Марк ЖИВОВ

Илья ЭРЕНБУРГ

Путь Юлиана Тувима дый о да с своей для дом», он возносил хвалу взывающич мести руинам этого победоносного горо- и призывал к солидарности в борьбе общим врагом. Юлиан Тувим говорил рабочим США о родине, о родном городе Лодэя, него «лучшем городе на свете»; «Бедная моя Лодзь! Если над ней и се- годня вздымаются клубы дыма, говоря- щие, что город работает, то проклятие этому труду и слава летчикам, бомбами разрушающим его фабрики, Страшное это чувство - мечтать о разрушении горячо любимого города, но если под руинами его найдут могилу враги, то пусть он бу- дет разрушен!» Новые произведения поэта-патриота пол- ны взволнованной страсти. Книжка стихов Юлиана Тувима, выпу- щенная в Москве Союзом польских пат- риотов в СССР, вероятно, будет поставле- на автором на особое, почетное место сре- ди многочисленных изданий его произве- дений, Она навсегда останется для него символом братского привета и признания от славных его соотечественников, кото- рые в нынешние дни рука об руку с ге- роической Красной Армней очицают его родину от немецких захватчиков, вписы- вая ярчайшую страницу в многовековую историю Польши.

Стихи Михаила Львова «Дорога»--вторая книга Михаила Льво- ва, В ней, по-моему, много слабого исмут- ного: томление мастера, подавленного ве- личиной и неуступчивостью материала. Ми- хаил Львов - боец, танкист. Я не думаю, чтобы солдатские привалы напоминали те аллеи парка, те прогулки по горам или те затоны тишайших комнат, где обычно рож- дается стих. Критику легко отметить мно- го неудачных строк, общих мест. Я не думаю, например, что при надении «мес- сершмитта» зрелый и душевно сосредото- ченный поэт напишет: Но все-таки он больше не пилот. И пусть из кобуры его хрустящей Его жена себе ботинки шьет. И не думаю, что отмечены вдохновеня- ем такие слова Кругом кресты - и краю не видать, Как будто немпы к нам сюда в Россию Всей нацией приходят умирать. Да и не в отдельных слабых строках дело; поэма «Дорога», по которой названа книга, на мой взгляд, не удалась. Михаил Львов в ней хотел выразить душевные будни солдата. Он дал много верных дета- лей, но он поэтически не осознал пережи… того, и поэма остается то публицистиче- ским обобщением, то нагромождением кар- тин, которые могли бы уместиться в гу… стой и вязкой прозе.  Я пишу о книге Львова, потому что в ней имеются прекрасные стихотворения, на- писанные действительно поэтом. Они срод- ни нашим дням. Родство это не только внешнее, тематическое. Можно легко отве- сти те минуты, когда Михаил Львов, пови- нуясь возрасту, а также некотосым поэти- ческим трафаретам, подражает эпигонам киплинговского подхода к войне: Мужчины умирают, если нужно, И потому живут в веках они или Когла внезапно встали в строй мужчин… Оставим войну, понимаемую, как «муж- ское занятье», профессиональным воякам. Но вот пронзительное, горькое и, однако, мужественное стихотворение, написанное в страшные дни 1941 года: Я нынче страшным расстояньем От мирной жизни отдален, И вспомнить я не в состояньи Театра свет. ряды колонн. и лебединые страданья, и лебединую беду. Я только слышу тут рыданья, И только вижу лебеду вепоминаю об искусстве, Как о далекой старине, Как о любви, о первом чувстве. К ним не вернуться скоро мне. и снова, зубы сжав до хруста, Иди вперед и в грязь и в ров. И кажется. что нет искусства. А есть железо, хлеб и кровь.  Искусство было и в те дни;-о том сви- детельствуют стихи Михаила Львова. Немало поэтов пытаются в стихах пере- дать низость и свирепость наших врагов. Крик естественен, но крик- не поозия Вот небольшое стихотворение Михаила Львова, озаглавленное «Бахчисарайский фонтан немцев»: Мне сон приснился нынче странный: Я вновь попал в Бахчисарай, Но не нашел я там фонтана. ST обыскал пустынный край. И я узнал у партизана, Что немцы во дворец пришли И в гарнизонные казармы Фонтан веков перевезли Внесли на кухню, об пол хлопнув, Прочистили, промыли кран, И умывальником удобным Бессмертный сделался фонтан. Уже не слезы из фонтана, A. просто двигалась туда Струей широкой неустанно Водопроводная вода…

Двадцать пять лет литературной дея- тельности Тувима оставили глубокий след в польской поэзии. С первых шагов вим стал живым воплощением той траге- дии, которую переживала лучшая часть интеллигенции в послеверсальской Поль- ше. С глубокой иронией, с уничтожаю- обличал щим сарказмом поэт высмеивал и его ограниченность, тупость и мещанина, самодовольство, Отчаяние и безысход- ность, которые наблюдал вокруг себя поэт, стали в известной мере и его уде- не раз он призывал в своих сти- хах смерть, как единственную избавитель- ницу от всех зол и бед. в сстличе от млогих поль своей молодости» представлялась не осо- бенно заманчивой. На всех этапах своего творчества он выражал стремление выр ваться из узких переулков «на широкие улицы, где бурные думы и шумные тол- пы», стать «на всемирном сквозняке». Ибо даже в те дни, когда Тувим воспевал за- бытье и смерть, он знал, что нет и не может быть спасения в бегстве от жизни. Именно в те минуты, когда он остро ощущал реальную угрозу темных сил ре- человечество в течение веков создавало, чтило и оберегало, Юли- рудович-корсаковой.черные ния. Очевидно, в такие минуты, не нахо- дя возможности говорить во весь голос, он обращался к переводам свободолюби- вых стихов Пушкина или Рембо и создавал подлинно конгениальные творе- ния. Переводы «Слова о полку Игореве», лирики Пушкина и его «Медного всадни- ка», поэмы Маяковского «Облако в шта- нах», стихов Боратынского, Некрасова, А. К. Толстого, Брюсова, Пастернака, Светлова принесли Тувиму заслуженную славу. Маяковский после первого же беглого знакомства с Тувимом почувствовал и понял его творческую трагедию. «Тувим, - писал Маяковский, - очевидно, очень способный, беспокоящийся, волнующийся, что его не так поймут, писавший, может быть, и сейчас желающий писать, настоя- щие вещи борьбы…» И дальше Маяков- ский замечал, что «ему (Тувиму), очевидно, нравилось бы писать вещи того же порядка. что «Облако в штанах», что ему писать ся». «для варьетэ и не нужно, и не хочет- Опасность, нависшая над родиной Юлиа_ на Тувима, определила перелом в егоумо- настроении, сообщила ему новые взгляды на задачи писателя. Поэт очутился лицом к лицу смертельной упрозой фашизма, которую раньше считал далекой, Он воочию уви- дел те разрушения, которые произвел фашистский варвар в цивилизованном ми- ре. Юлиану Тувиму стало ясно, что это- го варвара необходимо уначтожить. Ге- роическая борьба советского народа и его Красной Армии против кровавого гер- манского фашизма показала Тувиму, что этого одичалого зверя побороть можно. В телеграмме, присланной в Советский Союз вскоре после вероломного нападе ния Гитлера на СССР, Юлиан Тувим при- ветствовал советский народ, видя в его стойкости залог освобождения человечест- ва от кровавой фашистской угрозы. Когда в США было опубликовано обра- щение передовых польских общественных деятелей, заявлявших, что «польская на- ция желает вести демократический образ жизни и сохранить мирные и дружествен- ные отношения с Советским Союзом», под этим обращением стояла подпись и Юлиа- на Тувима. Он выступал в Нью-Йорке, Чикаго, Детройте других промышлен- ных пентрах США. Он говорил американ- ским рабочим о героическом Сталингра- де, где воплотились в жизнь слова поль- ской песни: «Крепостью нам станет каж- Стихи ю. Тувима цитируются в переводе автора статьи.



В книжку Тувима, выпущенную в Мо- скве, включены и довоенные лирические стихи, в которых выражены смятенные чувства поэта, его смутные надежды и горькие разочарования, его неутолимая жажда радости и счастья. Большой цикл стихов в этой книжке рассказывает о тя- желой, беспросветной жизни маленького человека в послеверсальской Польше, В некоторых стихотворениях слышится глу- вим выступает и с новыми стихотворе- ниями «Путешествие», «Урок», фраг- менты из поэмы «Цветы Польши» га. B небольшом стихотворении «Урок» свойственная Тувимуирония обрела но- вую силу, -- она проникнута гневом пат- риота против исконных и злейших врагов его народа германских захватчиков. Поэт обращается к польскому ребенку и призывает его учиться прекрасной поль- ской речя по новому букварю, В этом букваре картинки: гробы перед домом, ма- ленькие пробики на огромном кладбище, В прекрасном лирическом стихотворении кресты, торчащие из грязного сне- «Путешествие» волнуют строки, в кото- рых поэт из заокеанского далека воскли- цает:

Я считаю, что здесь Михамл Львов на- шел поэтическое выражение непоэтической сущности наших врагов. Стихи Михаила Львова могут показать- ся тихими, но, видимо, чем громче эпоха, тем строже поэт измеряет свой голос. Стих Михаила Львова приближается по строю к классическому; молодой поэт не одинок в этом возврате; и опять-таки я вижу здесь дух эпохи, стремление к стро- гости и простоте. Придет время возврата к стиху-разговору, к стиху-декламации. Но теперь мы благословляем гранит ямба, спо- собный удержать душу в час половодья. Я приведу еще одно стихотворение Ми- хаила Львова, уральца и танкиста: РАЗБИТЫЙ ТАНК Металлу, наверное, снится. Что снова он стал рудой Лежит на горе Магнитной Бесформенный и молодой, Что снова, идет он в домну, И снова проходит прокат. И движется танком огромным, И пушкой глядит на закат, И снова он давит бронею, И гонит врага вон. Раскинулось поле боя, И снится металлу сон. Вполне возможно, что другим в книге «Дорога» понравится другое. Я привел то, что, по-моему, не могло быть передано про- зой, в то время, как ряд произведений и Михаила Львова и других известных поэ- тов, написанных в форме стиха, мог, бы стать прозой, сюжетными новеллами или даже статьями. Стихия поэзии во многих стихах Михаила Львова, в стихах Гудзен- ко и некоторых других молодых поэтов позволяет с надеждой смотреть на буду- щее: природа искусства, его колдовство раскрывается в патетические часы; солдат станет поэтом, либо не станет им, но - уповаю - не станет он версификатором.

34-я гОДОВЩИНА СО ДНЯ СМЕРТИ л. Н ТОЛСТОГО Дома ученых Вчера в помещении Московского 34-й годовщине со дня смерти Л. Н Толстого, организованный Толстовским музеем актер Малого театра В. Лебедев После краткого вступительного слова Н. Гусева прочитал свои неопубликованные воспоминания о встречах с Л. Н. Толетым в 1895 году. Бывшая владелица дома-усадьбы Льва Толстого Т Арнаутова рассказала о встречах c Толстым, относящихся к 1882 году. Затем были прочитаны два неопубликованных отрывка из черновых редакций «Войны и мира»: вариант начала романа- «Именины в Москве в 1808 году» и описание Шенграбенского сражения.

состоялся вечер, посвященный

Принявший участие в вечере К. Игумнов исполнил любимые музыкальные произ- ведения Л. Н. Толстого. На снимке: дом в усадьбе Льва Толстого (Москва Хамовники). Рисунок с натуры худ. А. 

И. ХАЛТУРИН ЖИЗНЬ В ТРУДЕ Мечта превращается в действительность. Но для этого нужны работа, воля, уменье, У Яковлева трудный путь. Это не баловень судьбы, не человек, выигравший у фортуны счастливый билет в лотерее жиз- ни. Автора книги «Рассказы из А. Яковлева знает вся страна. Не как писателя, а как автора самой шенной машины, которая стала грозой для наших врагов. Она написана без прикрас, эта книга, и задним числом не приписываются герою ее исключительные способности. На этот путь легко скатиться, потому что автор книги и есть ее герой. Она написана трезво, ме… стами, может быть, суховато, но предмет ее романтический, она открывает каждо- читателю большие горизонты и боль- шие возможности. Он любит технику и хочет быть инжене- ром… Но кто же из его современников не любил технику и не мечтал стать инже- нером? Он изобретал в детстве вечный двигатель… Но ведь «перпетуум мобиле» это для мальчиков вроде кори или скар- жизни» совер- В книге выведен обыкновенный мальчик, с обыкновенными для мальчиков его эпохи интересами. латины, Редко кто избежит этого соблаз- на облагодетельствовать человечество. Молодая страна, хотевшая пересесть с лошади на трактор, с телеги на самолет, властно диктовала Яковлеву и его поко- лению интерес к технике Это было веяние времени. Из мальчика с обыкновенными интересами получился необыкновенный конструктор. Это потому, что эпоха была необыкновенная, Она не ставила никаких преград, Самые, казалось, фантастические замыслы можно было осуществить. Мост между мечтой и действительностью стал очень коротким, Нужно было только уси- лие воли, чтобы его перейти, В школе организовали ребята общество юных друзей воздушного флота. «Однаж- ды, посовещавшись, юные друзья воздушно- го флота решили раздобыть выбывший из строя настоящий самолет, чтобы разобрать его до последнего винтика и хорошенько рассмотреть». Вполне фантастическая затея. Но само- лет был добыт. Он был добыт с бою, це- ною величайших усилий, Он был разбит, но зато какое счастье было собирать его и восстанавливать поломанные части! У Яковлева зародилась мысль сконстру- ировать настоящий планер. Безусый юнец, у которого ничего нет, кроме интереса к авиацни, идет к Ильющину и Пышнову, идет к незнакомым взрослым специали- стам. И что же, эти люди, достаточно заня… тые и работой и учением, отказались во- зиться с мальчиком с улицы? Нет, они помогают ему советами, проверяют его чертежи, становятся его наставниками и учителями. Чтобы сделать настоящий планер, нуж- ны помещение, материалы, деньги, наконец, Яков.ев - не сын миллионера. И не «част- ный» же это планер. Мальчику ясно, куда пойти, Он идет в родную школу, которую только что кон- чил. Там он организовал планерный кру- жок, вместе с товарищами построил пла- нер с товарищами же поехал на состязания в Коктебель. В награду за удачную конструкцию маль- чик получил приз: двести рублей и грамо- ту, Этот успех навсегда приковал его к авиации. A С. ковлев, Герой Социалистического Труда «Рассказы из жизни», Детгиз, 1944.

Но вернуться я должен во что бы то ни стало, Ибо я лгал, что отчизна- земля и небо, Отчизна - это мой дворик старый, На котором я столько лет не был вах Фрагмент из поэмы «Цветы Польши», носящий заглавие «Молитва», написан в новом для Тувима жанре публицистиче- ской поэзии, имеющей столь высокие тра- диции в польской литературе. В этих сти- хах, насыщенных высоким пафосом, заклю- чена боевая программа польского народа, выражены чаяния его в нынешние гроз- ные дни войны и его упования на после- военное устройство човой жизни на осно- подлинной демократии. Когда страна из тьмы могильной Воскреснет в зареве свободы, Ты дай правителей ей, сильных Умом и сердцем благородным, Пусть тех, господь, вершится воля, Кто в час суровый меч не бросил, Верни нам хлеб с родного поля И для домов родные сосны, Но главное - родное слово, Столь извращенное лукаво. Исконной правлой чтоб звучало: Чтоб прабо означало - право, А вольность - вольность означала к Так взывает поэт, вознося молитву за обновленную родину. Он знает, как ве- лики были страдания его народа под страшнейшим игом фашистских поработи- телей, и хочет, чтобы эти страдания не прошли даром. И он знает, каков един- ственный путь, который может привести исполнению его стремлений, стремлений его народа. Он знает, что это путь непри- миримой и упорной борьбы. Горячей стра- ствостью проникнуты строки «Молитвы» мести врагу. Эти стихи Юлиана Тувима предвещают новый, прекрасный расцвет в его творчест… ве, в творчестве утонченного мастера польского стиха, сумевшего слить поэти- ческие искания со стремлениями и чаяни- ями своего народа… Близок час полного освобождения Поль- ши от немецких захватчиков. На берегах Вислы уже звучат боевые песни Красной Армии-освободительницы. В городах и се- лах люди, вышедшие из подполья, из ле- сов, из тюрем, уже начинают строить но- вую жизнь. Юлиай Тувим вернется в родную страну, в родной город, в свой родной дворик, столь вдохновенно воспе- тый им. И он принесет с собой новые стихи, в которых звучит новая правда его жизни, и навстречу ему «выйдут друзья со словами привета и слезами радости». 



Секрет его роста, его успеха - в неу- станной работе. Яковлев поступил в Академию воздуш… ного флота, но не слушателем, а мотори- стом на учебном аэродроме Тяжелая это была работа - готовить самолеты к поле- ту, принимать их после полета, дежурить на старте. «Труд этот был тяжелый и непривычный для меня, - пишет автор. - Но я с увле- чением выполнял все свои обязанности». Богатство и смелость фантазии нужны конструктору более, чем кому_либо, Но не знаем, стал ли бы Яковлев Яковлевым, ес- ли бы не эта способность «с увлеченем вы- полнять свои обязанности».

лябинск, 1944. Михаил Львов, «Дорога», Стихи, Огиз, че, 

пи с к иге тему А.П. ШТЕЦЕНКО солнца и утра? Луна и звезда были единствен- ными точками астрономи- ческой ориентировки. Ра- диомаяков не слышновот уже который час, ради- н сты и штурманы безус- пешно стараются нала- дить с ними связь. Или - другое испыта- ние в воздухе, длившееся несколько часов, стоив… шее экипажу огромного нервного напряжения, врядли даже замеченного кем-либо из пассажиров, День вдруг сменился глубокой, темной ночью: корабль вошел в облака, Дело было на обратном пути из Вашингтона и снова в тех широтах, да- леко в открытом океане, где почти невозможнара… диосвязь, Самолет упорно пробивался ввысь, - ко-

A. ИСАЕВ

В мае 1942 года В. М. Молотов совершил свою поездку в Лондон и Ва- шингтон. Самолет шел долгим и опасным путем над вражеской террито- рией и потом в арктиче- ских широтах и далее над Атлантическим оке- аном, над Канадой и Америкой. Штурманом на корабле был Герой Советского Союза А. Штепенко. Его перу принадлежат инте… ресные записки о полете («Особое задание»), напе- чатанные в № 5-6 журна- ла «Октябрь» и выпущен- ные отдельным изданием в Воениздате.

Когда я построил планер,--говорит автор, - мною овладела страстная мечта - захоте- лось сделать другой, получше, потом тре- тий… Строишь машины и думаешь: «Толь- ко бы она полетела, больше мне в жизни ничего не нужно!» Но когда машина за… кончена и начинает летать, рождается но- вое желание сделать другой самолет, чтоб он летал еще быстрее и лучше. Неустанным тружеником, человеком сме- лой мысли и вечного кропотливого труда встает перед читателем герой книги. Читатель вместе с автором проходит жизни. Первым университетом Яковлева было кладбище самолетов в ов- раге, первый его завод - в кроватной ма- стерской. 

ocodoe

Корреспонденции и очерки о полетах, напи- санные не-специалиста… ми, с большей или мень- шей выразительностью Обложка рассказывают преимуще… «Особое ственно о густых, тол- Худ. Е. стых и мягких, как вата, облаках, о неизменном реве моторов, упо- минают о звездах над головой или о солнце, дают почувствовать, как приятно лететь при ясной видимости и как неприят- но, когда поднимается буря и самолет с трудом одолевает мокрый туман и неисто- вый ветер. А. Штепенко тоже сумел хоро- шо изобразить все, что относится к усло- виям полета. Но его «воздушный пейзаж» носит только подсобную роль. Самые же события захватывающего значения, непре- рывная и волнующая смена их на борту корабля - это труд экипажа в пути. Для специалиста, штурмана, одного из водите- лей корабля, каждая минута пребывания в воздухе была насыщена событиями, о ко- торых пассажиры даже не подозревали. «Восход догонял нас, и нам не уйти от наступающего дня, как бы мы ни торопи- лись…» «Пассажиры, убаюканные мягким светом утреннего солнца, дружно спали, склонив головы друг другу на плечо. Только Вя- чеслав Михайлович, не отрываясь, читал при свете лампочки». А экипаж, а оба штурмана и оба пилота были крайне встревожены: их рассвет стонял с неба луну и едва мерцающую точку Еще несколько минут, вот уже по ным облакам внизу побежала самолета… Тревога на корабле радисты еще лихорадочнее и завозились у своих аппаратов… Что случилось? Почему люди так страшились настигающий ущербленную Арктура… плот- впередитень усилилась, нетерпеливее же

книги А. Штепенко кривинскдя.

задание». лоссальной, непроницае- В самолете мой массе облаков не было конца. холодно, сыро, льет струями крыльях, ным, облака и не добилось нение цией, вода, начинается обледенение на и корабль становится непослуш- неуклюжим Пришлось итти вниз, под наугад лавировать в курсе, чтобы наскочить на горы Гренландии… Пона- высокое самообладание, соеди- точных расчетов с глубокой интуи- чтобы без радиосвязи установить правильный курс. Записки ем Ни разу ни единого слова не сказано здесь о чувстве ответственности за своего высокого пассажира, но каждая фраза ды- шит, пульсирует этой мыслью. читаются с большим волнени- Самолет побывал на многих аэродромах Англии и Соединенных Штатов Америки. Какой соблазн - описывать впервые уви- денные города на островах Соединенного Королевства или на далеких просторах на- шего заатлантического союзника! У А. Штепенко хватило такта начисто отка- заться от описаний, которые могли бы быть только поверхностными, - за чрез- вычайной краткостью пребывания в этих городах, … и отдаться целиком описанию перелета. Русский воздушный корабль пересекает полмира, и русские люди на борту кораб- ля проявляют во всем блеске свои знания и опыт в борьбе с воздушной стихией, - вот гордое и волнующее содержание за-  писок А. Штепенко.

И когда на месте кроватной мастерской вырастает образцовый авиационный завод, читатель не удивлен; ему кажется, что так и надо, так и должно быть, что иначе быть не может. Успехи Яковлева завоева… ны трудом. Поэтому понятно, что наиболее обстоятельно автор рассказывает об орга- низации труда на этом заводе, о культуре работы. Книга Яковлева говорит нашей моледе… жи: иди за мной! за которой Скремная книга Яковлева,

стоит жизнь, говорит, что каждому совет- скому гражданину предоставлены все воз- можности, что нет непреодолимых пре- град на его пути. Ценность книги Яковлева увеличивается тем, что многие ее страницы посвящены Сталину. Сталин органически входит в книгу. Это удивительно, как жизнь выдающихся лю- дей нашей страны сплетена с жизнью Сталина, как многие работы замечены, вдохновлены или поддержаны им. Сталину посвящены несколько глав, но вы чувствуете присутствие этого велико- го человека во всей книге, потому что история Яковлева, смелость его замыслов, и ты их государственное осуществление харак- теризуют сталинский стиль рабюты. Книга Яковлева - не только для детей молодого поколения нашей страны, она для всех, Автобиографии таких людей, как Гудов, Папанин, Яковлев, дают чер- героя нашего времени. И писатеть мо- жет извлечь из них жизненный урок. К 250 ЛЕТИЮ Борьба за Вольтера велась и ведется, Стоит призадуматься о причинах ожив- ления в последнее десятилетие интереса к личности Вольтера, особенно в Америке. Мы, конечно, признаем курьезом попытки причесать Вольтера под вполне респекта- бельного либерального и даже глубоко ве- рующего субекта. Тот, кого Пушкин лю- бовно, но метко прозвал «фернейским злым крикуном», меньше всего нуждается в по- добных адвокатах. Представляет интерес книга проф. Нор- мана Доррея. Этот исследователь (дваж- ды приезжавший в Ленинград знакомиться с библиотекой Вольтера) видит основу вольтеровского поведения, творчества и учения в воинствующем гуманизме и при- том гуманизме нового, современного типa. «Человеку свойственно трудиться, как дереву расти и как брошенному камню па- дать», Эта формула Вольтера многое рас- крывает в его жизни: ряд внушительных томов его сочинений, в которых свыше 60 произведений для театра, неоднократно перерабатывавшихся, исторические труды, романы, сказки, эпиграммы, басни, статья в Энциклопедии, целый «философский словарь», обширный комментарий к Кор- нелю. Переписка Вольтера в своем непол- ном виде составляет 12.000 писем Нельзя не согласиться с теми, кто утверждал, что если бы от Вольтера ничего не осталось, кроме его корреспонденции, то этого было бы достаточно, чтобы счесть его величай- шим писателем своего века. Вспомним и то, как обширно и основательно было знa- комство его с литературой, как разнообра- зен круг вопросов, которые его занимали, как жадно и методично он добивался но- вейшей информации, чтобы быть в курсе всех событий. В этом отношении многое дает нам знакомство с лабораторней писа- теля, с его сохраненной в Ленинграде биб- лиотекой, с любопытным подбором книг по волновавшим Вольтера темам, с бесчие- ленными следами чтения, со справочной классификацией с помощью заголовков, надписей и других отметок двадцатиродов. Неотразимо привлекательные, умные, на- смешливые глаза Вольтера освещали и преображали его изможденное лицо, утон-

Мемуары Али Ага Шихлинского

БАКУ. (От наш, корр.). В издании азер- байджанского филиала Академии наук СССР вышла книга Али Ага Шихлинского «Мон воспоминания» (на русском и азер- байджанском языках). В предисловии к книге лауреат Сталин- ской премии, доктор военных наук Е Бар- суков пишет: «Имя автора этих интерес- ных «Воспоминаний» пользовалось неиз- менными симпатиями и авторитетом, было чрезвычайно популярным, Его знали уча- стники войн русско-японской 1904 1905 гг., мировой 1914--1918 гг., вособен- ностя участники эпопея Порт-Артура, славленным героем которой был сам Аля Ага. «Мои воспоминания» Али Агао

службе офицером и генералом русской артиллерии не только представляют боль- шой интерес для широких кругов читате- лей Советского Союза, особенно земляков автора азербайджанцев, по праву гордя- щихся своим Али Ага Шихлинским, но и весьма поучигельны для всех офицеров и генералов Красной Армин…» Али Ага Шихлинский недавно скон- чался, Свои воспоминания он продиктовал в дни Отечественной войны на восьмидеся- том году жизни, Широта охваченного пе- риода, оригинальность личности автора и про-живость изложения делают книгу инте- ресным явлением в современнной мемуарной литературе.



В. ЛЮБЛИНСКИЙ НЕУМИРАЮШИЙ РАЗУМ Франсуа Мари Аруэ Вольтер. Мраморный бюст работы Жана ГУдона (Эрмитаж). телен, нежели у Гельвеция или Дидро. Атакуя церковь, он идет плечом к плечу с Ламетри или Гольбахом. Не китайская стена, а лишь узкая межа отделяет ла- герь воинствующих атеистов от деиста Вольтера. В антиклерикальной полемике он никому не уступает первенства, но по религиозным воззрениям далек от револю- ционной цельности, не приемлет безбожия. Его политические взгляды не идут дальше требований конституционного пар- ламентарного монархизма на английский манер Это - расчет на могущественных Вольтер родился в 1694 году, умер в 1778. Между этими датами - последнее столетие феодальной Европы с его почти непрерывными войнами, великим промыш- ленным переворотом, образованием Россий- ской империи, грандиозными территориаль- ными и колониальными сдвигами, провоз- глашением независимости Северо-Амери- канских Соединенных Штатов. Весь путь от Ньютона до Лавуазье, от Баха до Мо- царта, от Симеона Полоцкого до Фонвизи- на, от Мильтона до Гете, от Версальских садов Ленотра до романтических Павлов- ских арок Камерона. В годы рождения Вольтера на его ро- дине лишь начинал склоняться к закату блистательный век «Короля солнца». А в нашем отечестве юный Петр в Преобра- женском только заканчивал обучение по- тешных полков накануне первого Азовско- го похода. К концу жизни Вольтера в новой бле- стящей европейской столице - Северной Пальмире - цветут искусство и поэзия. Белоруссия уже воссоединена с Россией. Гром русских побед при Чесме и при Азо- ве закрепил наш перевес на Черном море. Родину же Вольтера в день его смерти только 11 лет отделяет от штурма Бастилии. По образованию и вкусам наследник XVII века, со всей его системой класси цизма, триумфом познания природы, Вольтер при всей свободе своего ума, пыт- ливости и жадности ко всему новому, неразрывной связи с идейной жизнью пере- довых стран, конечно, не мог - вплоть до самого конца своей 83-летней жизни -- за- нимать передовые позиции. Ему оставалась чуждой вся мощная струя сентиментализ- ма, родившего не только мещанскую дра- му, но и психологический роман Его ма- териализм несравненно менее последова- Литературная газета  № 4 

ченная нервная система десятки лет побеждала хрупкость организма, не знав- шего усталости, как и его память. Он умел работать, не теряя ни секунды, орга- нически не вынося праздности и пустосло- вия. Спал он всегда крайне мало, Секре- тарь его мог быть уверен, что ночью не раз разбудят его для записи под диктовку. го Эту черту личности, крайний интеллек- туализм, нередко забывают при характери- стике Вольтера. При подобном непре- рывном умственном труде Вольтера-чело- века нельзя недоучитывать роли разума, как главного действенного начала в твор- честве и общественной практике Вольте- ра-мыслителя, художника и общественно- деятеля. Именно здесь лежит ключ к познанию воззрений Вольтера. Рационализм Вольтера никогда не дойдет до метафизического обожествления разу- ма, ни до холодной эгоистической рассу- дочности, ни до пассивности перед лицом торжествующего и разумного порядка. На страже стоят: здравый смысл, всегда не- дремлющий у этого трезвейшего из поэ- тов, латинская ясность, несок ушимая ве- ра в прогресс. Вольтер - истребитель варварства в любых его проявлениях. Требования справедливости приводят Вольтера не только к проповеди общих принципов веротерпимости, но к боли, ярости и гневу, к неутомимой борьбе, к признанию, что за все годы до реабилита- ции Каласа он ни разу не мог улыбнуть- ся, не чувствуя угрызений совести. Кон- цепция исторического прогресса не только вдохновляла Вольтера на переоценку про- шлого, но и руководила им в его настой- чивом преследовании «бесстыжей гади- ны» - клерикальной реакции; эта же концепция органически перерастала в ак- тивную поддержку передовых экономи- стов того времени - физиократов и за- ставляла владельца Ферне превращать его из захудалой деревушки в цветущую про- мышленную колонию. Именно анелляцией к суду разума, здравого смысла определяется логиче- ский и весьма едкий характер вольтеров- ской шутки и сатиры. И разве не в этой ясной, насыщенной содержанием простоте секрет неумирающей вольтеровской прозы?)

СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ ВОЛЬТЕРА

Почему же все революционные мысли- тели и даже деятели XVIII века, смело пошедшие дальше Вольтера, почти без- раздельно считали себя учениками фер- нейского патриарха и так безоговорочно ко проповедь построения нового мира, сколько обличение, подрыв и разрушение отжившего. Не положительная программа, a безжалостная критика. признавали его авторитет? Почему неиз- менно считают Вольтера вождем и главой старшего поколения просветителей? Поче- му так упрочилось наименование «век Вольтера», почему автор «Орлеанской дев- ственницы» и «Карманного философского словаря» был если не властителем умов и идейным вождем, то во всяком случае кумиром и великим раскрепостителем це- лых поколений? Почему «руссоизм» толь- ко историко-литературный термин, а «воль- терианство» - вполне конкретное обще- ственное явление? За что санкюлоты и все население революционного Парижа воз- дают праху Вольтера -- первому из вели- ких предков - величайшие почести, пе- ренося его останки в Пантеон? Не слу- чайно ли, что именно эти бренные останки при каждом разгуле реакции подвергались издевательствам и осквернению? Почему произведения Вольтера в первую очередь становились добычей палача и цензора не только при жизни писателя, но столетие спустя, и почему Вольтера сжигали на фа- шистских кострах вместе с Марксом и Лениным, вместе с Горьким и Барбюсом? Маркс и Энгельс, близко знакомые с сочинениями и биографией Вольтера, воз- давали ему должное, Для Гете Вольтер был одним из величайших чудес природы. Влияние его было поистине необычайным. Тонкие наблюдатели духовной жизни XIX века утверждали, что в антивольтеров ских салонах их времени было больше вольтеровского духа, нежели вольтериан- ства в салонах XVIII века, и что влияние Вольтера недостаточно ощущается только





Иллюстрация к «Самсону» из амстер- дамского издания сочинений Вольтера (1745 г.). Недаром Пушкин подчеркивал нагрузку мысли, как основу вольтеровского стиля. Все эти черты Вольтера неизмеримо су- щественнее его исторической или социаль- ной ограниченности … они близки потом- ству, они близки нам, помнящим пушкин- ский завет: «Да здравствуют музы, да здравствует разум!» И особенно близки нам, когда в борьбе за справедливость, за прогресс, за цивилизацию народ наш от- дает жизнь и все помыслы, чтобы в лико- вании победы услышать: «Да здравствует солнце, да скроется тьма!» Ленинград.



союзников из числа власть имущих, Глав- потому, что оно повсеместно, естественно, 2ное жизненное дело Вольтера - не столь- как бы образует привычную атмосферу.