НАСТОЯЩАЯ ПУБЛИКАЦИЯ —
НОЯБРЯ 1805 ГОДА.
Л. Н. ТОЛСТОГО.
Когда князь Андрей, выбравшись из толпы ебивавших его бе-°,
гуших солдат, под’ехал к Кутузову и увидал лицо главно-
командующего, он мгновенно понял, глядя на это лицо, что сра-
утузов в Аустерлицком ©
Лев ТОЛСТОЙ
ражении
ОТРЫВОК ИЗ САМОЙ ПЕРВОЙ ИЗ ИЗВЕСТНЫХ НАМ РЕДАКЦИЙ ХУ
ГЛАВЫ 3-Й ЧАСТИ 1 ТОМА «ВОИНЫ И МИРА», В КОТОРОЙ ОПИСЫВАЕТСЯ АУСТЕРЛИЦКОЕ СРАЖЕНИЕ 12
ОТРЫВОК ПЕЧАТАЕТСЯ ВПЕРВЫЕ. ОН ВХОДИТ В ХШ ТОМ ЮБИЛЕЙНОГО СОБРАНИЯ СОЧИНЕНИЙ
8
он, как бы отыскивая помощи, сознавая свою слабость, с свер-
кающими и опущенными зрачками и с зверским, совершенно из-
менившимся, выражением лица оглянулся на ад’ютантов, обежал
жение еще не было проиграно, он понял и то, что во всех этих
приготовлениях и переговорах о предстоящем сражении прав
был Кутузов, а не приближенные государя, понял и то, что Куту-.
зов, несмотря на свою придворность и уступчивость, был заме-
чательный главнокомандующий и что он счастлив быть его
ад’ютантом. Как это бывает в решительные минуты жизни, бес-
численное кёличество мыслей с необычайной быстротой пробе-
жали в его воображении. Он вспомнил, сообразил, обдумал и
предвидел многое в эти короткие минуты. Одна только мысль
не пришла ему в голову — мысль о том, что теперь то вот при-
дется ему близко посмотреть в глаза смерти. А между тем эта то
мысль естественнее всего должна была придти ему в то время,
как он взглянул в лицо Кутузову. Старый, толстый, сонный при-
дворный и ленивый главнокомандующий, как его называли моло-
дые приближенные государя, мгновенно преобразился. Не было
старого, сонного, одутловатого Кутузова, а красивый, величест-
венный и твердый муж прямо сидел’на лошади, полными мысли
и великодушной решимости глазами ясно смотревший вперед и
очевидно решившийся умереть или сделать все возможное Для
спасения славы армии. В коротком взгляде, который он бросил
ва Болконского, сказалось очень многое. Он был и рад видеть
своего любимого и предпочитаемого ад’ютанта таким, каким он
ожидал его видеть в эту решительную минуту, он и советовал
ему мужаться и быть готовым еще на многие тяжелые нравствен-
ные усилия, он и как будто сожалел о том, что ему, столь моло-
дому, имеющему столько в будущем, предстоит окончить все это
теперь, сейчас, на этом страшном поле.
«Мне, старику, это легко и весело, но тебя мне жалко», будто
говорил его взгляд.
Все это без сомнения представлялось только странно настро-
енному в этот день воображению князя Андрея, ему думалось с
чрезвычайною ясностью тысячи тонких оттенков мыслей и чув-
ства, а он не думал о том самом ‘существенном, о сражении и о
этих французах, которые, гоня перед собою бежавшие русские
батальоны, ближе и ближе подходили к ним. Кутузов поскакал
вперед на звуки пушек, которые стреляли впереди. Это была рус-
ская батарея, стрелявшая картечью по французам. Наведенное
второпях орудие брало слишком далеко, картечь переносило и
из-за дыма видно было, как стройно, не теряя порядка, надви-
гались французы. Правее батареи стояла пехота, еще нерасстроен-
ная. К ней поскакал Кутузов и повел ее против неприятеля. Но
не успел он сделать десятка шагов впереди полка, как князь
Андрей видел, как Кутузов рукой схватился за щеку и из-под
нальцев его потекла кровь.
— Ваше сиятельство! Вы ранены, — сказал Козловский, с сво-
им мрачным и непредставительным видом все время ехавший
подле Кутузова.
— Рана не здесь,—сказал Кутузов, останавливая лошадь и
лоставая платок, —а вот где. — Он указал вперед на подвигаю-
шиеся колонны французов. Тем же залпом, которым ранен был
Кутузов, ранен батальонный командир, стоявший впереди, убито
несколько солдат и подпрапорщик, несший знамя. Батальонный
командир упал с лонади, знамя зашаталось и, падая, задержа-
лось на ружьях соседних солдат; никто не подхватил его. Рана
Кутузова была замечена. Батальон остановился и несколько вы-
стрелов без команды послышалось в рядах его. Кутузов прижал
красневтиий от крови платок к раненой щеке и, заметив замеша-
тельство батальона, с отчаянием и страданием в голосе вскрик-
нул:
— ОХ, ох, все пропало, коли батальон этот смешается, — про-
говорил он про себя и, взглянув машинально на окровавленный
платок, он, как бы вспомнив свое молодое время, свой измаиль-
ский штурм, бросился вперед; закричал «ура», голосом, который
очевидно по слабости и старческой хриплости своей, не отвечал
всей энергии его настроения.
Услыхав свой голос и почувствовав свое физическое бессилие,
Н. ЧЕТУНОВА
Фх®Ф>
Филиал военно-исторического Бородинского музея «Кутузовская
(Москва) и мемориальная доска на стене дома, где жил великий
Петербурге (Ленинград, набережная Жореса).
O XAPARTEPE
взглядом Козловского, первого попавшегося ему, и остановился
на князе Андрее. ;
— Болконский,—прошентал он со слезами мольбы в голосе
и сознанием своего старческого бессилия. — Болконский, —про-
шептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля.
Но прежде чем он договорил это слово, князь Андрей, чув-
ствуя также слезы стыда, злобы и восторга, наполнявшие его
грудь, уже бросился вперед, чтобы исполнить то, чего от Hero
желал Кутузов. Он вскакал в ряды батальона к упавшему знаме-
ни, спрыгнув, сам не помня как, с лошади, которая, почувствовав
себя на свободе, фыркая и задрав хвост, маленькой и гордой рыс-
цой бежала из. рядов. батёльона.
Князь Андрей схватил древко знамени и, чувствуя в себе уде-
сятеренные силы, выбежал вперед и закричал «ура!» таким рез-
ким и звучным голосом, что никто из знавших князя Андрея не
поверил бы, что это был тот самый князь Болконский, который
с такой усталостию волочил свои ноги и речи ио петербургским
гостиным, а это был именно он, настоящий он, испытывавший в
эту минуту высочайшее наслаждение в жизни. Е
Батальон тронулся, прошел шагов двадцать вслед за князем
Андреем. Князь Андрей шел, не глядя вперед на неприятеля,
а оглядываясь вокруг себя и продолжая находиться все в том же
состоянии невольного и подробного наблюдения всего окружаю-
щего. Он видел солдат, помнил их лица и все выражения, видел
офицера Тимохина с красным носом, веселого и беззаботного,
шедшего подле него, помнил звук голоса и даже запах водки,
которым пахнуло изо рта Тимохина в то время как он, подоль-
шаясь к адъютанту, сказал ему:
— А с такими молодцами, как вы, иджи весело.
Помнил неровности поля, жнивья, по которому он шел, кана-
ву, в которой он чуть было не спотыкнулся, помнил все, исклю-
чая того, что он бесцельно и беспричинно шел на верную смерть.
Он подходил к батарее, стрелявшей картечью, и издалека с ра-
достию узнал на ней жалкую ин милую, симпатическую фигуру
Тушина, с своей трубочкой ковылявшего между орудий. В то вре-
мя, как он подходил, рядовые солдаты французской колонны
уже вбегали на батарею, передки скакали прочь, артиллеристы
отбегали. a т
Киязь Андрей уже был в двадцати шагах от орудий, он бежал
вперед с своим батальоном нод сильнейшим огнем французов,
обратившихся на него, но и тут в эту минуту он не думал о том,
что ему предстояло, а невольно, яркими красками отпечатыва-
` лись в его памяти все окружающие впечатления. Он до малей-
шей подробности видел и помнил фигуру и лицо рыжего артилле-
риста, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский.
солдат тянул его к себе за другую сторону. Немного подальше
солдата, посередине четырех орудий стоял с виноватым и скон-
фуженным видом смешной и милый Тушин и неподвижно смо-
трел, виновато и сконфуженно улыбаясь, на подходивших к нему.
нескольких французских солдат, с угрожающе перевешенными
ружьями. «Видно, по жалкой фигуре его они и не понимают, что
он — начальник», подумал князь Андрей и тут же вспомнилось
ему, как он точно в той же позе и с жалкою улыбкой стоял без.
сапог в деревне Грунта у маркитанта перед дежурным штаб-.
офицером. :
«Неужели убьют его?» — подумал князь Андрей, — «прежде,
чем мы успеем подбежать». -:
Но это было последнее, что видел и думал князь Андрей.
Вдруг, как бы со всего размаха крепкой палкой кто-то из бли-
жайших солдат ударил его в левый бок. Немного это больно бы-
ло, а главное — неприятно, потому что боль эта развлекала его
‚от столько интересных в это время наблюдений. Но вот — стран-.
‚ ное дело — ноги его попадают в какую-то яму, подкашиваются,
Проф. Н. КОРОБКОВ
РУССКИЙ
Род Кутузовых по преданиям восходит к
XII] sexy — предок их сражался в дружн-
не князя Александра Ярославича в Невской
битве. Отец будущего фельдмаршала был
талантливым военным инженером и извес”
тен как автор проекта Екатерининского ка-
нала. Способности к математике отличали
и Михаила Кутузова. За успехи в этой на-
уке он еще мальчиком был привлечен к пре-
подаванию математики в Военно-инженернои
школе, где он обучался и которую окончил
в возрасте около 15 лет. В это время он
прекрасно владел французским и немецким
языками, «а на латинском разумел автора»,
как особо отмечено в свидетельстве об
окончании школы. Его дальнейшее образо-
вание не было систематическим. Он попол-
вял его самостоятельными занятияме и чте“
нием. Прекрасное знание французского и
немецкого языков чрезвычайно расширяло
круг чтения Кутузова. Сосредоточивая вни-
мание на вопросах военной истории и во
енного искусства, Кутузов проявлял также
болыной интерес к инженерному делу, в го”
ды отставки и жизни в деревне — к агро-
номин. Он занимался историей России и ee
международных отношений и хороше изу“
uA международное право, занимался фило-
софией, прекрасно знал французскую Е:
ратуру. Он был блестяще образованный
человеком своего времени.
Будучи заграницей «Пруссия, Австрия,
Голландия и др. страны), Кутузов встре-
чался здесь < выдающимися людьми и с
некоторыми из них позднее поддерживал
переписку. Изучая во всех странах, которые
он посешал, организацию военного дела, он
вместе с тем проявлял живой интерес к мУу-
зеям, К Науке и театру. Живой, блестя-
щий, дальновидный ум, веселое тонкое ост-
роумие делали его прекрасным собеседнн-
ком. Он умел подмечать слабые и смешные
стороны людей, и его язвительные замеча-
ния относительно раздражавших его людей
попадали прямо в цель. Но когда он хотел,
он очаровывал. «К числу... талантов его не-
оспоримо принадлежало искусство гово-
рить, — сообщает Ф. Глинка. Он
рассказывал < таким пленительным мастер-
ством, особливо оживленный присутствием
прекрасного пола, что слушатели всякий раз
между собою говорили: «можно ли быть
любезнее его?».
В 1795 году Кутузов был назначен гене“
рал-директором сухопутного шляхетского
кадетского корпуса, основного военного
учебного заведения, подготовлявшего офи-
церский состав русской армии. Должность
эта была незначительна для Кутузова, но
он принял ее охотно и под его управлением
корпус стал быстро. ‹овершенствоваться.
Кутузов не ограничивался, однако, чисто
`административной работой, он сам вел заня-
тия с преподавателями по курсам тактики и
военной истории. Современники свидетель-
ствуют об увлекательности не только этих
`занятий, но м всяких других. выступлении
Кутузова. «Говоря о нравственных его (Ку-
тузова. — Н. К.) свойствах, — рассказыва-
ет Ф. Глинка, — должно согласиться, что
1
` ние. Будучи в одно время директором пер-
вого кадетского корпуса и ярисутствуя на
экзаменах, он развил такое богатство разно-
образных познаний, что все профессора и
учителя пришли в изумление».
Богато одаренный талантами, М. И. Ку-
тузов блестяще проявил себя как дипломат,
как государственный деятель. Ко всем во-
просам, которые приходилось решать М. И.
Кутузову, как дипломату, он подходил <
позиции защиты истинно государственных
интересов России, и потому так плодотвор-
на его дипломатическая деятельность.
Поручевие громадной‘ важности Кутузов
получил по окончании второй турецкой: вой-
`ры, когда он в качестве чрезвычайного и
и он падает: М вдруг ничего нет, кроме ограниченного клочка \ Полномочного посла был отправлен в Кон-
жнивья с измятой соломой, и того даже нету, ничего нет, кроме `
тишины, молчания и успокоения.
изба» в Филях
полководец в
Фото Э. Евзерихина и Г, Чертова (Фотохроника ТАСС).
нанием все стороны положения. Не страх
смерти и не отсутствие мужества останаз-
ливают Аклеева, когда он холодно не со-
глашается на предложенный Вернивечером
О повести Лагина «Броненосец Анюта» рая всегда сказывается во всем поведении последний наступательный бросок. Мы ви-
({«Знамя» № 7), далеко не совершенной в ху- человека, а отнюдь не только в «положи- цим в дальнейшем, что Аклеев в случае:
ложественном смысле, хочется говорить
потому, что она, на наш взгляд, верно ста-
вит перед читателем проблему характера ‹о-
ветского человека.
Три моряка Черноморского флота, вы-
пержавшие героическую оборону Севасто-
поля, остаются для прикрытия отходивших
частей севастопольского гарнизона, Вы-
тельных» поступках. Та же самая импуль- действительной нужды без малейшего ко-
сивная стремительность, привычка целиком лебания рискует жизнью, бросается в мюре,
стдаваться озарившей сознание. идее и не- спасая Вернивечера, не говоря уже о том,
медленно претворить ее в жизнь,
лившая Вернивечеру выиграть небывалый лись герои повести, —прикрытие последних.
бой, обусловила и неверные его поступки. эвакуированных
Сам этот выигранный Тремя моряками бой, гарнизона, была сознательным, доброволь-
как нельзя лучше, доказал, что предложе- ным решением пойти на необходимую для миром, подавляющее контроль разума, иду-
позво- что сама боевая задача, за которую взя-
частей севастопольского
‚ совершенстве владел «глазомером»,
стантинополь. М. И. Кутузов добился здесь
блестящей победы — турки подписали на
выгодных для Россини условиях мир. По
этим условиям Турция в канун войны © На-
полеоном была снята со счетов, как про-
тивник России. Е
Но бессмертная слава Кутузова — его
полководческий талант. Он обладал необык-
новенной быстротой восприятия,, проявляв-
шейся во всех областях его деятельности, в
как го-
ворил Суворов «соир ое», способностью,
окинув взглядом поле битвы, мгновенно оп-
ределить выгоды и невыгоды положения,
учесть ошибки противника, возможные с
его стороны комбинации и в связи с этим
- определить свой способ действия.
С глубокой и целеустремленной яс-
ностью ума Кутузов соединял огромную
силу воли, мужество, непоколебимую твер-
дость, позволявшую ему оставаться хлад-
нокровным в самые страшные моменты боя.
Но так же, как Суворов своими чудачест-
вами, он маскировал эти качества ленивой
манерой, добродушным разговором с сол-
датами и офицерами, светской болтовней в
обществе, любовью к простым жизненным
удовольствиям в быту. Великий русский
полководец в труднейших условиях брал на
себя ответственность за ‹удьбы России.
То же внешнее поведение Кутузов сохра-
нил и в грозные дни Отечественной войны
1812 г., когда он как будто соглашался и с
требованиями императора и его советников
как дыхание, Именно эдесь лежит основа
отношения Аклеева к миру, к людям, к са-
мому себе, именно отсюда идут названные
нами определяющие черты его характера.
Органически чувствуя себя частью кол-
лектива—и KPOXOTHOTO коллектива
ene раэбитого, прюстреленного суде-
минка, м великого коллектива — советского
народа, — Аклеев естественно владеет той
духовной выдержкой, которая составляет
силу его характера. Ибо всякая растерян-
HOCTb, смятенме, паника есть прежде всего
разрыв духовных связей с окружающим
он имел обширный ум и отличное образова-.
ВЕЛИКИЙ
ЧЕЛОВЕК
во поступал
нным мнением,
и с обществе его собствен-
лишь так, как этого требовал
ный полководческий ум.
Внешние манеры Кутузова вводили Pa ht
блуждение — то привлекая, TO отта a
— не одних лишь его современников. Aa
был обманут даже такой глубокий. и an?
кий знаток _ человеческой ДУШИ, :
Л.Н. Толстой. Его Кутузов, Tak хорошо
известный всем нам по «Войне и миру», —
это спокойный, мудрый фаталист, провидя
щий будущее и старающийся только не ме-
шать неизбежности развивающихся ‹обы-
тий.
Интересно, что много
нодушным спокойствием, Толстой
и у Багратиона, даиу Наполеона.
они, получая. донесения,
события развиваются согласно их плану
или предусмотрены ими; Ор м
ают. оказываются ре
торые они д ие
только в той части, когда они COB
естественным развитием действий,
Как правильно отмечает Драгомиров, Тол-
стой дает изумительно верные отисания, но
во многих случаях вовсе неверное истолко-
вание. :
Кутузов придавал огромное значение ду“
ху войска. А это мыслимо лишь для челове-
ка, который сам обладает великой силой лу-
ши. В этом отношении очень интересно для
нас описание сцены во время битвы за Ше-
вардинский редут, оставленное современин-
ком и являющееся как бы подлинным Ма-
териалом для сцены, нарисованной Толстым.
«Приехал к нашему корпусу фельдмар-
шал и расположился на складных креслах
между нашей 7-й и 24-й дивизией,
тивишись спиной к неприятелю... Сидел он
склонивши голову, в сюртуке без эполет, в
фуражке с казачьей нагайкой через плечо...
Пальба беспрестанно усиливалась. Фельд-
маршал все сидел в одном положении;
иногда пол’езжали к нему офицеры; он.
казалось, что-то коротко им говорил, был
серьезен, но лицо имел спокойное. Из пре-
старелого вождя как будто исходила ка-
кая-то сила, воодущевлявишая смотревших на
него. Полагаю, это обстоятельство отчасти
входило в число причин, что армия наша,
менышая числом, потерявшая уверенность
беспрестанным отступлением. могла со сла-
Bow выдержать битву < непобедимым не-
приятелем».
Спокойный ‘и прежде всего внушавший
спокойствие и уверенность всем окружав-
щим, а через них и всей армии, старый
фельдмаршал и в 1812 г. был тем же бес-
страшным героем штурма Очакова, генера-
лом, одним из первых ворвавшимся на вал
Измаила, снова и снова ведущим солдат в
атаку под Аустерлицем и получившим здесь
третье ранение. А это не единичный слу-
чай: личная доблесть и бесстрашие Куту-
зова, доходившие до полного поезрения К
смерти, засвидетельствованы многократно.
Редко кто так берег солдат и солдат-
скую кровь, как Кутузов, но когда это бы-
ло нужно, когда sto было неизбежно.
OH He боялся никаких жертв. (Он не
плакал после Аустерлица и напом-
нил об этом старому фельдмаршалу Прозо-
ровскому, истерически рыдавшему пои виде
множества убитых и раненых. утром. после
неудачного штурма Браилова. Он без коле-
баний посылал к Шенграбену своего друга
Багратиона с шестью тысячами соллат, ко-
гда это было нужно для спасения остальной
армии, и с непоколебимым спокойствием
двинул вперед таявшие пол артиллерийским
огнем дивизии во время Бородинского боя.
Образ Кутузова, нарисованный Толстым,
каждому из нас знаком с детства, и именно
таким мы и привыкли любить ‘его. Но -го-
раздо более достоин любви, поеклонения И
благодарностн действительный, историче-
ский Кутузов — человек огромного воен-
ного таланта, глубокого, ясного ума, 0бес-
предельной преданности родине; творец за-
мечательного стиля русской стратегии;
тонкий дипломат и глубокий политик, рус-
ский человек, множеством нитей связанный
полнив эту последнюю боевую задачу, мо-
ряки видят перед собой уже ничем, каза-
лось, не отвратимый конец. И в их отноше-
нии к опасности, к смерти, к критическому
моменту собственного существования со
всей резкостью сказывается различие их ха-
рактеров.
«Сзади послышался пюрох. Аклеев обер-
нулся и увидел ползущего к нему Верни-
вечера...
— Давай кончать, братки! Нету больше
моего терпения!..
— Ну, и 9чт0? — его Аклеев.
— Кинемся вперед!.. Крикнем «ура!» и
вперед...
— Умереть спешивь? — холодно конста-
тировал Аклеев: 4
Он бросил взгляд на Кутового. Кутовой
был очень бледен. Он молчал, крепко вце-
пившись в рукоятку своего пулемета».
` Правильно ли ‘поступает Вернивечер,
предлагая друзьям этот последний бросок
вперед, т. е. в данном случае на смерть? На
первый взгляд, правильно. Ведь сражаться
им больше было нечем, порученная 3За-
дача _< честью выполнена. Позади бы-
ло море...
Как и в дальнейшем, Вернивечером руко-
водят благородные мотивы: обреченный на
смерть, он хочет встретить ее в наступле-_
нии. Это человек, который по первому зову
бэосается на любую опасность. без колее
бзания жертвует собственной
Именно он, Вернивечер, когда друзьям не
ожиданно удалось спастись на прибитом
волнами к берегу полуразбитом катерке и
найти там боеприпасы для пулеметов, пре-
ние «кончать», с которым Вернивечер об-
ратился к товарищам, когда смерть каза-
общего дела собственную смерть. Но и ‘в щее от инстинкта опасение за личную 6ез-
том и в другом случае Аклеев шел Ha опасность. Чувство коллектива, если оно
лась неизбежной, какими бы благородными смерть во имя жизни —жизни эвакуировав-
мотивами оно ни вызывалось, по существу шейся команды родного корабля в одном
было духовной сдачей врагу. Также: духов-
но сдается Вернивечер и вторично, когда
тяжело раненный, он бросается в море, что-
бы освободить товарищей от заботы о нем
в предстоящих странствяих по оккупиро-
ванному врагами Крыму. Как и в первом
случае, благородный, но не подчиненный
контролю разума порыв — нежелание 6e-
речь собственную жизнь ценою опасности
для жизни других — получает в действи-
тельности смысл, противоположный этому
благородному намерению. Вторично Верни-
вечер толкает этих товарищей к гибели:
бросивилийся за ним в море Аклеев, спасая
его, едва не погибает сам, а это обрекло бы
на гибель и остающегося в одиночестве Ку-
тового.
Что же обесценивает многие из благород-
ных порывов Вернивечера, сообщая им по-
рой смысл, даже противоположный его ©об-
ственным сознательным намерениям? В чем‘
коренится ‘его импульсивность, подавляю-
щая контроль разума? В чем противостоит
ему Аклеев?
Аклеев противопоставлен в повести Вер-
нивечеру не «как «более положительный»
персонаж (если вообще возможно такого
рода сравнение степеней «хорошести»), а
жизйью. как другой характер с более высоким мо-\
‹ральным чувством. Аклеев в каких-то своих
качествах бледнее яркого, стремительного
Вернивечера. Он сам, например, признает,
что смелая мысль перейти на утлом катерке
вратил в победу завязавшийся сказочный
бой этого полуразбитого катерка < немец
ким торпедным катером. Вернивечер весь В
стремительном движении и физически И
духовно. Усмотрев здесь решающую черту
его характера, Лагин ‹умел вскрыть внут
реннюю логику этого характера,
в яростное наступление не приходила ему в
голову, Ценность его характера и в бою и в
‘жизни — в другом: в той постоянной устой-
чивой духовной выдержке, которую мы на-
‘зываем присутствием духа, в контроле ра-
случае, жизни товарища — в другом.
И только это, только интересы жизни мо-
гли заставить Аклеева пойти на страдания,
на лишения и, если нужно, на смерть. Ког-
да Вернивечер предложил «кончать», Ак-
леев увидел в этом нелепое и преступное с
его точки зрения пренебрежение к великой
ценности жизни. Если самому Вернивечеру
не дорога его жизнь, она дорога, — как и
жизнь каждого из них, оставленных здесь
ным обречь их на смерть товарищам.
Аклеев берет на себя командование. И
это для него было также естественно, как
взяться за: руль гибнущей без управления
лодки случайно оказавшемуся на ней меха-
нику. Ибо второй хатактернейшей чертой
Аклеева было как бы органически прису-
шее ему чувство ответственности за все,
что происходит в его присутствии.
Лагин не рассказывает нам, как полити-
чески мыслят его герои. Но в том деятель-
ном чувстве ответственности. которое на-
правляет все поведение Аклеева, все же
угадывается сознание <оциалистического
человека.
трагической необходимостью войны Ha,
смерть, —их государству, их народу, и в
первую очередь их уехавшим, вынужден-
прочно и органично, по самой сути своей
противостоит такому отрыву. М это дает
то ощущение прочности жизни, то упор-
ство в стремлении сохранить её и себе и
своим товарищам и ту уверенность в воз-
можности сделать это, которой проникнуто
сознание Аклеева.
Когда из простреленного бака катерка
вытек весь бензин и катерок остановился,
Аклеев спокойно сказал:
— Пойдем на парусе.
Между тем ни клочка годной для паруса
материи на катерке не было, и Аклеев, ко-
нечно, очень хорошо понимал, что даже и
при наличии паруса шансов на спасение в
открытом море на разбитом катерке почти
не’ было. Таким образом Вернивечер фор-
мально был прав, когда в ответ на слова
Аклеева подумал: «Пускай его утешается,
если ему так веселее будет помирать. Пес
с ним, пускай и Кутовому голову морочит,
тем более тот человек сухопутный, его в
чем угодно убедишь. А я мальчик тертый.
И я могу в случае чего помереть и без са-
мообмана».
Но в том-то и дело, что. казавшиеся Вер-
‹ нивечеру наивными надежды и планы Ак-
леева отнюль не были самообманом. При-
Конечно, чувство ответственности за на- выкиий мыслить, он лучше других отдавал
правление окружающих событий, за жизнь ©6066 отчет в серьезности их положения. Но
других людей знали и знают и люди бур-. ®М более ясна для него эта серьезность
жуазного мира, но там это характерно положения, тем более настойчиво и цепко
только для ‘людей, очень высоко ‘стоящих ЛОЖИТСЯ OM за. каждый шанс спасения.
над массовым уровнем духовной культуры, ОТодрав Ффанерный потолок лимузина, Ак-
У нас эта черта становится _ достоянием,
масс, ибо она коренится в самом существе!
советского общественного и государствен-
вого строя.
сает суденышко. Не самообман, а рождае-
мое органическим инстинктом‘ коллектива
чувство ценности и прочности жизни дви-
жет Аклеевым и тогда, когда он, уже поч-
зума над чувством, над импульсивными
кото- движениями души, в умении охватить с03`1ветственности естественно и незаметно,
Для советского человека это чувство от- ти умирающий от истощения, лежа держит
целую долгую бессонную ночь послед-
леев сооружает из него парус и этим спа-.
подумают о нем Аклэев
‚сил Степай Вернивечер»,
со своим народом и воплотивший лучшие
его качества.
«Слава Кутузова не имеет нужды в по-
хвале чьей бы то ни было». — говорил
А. С. Пупкин, Современники фельдмарша-
ла справедливо отмечали, что «низкая за-
висть и другие столь же низменные стпа-
сти могут временно омрачить память Ку-
тузова, но потомство, более справедливое,
не поеминет поставить его. как спасителя
отечества наояду < Пожарским, а как ве-
ликого полководца — наряду с Суворовым»
(Д. Бутурлин). ;
Со дня рождения Кутузова прошло
1200 лет, но теперь он ближе и дороже рус-
скому сознанию, чем когда бы то ни было.
Он никогда не булет забыт как создатель
‚новых форм глубоко национальной, вполне
своеобразной системы русского военного
искусства, русской стратегии, протиз ко-
торой оказалось бессильным огромное во-
енное мастерство Наполеона. Роль М. И.
Кутузова как победителя Наполеона я
освободителя России, полководца армий,
принесших освобождение народам Европы,
останется навеки памятной,
нюю свою вахту на катерке. Аклеев
не хочет, не может оставить неиспользован-
ным уже собственно совсем эфемерный шанс
на спасение — эфемерную надежду на то,
что показавшийся вечером на горизонте и не
услышавший тогда их отчаянных пулемет-
ных сигналов корабль все-таки до утра не
уйдет и услышит или увидит их, чтобы
спасти.
«Аклеев далеко ме был убежден, что ему
суждено когда-нибудь в жизни увидеть
этот тральщик и вообще какое бы то ни
было судно. Скорёе он был уверен в обрат-
ном. Но какая-то, хоть и весьма незначи-
тельная, теплилась у него надежда, что на
корабле услышали сигналы лимузина, но
отложили поиски до’ утра».
Если бы Вернивечер знал эти мысли Ак-
леева, он, пожалуй, с еше большим основа-
нием, чем в случае с парусом. мог. бы снис-
ходительно подумать: «Пусть утешает-
ся...», но только не от силы его духа шла
бы эта снисходительность. Она шла бы из
того же самого источника, из которого шла
его стремительная ив геронческом подвиге
и в отчаянии импульсивная решимость. Ис-
точник этот -— в общественной незрелости
сознания, которая дает перевес чувству над
разумом и связана < индивидуалистическим
строем психики.
Особенно ясной становится незрелость,
детскость сознания Вернивечера в момент
попытки самоубийства. Последнее и оконча-
тельное решение умереть, — глотнуть воду
вместо того, чтобы сделать все усилия
всплыть, — Вернивечер принимает уже нев
силу первоначального побуждения освобо-
дить от себя товарищей, а из чисто мальчи-
шеского стыда показаться трусом, не вы-
полнив отчаянного поступка.
€..0H всем своим существом почувство-
вал, что он не хочет, не может умереть, что
он отдал бы все за день, за час, за минуту
жизни... Пожалуй, он ошибся, подумал Вер-
нивечер с тоской... Он непростительно по-
спешил. Он должен был повременить. пока
их не прибьет совсем близко к берегу... и
ведь стоит только несколько раз махнуть
здоровой рукой, и его пробкой выбросит на
‚поверхность, и он сможет крикнуть своим
товарищам, и его спасут. Они его обяза-
тельно спасут. Но как он им все об’яснит?
Почему он бросился в воду — это они пой-
дя Но почему он ‘после этого выплыл?
‚‘гочему запросил помощи? «Сдрейфил! —
н Кутовой, — стру-
Никогда подобная
черт, сходных < РраВ-
находит
Все
«делают вид», что
обра-
поведении
рии ЛЮДИ
НАШЕЙ СТРАНЫ
В этой книжке всего сто странии, она
ийписана без претензий, очень просто и яе-
но. я бы сказал, скромно, кажется, © одним
лишь желанием — рассказать правду, ничем
не’ украшенную и не усиленную.
Книга посвящена подпольщикам Таган»
в ней показаны женщины-домашние
ога,
Кова ки, матери и жены погибших. героев, и
те герои, что остались в ЖИВЫХ, — КОМсо-
мольцы, рыбаки, пионерка, расклеивавшая
‘листовки, инженер, методически разрушав»
ший при немцах завол, который он о по.
строил, студент-партизан, бежавший из
тюрьмы, в которой видел, как гордо и му-
жественно принимали мученическую смерть
его товарищи, Автор отошел в сторону,
предоставив слово участникам и очевидцам
событий, но мы-то знаем, как много надо
ума, вкуса и проницательности, какое тре»
буется умение, чтобы не оттибиться в отбо.
ре и расположении такого «документально-
го» материала. сколько нужно бережного
внимания. чтобы превоатить стенограмму
или живую запись в книгу, которая в0ссоз»
дает луховную атмосферу времени.
События и люди, о которых сообщает
книга, очень похожи Ha то, что уже изве-
стно всем по описаниям подвигов комсо-
мольцев Краснодона, но время и место Co3-
дают различия. за которые ответственен
писатель. Это замечательно понимал Тол-
стой. когда, заботясь о временной точности,
в различиях, называл слон рассказы «Сева-
стополь в декабре», «Севастополь в мае»,
«Севастополь в августе»... Уже появляются
сочинения о нашей войне, в которых все пе-
режитое нивелировано, все грани времени
сглажены, а между тем геройство панфи:
ловцев под Москвой-—это не то же самое,
что подриги воинов, штурмовавших, скажем,
Сапун-гору весной 1944 года, и у солдат
Карельского фронта был несколько иной
опыт, иной военный быт, чем у солдат 4-го”
Украинского. Ответственность перед исто: —
рней — не последняя из обязанностей писа-.
теля и. возвращаясь к книжке А. Елаги-
ной, скажу, что одно из серьезных ее до»,
стоинств — ощущение неповторимости всех
событий и бытовых особенностей и языка.
Нельзя отрицать, что книжка эта не мс-
черпывает темы, напротив, она вызывает
желание узнать еще больше об этом горо-
де. времени, поколении, она возбуждает
мысль. Нельзя не удивиться богатству и
красоте характеров, открывающихся перед
нами в биографиях простых людей, силе
рядовых таганрогских жителей, мальчиков
и девочек, стариков и старух, совершаю-
итих. единственно по велению совести, под»
виги, достойные былинной славы. В обык-
новенном обнаруживается необыкновенное,
в будничном — героическое, в маленьком
человеке — величие,
Рассказы жителей Таганрога хоропю 3а-
писаны, отобраны и обработаны, здесь нет
ни одной лишней или неверной черты, но
между рассказами помещен авторский пе-
тит, ремарки, которые должны, видимо,
служить чем-то вроде цемента. скрепляю-
щего кирпич. Как пптавило. этн дополнения
слабей основного текста. Автор не вполне
доверяет проницательности читателя. Он
думает о том, что нас необходимо растро-
гать или восхитить. А мы благодарны за
каждый новый факт, мы ищем подробно-
стей. в которых сами CYMEEN. PASC DA eee:
Вот эпизод из жизни одного из вожаков
подполья, секретаря горкома комсомола. Ce-
мена Морозова. Город только что захвати’,
ли немцы. Советские люди, не успевшие
эвакунроваться, делают отчаянные попытки
прорваться К своим,
«..Весь день OHH сколачивали и связыва-
ли плот. В сумерках они спустили его на
воду и встали на него. Плот не выдержал
тяжести четырех человек и погрузился в
воду; Он не выдержал бы тяжести и троих н
двоих. — он мог нести на себе олного, Трое
мужчин посадили девушку на плот, отдали
ей свои пиджаки. подсохшие за день, и по-
жали на прощанье руку. Плот отошел от
‚ берега, его подхватила волна, и сразу, за*
крыли осенние ‹сумерки и туман. Олин из
мужчин, — Морозов ‘так и не узнал его
имени, — вытащил из кармана револьвег и
выстрелил себе в рот. Выстрел был негром:
кий, как хлопок в ладоши.
— Пойдемте, — сказал Морозов второму
мужчине. —Нет, он не хотел так умереть, И
они пошли по пустынному берегу, через
овраг, к городу». 7
Этот эпизод полон драматизма, и как хо-
рошо, что автор не тычет пальцем в страни:
цу, поясняя, что это, мол, проявление бла’
городства и самопожертвования, здесь дес»
кать, вы видите гордость человека, а тут—
жизненную стойкость Семена Морозова,.. 7
Но кое-где, в ремарках, сдержанность oc:
тавляет Елагину.
В целом же книга хорошая, полная жизни
и воодушевляющей правды о людях нашей
страны.
А. Елагина. Кост
гвардия». М. 1945. м
мысу», «Молодая
мысль, психологически закономерная у Вер-
нивечера. могла бы стать решающей в
а не только Аклеева, но и Куто-
ro, ернивечера в самом его героизме
был, пусть нужный и ЦЕННЫЙ в этом случае,
ре и индивидуалистический эле-
т-_стремление к личному, превосходя’
щему всех остальных геройству. То же поч
ти невольное и неосознанное стремление вы:
ара решить по-своему наличествует
других его поступках,
cnt foe ata глава © попытке самоубий:
ты ернивечера названа Лагиным «Верни:
а р решает по-своему». Вернивечер оши.
ae когда думал, что в решении на само-
ioe aan руководит желание облегчить
ha ay Meee Kak ни вознегодовал
а ВВ, если бы ему открыли
eke ne тивы его поступка, мотивы
ыы м B индивидуалистическом. т, е,
} мы общественной природе незрелом
td sap ии < мыслью социалистического
3 а сознании. Мальчишеское самолю-
ие загораживает от него вс
роны дела, берег верх даже
самосохранения.
не Нтеллектуально, может быть, даже ме-
о чем Вернивечер, Василий
Shots несомненно более зрел в смысле
р нного уровня своего сознания,
ак же, как Аклеев,
беззаветно отдаваясь
Кутовой пенит и бере:
во и внимательно иша
а моменты возможности сохра:
tae ак же, как в Аклееве, вместе с
т нием к ценности жизни живет в нем
увство ответственности за эту жизнь,
хотя проявляется в нем это чувство иначе
чем в Аклееве. }
Люди типа Кутового — люди труда и
долга, скромно
о и просто ве it
исторический подвиг. ршили велики
Нередко изоб
вается неудачн
смертельной борьбе,
жет жизнь, настойчи
в. критические
вы жение характера сжазы-
р потому, что писатель не
ат в человеке определяю’
Поведение В страсти, наклонности,
только AP inl acide обусловливается тоглё
ствами, Интерес и случайными обстоятель
жно вызывать к человеку, который дол:
интересом к ener заменяется тогда
плывается THAM; образ человека рас-
‚ Уходит , из памяти, — остается
сумма поступков ни
раз е i
ских качеств, разрозненных человече
Дорога поэтому
тельская попытка
целостного
каждая новая писа-
решения трудной задачи
воспроизведения характера.
f