re

Tloca чувство ненависти к вра- гу - палачу и поработителю. И с такой же силой звучит в их стихах чувство люб ви к родине, чувство святой правоты того дела, во имя которого плугатари и кузне- цы взяли в руки винтовки: Край родимый, неспокойный мой! Что же немцы сделали с тобой? Растоптали волю и сожгли… Вспомни, как тебя мы берегли. Вепомни, край мой, как ты жил В звонких песнях деревень и сел. Наливался влагой дождевой. Колосился рожью золотой Сколько песен было, сколько дел! Приуныл ты нынче, опустел. Но в груди твоей клокочет месть. Ты не умер снова будешь цвесть. (В. Глотов). Считая себя по праву душеприказчика- ми солдатского сердца, молодые поэты- фронтовики выражают в своих стихах все, чем живет боец, о чем он думает, что снится ему в тревожных снах Всенародная война поставила под ружье миллионы советских людей, Оторванные от привычной жизни, они бесчисленными ни- тями связаны со всем, что осталось в предвоенном дне - с родными, близкими, друзьями, товарищами, Думы об оставлен- ном за спиной, как о будущем, не поки дают воюющего советского человека, И не случайно в стихах молодых поэтов звучит настойчиво и сильно лирическое начало дружбы, любви, воспоминания. И в лирических стихах их герой предста- ет таким же, как в стихах, воспевающих бой, подвиг, гнев, ненависть. Воспомина- ние о тепле и уюте родного дома, о род- ных и близких не расслабляет сердце сол- дата, а делает его еще более мужествен- ным, усиливает стремление скорее, беспо- шаднее расправиться с врагом. Счастьем мы с тобой не избалованы, - Так случилось! Может. хорошо. То, что я тогда, недоцелованный Поздней почью из дому ушел, на всех дорогах нейриветливых. Где за счастье наше воевал. Только ветер губы нам обветривал. Горьким дымом жарко пеловал когда, рубя в сплошное крошево, Был огонь особенно жесток. Отпивал солдат из фляги прошлого Твоего дыхания глоток. Дни идут… по тоненькому листику Отрывая их с календаря. Улыбнись: приду на зло баллистике И одной тебе благодаря

АНHA

CAКCЕ

…Здравствуй, Младое,

племя незнакомое…

Пушкин.

Алексей

СУРКОВ

С фронта в адрес издательств, редакций газет и журналов, в адрес известных со- ветских поэтов приходят конверты и тра- диционные фронтовые «треугольники», Они содержат в себе написанные на клочках бумаги, на разлинованных в клетку лист- ках ученических тетрадей стихи, цесии, озмы, подписанные красноармейцами, сержантами, лейтенантами, помеченные обратными адресами номерных полевых ПОЧТ. Таких фронтовых посылок накопилось п издательствам и редакциям множество. Как правило, большинство таких поэти- ческих посылок в издательствах и редак- циях попадает в руки так называемых ли- тературных консультантов. Эти «спецы о самотеку» холодными глазами пробе- гают по взволнованным, часто еще неуме- ло написанным строкам красноармейских сихов и пишут стандартные, стереотипные ответы: «Присланные вами стихи искрен- на и актуальны, но несовершенны по фор- ме Советуем вам не торопиться с посыл- кой стихов в редакцию, а серьезно замять- ся литературным самообразованием, Чи- тайте больше хороших поэтов». Иногда случается, что какой-нибудь дь неугомонный начинающий поэт, пославший свои стихи в три разные редакции, полу- чает сразу три ответа, как близнецы от строчки до строчки похожие один на другой, Можете представить себе самочув- ствие автора-фронтовика, получившего по. добные ответы, И можете представить те слова, которыми, по горячке, приветство- вал он «чуткое» отношение к себе попечи- тельных редакций и представляющих их литконсультационных «имяреков». Горько. Ведь в лице авторов этих фрон- товых литературных посылок стучится в двери редакций и издательств завтрашний день советской поэзии, ее будущее. Запали мне в память слышанные в и дни Орловской битвы коротенькие стихи пожилого красноармейца, бывшего учителя из-под Боровска А. Силаева: Когда наш писарь полковой Верно, что большинство присылаемых с фронта стихов представляет собой литера- турно слабые взволнованные отклики сол- датского сердца на потрясшие все челове- ческие чувства события войны, Верно, что большинство стихов, отмеченных печатью литературной одаренности их авторов, еще сыры, неровны, недоработаны, Но среди эого половодья фронтовой поэзии, как блестки благородного металла в грудах грубой серой породы, попадаются отдель- ные строфы, отдельные строки, отдельные стихи -- сильные и волнующие. Возьмет мой список трудовой И отошлет его домой В конверте с черною каймой. Ты над конвертом слез не лей, изорви его скорей Покойный в жизни весёл был и черных красок не любил.

ВОЗВРАЛПЕНИЕ в бизнь

жестокой прозе своего фронтового сущест- вования. Это коротенькое стихотворение я нашел в большой пачке написанных Силаевым стихов Остальные были безличны, венны, типичны для почтового Сколько таких стихотвореньиц, затерян- ных в больших пачках газетным образцам, завалялось в архивах редакций и издательств! А ведь в таких стихотвореньицах … заявки завтрашнего дня нашей поэзии, Мы не смеем не имеем права хоронить их в редакционных архи- вах. весны нынешнего года я, по пору- чению издательства «Молодая гвардия» работал над составлением маленькой кни- женки стихов начинающих фронтовых поэтов, Терез мои руки прошло великое множество стихов из фронтового самотека. Многие из авторов впервые обращались в издательства, Другие уже печатали свои произведения в дивизнонных, армейских Фронтовых газетах, Единицам посчастли- вилось напечататься в Москве. Подавляю- щее количество написанного не выходило за грань человеческих документов -- наивных, литературно неуклюжих откликов солдатского сердца на то, чтоволнует лю- дей переднего края, Но постепенно из бес- формечной груды самотека обрисовался сборник. Авторы представленных в нем стиховсолдаты и офицеры Великой отечественной войны, и за плечами у каж- дого из них - молодость, прокаленная на огне великих сражений, Общность судьбы роднит их, разных по складу таланта, темпераменту, манере письма, и сливает их голоса в одну песню … любви и нена- висти, суровую фронтовую песню - живой отклик мужественного сердца. Поют бойцы, Гремит равнина, И немнам кажется, что вот поэтов-фронтовиков, потому что им выра- жен характер отобранных стихов. Да, песня не боится смерти. Выношен- ная, созревшая в глубине солдатского сердца, она выливается на листок бумаги или на страничку карманного блокнота и грозный аккомпанемент боя встречает ее появление на свет. Еще молоды голоса людей, создающих окопную песню великой войны. Рождае- мая в короткие минуты передышек между боями, она не блещет еще красотой и со- вершенством словесной отделки, Но жи- вая правда живого сердца вмещена в ску- пые и простые слова. Неповторимо силь- ные переживания вызвали ее появление на свет. Сквозь неровные и неравные по силе строки проступают очертания живой лич- ности воюющего человека, воина Крас- ной Армии, его думы, его надежды, его гнев, его любовь. Прошелестит, провоет мина в клочья песню разорвет. Они палят, палят, как черти, Им не осмыелить, не понять, Что песня не боится смерти, Что песию им не расстрелять Это маленькое стихотворение В. Глотова я взял эпиграфом к первому сборнику

Участники великого дела, молодые ар- мейские поэты прямо и смело ставят так называемые «вечные» вопросы, волнующие окопных людей: Мы научились жизнью дорожить. Мы на войне жизнь каждой жилкой любим. Нам на войне необходимо жить, В нас ненависть с любовью дышит рядом, И горло жжет, как горький черный дым Враги её страшатся, как снаряда. Для ненависти надо быть живым. Так мы живем, И вы тому не верьте. Кто врет и в песнях и в речах вдвойне: Мы на войне не думаем о смерти. Мы думаем о жизни на войне Так пишет Григорий Горский. Перекли- каясь с ним, сапер Марк Соболь в сти- хотворении «Атака», отвечая на мысли тяготах солдатского существования, гово- рыт: о Тяжко? Ни слова об этом, Молчанье. Горечь сладка, как дыханье полыни, Сладостен путь наш, Его окончанье После победы, и только в Берлине, Верой в жизнь, мужественной любовью к жизни звучит каждая строка, написанная молодыми поэтами-фронтовиками, Кто лю- бит жизнь, тот не боится прямо взглянуть в глаза смерти. Мы забываем, воины, о смерти Не потому, что гибель не страшна. Вот и сейчас крылом над нами чертит Чужой мотор чужие имена. Враг осудил все русское на гибель. А мы живем, Мы шлем снаряд ему И он взревел, он мечется, ушиблен. И падает ненужный никому. (в. Гришаев).

и цвел

ОГНS

ГО0.ЛЕТИЗДАТ (D44

B Гослитиздате выходит книга латвийской писательницы Анны Саксе «Возвра- щение в жизнь» с иллюстрациями худ. одна из иллюстраций к книге. A. Эдельштейна. На снимке: обложка и 

Своим путем В одном важнейшем месте книги, где изображается последний этап на том пути, каким «по-своему» пришел к социализму доктор и писатель Савельев, он говорит: «почти всю жизнь, вплоть до приезда сю- да, в тайгу, я слово уничижал. Я его ни во что ставил перед формулой Немощным считал, стыдился… Здесь, именно на вра- чебной работе, в разездах по разведкам, на Ангаре, на Енисее, мне окончательно понятно стало, что существует, есть, есть оно, такое слово, которое и безупречно, и точно, и неодолимо, как математика». Это не только правильно, но и хоро- шо сказано, Однако внимательное чтение книги Югова показывает, что в его писа- тельскую практику эта верная мысль во- плотилась далеко не достаточно. Не всегда он ищет точного слова и часто заменяет его суррогатами. Огромное большинство выведенных в ро- мане персонажей … люди весьма эмоцио- нального склада. А так как, вдобавок, почти все они показаны в плане резкого столкновения противоречивых интересов, то автору то и дело приходится изобра- жать их в моменты глубоких переживаний. Тут перед ним и открывалось широкое по- ле для искания точных слов при передаче всего многообразия человеческих страстей. Как же подошел Югов к этой задаче? С одним единственным приемом: гипербо- лизмом. «Ему сделалось жутко», «он от- крыл глаза и вздрогнул», «у Андрея за- холонуло сердце», «хриплым от пережито- го только что волнения голосом он спро- сил…». Можно подумать, что речь идет о какой-то катастрофе. Нет, весь этот ураган эмоций вызван в душе доктора Савельева тем, что слывущий в народе колдуном ста- рик налил в стакан воды, и Савельеву показалось, что он собирается колдовать! Тот же герой почью едет вер- хом в лесу и отдается мыслям о пленив- шей его воображение женщине. «Лошадь храпнула, шарахнулась. Закручивая одной рукой поводья, он другою прикрыл глаза». Жест в данной обстановке не только не- возможный, но и ненужный: кругом стоит непроглядная тьма,-это не более, как чи- стейший риторический штамп. И таких примеров много. Не только от тех или иных слов собеседника, но даже при вос- поминании о давно минувших смущающих словах или эпизодах взрослые люди у Юго- ва заливаются краской стыда, вздрагивают и но ны т. д. Порой дело доходит до слез. Милая женщина подарила Савельеву пару перчаток. «Неизяснимая радость распирала ему грудь, неизведанные им слезы катились у него по щекам». В рабо- чем клубе поют хором известную песню «Замучен тяжелой неволей»,- и уже Са- вельев видит людей перед собою «сквозь застилавшие ему глаза слезы». Сильное чувство, разнообразное в своем проявлении, но выраженное словами, заим- ствованными из арсенала условной лекси- ки, превращается в мертвую риторику, в слащавую сентиментальность. Изображение красоты превращается в олеографию Мож- ли писать портрет красивой женщи посредством таких нестерпимых слове- чек, как «глаза озера»! Можно ли, изобра- жая самые разнообразные душевные дви- жения самых различных людей, монотонно передаватьих заштампованной фразой-та- кой-то «повел плечами»: «Фельдшерица по- вела плечом» (стр. 71); «Он молча взгля- нул на посетительницу и повел плечом» и повел плечом» (85); «Она молча повела плечом, встала и вышла» (90) Точно то же C дру- гим жестом - «развел руками»: «Дура- сову оставалось только развести ру- го в ками» (86); «Он развел руками» (103); «Нет уж, нет, Андрей Федотович! … сказал он, пыхтя и разводя руками» (105); «Степанов развел руками» (114) и т. д. и т. д. Тако- рода суррогаты тем более досадны, что изобразительные средства писателя вполне достаточны для подлинно художественной живописи, но он, с одной стороны, не ре- шается на них положиться, а с другой … недостаточно упорен в их совершенствова- нии, Я уже говорил о превосходной фигуре секретаря райкома партии Кострова, Но и в изображение автор, стремясь «усилить» впечатление, внес много риторики, испортив этим прекрасно задуманные ситуации, Та- кова например, глава, где описано, как Ко- стров убеждает Савельева вступить в пар- тию. Этого умного, тонкого, правдивого и самоотверженного человека автор ни с того ни с сего заставляет произнести напыщен- но витиеватую лекцию и сразу вносит кри- чащее противоречие в им же самим создан- ный образ. Подобного же рода перебои и срывы-в ряде других ответственных мест книги. Это очень досадное зрелище! Автор не только талантлив, но вдобавок обладает ясным и верным представлением о трудном, но единственно плодотворном пути, какой должен избрать для себя подлинный пи- сатель. Однако сам же он отходит от него своей творческой практике. Остается лишь пожелать ему больше веры в свои силы и в свои творческие принципы. 

ДЕРМАН

l.

Роман Алексея Югова «Бессмертие» вы- зовет, вероятно, разноречивую оценку нашей критике, потому что наряду с изо- бразительной силой, напряженной работой пытливой мысли, трепетом живого чувства в нем немало риторики и штампа. Место действия общирная территория Союззолота в енисейской тайге, Время … 1929 год. Центральный герой - молодой врач Андрей Савёльев Тема - история о том, как «по-своему», употребляя известное выражение Ленина, пришел к социализму названный герой, сочетающий в своем лаце врача и писателя. Фабула… - но ее-то в ромаше и нет! Формально, правда, она есть, очень зна- чительная часть книги посвящена «роману» Савельева с женой главного инженера Союззолота Лидией Степановой. Но этот роман на наш взгляд, до такой степени на- думан и чужероден в «Бессмертии», что, как это ни покажется маловероятным, про- стое механическое удаление соответствен- ных страниц из книги не требовало бы су- щественного изменения во всем остальном содержании. Естественно, что и значитель- 2. нейшая часть всякого рода литературной фальши приходится как раз на долю этого искусственного внедрения в организме книги. Совершенно бесспорно, что Югов обла- дает первейшим для художника уменьем портретного изображения разнообразных че- ловеческих характеров, причем образы по- ложительных героёв, в отличие от того, как это наблюдается у огромного большин- ства писателей, удаются ему лучше, чем отрицательные фигуры: они живее правди- вее и убедительнее, За редким исключе нием, каждое лицо в романе отмечено сво- ими индивидуальными чертами; людей ви- дишь, чувствуешь и, что важно, - запо- минаешь. Особенно значительна удача ав- тора в изображении очень интереснойфи- гуры секретаря райкома Кострова, под- линного человска-героя, сочетающего муд- рость с простотой, решительность и волю- с вдумчивостью и душевностью, богатство мысли -- с щедростью чувства. Самое ценное и значительное - историю отом, как «по-своему» пришел к социализ- му врач Андрей Савельев, - невозможно передать теми илииными цитатами изкни- ги именно потому, что это составляет тему всей книги и воплощено на всем ее протяжении. Вначале, когда Савельев всту- пает на территорию Союззолота, он лишь врач, правда, с очень характерной и суще- ственной чертой в складе своей натуры: горячо, а не формально относящийся к сво- им обязанностям, Но именно эта черта за- ставляет его втянуться во весь круг дея- тельности обширного предприятия, слить с нею свою работу врача Создается положе- ние, при котором сила вещей вовлекает его, как участника, в драматический процесс борьбы передовых людей предприятия с врагами народа, делает его естественным членом лагеря этих передовых людей, их товарищем в подлинном значении этого слова. Отсюда - последний, предопреде- ленный всем предшествующим и потому органически естественный шаг на жизнен- ном пути доктора Савельева - его вступ- ление в партию. Теми же приемами «показа в деятельно- сти» дан в книге и портрет другого глав- ного персонажа книги секретаря райкома Кострова. Оба они, Костров и Савельев люди борьбы, Савельев идет к социализму, преодолевая не только внешние препят- ствия, но и немалый груз внутренних реф- лексий, часто сбиваясь, впадая в ошибки. Его борьба носит характер драматический У Кострова борьба отличается эпической твердостью и уверенностью. Он уже обла- дает тем могучим орудием-социалисти- ческим мировоззрением, к овладению ко- торым Савельев еще только стремится. Ценно то, что это поучительное различие не навязывается читателю авторскими под- черкиваниями и подсказами, а получается у него само собой, как выразительный ре- зультат художественного изображения.ее Немаловажным достоинством книги яв- ляется то, что можно назвать «духом проб. лемности», проникающим ее от начала до конца. С первых же ее страниц читатель попадает в атмосферу напряженных пытли- вых исканий центрального героя, которые определяют направление и характер жиз ненного пути и всей судьбы человека. Прямым следствием этого является стрем- ление автора к углубленно-психологиче скому изображению внутреннего мира своих героев, главным образом доктора Савельева. Автор «Бессмертия» - прекрасный пей- зажист. По всей книге щедро разбросаны чудесные зарисовки сибирской природы, то беглые, то детально разработанные, как, например, очень сильно сделанная картина снежного бурана в 22-й главе первой ча- сти книги, где беспощадная суровость сти- хии мастерски слита с переживаниями за- хваченного бураном человека. Югов питает склонность к изображению широких массовых сцен, и порою они отме- чены у него большой живописной силой, как, например, увлекательное изображение пляски в рабочем клубе в 16-й главе третьей части. 3. Таковы положительные ресурсы автора «Бессмертия». Они, как мы видим, не ма- лы, Но беда в том, что сам же писатель их, повидимому, недооценивает, и это ста- новится источником весьма серьезных де- фектов в его мастерстве. Надо сказать, что недоверие к себе, к своим изобразительным средствам гораздо чаще бывает у писателей, чем это кажется, но оно, так сказать, «не сверху лежит». оно скрыто. Его диалектическим слутни- ком в словесном творчестве является не- доверие к восприятию читателя, боязнь, что читатель не поймет и не почувствует во всей полноте того, что изображает пи- сатель. Отсюда именно и проистекает тот порок несдержанности в приемах, которым поражено очень большое количество худо- жественных произведений и против которо- го с упорной последовательностью боролся всю жизнь один из самых совершенных ма- стеров художественного творчества - Че- хов. Югов несдержан, его художественный вкус не отличается чистотой. Об этом необ- ходимо говорить со всей прямотой именно потому, что он даровит.

Хватив полной мерой окопного лиха, авторы-фронтовики в стихах, как в днев- нике, рассказывают суровую правду сол- датского существования. От стихотворе- ния к стихотворению раскрывается картина беспокойной фронтовой жизни в холоде, в непогодах, в неуюте земляночного су- ществования, в постоянном соседстве со смертью. Не пышной баталией, а огром- ным трудом, нечеловеческим усилием воз- никает перед читателем ратный подвиг воина-победителя:

к га Дняволом создано это болото! Грязь и вода наполняли траншею Ровно семь суток сидела пехота. По уши мокла и вязла по шею. Ровно семь суток. Потом. на восьмые. По командирскому четкому знаку. Черные, мокрые, грязные, злые, Мы из траншеи рванулись в атаку. Так описывает начало болотного боя Марк Соболь. Люди дерутся самозабвенно, вкладывая в удары всю свою ненавиеть врагу: Страх? Это чувство запрятано где-то. Каждый удар--продолженье рассчета Это - за села сожженные, это - За распроклятое наше болото. Так выросло, оформилось чувство нена- оло висти, Слились в этом всеобемлющем чувстве и начало большого общенародного счета - за кровь и слезы миллионов, за руины и пепелища, и индивидуальная сол- датская злость людей, вырванных из кру- обычной мирной жизни и брошенных в неуот и непокой окопного существования. Так звучит в стихах фронтовиков живо- Т А С Л Ю

(Марк Соболь).

C каждым днем все громче становятся голоса молодых. С каждым днем все на- стойчивее стучатся они в двери наших ре- дакций и издательств, И мы, люди, пред- ставляющие нынешнюю советскую литера- туру, должны прислушаться к этим голо- сам будущего. Может быть, большинство молодых по- этов-фронтовиков еще не созрело для де- бюта отдельными авторскими книжками. Но они имеют уже право на выход к большому читателю в коллективных сбор- никах, на страницах альманахов, журна- лов, газет. Их молодыми голосами говорит фронт, в их стихах звучит правда сердца солдата-победителя, величие его ратного полвига, его мысли, его чувства, его на- дежды. Нельзя их дальше оставлять на попече- нии  олодносердых нерадивых невеже, ственных нянек из литературных консуль- таций.

Эти строки нельзя было не запомнить. Вних, как солнце в маленькой капле утренней росы, отразилась простая, не- унывающая, немного озорная душа совет- ского солдата, прямо глядящего в глаза

Марк СОБОЛЬ Ногда-нибудь… Когда,нибудь, когда, взрослея, внуки постигну школах сущность бытия. врсстанёт вновь, в крони, сияньи, муке обветренная молодость моя. Она войдет к сверкающие классы и там, в совсем не детской тишине, расскажет им глухим и басом волнующую повесть о войне. Тогда уже, быть может, дни былые оденет в бархат сказки мишура, но мы войдем, сетодняние, злые, пать раз в атаку шедшие с утра, Забыв о том, что вот сейчас уснуть бы чак хорошо… Но мы в который раз! грядущих дней отстайвая судьбы, по многу суток не смыкаем глаз. Там все поймут: и воду из жестявок, и трудный шаг растоптанных бахил, и едкий запах сохнущих портянок, и на ходу рожденные стихи. И то, как в тяжком орудийном хрипе весенний день наведывался к нам, и нес он запах пороха и липы. и был с дождем и солнцем пополам. И белокурый юркий непоседа вдруг станет строгим-вылитый портрет того, уже двяхлеющего деда. который был солдатом в двадцать лет.

Олег ПОЛЕВОЙ

Карнавальная почь и бенгальских огней самоцветы, Наша лодка скользиг по цветной москворецкой воде. Ты шутила: «Достань!» и веслом отраженье раксты Я пытался достать и не знал о грядущей беде… На дорогах пойны, километры в походах считая, Твой портрет под шинелью у самого сердца храня. Я, как в песне поется. писал тебе: «Жди, дорогая». Но в тревожную ночь ты навеки ушла от меня. Не к другому, О нет! Я такой не дождался бы вести, В этом наша любовь мне надежной норукой была. Той дорогой, которой на дачу мы ездили вместе, Ты с пехотным полком на защиту столицы ушла. После писем о том, как ты стала заправским солдатом После строчек о том,

что ракеты военных ночей Так похожи на те. что мы видели вместе когда,то. Мне чужое письмо рассказало 6 смерти твоей… я сегодня в тылу по приказу врачей отдыхаю, Потому что в меня Угодила осколком беда, И. как прежде, онять. по привычке мужской ожидаю. А тебя - нет и нет… и не будет уже никогда. Ни-ко гда… И в шкафу тяжело одинокому платью; Опустились в печали, как плети, его рукава, И, грустя о тебе, туфли молча стоят под кроватью; Даже скринка, и та без тебя безнадежно мертва. Стало нечем дышать и окно открывается настежь. Но бессильна помочь мне вечерней прохлады струя … Ты ушло от меня. сероглазое, светлое счастье,

Оборвалась в бою недопетая песня твоя. Бдруг так стало светло. словно ты на пороге явилась. В небесах, над Москвой, орудийного залпа волна Прокатилась, гремя, и по-новому севдце забилось. 1 на скрипке твоей зазвучала тихонько струна. Жизнь, конечно, права, Скрипке надо звучать, не смолкая, Человеку до смерти бороться, работать и жить И в решительный час. если надо, суметь умирая, Лаже смертью своей по-солдатски, как ты, победить, Чтоб ракеты Москвы ярче летнего солица светили. Чтоб о новой победе докладывал новый салют. Чтоб во веки веков никогла на земле не забыли  ЭЭтот звук этот свет десяти Драгоценных минут!

ПУТЕВОГО БЛОННОТА На мир, войной васпятый. И ты поймешь, как ты не прав В своей тоске о доме, Услышишь горький шелест Виктор УРАН Судьбе трав, 2. В ЭШЕЛОНЕ. Увидишь даль в истоме. Почуешь: не прошла беда И тяжесть тучи темной. От них нока что никуда Нам не уйти- запомни. Не оправданье нам с тобой. обстрелянной не верьте… Судьбе обстрелянной не верьте, Не верьте мимолетной славе. Ведь только шаг - он равен Каким он был извечно, широкой голой мостовой и с церковью, конечно. Но почему же дорогим Вго мы называем. подножек на него глядим, Глядим, запоминаем? Окно с резьбой, и на окне Цветы в горшочках глипяных. Навстречу по откосам. и будто тысячи копыт Стучат, стучат колеса Вперегонки, наперебой, Несутся что есть силы… Куда, куда же нас с тобой Везут, товарищ милый? Бросает ветер пыль в окно, Трясется пол дощатый… жаркой печки жестяной Что выдержан жестокий бой. Что сотни верст вперед прошли В огне, в дыму и гуле И что отечеству земли Немало мы вернули. Нас ждут, нас ждут, Скорей, Мелькайте, перегоны… Туда, где грохот батарей скорей, смерти. И только шаг-он жизни равен. Не знаешь, где упасть придется: У деревенского колодца. На поле возле стога сена,- в пазгон Фасад в тесовой белизне, Клочок афиши на стене, И тротуары длинные… Земля повсюду драгоценна. Пусть мчится наше поколенье Через тревоги и усталость, Через смертельное раненье, Лишь только б Родина осталась! Да, этот городок нам мил. Любому трижды дорог: Он в марте нам девизом был Старинный пусский город. К нему сквозь полье снега A. впрочем, Как мы с Но, Подумай: Мы пробинались с боём. Беседуют солдаты: Есть головы повыше нас. На запад-в разворот, тайны доверяют. Лети, лети, наш эшелон!… путей. Не грех к отвести, Нас на короткий отдых. и они сейчас, далек, Пока иные не нужны Ти в Омск, ни в Когда-нибудь, после После грозы-тревоги, браток, С иных вокзалов и В цветы и зелень кроясь.

ЛИСИН ИЗ 1. ГОРОДОК. Погрузка кончена Горнист Играет: по ва-го-нам! Прощаясь, вьется желтый лист Над каменным перроном. Сейчас расколет высь гудок. Нахлынут расстоянья, И прифронтовый городок Уйдет в воспоминанья. Уйдет - кирпичный, избяной.

Марк СОБОЛЬ Атака Дьяволом создано это болото! Грязь и вода наполняли траншею. Ровно семь суток сидела пехота, по уши мокла и вязла по шею, Ровно семь суток… Потом, на восьмые, по командирскому четкому знаку. черные, грязные, мокрые, злые, мы из траншей рванулись в атаку. Вились, как черти, Нет, злее, чем черти! Спросишь: «Не страшно?»- «Немножечко страшно, только ведь некогда думать о смерти, ссли дерешься в бою рукопашном». Страх… Это чувство запрятано где…то. Каждый удар продолженье расчета: это - за села сожженные, это за распроклятое наше болото! Это-за слезы в родительском доме, это за горе, которое длится!… …Только потом на истертой соломе както упорно и нудно не спится. Знасшь, приходит такая минута: хочется, собственно, очень простого: комнату, света, немножко уюта, чаю с лимоном и книгу Толстого. Руки родные обняли чтобы, В тихое счастье раскрылись бы дверцы… Черный медведь утомившейся злобы, глухо ворча, заворочался в сердце. Нет же! И песням дано повториться. Если ж дороги расстелены в дыме, пусть он заплатит за это сторицей: враг наш-разбойник с глазами пустыми. Тяжко? Ни слова об этом! Молчанье. Горечь сладка, как дыханье полыни; сладостей путь наш, его окончанье после победы, и только в Берлине!

Кружится дым, плывут столбы

Тесня упрямого врага Всей силой штурмовою. Нам паровозные гудки Через леса кричали, И мы наутро шли в штыки И немпа дальше гнали… Прощай, прощай: в далекий Так говорю я. али нет?… И чуя соль вопроса. «Не так, не так…» стучат ответ Безжалостно колеса. Тревожно паровоз гудит Зовет тебя, солдата: В простор отеческих полей Помчится в радуге огней Наш триумфальный поезд. А ныне семафор открыт Лишь в сторону заката. И раньше времени поры Про дом и отдых говорить Во имя этого поверьте, Что шаг назад - он равен смерти, Что шаг вперед - он жизни равен,  путь P Яков БЕЛИНСКИЙ и из жизни вырвать ее безумно и преступно. - Шнелль! Орднунг! А людей уж гонят к черным овам каменоломни… Трава, трава в ногах… Земля моя не допусти! Засыпь! Заклинь стволы немецких автоматов! Здесь наши матери стоят. такие старенькие, в платьях ветхих, и шепчут наши имена. Но все вокруг чужое: Фрейчи цвета крысы. сапоги с коротким голенищем и пуговицы рыжие, чужие. и значки. похожие на сломанные пальцы. сукно чужое и чужая медь. чужое бормотанье и проклятья. как ствашный бред на языке чужом!. А время движется. пока, утратив ощущенье себя, копают люди. освобождая место узкое в земле для трупа своего: немецкий план убийства… Нацелены стволы. и глаз фашиста к видоискателю прильнул. чтобы поймать на пленку Цейса миг ни до, ни после, Точно, когда свинец войдет в живое… Зали! А девочка. прижав к грули свой узелок. идёт. на ножку припадая. между трупов… Зали. бессвязным смертным стоном налились. движеньем недобитых тел… Тогда из-за бугра два танка. волоча по травам брюха, поползли. качнувшись, перешли с земли на мягкое. по мягкому по лицам, по телам, залитым кровью. пополали, ломая кости и трамбуя Онднунг! Орднунг!. Повернут кадрик в маленькой катушке Цейса. Кожаное веко закрыло об ектив. Порядок, Орднунг. Пыль…

Вот и другой: остановив свой мотоцикл. и вновь ногами дав ему разгон и по собачьи вытянувши шею, летит вдоль шествия почти вплотную к людям. обдавая пылью. сшибая ног и ухмыляясь пыльными губами. Так идет он. спотыкаясь о мечты. бросая торонливые проклятья. и в спины бьет окованным прикладом. и колет механически штыком, и воет: «Шнедль!…» Фридрих Весельчак! - Шнелль! Шнелль!… A люди.

Седые старики - на площади пустой. Седые головы склонив, сидят сутуло на узлах, в поношенной одежде. в старой паре сына, в выгоревших руки, раздавленные тяжкою работой. в морщинах грубых, в жестких синих между колен устало опустив, и выцветшими старыми глазами безмолвно смотрят на детей. Старухи с белой прядкой. торчащей из-под платка… с их простой душою, не в силах жить в гнетущем страхе взрослых. играть друг с другом стали… Медленно плывет над ними солице. Пыль… И вдруг, как в темном сне, как в темном снё, железный вопль: - Ауфштеен! Встать! И из домов уже бегут солдаты. шыки наощупь примыкая на ходу. В минуту площадь опоясана и сжата. выкрики короткие германцев; Лишь … Шнелль! Как будто бы безумье ими овладело.. - Шнелль! Быстро! им в затылок черный ветев… Шнелль! И смерть сама бежит по их пятам, стеная с хриплым Мальчишки исступленьем. в картузах эсэсовских, высоких, погнали стариков… - Шнелль! Шнелль! И по бокам бегут в своих шинелях длинных. не подпоясанных. уставив в пустое небо, в низкие и в спины, что автоматы… Шнелль! Вот этот, долгоногий. мысль его у Загляни в глухую темь -

волоча в пыли узлы со скарбом. идут, качаясь под слепящим зноем… И дорога там, гдё прошли они, становится седа. Старик в спецовке. порванной в удушьи на груди… Худая женщина с высоко поднятою которая свой узелок с вещами тащит. как всё большие… Все быстрее темп. Все лихорадочней снуют приклады… родился ужас и произив бегущую в пыли толну, взметнулся долгим материнским воем. Рвы уже певед глазами. Веши бросить! Оставить вещи! нелль!… Ордиунг!… А людей. по группам расчленив, немешкиа план убийства: повялок, орднучг орднунг, Лес злоповых жизней. как дерево. наполненное соком. могучими корнями связана с неликой ведушая за ручки малышей… И между множеством в пыли бредущих ног то тут, то там мелькнет лиловенькое платье девочки. глазастой, худенькой. Шнёлль!. И вдруг в какое-то мелькнувшее мгновенье детским плачем. стоном ставиков: - Ведут на смерть! Велут в каменоломни! уж гонят к черным ввам каменоломни… Люди, Их здесь собрали вместе, чтоб убить. Убить, Но каждая одна из этих жизней. жизнью мира головой.

Олег ПОЛЕВОЙ Симфония весны Не обойдя ни одного порога, Враг побывал тут с факелом в руке. Метнулась в степь испуганно дорога И затерялась где то вдалеке. В селе дворов и улиц больше нету. Остались в нем, как память прежних Одних плетней изорванные сети Да два ряда угрюмых тополей. Здесь тишина, мороз идет по коже, Здесь до конца прочувствуешь войну. И кажется, уже ничто не сможет Могильную нарушить тишину. Но встер вдруг верхушкой тополиной. Как дирижерской палочкой, махнул, И тишина осышалась, как иней, И я легко и радостно вздохнул. Запели так своими голосами Незримых скрипок струпы-провода. Но снег заплакал мутными ручьями. И зажурчала флейтами вода Им в ченных трубах вторили валторны, И вновь дорога ржаньем ожила: То возвращался труженик упорный. Хозявн разоренного села, Так, подымаясь в исбо голубое, Как отрицанье смерти и войны, Звучала здесь, на бывшем поле боя. Симфония верпувшейся весны.



дней,

качаются пред их глазами, Рейна…

Переплет трехтомного полного собра- ния сочинений И. А. Крылова, выпус- Н. ИЛЬИНА. 3 каемого Гослитиздатом Работа худ.

под козырек: что воротили нос его за детские пороки спешат за ним. глазами пожирая крест на прямой солдатской шес Сам И все семейство с обожаньем глядит, как в столбияке, на шею. оберштурм завидуст: железный крест!

Литературная газета № 5