как знамя, над собой. Работники музея собрали материал о партизанском отряде имени Лермонтова, успешно действовавшем в горах Северного Кавжаза Недавно общественность Пятигорска от- метила 130-ю годовщину со дня рождения Лермонтова, Весь день не закрывались двери музея. Вечером в городском театре состоялось торжественное собрание памяти поэта. После докладов профессоров Пятигорско- педагогического института выступали с артисты филармонии.
принадлежит к лучшим страницам русской исторической прозы. Два новых сказа Бажова говорят о стро- гой взыскательности писателя и неистоши- мости его вдохновения. Несмотря на свое- образие жанра, Бажов никогда не повто- ряется, и слово его не утрачивает своей свежести и меткости - результат глубо- кой связанности с народной поэзией В этом смысле о Бажове можно сказать словами Честертона: ему не грозит опасность оску- дения, он пьет свое вино из неисчерпаемой чаши. В номере напечатан последний отрывок из неоконченного романа «Капитан первого ранга» покойногоA. С. Новикова-Прибоя. из Приятны своей безыскусственностью, видимо, автобиографические, новеллы Эрскина Колдуэлла «Мальчик из Джорд- жии». Маленький американский горо- док, глухая провинция, медлительный ход жизни, скудные интересы, постоян- ные заботы бедных людей. Семья бо рется за существование, мать с утра до ночи работает на местных богатеев, отец одержим фантастическими планами выхода нужды: то покупкой в рассрочку прес- совальной машины, то ловлей по городу беспризорных собак, то сбором железного лома. Попутно автор дает чудесные сати- священника. рические портреты местного шерифа и Две-Триной ной В разделе поэзии помещены стихи Ар- кадия Кулешова (в переводе Ник, Асеева). «Письмо из плена» А. Кулешова - письмо белорусской девушки из фашистской не- воли своему возлюбленному - потрясает своей горестной поэзией. В номере опубли- кованы также стихи Лебедева-Кумача и Ильи Эренбурга. Интересную и дельную статью о Репине дал Н. Машковцев; в ней есть свежий, малоизвестный материал, в частности, пре- красная запись великого художника о ге- роизме русского народа. В отделе критики убедительна рецензия И. Лежнева, резко осуждающего «Хронику Малевинских» Анатолия Виноградова, Статья Е. Гальпе- посвящена роману Пристли «Днев- свет в субботу», мало отмеченному нашей критикой, но представляющему большой интерес для социальной харак- теристики современной Англии. 3 Литературная газета ＿
ПО СТРАНИЦАМ ЖУРНАЛОВ
Чтобы показать черную душу фашистов, мало тех изобразительных средств, какие применяет Анатолий Калинин, В романе ге- нерал Шевелери, за которым, по словам автора, у немцев установилась слава «пер- воклаюсного генерала», больше интересует- ся французскими винами и духами, чем стратегией. В обширном дневнике не- мецкого офицера автор, вопреки сво- ему намерению, ни в какой степени не приоткрыл цинизма фашистских злодеев; между тем многие подлинные дневники, печатавшиеся в нашей прессе, дают в этом отношении гораздо больше материала. Пейзажи, как правило, автору удаются, но он излишне злоупотребляет ими, исходя, верно, из присущего молодым авторам лож- ного представления, будто пейзаж сам по себе способствует «поэтизации» текста. Между тем «неработающий» пейзаж - таких в романе немало - воспринимается читателем как инородное тело, без нужды тормозит рассказ, перебивает только что возникшую читательскую эмоцию. Прекрасно описана автором отраженная нашими кавалеристами вражеская танковая атака, сложный и волнующий эпизод, в ко- тором автор как бы измерил полной мерой свои возможности. Можно отметить и дру- гие, более мелкие эпизоды и сцены, где автор также проявляет себя как умелый мастер. Ряд отдельных тонких наблюдений, разбросанных в тексте, указывает, что автор «изнутри» знает быт войны, военную среду, ее интересы, навыки, язык. Таковы предварительные замечания о романе Анатолия Калинина. Более широ- кая и более детальная его оценка возмож- на лишь по ознакомлении со всем текстом. Естественно, что на долю этого нового романа о войне пришлась большая частьна шего обзора: это единственное в номерено вое прозаическое произведение: весь осталь- ной прозаический материал представляет собой продолжение вещей, широко извест- ных и оцененных и критикой и читателем. Что сказать о новой главе из 3-й книги «Петра»? Разве, что с годами талант Тол- стого как бы цветет с новой силой. надцать страниц этой главы исполнены удивительной ретроспективной «наблюда- тельности», ухватывающей в далеком прош- лом тончайшие бытовые детали. Путь Гаврилы Бровкина из Петербурга в Москву, дорожная встреча с кузнецами Воробьевыми, московский дом Бровкиных, прием у князя-кесаря, «Валтасаров пир» в Измайлове, у царевны Натальи, все это
,НОВЫЙ МИР № 8-9 Это не просто анкетная справка, - этос острый и впечатляющий материал для ха- рактеристики. Отныне читатель уже вни- мательно присматривается к персонажу, в естественном ожидании, что указанные ав- тором черты его личности, пусть и в иной ситуации, как-то скажутся в его же- сте, слове, поступке. А между тем ожи- дание это, по крайнеймере на протяжении всей первой половины романа, остается втуне: Милованов сам по себе, и данная ему автором характеристика сама по себе. Подобный развыв между характером и ха- рактеристикой обычно свидетельствует, что образ еще не открылся автору во всех своих внутренних связях, в своей цельности и живом единстве. Возможно, вторая часть романа даст читателю более целостное представление о герое. Далее мы встречаемся с персонажами, которымв романе также уготовано сущест- венное место: с двумя казаками-донцами, Чакан. Сын -- командир Для писателя молодого самый процесс претворения личных жизненных наблюде- ный в художественный образ исполнен немалых опасностей. Автор берется за пе- ро, - и тут его личный опыт, как бы ни был он велик, при отсутствии зрелой ли- тературной опытности, нередко подвер- гается искажению. В широкое простран- ство между намерением и осуществлением, безотчетно для автора, -- вдруг вла- стно вторгаются живущие в памяти чужие литературные образы. Именно так и случилось с одним из ос- новных персонажей романа - капитаном Луговым. Его беспокойный самоанализ, глубоко скрытая неуверенность в себе, по- стоянная проверка себя и своих поступков через поступки других людей, при внеш- ней строгой сдержанности, имеют своим источником не столько живую действи- тельность, сколько литературные образцы. Разумеется, сам по себе приведенный пере-
Як. РЫКАЧЕВ
«Генерал-майора Милованова шифровкой вызвали в штаб фронта…». Этой фразой начинается роман молодого писателя Анатолия Калинина «На юге», от- крывающий последний номер журнала «Но- вый мир». В штабе фронта генералу было поруче- но сформировать и возглавить гвардейский донской казачий корпус, и указана опера- тивная задача: сковать с юга маневр нем- цев, пытающихся прорвать извне кольцо окружения сталинградской группировки Па- улюса. Об этой операции, всем памятной, и о людях, ее осуществлявших, - красноар- мейцах, офицерах, генералах, - и расска- зывает Анатолий Калинин в своем романе. В журнале напечатана пока лишь поло- вина романа «На юге», но уже и сейчас, по первой части, можно сделать некото- рые выводы о литературной манере авто- ра, о его умении дать характер, расска- зать боевой эпизод, нарисовать пейзаж; можно судить о степени его художествен- ной самостоятельности, о языке его ро- мана. Молодому автору, несомненно, удалось создать широкое повествование, связать судьбы своих героев в живом единстве, а не в механическом сплетении, разными путями устремить их к единой цели. Умелая композиция позволяет ему, не на- рушая цельности общей картины, естест венно и непринужденно переходить от од- ной группы персонажей к другой, Но все это относится к «формальному» строю произведения, без чего просто-напросто нет романа. К общим достоинствам романа следует отнести подлинное знание автором военной обстановки: автор не обходит трудностей, зачастую не без задора идет им навстречу и умело преодолевает их. Подкупает интонация искренности и глубокой серь- езности, с первых же страниц передаю- щаяся читателю, энергия повествования, заставляющая читателя с интересом сле- дить за развертыванием событий и судь- бой людей. Теперь несколько ходимости, предварительных, -ных персонажах романа нина. замечаний, по необ- - об основ- Анатолия Кали-
В рассказе «Солнце и луна» Шкловский пишет о народном певце Казахстана, «Пос- ле революции старый акын снимался в ки- но, в массовках, потому что он очень лю- бил народ…». «Советский писа- к B Шкловский, Встречи. тель» М. 1944.
чень свойств капитана Лугового еще не свидетельствует в пользу такого утверж- дения: они могут быть присущи и совет- скому человеку, Но интонация его внут- отцом и сыном эжадрона, отец служит под его началом. Их взаимоотношения построены остро и своеобразно, характеры намечены резкими, запоминающимися чертами, Но в образе старика Чакана нельзя не приметить явст- венные следы сходства с шолоховским де- дом Шукарем. Возможно, что это резуль- тат распространенности самого типа. ведь и Чакан и дед Щукарь наблюдены в одной и той же среде; в таком случае, можно ожидать, что самое своеобразие со- бытий, участником которых является старик Чакан, в дальнейшем ходе повествования приведет к тому, что черты его сходства с шолоховским персонажем сгладятся, а различия станут явственнее. Наконец, несколько слов об изображе- нии врага. Враг показан автором край- не поверхностно, между тем от рома- на, естественно, требуешь большего углуб- ления. Тем и славна наша победа, что мы одержали верх не над легкомысленными и злобными болванами, а над самыми мрач- ными злодеями, каких знал мир, вооружен- ными не только первоклассной техникой и современной наукой, но и мощной органи- зацией, чудовищнымковарством, возведен- ным в систему, подлой, рассчитаннойигрой на самых темных людских инстинктах. реннего разговора с самим собой, характер его отношений к людям, не оставляют никаких сомнений в литературном про- исхождении этого персонажа. Быть мо- жет, в дальнейшем эти «литературные» черты, привнесенные в образ капитана Лу- гового, сгладятся, но сейчас они вызы- вают досаду: у читателя возникает со- мнение в «подлинности» капитана. Луго- вого. В построении образа генерала Миловано- ва автор допускает иную, не менее тапиче- скую и широко распространенную ошибку: несоответствие между характеромихарак- теристикой. На первых страницах автор в отступлении знакомит читателя с биогра- фией Милованова. Рядовой кавалерист гражданской войны, затем командир, он в послевоенные годы уходит в Институт на- родов Востока, «чтобы сменить военный мундир на фрак дипломата в ближневосточ- ном государстве». Милованов. по словам автора, «тонкий, безукоризненновоспитан- ный дипломат… отлично из ясняющийся на языке Саади», Затем снова возвращениeв армию, Отечественная война…
книге Сталин-
Рисунок худ. А. Ермолаева Василия Гроссмана «Оборона града», выходящей в
Детгизе.