оо

ФОТО-ЭТЮД И. ШАГИНА

 

Люди великого ‘города

4
Ленинград! Он полон еще свежих вос-
поминаний о прошлой зиме. По этому
проспекту во мраке взатемненного города
проходили танки, По этой улице шли на
фронт грузовики с пехотой. На этом пере-
крестке остановившиеся трамваи пропус-
кали артиллерию. }
По этому шоссе возвращались после
войны. Здесь было место встреч. Сюда ус-
тремлялея город, чтобы встречать героев.
Громадной дугой. охватывая площадь
Урицкого, стоит старинное здание. В нем
был штаб фронта. Сюда вереницей шли
добровольцы всех возрастов, просившиеся
в армию. на фронт. Сюда приходили ин-
женеры, техники и рабочие. Они прихо-
дили с разными рационализаторскими
предложениями и изобретениями,

Финляндский вокзал, перед. которым на
броневике стоит Ильич.

Заводы, затемненные, похожие на кре-
пости, где не знали выходных, где день и
ночь не прерывалась работа...

И, наконец. небо над Ленинградом, 06-
рое зимнее небо, в котором большими кру-
тами, ровно гудя, ходили наши воздушные
патрули. Это небо надолго запомнится ле-
нинградцам.

Й свой город унесли ленинградцы на
фронт, о нем помнили в боях, его вспо-
минали в землянках в Часы отдыха, о нем
думали по ночам, ему писали письма и
пламенные послания из лесов Карельского
перешейка.

2

На финских дорогах стояли столбы 6
- ЕруглымиукизаТелями” “километров. Иа
этих круглых указателях можно было ви-
деть надпись, сделанную утлем или крас-
кой. На одном было начертано: УССР —
это какой-то сын Украины оставил ини-
циалы своей Республики. На другом мож-
но было прочесть: Башкирская АССР; на
третьем зато было гордо написано: Василь-
евский остров. И если на протяжении де-
сяти километров, встречая по нескольку
надинсей на столбе, вы могли найти все
республики Союза, то заодно вы читали:
Петрогралская сторона, Лесной и просто:
проспект Маклина. Это были надписи,
сделанные рукой ленинградцев, прошед-
ших здесь с боем.

В городе на предприятиях, на улицах,
в трамвае, в кино — где угодно сейчас вы
встретите множество людей. Простых,
шталских, ничем не отличающихся. Эти
ленингралцы, молодые и старые, снявшие
полушубки, ватники и шинели, могут вам
много порассказать, что заставит вас- про-
никнуться к НИМ особым уважением,

Я помню, как в единственном уцелев-
шем доме селения, в декабрьский черный
вечер, столпились люди. В небольших ком-
натах стояли и сидели красноармейцы и
командиры, Спали. прислонясь ко этене,
усталые связные, пока их не будили окри-
ком, чтобы послать е поручением. Кричали
в трубки телефонисты. Командиры ждали
распоряжений. И я услышал, как два
командира. в касках, на которых еверка-
ла снежная чептуя, говорили о картинах
Остаде и Рейсдаля. Голландские залы Эр-
митажа оживали в этом ночном домике,
полном военной тревоги. Голландокая зима
перекликалась с финской, не уступая ей
тусклой спокойной живописностью.

На другом участке Фронта ночью отбили
белофинскую атаку. Бой продолжался и
утром. Приехавший ‘из военной газеты
журналист отыскал женщину-врача, кото-
рая накануне герончески‘ вела себя. По-
дождав, когда она кончит операцию, ов
вышел с ней в лес, чтобы поговорить. Они
попали под сильный минометный обстрел.
С визгом рвались мины, пока они лежяа-
ли под сугробом, Эта жентиина спросила
журналиста: ,

— Вы из Ленинграда?

— Из Ленинграда, — ответил он.

— Скажите, что идет в «Титане»?

Он сказал.

— А в цирке?

Он сказал,

Оглушительный разрыв затлушил конек
его фразы.

— А что идет в Александринке —спро-
сила она, улыбаясь. — Ее улыбка поразила
журналиста Новая мива разорвалась ©0-
всем близко. Он вобрал голову в плечи.
Дым расоеялся. Он взглянул на докторшу.
Девушка подняла голову и спросила спо-
койно  — А в Мариинке что идет?

Это была ленинградская женщина,

Я видел бойца. который шатался от
усталости. Он не спал два дня, он’ стоял
под большим. разбитым снарядом, деревом,
прислонясь к мерзлому стволу, отдыхая, и
попросил у меня покурить, Мы закури-
ли. и он спросил: — Ленинград весь. за-
темнен? — Весь — ничего не видно, —
ответил я: ни одной полоски света. — А
в лунные ночи, —сказал OH, — и особый
огонек блеснул в ето тяжелых глазах, —
сейчас. в лунные ночи, он, наверное, так
красив, как никогда. Луна над городом,
нал Невой, и ни одного огня; Как в сказ-
ке. не правда ли...

Так мог говорить только ленинградец.
SE ST

Литературная газета
№8

4

>
ТИХОНОВ
°

Мы шли с батальонным комиссаром Не-
стеревым по дороге через озеро. С какой-
то докучной аккуратностью ложились бе-
лофинские снаряды, то ве долетая, то пе-
релетая через голову. Белыр веера взрывов
раскрывались над озером. Командир, шед-
ий с нами, товорил о стихах. Он гово-
рил о сложном и простом стихе и о при-
роде метафор. Так мы шатгали на команд-
пый пункт 8a час перед’ атакой.

С ленинградской невозмутимостью коман-
дир шэгал, не прибавляя шага.

Николай

3

Если вы зайдете в ленинградскую шко-
лу, вас познакомят © мальчиком Юрой, ко-
торый во время войны нришел в штаб
фронта и позвонил по телефону. И ког-
да ему ответили, он спросил:

— Начальник? ‘

— Да, а это кто говорит?

— Это школьник Юра,—и назвал щко-

— Откуда же ты звонишь?

— Да я здесь, внизу, хотел бы к вам
попасть. Г ;

— А в чем дело?

— У меня очень важное сообщение.

— Ну, раз важное сообщение, так да-
вай, иди,

И десятилетний Юра, плотный, розово-
щекий. закутанный в теплый башлык, во-
шел в кабинет.

— Ты что же — опин пришел?

— Один,

— Кто твой папа?

— Инженер. :

— Ну, рассказывай, в чем дело?

— Не могу — здесь несколько человек,
а у меня секрет. Могу, сообщить тольк
вам. к

— Хорошо, рассказывай только мне од-
ному. Все ушли.

— У меня еоть`один план, как взять
Выборг. Е

— Где же твой план. ты, наверное, на-
писал его?

— Нет, не наатисал, потому что, если я
налтишу, кто-нибудь может прочесть. Я
держу в голове совой план.

Юра стал рассказызать свой план взя-
тия Выборга. Где нужно, чтобы были лыж-
ники, гле — чтобы пушки, где — выса-
дить десант. Он нарисовал на память кар-
ту Выборга и окрестностей и тасставил
EOHCRa...

Это был типичный ленинградский маль-
Чик Тех дней,

4

Чертежницы одного завода пришли все
сразу и сказали, что хотят уйти на фронт
дружинницами.

— А кто будет чертить? — спросили
их. Им доказали, что они. нужнее для
фронта, оставаясь на своей работе.

Тогда они после работы, не отдыхая,
уходили на ночные дежурства в госпиталь,
ухаживали за тяжело раненными. $

Рабочие ездили на фронт чинить маши-
ны в лесу. среди сутробов, работали под
отнем, попадали в бой.

Рабочий Ляшко хорошо’ запомнил, как
рвутся белофинокие снаряды. грохоча ос-
колками по танку. — Трещат, как арбу-’
зы, — говорит он, — а танк выдержива-
ет. Нашей работы танк. Как пошли на
нем, финны догадались уже, что ‘вреда
ему не приченить, и стрелять перестали.
Только смотрят, а сделать ничего не. мо-
гут.

И рабочие с «Большевика» могут тоже
кое-что рассказать. Когда нужно было для
военного заказа положить в печь для по-
догрева партию изделий, чека, соединяю-
щая колосник с серьой, возьми да и сор-
вись. Колооник наклонился и повис в
воздухе. Еще немного, и печь на несколь-
хо дней выйдет из строя.

Ждать, когда печь остынет, надо 86 чз-
сов. Куда это годится! И решили лезть в
печь. И первым полез Михаил Костенюк,
А за ням — нагревальщик Петров,

Шесть часов работали в печи Костенюк
н Петров.

Отралино на них было глядеть. Таким
вдоким жаром полыхала печь, что, каза-
лось, там можно просто изжариться. Каж-
дые пять минут вываливались они из’ пе-
чи—подышать свежим воздухом U—CHO-
ва в печь. Так они трудились, исправляя
колосник.

Колосник раз’единили от тяг, вытащили
наверх, затем опустили на дно печи новый
колосник и соединили его с тягами.

И печь снова стала работать без боль-
шото простоя.

На каздом заводе были ‘свои герои и
свои трудовые. подвиги. И если вызывать
с рассказами вое новых и новых ленин-
традцев, нужно исписать целые книги, так
много расскажут люди о тех днях, когда
опи, не жалея труда и времени, р
для фронта. во славу своего великого го-
рода..

Перёд радиорупорами собирались толпы
и слушали сводку, что там, на фронте. И
все р услышав: говорит Ленин-
трад

5

А на фронте, в подвале взорванной
электростанции, бойцы установили радио
и слушали, затаив дыхание. И раз пере
давало радио митинт, — обыкновенный в
те дни ленинградский митинг. Бойцы слу-
шали настороженно и страшно пережива-
ли каждое слово невидимого оратора. В
это время кто-то вошел и вошел слишком
шумно. И сразу на него зашикали; тн-
ще, говорит Ленинград! А когла кончи-
лась передача, один за всех сказал: вот
и дома побывали!

И когда идет лыжная экскуреия по
мирным отныне лесам Карельского пере:
шейка, по Советской земле, с которой
стерты вражеские укрепления, много pac-
сказывают о тех боях руины, засьышанные
снегом, и братские мотилы, украшенные
венками.

А возвралцаясь с тероических путей,
пройденных Красной Армией, проходит
экскурсия по родному городу и читает над-
пись: проспект Дудко:

И заново встает прекрасный образ ча-
родного героя, танкиста Федора Дудко.
Это он. сказал замечательные слова: «Дуд-
ко из боя не выходит, Дудко могут толь-
ко вынести из боя! ›”

И правду таких честных, без всякого
хвастовотва оказанных слов знали ленин-
традцы, и к славным традициям своего то-
Рода они’ добавили новые, не менее слав-
ные. НН $

И когда старая работница растроганно
обнимала возвращавшихся с фронта бой-
цов, они ее спрапгивали: «Что, мать, ‘сы-
на ждешь?»—Она отвечала: «Все ты —
мои сыновья! Все вы — мои любимые!..».

Душа старого пролетарского торода то-
ворила в этой безыскусственной и сердеч-
ной женщине:

У Финляндокою вокзала на броневике
‘стоит Ильич. Здесь стоял ен живой ‘на
броневике в исторический день своего
приезда. С броневика он смотрел на, ленин-
традоких пролетариев, готовивитихся к’Ок-
тябрьскому штурму, с броневика увидел
он прошлой зимой уходивших на защиту
торода бойцов, видел их, возвращавшихся
с победой.

I}
 

«Они шли. рядом, в. ногу, и Вэдяму

`казалось, будто они уже сейчае, в эту

самую минуту, идут навстречу неожидан-
ным событиям. Словно там, за улицей...
лежало широкое поле большой будущей
битвы, И словно в, такт их мыслям..,
вдали У ‘здапия казарм заиграл луховой
оркестр. Сперва развернулись ‘трубы, за-
тем в широкие и гулкие, как эхо, ряды
басов вмешалея барабан. Потом все co-
вдинилось в одно — и раскаты труб и

  легкая дробь барабана»,

Так кончается повесть С. Гехта «Вые-
сте» *. Сын и отец Платовы идут рядом,
в ногу — навстречу событиям и битвам
жизни, как бы символизируя «соединение

старых и молодых кадров в одном ‘общем

оркестре руководящей работы партни ‘и

государства».

Это — повебть о преемственности и
взаимоотношениях поколений и, вместе ©
тем, повесть © первой любви. Герой по-
вести — семнадцатилетний школьник Ва-
лии Платов, сын большевика-похпольни-
ка, Основные сюжетные линии = OT-
ношения Вадима с отцом и любовь юно-
ши к девятнадцатилетней Насте Щеточ-
киной, Место действия -—— большой при?
морский город Украины, время — 8
год.

Странное, двойственное чувство испы-
тываешь, читая эту повесть. В ней рас-
сказано о людях, знакомых каждому из
нас, названы события, известпые всем,
описаны чувства, волновавшие большин-
ство читателей. Множество ‘реалистиче-
ских деталей, правдиво описанных жиз-
ненных частностей, — все это как буд-
то убеждает нас в том, что С. Гехт изо-
бражает реальную жизненную картину.
Но почему me ни на мгновение нас не
оставляет мысль о том, что это не резль-
ная жизнь во веей ee сложности и про-
тиворечивости, а лишь некое подобие
ее; что это — портрет, правильно изоб-
ражающий цвет глаз и волое’ оригинала,
внешние черты его облика, но не дающий
представления о душевных качествах, 00
уме и характере его? i .

Техт — опытный писатель. Умелой
рукой он ведет своих героев ‘через раз-
личные коллизии, способствующие pat-
крытию некоторых сторон их характера.
Tam, где речь идет о еще неясных и
смутных переживаниях тервой влюблен-
ности, писатель часло находит верные
слова, трогательные детали, ясные и неж-
ные краскя. Но даже здесь вас не поки-
дает ощущение некоторой литературной
нарочитости, так сказать,  акварельной
стлаженности контуров. Когда же писа-
тель вводит вас в мир общественно-поли-
тических мыслей и чуветвований  Вади-
ма, в область его взаимоотношений с от-
пом; эта «приглушенность» всех острых
ситуаций. «обтекаемость» жизненных кол-
лизий становится вполне очевидной. С.
Гехт уверяет нае, что его герой переживает
душевные бури. Да. соглашаемся мы, в
этой конкретной ситуации сложные и глу-
бокие чувства должны обуревать юношу.
Ho самих-то чувств, всей сложности и
тлубины их мы ‘не видим, Удивительно
плавно, легко и просто разрешаются ве”
жизненные конфликты, возникающие на
ето путл. Происходит это потому, что все
углы сглажены, а конфликты лишены ре-
ального жизненного содержания, сугубо
нарочиты, :

Отец и сын Платовы одновременно. уз-
нают о фактах гнусного вредительства
врага народа, пробравшегося в следетвен-
ный аппарат прокуратуры, принуждающе-
то разложившегоея пьянипу и растратчика
Левченко оклеветать целую группу че-
стных советских людей. Отец получает
письменное признание Левченко в совер-
шенном им, по принуждению вредителя,

 

* Журнал  «Шитературный — современ-

ник» № 1. 1941 г. Ленинград.

обие ж

Л. КРЕМНЕВ

>

преступлении. Далее отец по совершенно
непонятным мотивам отказывается расска”
зать сыну’ — что же он думает предпри-
нять для борьбы с вражеской деятельно-
стью. Вскоре он уезжает, сказав дома,
что едот в район. Вадим решает. разобла-
чить врагов, уезжает тайком от родите-
лей в Киев и добивается встречи с пар-
тийным руководителем, товарищем Богда-
HOM, которому рассказывает все. Едва он
окончил свой рассказ, появляется Платов-
отец, приехавший к Богдану с той же
целью, что и Вадим.

«— Ты приехал, — тихо сказал Ра-
yum. — Кто тебе рассказал? Ты разве
знал?

— Он тоже думает, что я ‘побежал 32
ним, — проговорил Пазатов, повернувшись
лицом в Богдану. — Да я не за тобой
приехал, я вот к нему...

Он показал на Богдана,

— Но ты `сказал, что едешь в район.

— А ты, по-моему, собиралея в гости
к Насте Щеточкиной?

— Выходит, оба обманули друг дру-
та, — сказал со смехом Богдан.

— Ты сейчас же отправишься домой, —
строго проговорил Платов. Вадим стоял
перед ним молча, с побледневшим, полным
упрямства’. лицом».

Таким образом разрешается конфликт,
являющийся движущей силой сюжета по-
вести. Отец и сын, для чего-то предвари-
тельно обманув друг друга, оба выполни-
ли свой долг. Неюнятно лишь, зачем же
им нужно было таиться друг от друга?
Ничто в их отношениях— любовных и чут-
ких — не припуждало их к взаимному
недоверию и обману. Ну, а если бы He
было этого предварительного обмана, явно
выдуманного и неестественного? Повидимо-
му, не было бы и самого конфликта. На--^
думанный зофликт, как зидите, разре-
шен легко, плавно, просто. Но. читатель
не верит в его подлинность. Не верит п
потому, что писатель не ввел его в мир
конкретного делания, не рассказал, кан
участвовали отец и сын в борьбе с вреди-
тельством, ‘сведя их дело лишь к роман-
тической поездке и в плане газетной ри-
торики рассказав читателю 0 ее резуль-
татах.

Писатель увел обоих своих героев —
H OTHa и. сына — от реальных коллизий
жизненной борьбы в область романтиче-
ской литературной выдумки ‘и этим сни-
зил значение их дела и убедительность
образов. Мы знаем, что у нас много че-
стных и преданных бойцов за дело пар-
тии, много смелой, полной революционной
страсти молодежи, но повесть С. Гехта не
обогащает. нас, не углубляет нашего зна-
ния действительности, не открывает нам
новых CTOPOH ее.

В нашем обществе нет «извечной»
проблемы отцов и детей в той ее форме. ко-
торая характерна. для буржуазного обще-
ства. У нае не возникает проблемы вза-
имного непонимания и вражды старшего н
младшего поколений, так волновавшей ли-
тературу прошлого века, ибо в социали-
сотическом ‘обществе “He существует на
экономических, ни каких-либо иных пред-
‘посылок для возникновения розни и враж-
ды между «отцами» и «детьми». Но это
вовсе не значит, что всё в этой области
просто, несложно и пе нуждается в созна-
тельной организации. Обязанность о «от-
пов» воспитывать. «детей», нередавать им
опыт старших поколений и их лучшие
традиции сочетается с  обязанноетью
учиться у «детей», не терять чуветва
нового, не застревать на старом. Борьба
за приобретение молодым. человеком  на-
шей страны «самой дорогой» — по. выра-
жению А. Макаренко —*. «квалификация

изни

борца и человека» не может быть уетеше
на вне тесного взаимодействия поколений,
В этой борьбе „немало реальных трудно
if ; капитализма нд-
стей; немало пережитков
до преодолеть в сознании «отцов», в ч8-
отности и для. того, чтобы эти живучие
пережитки не возникали В сознании де
тей. Недаром вопросы трудового воспита-
ния в школе и семье, вопросы школьной
учебы и дисциплины стоят ‘сейчас в Цен-
тре внимания советской общественности.
Именно здесь надо искать жизненный Mar
териал для художественного познания,
Неправильно, конечно, при анализе ли-
тературного произведения делать писателю
конкретные тематические указания. Ho
когда’ речь идет о повести, поднимающей
проблему взаимоотношений отцов и детей,
позволительно указать, что реальные жиз-
ненные коллизии не таковы, какими OBE
представляются писателю, что жизнь даёт
столько живого материала для сюжетного
конфликта, что нет нужды создавать ето

+

искусственпо — эт0 неизбежно снижает и

познавательное значение и воспитатель-
ную ценность произведения.

С. Гехт показывает своего молодого те-
роя и в школе, среди школьных товари-
шей. Но это какой-то безоблачный, идид-
лический мир, где нет ни движения, ни не-
удач, пи свершений. Юноши и девушки,
окружающие Вадима, лишь обозначены
неясными и бледными штрихами, и чита.
тель © удивлением узнает к концу пове-
сти, что, например, Шура Лемке, показан-
ная в начале как пустая и вздорная
девушка, соверщенно переродилась. «Ёзк-
то незаметно случилось, что общая нелю-
бовь к `Шуре сменилась общим восхище-
нием, ла и Шура етала совсем хругой».
Позвольте, как же это «как-то незамет-
Ho»?

И здесь, в школе и среди школьников,
вы не поймете, kak Фформируетея Xa-

рактер Вадима. Писатель рассказывает 0

многих хороших свойствах юноши — 6
его’ серьезности, любви к. чтению, и мы
верим, что таковы’ качества нашей пере-
ловОй Школьной ‘молодежи; но верим пото-
му, что знаем эту молодежь в азии, &
пе потому, что в повести «Вместе» пока-
заны эти качества характера Вадима в
действии, в конкретных делах.

Несомненная удача писателя — В Xa-
рактеристике школьной среды — это вер-
но подмеченная и несколькими выра-
зительными штрихами нарисованная [е-
волюционная романтика школьной мотоде-
хи, мечта о революционном подвиге.
том, что рассказано С. Гехтом об этой чу-
лесной черте характера нашего школьника,
чувствуется дыхание подлинной жизни.

Мы уже отметили, что развитие темы
первой любви более удалось С. Гехту. В
здесь сказалось стремление писателя убе-
речь своего героя от слишком сильных
потрясений, плавно и без серьезных труд-
ностей вывести его из испытаний первой
и безответной любви.

Настя Щеточкина — п0 замыслу mca.

теля — простая и очень милая де-
вушка, полная очарования молодости и
непосредственностя. Но замысел этот ве
реализован: Настя получилась попросту
глупенькой, она говорит и мыслит, каБ
тринадцатилетний подросток. Элементар-
ность и бедность эмоций Насти мешают
С. Гехту с достаточной полнотой раскрыть
мир чувствований Вадима — и это очень
жаль, ибо как раз зжеь в  обрисовке
«смятения чувств» юноши писатель нахо-
дит свежие и не традиционные интонации.
Читая эти страницы, сожалеешь 0 том,
что писательское зрение и литературное
умение изменили С. Гехту там,
пыталея решить проблемы более тлубокие
и сложные.

Взыскательный читатель отметит не-

брежность работы писателя над языком

повести. «У него внутри вее просияло»,
«платок... расписанный желтыми губа-
стыми цветами» — это и многое другое
сказано неряшливо,

 

 

Вера СМИРНОВА

 

...«Лицо у него было суровое, надмен-
ное, и, прощаясь © девочками, он не ска-
зал ни одного слова; только взял у Кати
тетрадку и написал в знак памяти: «Мон-
тигомо Ястребиный Коготь». Милый,
смешной «вождь непобедимых», ученик
2-го класса, господин Чечевицых! Он му-
жественно отказался от обыкновенной рож-
дественской елки. ‘от примитивных радо-
стей катанья на коньках по маленькой
местной речке, от семейного тепла и ую-
та и от своего. прозаического русского
имени, он даже отдал наперед «вею сло-
новую кость и Все львиные и тигровые
ШЕУРрЫ» далекой Калифорнии — 3a не-
победимое очарование, за тайный трепет,
которым наполнялось все его существо
при этих удивительных словах: «Когла
стадо бизонов бежит через пампасы, то
дрожит земля, & В это время муетанги,
испугавшись, брыкаются и ржут>..,

Этот «худенький смуглый мальчик <о
щетинистыми волосами и веснупками», ©
большим воображением и малыми позна-
ниями. в географии, невольно прихолит Ha
ум, когда перелистываешь выпущенную
Детиздатом книгу рассказов Грина: он
чрезвычайно похож на [pana Bp лететве.

У российских мальчиков типа Чечеви-
цына, несомненно, гораздо более оларен-
HEIX, TM HX товарищ по. чеховскому рас-
сказу. могли быть, конечно, разные до-
роги в жизни: Чечевипын. выросити. мог
стать путешественником и ученым, отваж-
ным, целеустремленным, неутомимым, ге-
роем, как капитан Селов; & мог оказаться
(и это скорее) бролятой и мечтателем, как
писатель Грин.

Детские черты «Монтигомо Ястребиного
Когтя» навсегла сохранились в облике
Грина и, что обобенно важно, отчетливо
выступают в его книгах,

Мы любим детскоеть в поэтах и худож:
никах всех категорий, нас пленяет их ка-
жущаяся беспечность, их постоянная
взволнованность, трогает беспомощность
«взрослого ребенка».

Вероятно, поэтому Горький опекал в
свое время Грина, вероятно, поэтому имно-
THe из писателей хо сих пор чувствуют
5 нему нежность.

Но если отнестись в Грину без того
смешанного чуветва восхищения и возму-

 

щения, которое вызывают в нае равно —
бродячие акробаты в. дырявых трико,
жонглирующие пустыми шариками, и ге-.
рои гриновеких рассказов, если отнестись
x [pany tax, как Чехов относитея к ето
прообразу, — трезво, спокойно, даже бла-
гожелательно, то ясно видно, что разрыв
между воображением и знанием, смешной
и трогательный ‘у ребенка; вырастает в
настоящую опасность для писателя, ста-
новится причиной всех недостатков, почти
тратедией.

Можно было бы ‘указать довольно ино-
го мест, где ощущается вкус вятекого
гимназиста, — и в названии судна <С8-
крет», и в музыке, с которой «Алые па-
руса» приближалиеь к земле, —в из-
любленнейшем музыкальном номере всех
провинциальных городских летних садов—
арии из «Травиаты»: «Нальемте, нальем-
те полнее бокалы», и, в особенности, в
описании богатой и красивой жизни. Здесь
знаменитое гриповское воображение, выну-
жденное, как всякое воображение.  чем-
нибудь питаться. питалось, очевидно, кон-
сервами приключенческих романов. Но не
это бамов страпгное, ‘Даже плохой рас-
сказ «Жизнь Гнора» плох не только по
этой причине. При всей типичноети Гри-
на ‘как литератора’ богемы ‘есть в нем
черта, исключительная для русского ин-
сателя: он не любил своей родины.

Я не знаю у нае настоящего большого
писателя. который не был кровно связан
со своей страной, не жил её жизнью, не
волновалея и не страдал за нее. «Да и
такой, моя Россия, ты всех краев дороже
ине!» — с отчаянием восклицал Блок,
мечтавший о «Новой Америке». Нижего-
родекий  мастеровой Пешков ^ ненавидел
кандыбинскую Русь то того, что бросалея
на нее © кулаками, и был ею нещахно
бит до полусмерти, но выходила его и
воспитала и сделала мировым писателем
Горьким мечта о другой России, для ко-
торой он работало и жил. Е

Грин ненавидел евятскую жизнь» бес-
сильной ненавистью, он ничего не мог ¢
ней поделать, у него против нее была
одна только сила — воображение, Он от-
рекся от земли, на которой никак не мог
устроиться, и думал, что создал свой соб-
ственный «блистательный» мир, но создал

только людей, бесприютных и неприкаян-
ных, как он сам.

Герои Грина — люди без родины и —
страшное дело! — это ощущение знипает
силы даже самых крепких из них, при-
дает неуверенность их походке, неопреде-
ленность выражению лиц,  шаткость
их мыслям, смутную печаль их словам.
У них есть жадность к жизни, и любо-
пытетво их вечно влечет куда-то, у них
бродяжничество в крови, но главного нету
них — цели. У них нет своего места на
земле, нет и своего дела в жизни. Опи
словно обречены всегда скитаться по мо-
рям, как призрачные матросы «Летучего
Голландиа». Они веселятся с надрывом,
их свобода. призрачна, по существу,
они — рабы, рабы морских течений и
ветров, рабы любви. Русское слово «во-
ля» имеет тройной смысл. у героев Грина
нет воли во всех смыслах. Они вынол-
няют только свои прихоти. Алые паруса.
очаровательные на игрушечной яхте, вы-
растают до размеров огромной нелепости,
претенциозной прихоти богача, который
может купить две тысячи метров крас-
ного шелку, чтоб получить в жены дочь
бедного рыбака.

Гриновский капитан Грей говорит: «Я
понял одну нехитрую истину. Она в том.
чтобы делать так называемые чудеса сво-
ими руками, Когда для человека глав-
ное — получать лражайший пятак. лег-
ко дать этот пятак, но так как луша та-
HT зерно пламенного растения — чуда,
слелай ему это чудо. если ты в состоя-
нии. Новая душа будет у него и новая —
У тебя»,

Звучит горто, и мы уже готовы ‹огла-
ситься, всем серлпем, но.., слушайте, что
говорится ° дальше: «Когда начальник
тюрьмы сам выпустит заключенного, кот-
да миллиардер подарит писцу виллу, опе-
реточную певицу и сейф... тогда Bee пой-
мут, как это приятно, как невыразимо

.Чудесно».

В этой цитате — весь Грин, see ero
Чудеса, вся его нищая философия.

Правда, «есть не меньшие чудеса:
улыбка, веселье, прощение и во-время
сказанное нужное слово», т, е. чудеса.

которые по средствам каждому человеку.
Н вот когда Грин пишет об этом. пронс-
ходит чудо ¢ HUM самим, — он вдруг

жившегося на поединок,

Корабль без флага

становится талантливым писателем-реали-
стом, он зорко вглядываетея в настоящую
певылуманную жизнь, мы ощущаем в pac-
сказе («Комендант порта») биение живого
человеческого сердца, добрую улыбку и
прощаем «монтигомовские» псевлонимы: го-
родов, кораблей и людей. Чудесным. рас-

сказом могла бы быть «Акварель», но—

Увы! — ей нехватает той подлинной кон-
кретности, признаков места, времени, тех
живых единственных деталей, без которых,
в особенности, немыслима  живопибь.
Остается только замысел, без плоти, 63
крови, попытка абстракции чувств.
Лучшее в книге — «Гнев отца», 99а-
ровательный рассказ о ребенке, который
вообразил себе отцовский гнев — живых
существом, страшных и пеумолимым. (
ужасом, со страстью, со всей детской яро-
стью мальши восстает противо этого
«Гнева» и убивает его выстрелом из ре
вольвера. Образ ребенка, маленького, He-
разумного и слабого, одного — перед
большими, сильными и УМПЫМИ ЛЮДЬМИ,
перел всем огромным, непонятным, даже
страшным иногда миром, ий все-таки отва-
— самое жи-
BOG, яркое, самое земное созлапие Грина,
Сила воображения здесь равна енле жиз-
ни. воображение здесь лвигает жизнь, тол-
KaeT человека на лействие. на борьбу,
возбуждает отвагу, заставляет работать
мысль. И, может быть. паперекор Грину
У читателя чувство восхищения берет
верх над необходимой Грину жалостью. Но

это всего семь страниче (
: EB W3 IBYxc г
милесяти. Е

у корабля, на котором Гриц 60 своей
командой отверженных отплыл от берегов
своего отечества, нет никакого флага, он
держит курс «в никуда», и елинетвенный
ae me — Надежда на случайное сча-
и палубе этого корабля царствует

‘альное равенство ‘— аристократ и 60-

тач Трей и Karo
ржник Нок К
жалки, OK одинаково

Й мы вполне согласны 6 предиеловием,
что «после рассказов Грина хочется уви-
ee весь. земной шар — не выдуманные
я страны, а настоящие, подлинные,

ные света, лесов, разноязьгчного шума
и человеческих страстей и люб-
ей хотя, кажется, автор этих слов

сказать совсем другое, чем мы.

где он

=

=

_аинциивььнанниниииныны