А. МАЦКИН

 

Очередной номер «Знамени» вышел

в
свет в те дни, когда на улицах Берлина   стерянностью неред сложностью самостоя-

щли последние бои. Необходимо было из-
вестное усилие, чтобы в разгаре этих за-
ключительных событий войны вернуться к
ее первым трудным месяцам, к ее пере-
ломному перноду, к которому относятся ‘и
‘действие романа Фадеева, и стихи  Сель-
винского и отчасти Галины Николаевой,
и публицистика генерала Галактиснова, в
общем все, что задает тон в журнале. Но,
прочитав эту книгу «Знамени», мы оцени-
ли ее значение, вышедшая в дни побе-

ды, она приоткрыла перед нами самые. ее
истоки.
+
Еще трудно охватить общие контуры

романа Фадеева. Он закончен только вчер-
не и весь еще в движении, в строительст-
ве. Но уже теперь видна широта замысла

«Молодой гвардии», близость к живым
традициям большого русского романа.
Это тем более знаменательно, что
в основу «Молодой гвардии» взя-

ты действительные события, что вымысел
здесь стеснен до крайности и даже’ фа-
милии почти всех героев сохранены в-точ:
ности. Портретность «Молодой гвардии»
отнюдь ‘не облегчила задачу писателя. Бо-
лее того, она создала дополнительную
трудность: ни в чем не нарушая правду
фактов, ввести эти факты в русло книги,

Сфера романа Фадеева необычайно ши-
рока. События в «Молодой гвардии» про-

исходят и в городских квартирах и на
просторах Донецкой степи, ставшей Te-
атром войны; прерывая ход сюжета, ав-

тор восстанавливает  военно-оперативную
обстановку тех месяцев и попутно зна-
комит нас с организацией партизанского
подполья; он размышляет о юности и люб-
ви и Часто обращается к мотивам приро-
ды. И, так развиваясь, роман захватывает
все новые и новые. стороны жизни, будто
весь материлльный мир, открытый челове-
ку, хочет вместиться на его страницах.

Щедрость писателя в подообностях, не-
‘истощимость его наблюдений вызывают
даже тревогу: не обременительно ли та-
кое изобилие? Однако обстоятельность Фа-
деева не от памятливости и зоркости гла:
за. Исследуя как бы самую основу явле-
ний, он не расстается с ними, покуда че
убедится, что он, да имы, его читатели,
‘во всем основательно разобрались и уста-
новили свой взгляд на то, что им ‘выска-
зано. Щедрость писателя оказывается, в
самом добром смысле, сознательной. Сво-
‘бодно сливаясь в цельную картину,  6ec-
численные подтобчости ‘романа образуют
его реальную среду.

Разобравшись в рассказах близких, в
Нзэмеках и признаниях, разбросанных в
дневниках и письмах, в сразу сложившем-
ся устном предании, ‘писатель уловил чер-
ты своих будущих героев. :

Впоследствии из этих набросков высту-
пили живые лица, Как это произошло?
Если мысленно сопоставить сохранившие-
ся фотографии подпольщиков Краснодона
с их изображением в романе, то сперва
обнаружится безусловное портретное сход-
ство, а потом станет ясно, какие важные
изменения внесены писателем. Как будто
те же лица, но в каждом из них— выра-
жение новой силы и уже недетской зре-
лости. Все лучшее, что было в них, нашло
свое гармоническое развитие. Мы знако-
мимся с этими людьми сравнительно  за-
долго до свершения подвига. В их образе
как будто нет ничего, что предвещало бы
будущую судьбу, никакой напряженности
илн торжественности, а вместе с тем, если
бы мы и не знали их реальной биографии,
мы безусловно ожидали бы от этих моло-
дых людей каких-то выдающихся поступ-
ков в любой области труда или творчест-
ва. Самую основу их натуры составляют
жажда деятельности, желание проявить
себя, вмешаться в жизнь людей с тем,
чтобы, как говорит Фадеев, «внести в нее
что-то ‚свое, более совершенное, быстро
оборачивающееся, наполненное новым со-
держанием». Сохраняя всю обычность по-
ведения, все интересы возраста, во всех
чертах представляя свое поколение, эти
юноши и девушки, вне зависимости даже
от уровня своего развития, удивительно
отзывчивы к общественно-этическим воп-
них

росам, ‘причем понятие морали для
шире обычного, оно включает в себя и
гражданские: идеалы человека. `Обыден-

ность переходит у этой молодежи в вели-
чие с такой естественностью, что трудно
указать грань, которая их отделяет.

.«Молодая гвардия» — это He только
хроника подвига краснодонцев. Роман’ Фа-
деева касается всего ‘уклада советской
жизни с ее идеями и общественными тра-

дициями, самого духа современности.
«Молодой гвардии» мы знакомимся не
только с историей подвига, но и с его
почвой и с той нравственной средой, в

которой он происходил.

Семнадцатилетние молодые люди, питом-
цы школ и вузов, наши дети, как усвойли
они принципы советского строя, те идеи,
которые формировали наше сознание? Вот
вопрос, который ставит роман Фадеева.
Олег Кошевой и Уля Громова не силой
инстинкта ‘и подсознания приходят в пар-
Тизанское подполье; ‘убежденные борцы,
они отстаивают революционные  завоева-
„ння народа. Партийная, коммунистическая
Традиция для ни\ более, чем тралиция,
это дело их жизни, ее смысл. Но как бы
ни было велнко бремя долга, оно не скра-
дывает их возраста, не отягощаето их
чувств. Мир юности существует в романе
во всей своей незыблемости, с пестрото

‘ 
еле

 

 

 

 

1
i
i
{

i
i
1
{

 

 

его интересов, с дерзкими замыслами и ра-

тельного ‘выбора, с наивным - эгоизмом и
нетерпимостью к злу, с целомудрием
сильных чувств. Фадеев свободно вступает
в среду этих юношей и девушек,  стано-
вится как бы заодно с ними. И с героя-
ми романа к нам возвращается —моло-
дость с ее ненасытностью к впеча-
тлениям, живостью, отзывчивостью, с кру-
гом поэтических настроений, всем, что так
дорого нам и неизбежно уходит с года-
MH и что может вернуть только большое
искусство. :

Война заполняет существование этих
молодых людей, они живут для нее и
только ею. Но как бы ни были они сосре-
доточены в своих усилиях и погружены
в заботы дня, жизнь с ‘ее законами любви
и роста, законами, всегда дружественными
человеку, непрерывно напоминает имо се:
бе. «Как ни тяжела и ни страшна война,
юность с ее здоровьем и радостью жизни
не меняла ‹<воей счастливой походки» —
в этом мотиве, так часто звучащем в рома-
не не удивление и не робость перед круго-
воротом жизни и постоянством ее процес-
сов, не скорбь о суетности человека, а
вера в то, что никакие потрясения не мо-
гут сломить его волю, направленную к
будущему. Война полностью определяет
характер жизни, но не исчерпывает всего
ве содержания, — остается еще множество
таких ее ‘проявлений, которые существуют!
как бы помимо войны и всем своим ‘у-
ществованием напоминают о том, как она

 

стеснила, сузила естественное развитие
человека.
Любовь в «Молодой гвардии» — толь-

ко еще зарождающаяся, ` готовая.  вот-вот
разгореться большим пламенем, но покуда
еще затаенная, еще себя - целиком не об-
наружившая, эта первая отроческая ^лю-
бовь привлекает и чистотой своей‘ и— что
очень важно — реальной, чувственной си-
лой, что и придает отношениям этих мо-
лодых людей серьезное ‘жизненное значе-
ние. Любовь открывает им новые стороны
существования и преображает даже при-
роду, которая кажется чем-то небывало
новым, созданным только вчера. Даже
мысль о смерти она делает легкой, сво-
бодной от ужаса.

Когда Ваня Земнухов после об’яснения
с Клавой шел по улице, то «вдохновение,
которое, как угли под пеплом, теплилось
в душе его, теперь, как пламя, освещало
необыкновенное лицо его, но не Клава и
никто из людей не видел его лица теперь,
когда оно стало таким прекрасным... Все,
что происходило вокруг него, все это уже
не страшило его, потому что не было ни-
чего невозможного для него...»

Пожалуй, трудно сказать, что’ больше
привлекает Фадеева пробуждающиеся,

 

неоформленные и таящие в себе всякие.
неожиданности чувства молодого человека
или внутренние движения уже зрелой

мысли. Да существует ли у Фадеева во-
обще такое различие? Конечно, у юности
свой мир, но и люди старшего поколения
в романе сохраняют остроту и гибкость
чувств. Их умудренность не ведет ни к
равнодушию, ни к холоду созерцания. В
большинстве случаев талантливые труже-
ники, они обладают болышой практиче-
ской трезвостью и сердцем, чутким KO
всякой неправде или полуправде. Верные
своему долгу, они чувствуют себя удов-
летворенными только тогда, когда сущест-
вует полное согласие между их совестью
и тем, как они поступают.

Тому, кто хорошо знаком со стилем Фа-
деева, «Молодая гвардия» принесет нема-
ло неожиданностей. Рядом с его «толстов-
скими» страницами он увидит нечто н0-
вое, высказанное, если уж пользоваться
аналогиями, с гоголевской . красочностью.

В первых главах так патетически. написан,
например, монолог Олега. Кошевого о.доб-
рых ‚руках. матери. . Это. восклицание, поч-
ти’ молитва юноши, захватывает нае. своим
воодушевлением. Но впечатление от  про-
странного. монолога Олега. не было бы та-

 
 

Иллюстрации художника М. Пикова к «Илиаде» Гомера, выходя

. БРАЙНИНА

ассказы А.

о свойст-

 

Говоря о русской женщине,  
вах ее национального характера, Добро-
любов пишет, что для Hee «лучше ги
бель, нежели жизнь при тех началах, ко
торые... противны».

Эту нравственную силу, стойкость, до-
стоинство проявляет она ив любзи.

Великие писатели Пушкин, Тургенев,
Толстой, . Некрасов, Островский показали
высокую, одухотворенную красоту боль-
них человеческих чувств; они ‘показали
лучшие качества русской женщины, искон-
ные. национальные. черты ее характера и
то. как этот характер проявлялся в любви.

Опираясь на традиции классического
реализма и. на свое безошибочное ‚чутье
современности, А. Н. Толстой создает свой
цикл рассказов о любви.

Рассказ «Любовь», датированный 1915 г.
можно поставить’ в ряд’ лучших ‘произзе-
дений о любви в мировой ‘литературе.
Это — апофеоз любви двух равных И
очень ролных людей. Образы влюбленных
Маши (прообраз Кати и Дани из рома-
на «Сестры») и Егора’ Ивановича даны с
той открытой и трогательной  душевно-
стью, которая всегда делает положитель-
ных героев Толстого’ близкими друзьями
читателя.

Маша приехала в провинцию к отцу и
сестре, чтобы «пожить чистенько». Свет-
ская жизнь в столице сушила сердце. Ма-
шины пепельные волосы, поднятые брозя,
нежный овал лица, загитки на шее,
пуховый платок—все это созлает прекрас-
ный образ, как бы выполненный  аква-
релью.

Маша встречает Егора и сразу чувсг-
вует, что сн свой, близкий. Их взаимная
любовь рушит все препятствия, и, нако-
нец, они вместе, вдвоем:

«— Родная моя, дитя мое...

Иным он не мог выразить волнения и

дости оттого, что, Маша < ним, H 4YB:

дтНЮт и дышат они согласно, как один
‘М все, что живет и чувствует, и

--^ на такую радость и пол*

кончает...

Маши, человек с хо лойтастрофой.
ey ВБИ у *

ра

белый

 

 

Толстого © любви

клыми  глазами, похожий на хищную пти-
цу, убивает счастливых любовников, ¢
жестокостью маниака он губит жизнь в
самом радостном и щедром ее расцвете.  
‘Концепция рассказа «Любовь» сущест:  
венна для понимания основного конфлик-
та, движущего почти все творчество А.Н
Толстого: борьба мудрого, щедрого на
радость человека с тупой, маниакальной
злобой себялюбца.

Почти в каждый свой рассказ писатель
вносит живую и страстную полемику с де.
кадансом. :

Толстому глубоко оскорбительно то че-
чистое; нечестное отношение к женщиче,
которое он угадывает во внешне столь
увлекательном бреде мистических откро-

вений.

В рассказе «Без крыльев» (1914 —
1927 гг.) читатель узнает трагическую
историю милой и чистой женщины, KOTO-
рую семнадцати лет из последнего класса
гимназии выдали замуж за человека более
чем вдвое старше ев. «Взяли дурочку сем-
‘надцати лет и сунули в постель к чужо-
му человеку: лежи, терпи, старайся, что-
бы’он к тебе не охладел. И божий, и че-
ловёческий закон ‘тебе это велит». Ona
была покорной до той минуты, пока муж,
присяжный поверенный Притыкин, в при-
ливео циничной ‘откровенности не расска-
зал ей, что изменяет чуть не каждый день
с ев же знакомыми, подругами, Она почув-
ствовала к нему ‘отвращение, «И тут-то
началась ревность. Что он мне говорил.
Как он насильничал». Женщина бежит из
дома. Но помощи неёт,

В этом рассказе зло высмеян писатель-
мистик Семен Семенович Кашин. «Вы кры-
латая. вы необычайная... говорит он жен-
шине, ищущей спасения в его доме,—Я He  
спал всю ночв. Казалось, будто весь дом.
полон вашего  дихания.  Благоухания.
{Шаг вперед и ‘шаг назад). Это был сон. в
летнюю ночь, Капля с волшебного цветка
упала на веки Титании. Она заснула, и
мир преобразился. Мнр стал волшебным,

(Маша двинулась, он’ загородил ей доро- .

 

 

ry), Сжальтесь. Во мне воздеиглась за  
эту ночь совершенная, красота (он так и,
сказал: воздвиглась)».   :

  «Знамени» поэзия

‚ война очень не по духу ее

   

 

ким сильным, если бы автор не заключил  
его словами: «такие, а может быть. и He.
совеем такие мысли теснились в душе,
Олега»,  

Реальное начало ‘вторгается во второй,  
романтический план романа. Мысли Олега, .
то общее, что в них выражено, его. созна-
ние сыновнего долга, принадлежат всем
нам; Пример этот интересен потому, ЧТо
показывает, как Фадеев — психолог
чаях берет верх над романтиком. Анали-
тическое преобладает в нем попрежнему.

Таковы первые впечатления от нового

  романа Фадеева. Покуда напечатаны толь-

ко десять глав «Молодой гвардии». Это

небольшая часть всей
наши главные встречи с героями Красно-

‚ дона.

$

Широко и  разнообразно представлена в
новые стихи Сель-
винского, Антокольского, Матусовского и
большой цикл лирики Галины Николаевой.
Я не знаю, печаталась ли раныше Галина
Николаева, но для литературной Москвы
это имя новое. Тем важнее почин журна-

\ ла, так радушно предоставившего ей ‘свои
из.

страницы: цикл Николаевой состоит
19 стихотворений. :

Если исходить из оценки чисто эстети-

ческой, может показаться, что здесь до
пущена некоторая  неумеренность. Дейст-
вительно, появись в журнале лишь из-

бранные стихи Николаевой, эффект полу-
чился бы куда более полный. А в опубли-

кованном цикле поэт весь без утайки, без
предумышленности в полборе — читайте и
супите.

бы неправильно

Я думаю, что было

‚назвать Галину Николаеву молодым  поэ-

том. В ее стихах—уже  установившийся

взгляд на венци, часгое раздумье о про-

шлом, некоторая уразновешенность, да’ и
сама техника стиха, несмотря Ha ее несо-
вершенство, вполне огстоявшаяся. К тому
же в мотивах ее творчества нет той но-
визны, которую всегда приносит с собой
молодость. Николаева — поэт  талантли-
вый, Но талант ее уже ‚ определившийся,
нашедший свою форму, достигший уже
своей стенени зрелости. Вот почему, хотя
появление ее в печати было внезапным,
оно в общем не принесло никаких неожи-
данностей. Е
Возникшая в недрах войны поэзия Ни-
колаевой связана с ее непосредственным
опытом. В лирике Николаевой есть свое
отношение -к войне. Можно сказать, что
женственной
натуре, что она трудно свыкалась с ` ее
законами, ` что. война Г
держит в непрерывном напряжении. +«По-
чернела не от раны я,—сушит черная тоска,
да вот эти в клочья рваные фронтовые
облака». Ее образ войны лишен какой бы
то ни было романтизации. Понимая .то
злое и трудное, что заключено в войне,

Николаева вовсе не проповедует  паци-
 физм. Сохраняя тон. полной о достоверно-
ети, она находит в себе силы оценить

величие полвига войны. 3

Опыт войны расширил сферу лирической
поэзии, но, как чаще всего бывает в ли-
рике; у Николаевой поеобладает тема люб-
ви, темы в общем однородные — тоска о
любимом. страх за.его жизнь. мечта о
счастье. Это все та же вера в. могущест-
во любви, котобая способна отвратить
смерть. Лирика Николаевой ‘по своему на-
строению. более активна и не так молит-
венно _ созерцательна, как многие сти-
хи подобных циклов. Тревога поэта охва-
тывает все, с чем ей приходится
соприкасаться, даже окружающая ее при-
рода, беспокойная и настороженная, — как
бы Участница ее тревоги. В ‘некоторых
случаях Николаева гозорит о любви с та-
ким увлечением, что допускает известную
утрировку. Вот строки, которые передают
ее чувство: A ‘ es Е a
„вели ты проходиь. тротуаром,

Где все другие ходят невредимы.

То кирНичи co всех построек старых
Летят к тебе (!) на тойову (), любимый.

o O° 9

 

Толстой показал, как трусливая похоть,
жестокое неуважение к женщине скры`
вается под цветистой истерикой этих мис-
тических излияний. По существу, поэт Ка-
глин ничем не отличается от присяжного
поверенного Притыкина, поучающего же-
ну: «Хоть бы обольстила кого-нибудь. В
женщине игра важна, изломы».  

Притыкин и Кашин—две` разновидности.

декаданса: одна нашла свое выражение в
мистико-натуралистической эротике «нео-
реалистов», другая—в  мистико-символи-
стической эротике символистов, Но соци-
альный эквивалент их одинаков, и Толстой
это ясно видел.

Когда А. Н. Толетой выступил с пер-
выми произведениями, по его собственным
словам, «началась эпоха реакции, и с ней
к огням рампы выходят символисты».

У символистов-декадёентов и у так на-
‘зываемых «неореалистов» (по существу,
тех же декадентов)—Арцыбашева, А. Кз-
менского и др. тема любви была основ-
ной темой. ee

Мистические представления об Эросе,

как о некоей космической мировой’ душе,
определили эту. тему. И в ней, как в
зеркале, раскрылась социальная сушность
декаданса. Ведь в отношениях
мужчиной и женщиной тайное. становится
явным: находит свое неприкрытое, «реши-
тельное» выражение сердцевина человекл,
насколько природа стала «человеческой
сущностью человека» (Маркс).

Декаденты провозгласили силу «пороч-
ного дерзновения и греха». Они поэтизи-
руют уродства любви, моральный распад
личности, человеческих отношений,  пото-.
му что сами они—порождение разложив
шегося, деградирующего общества,

Горький выносит суровый приговор де-
кадентам, называя десятилетие 1907—
1917 гг, «самым позорным и бесстыдным в
истории русской интеллигенции».

Лучший из символистов Александр Блок
восстает против › «яда нигилизма» и
«мистического хулиганства». Блок с от-
вращением говорит о «тяжелой
похотливого чудовища», об эротических

произведениях, где все «грязно, нелепо,
сально».
Но в то же время «легкая плоть»,

«ни живое, ни мертвое» символистов, мечта
о Той (обязательно с большой буквы), ко-
торая поведет в «иные» миры, о женшци-
не—«дьявольском сплаве из многих = MH-
ров»,

H
наблюдатель жизни и теперь во всех слу- 

книги. Впереди еще,
трагические ‘дни боев у Волги окружаю-

 

Конечно, эти летящие кирпичи понадо-
бились” Николаевой как прямая параллель
< теми тоннами бомб, которые грозили об-
рушиться «к тебе на голову, любимый»,
Прием незамысловатый. Но и в этой. не-
ловкости, в этих почти пародийных стро-
ках вы замечаете любовь, близкую к одер-
жимости. Именно оберегая свою любовь,
покой своего чувства, Николаева оОтправ-
ляется на фронт. (Тут нужна оговорка: ли-
рический герой этих стихов часто сливает-
ся для нае с их автором; ‘однажды сме-

  шав их; мы перестаем видеть их в отдель-

ности). Ha войне Николаева остается: все

‚той же любящей женщиной, мало воспри-

HMUMBOH к тому, что прямо или косвенно
нельзя. связать с ее любовью. Даже в

щие картины природы важны ей потому,
что она представляет себе, как в будущие
мирные дни она пройдет здесь с любимым.
Эта трудная и требовательная любовь и
  составляет содержание ее жизни, HO
именно любви поэт обязан своим Hesay-
  DAAHDIM, деятельным существованием.
Николаева искренна в выражении ‘своей
любви, она ее`-не прячет и He пытается
истолковать каким-либо ложным образом.
Должно быть, она понимает известную
узость такой поэзии. Но когда Николаева
покидает стихию лирики, в которой чув-
ствует себя так уверенно, она оказывается

неподготовленной к чему-либо иному; в
` программных стихах «Мы не прежние» она
делает попытку душевного. самоотчета.
Этот опыт критической оценки заканчи-
вается таким признанием:

Это утренним трепетным светом,

Чиетотой нефальшивяших глаз,

Начался героизм беззаветный, $

Беспощадность атак началась.

Мысль гаснет здесь в пустоте, среди

слов, как будто склеенных попарно (тре

 

угнетает ее любозь,.

щей в Гослитиз дате

межзу.

постуни

следствие того же декаданса,  

  петный свет, беззаветный героизм, беспо-
шадность атак}, слов, давно уже ставших
ходовыми терминами поэзии. Это только

усложненная и не всегда ясная публици-  

 

стика.
Сфера Николаевой : — ‘чистая ‘лирика.  
Здесь она нашла свое призвание, здесь

войны, и в этом
должен

фиределился ее. образ
направлении; как нам кажется,
развиваться ее талант.

Толстой говорил, что ‘поэт пишет для
того, чтобы сказать ‘людям новое слово.
Конечно, это трудный критерий, и не толь-
KO для начинающего поэта. Но думать об
этом все-таки стоит...  

=

Интерес этого номера «Знамени» не. ис-
‘черпывается главами из романа Александ-
ра Фадеева и лирикой Галины Николаевой,
Тут помещены стихи Сельвинского, в ко-
торых есть поза и преднамеренность, как
часто бывает у этого большого поэта. Но
грубые, сбивающиеся с ритма, как будто
выбитые на камне строки «Керчи» — это
поэзия, победившая ужас и поднявшаяся
над ним. :

Особого разбора заслуживают хорошие
стихи П. Антокольского и М. Матусов-
ского и еще не законченный роман А. 3Зо-
нина. :

«Знамя» продолжает печатать большую
работу генерал-майора Галактнонова «Стра-
  тегическая цель». Это первый в нашей об-
щей печати большой труд, посвященный
полководческому искусству  Отечествен-
ной войны. Галактионов подробно об’ясня-
ет понятие стратегической цели и то, как
СТалинская стратегия: обеспечила наиболее
выгодную расстановку сил в решающих
боях с врагом. .

`Содержателен критический отдел’ жур-
нала. Роману Леонова «Взятие Великошум-
ска» посвящена статья А. Лейтеса: Превос-
ходно написана и сильна по логике
статья А. Гурвича «Могила  неизвест-
ного солдата». Эта статья напоминает о
простых и важных истинах.. о  человеч-
ности, которая является не только  каче-
Эчвом людлинного художника, но и. Ma-
‚терью искусства вообще, его почвой, воз-
духом и солнцем, его природой...

  
   

новом переводе В. Вересаева.
ый, т - : у - р. А

катастрофической утраты любви, веры в
человека.

Во многих рассказах Алексей Толстой
выступает союзником Горького в борьбе
с кладбищенско-эротическим стилем дека-
дентов. : з

В рассказе «Человек в пенсне» (1916 г.)
‚интеллигент Стабесов навсегда
живое ощущение жизни,
волнует. не задевает, ему наплевать на
‘весь мир. Его мучают лишь мысли о соб-
ственной старости (а ему всего 32 года),
о том, что через какие-нибудь 20 лет он,
возможно, как личность существовать не
будет, т. е. умрет, и пр. и пр. Автор посе-
ляет этого «героя» в Крыму, где прелесть,
теплота жизни, блеск солнца, запах моэ-
‘ского ветерка. Рядом, на соседней даче,
живет умная, нежная, красивая женщина.
Стабесов. влюбляется, иными словами, го-
ворит неестественным голосом; с огром-
ным усилием складывает в уме фразы, в
которых желает выразить свои
«высокие и чистые», а в результате. ведет
себя похотливо, оскорбительно. И женши-
ну, имевшую несчастье’ полюбить этого
«человека в пенсне», охватывает чувство
омерзения. ;

Полемика с декадансом вырастала
самых основ мироощущения Толстого: из
большого и сильного. чувства жизни, Из
чувства национальной горлости, достоин-
ства, уважения к человеку. Вот почему
в 1918 году писатель вновь вернулся к этой
теме и пишет прекрасный рассказ «Граф
Калиостро» который включает в <вой по-
следний сборник
вышелший незадолго. до смерти.

Здесь с чувством брезгливости и него.
дования изображена «бездушная мечта» о
том, чего быть не должно, чего быть He
может, неживая женщина, мистическая кра-

даму в пошлую, безобразную  жеманницу.
Эротической мистике—«гнусному чаро:
действу», «бездушной мечте», всей этой
«пакости» протиропоставлено «счастье жи-
вой любви», простое, земное и милое, че-
ловеческая страсть и нежность.
А еше позже, в 1924г., Толстой пишет

другую, «неорвалистическую»  разновид-
ность декаланса. Здесь опять совершенно
опустошенный человек, безнадежный эго-
‘’ист, у которого в душе хоть шаром пока-
ти, Он что-то делает, где-то служит, ав
«личной жизни» —попойки и женщины, У

 

чувства, .

савица. Автор преврашает эту мистическую.

утратил’
его ничто He  

из  

повестей и рассказов,  :

рассказ «Подкидные дураки», где клеймят  

 

есть нашивки,

 

 

 

-=_ Не надо, — сказал Недочет, же-
‚ стом останавливая Веру, — He надо.
Обойдемся.

Рисунки художника Б. Дехтерева’ к роману, Ф.

099°

 

Не сбавляя скорости, Денис направил

трактор поперек’ массива, стараясь
преградить путь огню.
Наседкина «Возвращение».

(«Молодая гвардия»).

 

> Гевнадый гор Опасность обыденного —

Из блокнота писателя

У прохожего на Невском озабоченная по-

`ходка. Кондукторша у входа повторяет те
`же трамвайные слова. что говорила вчера.

Как распознать в обыкновенных чертах на-
ших ‘современников то особенное, что не-
обходимо запечатлеть, чтобы ‘передать

‘время И его неповторимость?

Я встретил юношу, слегка прихрамываю-
щего; ученика; как я узнал, девятого клас-
са, возвращающегося из школы © потрепан-
ными учебниками подмышкой. У него на
вылинявшей военного образца гимнастерке
есть ‘медаль, есть орден;
Рассказывают, что мальчиком он’ ушел до-
бровольцем на фронт, был тяжело ранен,

`а сейчас сидит на школьной парте.

Что думает этот подросток, когда пере-
листывает учебник географии, написанный:

разумеется, не для тех, кто вымерил шага-

ми всю землю’ от Волги до Одера? Как
чувствует он и живет? Как сместилось B
нем детство’ и переплелось с преждевре-
менной и прекрасной мужественностью?
Некоторые наши рассказы и повести
огорчают читателя поспешной односторон-
ностью. Запечатлены внешние черты совре-

менности, внутренние — рассказаны рас-
судочно, приблизительно, намечены ‘пунк-
тиром. — 4

Писатель подчас забывает, что ‘герой H
современник, человек необыкновенной био-
гоафии, не уникален. В таком городе, как
Ленинград, почти каждый стоял рядом со
смертью. Особенность нашего времени тако-
ва: исключительное, казавшееся раныше не-
возможным, стало бытом. Писателю, белле-
тристике угрожает опасность — превратить
исключительное и героичное в обыденное.

Представим себе на минуту, что наш сов-
ременник попал в 40-е годы прошлого века.
Петербург. С выражением. значительности
на лицах идут чиновники. .Значительность
их мнимая. Ничего значительного им не
предстоит. Гоголь изобразил застывшие
четы их времени. Mx окаменевшие души.

Для художника в.мире нет ничего незна-
чительного. Каждое мгновение каждого
своего романа Достоевский озарил, как
молнией, такой страстью, окружил  такон

  атмосферой и таким драматизмом, что пере-
живания читателей как-то даже стыдно. на-

звать этим лассивным словом — чтение.

‚ Достоевский и Стендаль жизнь по ее
напряжению уподобляли MIHOBCHHIO, героев
своих ставили на всем протяжении романа
в обстоятельства исключительные, какие
могут быть раз в жизни, и то не в каж-
дой.

Но вспомним Ленинград 1942 года. Вре-
мя до такой степени необычайно, что самый
простой будничный процесс — доставка Во-
ды или дров-—стсит где-то рялом е Ho-
ступками Амундсена и Седова. Даже самая
простая прогулка по улице до булочной со-
пряжена с близостью к смерти и близким
знакомством с такими тайнами жизни, кото-
рые открывались` раньше только людям ге-
ниальным, как Лев Толетой или Эдгар По.

В литературе прошлого есть один очень
интересный и важный ` прием. Автор пере-
саживает своего героя’ из одной ‘среды в
другую. Часто употреблял этот прием Марк
Твэн. В «Принце и нищем» рассказывается
о том, как поменялись местами два маль-
чика. Принц стал нищим. Нищий — прин-
цем. Твэн сделал это не для того, чтобы
показать быт нищих и королей, а чтобы
перемешать пласты жизни, заставить вол-
новаться читателя, словно не с героем, а с
самим читателем произошел этот прыжок из
одного пласта жизни в другой.

Едва ли сюжет, выбранный Марком Твэ-
ном, был типичным для жизни. Конечно же,
нет. Но в наше время сама лдействитель-
ность переносит человека из одного пласта
жизни в другой. На одном  оборонном` заво-
де я познакомился с знатным бригадиром
тов. С. Бригадиру было всего четырнадцать
лет. Несколько месяцев тому назад он еще
был школьником-иждивенцем. Теперь он
стал одним из лучших мастеров на своем
заводе. Все детские признаки его возраста

него когда-то была умная, честная, любя-

щая жена. Он цинично и нелепо оскорбил.

ее, и она ушла. В результате: погибшая
любовь, «общая проплеванность всего ‹<у-
щества». ощущение ненужности, катастро-
фичности существования. © :
Борьба с декадансом явно ощущается

и в романе «Сестры». Писатель хочет за= 
чудесной:

щитить  «нетленное сердце»
русской девушки Даши от губительной и
сладкой отравы стихов поэта-мистика Бес-
сонова. В стихах Бессонова с трагическим
пафосом, болезнекным сладостратием го-
ворится о бездолье, о вечном одиночезт-
ве, о неизбежной и близкой гибели.
А. Толстой негодует на это. растление
живой жизни: «..Вдыхать запах могилы,
чувствуя, как вздрагивает ` разгоряченное 
дьявольским любопытством тело жении-
ны,—вот в чем был пафос поэзии этих
лет: смерть и сладострастие».

Мистические представления 0 любви
органически чужды Алексею Толстому.
Его образы всегда из живой плоти, они
полярны символическим призракам, где
вместо жизни—«ни живое ‚, ни мертвое»,
земное чудо, синий призрак. Его слова
всегда прозрачны, конкретны, весомы; про-
тивоестественно-оскорбительными
ставляются ему туманные знаки, слова-
иероглифы «эротического и магического
языка» символистов.

В рассказах о любви мы ощущаем  тем-
перамент ‘жизнелюба-новатора,  ненавидя-
щего ‘инерцию косности,  утверждающего
жизнь в ее процессе, в стремительном и
постоянном движении к совершенству.

С самого начала своей деятельности
А. Толстой повел борьбу за реализм. On
инстинктивно почувствовал реакционность
символистов, их отказ от современности,
по его словам «бурно и грозно  закипав-
шей навстречу революции»... `Символисты
«уходили.—пишет Тодстой в автобиогра-
фии,—в абстракцию, в мистику, рассажи-
вались по «башням из слоновой кости»,
где намеревались переждать. то, что  на-
двигалось... Я любил жизнь, всем своим
темпёраментом противился абстракции,
идеалистическим мировоззрениям».

Рассказы о любви Алексея Толстого —
утверждение реалистического метода в
искусстве. Здесь художественно . утверж-
дается положение, что достоинство и вер.

ность в любви неотделимы от достоинства  .

и ценности человеческой личности.
Вот почему в рассказе «Прекрасная да-

пред-  .

сохранились. После работы, случалось, оя
играл во дворе в пятнашки. В окно смотрел
на него его иждивенец — дед. Но к при-
знакам возраста мальчика прибавилось не-
что новое, прекрасное.

В теме этой интересны не только факты,
‚аи то, что за фактами — душевная дина-
мика, как раз то, мимо чего мы проходим.

Мне хочется протизопоставить творческий
метод двух талантливых и очень несхожих
писателей: Константина Симонова—прозач-
ка и Андрея Платонова—с целью, которая
станет ясной читателю в конце статьн.

Интересная особенность у, дарования
К: Симонова. Его персонажи живут полной
и богатой жизнью, пока бушуют события,
идет бой. Стоит только Сабурову, герою по-
вести «Дни и ночи», выпасть на короткое
время из событий, очутившись в госпитале,
как черты героя начинают расплываться, вре-
мя обесцвечивается, вялым становится пове-
ствование. Симонов, словно чувствуя эта,
почти не выводит своих персонажей из гу-
щи событий. В повести, почти не переста-
вая, идет бой. Это соответствует действи-
тельности. Изображается Сталинград. Но
должен ли сам писатель быть в.бакой же
степени. прикреплен к событиям, как герой?
Читатель, прочитав «Дни и ночи», возмож-
но, задумается о судьбе героев, о времени,
изображенном так живо, но это. будут ми-
молетные размышления, вроде тех, какие
рождаются у зрителя, когда он выходит из
кино, просмотрев правдивый, интересный, но
не очень глубокий фильм, где события про-
мелькнули слишком быстро. Вправе ли
писатель переносить приемы киносценария
в прозу? Не обеднит ли это литературу?

Андрей Платонов разговаривает с чита-
телями на своем особенном «платоновском»
наречии; в ‘котором слова подчиняются не
традиционной и литературно условной ло*
гике, а стоят в том свободном и неожилан-
ном порядке, как если бы застенографиро-
вали разговор деревенских старух.

В рассказах Платонова нет окрашенного
временем исторического человека, . нашего
современника, аесть голос рассказчика, не-
сколько приглушенный, усталый и печаль-
ный. Этот немного однотонный голос рас-
сказчика и связанная C ним мысль, тоже
приглушенная и устало-печальная, и есть
тот анонимный единственный герой расска-
зов Платонова, мимо которого так часто
проходят критики Платонова.

Платоновские герои — это персонифиии-
рованная мысль. Я говорю мысль, потому
что у Платонова нет мыслей, аесть только
одна неподвижная мысль, кочующая из
рассказа в рассказ, переселяющаяся из че-
ловека в человека, из дерева в дерево (де-
ревья‘и даже мертвые прелметы в ‘расска-
зах Платонова очеловечены, одушевлены
и, в сущности, равноправны с пассивным,
действующим, как во сне, человеком). _

Нам могут возразить, что герои в новых
рассказах Платонова о войне действуют,
борются, что они активны. Активность эта,
разумеется, мнимая. Кто зюзерит, что ста-
рик Тишка мог своей палкой перебить в
бою десяток немцев? :

Но будем справедливы к Андрею Плато-
нову. Умная энергия и глубокий, проникно-
венный лиризм пооявляются у Платонова в
описаниях русской приролы, Теомин «в опн-
саниях» никуда не годится. Платонов не
описывает. а одушевляет. В этом его не-
обыкновенная сила, своеобразие, мастерство.

Опасность обыденного угрожает многим
из нас, в том числе и Симонову, потому что
мы забываем, что своеобразным делают ге-
роя’не только его поступки, а творческая
причина его поступков, которую нужно ис-
кать в динамике душевной жизни гёроя.

Опасность’ обыденного угрожает Андрею
Платонову еше сильнее, хотя редко можно
встретить более далекого от обыденности
писателя, чем он. Опасность угрожает по-
тому, что Платонов обрек своих героев на
неподвижность, на внутреннюю ночь, все
волнение и ум отдав одной природе. —

 

 

    
  
 

„Алексеевич Обозов. честный и стойкий
защитник родины, в личной жизни, в сво-
ем отношении к женщине остается Bep-
ным себе: ‹..Вы помните,— говорит он,—
1 «любви роскошная звезда...» Об этой звез-
де роскошной я мечтал, помню, на том
мерзлом поле, среди луж крови... У меня
был приятель, до смерти. влюбленный в
какую-то девочку... Меня,—говорит,—
убить нельзя, попробуй выстрели в звезл-
ное небо! Так ив меня... Конечно,
убили, в конце концов, но так размахнуть-
сЯ—до звезл—хорошо... И мне страшно
всегда—подменить: вместо роскоши—поч-
ти то же самое, но—то, да не то.. Что
же вы поделаете с человеком, когда нуж-

на ему. любви роскошная звезда».

В эротике декаданса Толстой видел вы-
рождение; паленке человека, утрату всего:

‘из его рассказов, опустившийся интелли-
тент, говорит о себе: «Я не понимаю, что
‚плохо и что хороню. Я не помню по име-

не люблю ни людей, ни родины, ни своего
Дела...» =

большое значение для понимания, укрепле-
ния и развития реализма в Литературе.

`В рассказах о любви нашло выражение
то постоянное, нетленное — в творчестве
Толстого, что живым и ярким светом вош-
ло в нашу современность: глубоко-проник-
новенное понимание русского националь-.
ного характера, в основе которого—побро-.
та и честность, достоинство и уважение
к человеку, непримиримость к злу и тем-
перамент бойца. ; : ;

Прекрасный ‘образ родины, чистый,
детство, незабываемый, как первая любовь,
дорогой и необходимый, как сама жизнь,
запечатлен в этих замечательных paccKa.
BAX. :

Здесь — живое дыхание поэзии, горячее.
и нежное, как весеннее солнце. Здесь жи-
вотворный воздух свободы, воля к борьбе
и умение побеждать.

 

Литературная газета

№ 24_ 3

ма» (1916 г.) русский odnuep Никита

ero”

нам женшин, которые у меня бывают. Я”

Художественная полемика Алексея Тол- _
стого с декадентами-символисгами имеет

 

 

 

чувства родины, связей с’ людьми; сепособ- >
ности к действию. Недаром герои олного`

как