П. СЛЕТОВ

Ключ от дома   ский обряд -- возникает своеобразная жи- вопись событий, и трудно перечислить краски ее щедрой палитры. Но как ни яр- ка, как ни подлинна деталь сама по себе, не она является предметом осповного вни- мания Айни. Закономерность, направляю- щая события, - вот что по-настоящему влечет к себе художпическую пытливость Айни. Судьба Иодгора из «Дохунды», как та- ковая, достаточно выразительна и ярка, чтобы войти в замысел самого значитель- ного произведения Айни. Она могла бы показаться даже романтически исключи- тельнюй. Иодгор бежит от крепостной ка- балы в идиллическую обстановку ущелья Дара-и-Нихон и, полюбив там Гульнор, раз единен с нею насилием и рабством. Длинный, бесконечно мучительный путь бедствий и испытаний приводит их в пер- вые ряды краснопалочников, борцов с бас- мачеством. В развитии этого сюжета, пов- торяем, присутствуют черты некоторой ро- мантической избранности положений. Од- нако такое ощущение приходит к читате- лю, как след лирической взволнованности, с какой повествуется эта история глубо- кой, поруганной, но, в конце-концов, во- сторжествовавшей любви, оно слагается за счет внешних выразительных средств. В основе же произведения лежит железная закономерность классовой борьбы и зави- симость от пее людских судеб. Путь бед- няка Иодгора в эпоху революционных боев не может быть иным, как от рабства в боевой авангард, в передовой актив вое- ставшего народа. В этом есть такая же неуклонность, неизбежность, как в исто- рии родителей Иодгора: из дехкан, вла- деющих землей и хозяйством, они без вся- ких стихийных бедствий, в силу одного лишь об единенного воздействия адата и шариата, становятся нищими, батраками бая и умирают в крепостном ярме, оста- вив его в наследство сыну. Так и всегда в произведениях Айни: ис- черпывающая, пючти научная точность в знании материала, взвешенность, проду- манность положений, складывающихся под сложным влиянием законов классового развития, общественных нравов, освящен- ных временем. Традиционные вековые обычаи раскры- ваются в произведениях Айни с заме- чательной убедительностью. Его романы и повести построены на бытовых сюжетах из жизни широких народных слоев и со- четаются с необыкновенно богатым язы- ком, наполненным народными оборотами и непереводимыми идиомами. Вместе с тем форма произведений Айни чрезвычайно высоко организована. Знаток родной литературы, прилежный исследова- тель ее прошлого, Айни является зачина- телем советского романа в таджикской ли- тературе, пролагающим новые пути тад- жикской художественной прозы. Но одно- временно он выступает и как наследник лучших литературных традиций- Так, на- пример, композиции его произведений при- сущи особенности, идущие от самых рап- них черт исторического развития таджик- ской литературы. Садритдин Айни как бы обедимяет в своем творческом лице прошлое с настоя- щим, осуществляя живую преемственность двух поколепий, связь молодой таджикской литературы с лучшей культурой дореволю- ционной Бухары. Поэт, прозаик, литера- туровед, научный деятель, он как бы продлевает классическую для таджикской литературы традицию широтой своих твор- ческих интересов. Тем досаднее русскому читателю обна- руживать полное несовершенство перево- дов художественных произведений Айни, переводов, которые лишь в слабой степе- ни позволяют догадываться о настоящей подлинника.

Старый восточный среднеазиатский дом - это крепость, обнесенная дувалом, на- глухо закрытая от постороннего взгляда, крепость, откуда не смотрит ни одно ок- но, откуда не вылетит ни один звук. То, что в Англии оберегалось стеной ханже- ства, институтом общественной «морали» и условностей, - частное жилище, - в Старой Бухаре ограждалось всеми жесто- кими силами застоявшегося средневековья. B колониально-экзотических романах буржуазной литературы мы находим нема- ло поэтизаций восточного дома и его укла- да. Это не помогало ни обществу, ни ли- тературе. Дом оставался наглухо запер- тым. Его можно было заново перестроить, как это сделала революция. Открыть его глазу в его нетронутой сущности можно было средствами искусства, дать настоя- щие ключи к нему мог тот, кто вышел сам из этого дома, кто возненавидел его мрачное проплое, кто раз навсегда распах- нул его двери навстречу вольному свету. Это мог сделать сын своего народа, писа- тель-реалист. Это сделал своими книгами Садритдин Айни. В подлинном художнике ненависть и любовь к своему материалу подчас нераз- рывны. Здесь речь идет совсем не толь- ко о всепронизывающей любви Айни к своей опаленной солнцем прекрасной ро- дине -- Таджикистану, к ее настоящему и прошлому. Всегдашний герой Айни раб, задавленный батрак, дохунда, восстав- ший в борьбе за свою свободу. Но едва ли не подавляющее большинство его персо- нажей - плуты, ростовщики, вымогате- ли, насильники, изуверы, ханжи. Айни дает их с неменьшей силой, В этом сила ненависти. Давно установлено, что наш интерес к какому-либо предмету повышается по мере углубления знакомства с ним, наша лю- бовь к предмету растет по мере роста наших знаний о нем. Не здесь ли ле- жит природа «любви» сатирика и обличи- теля к своему материалу? Несомненно од- но - Айни универсально знает Старую Бухару, ее людей, свой народ, ныне вос- кресший на развалинах эмирата. Его лю- бовь питается умудренным знанием. Разумеется, произведения Айни во мно- гом автобиографичны. Жизнь его можно прочесть по его книгам. Он учился так, как рассказано в его книге «Старая шко- ла». Он так же осиротел, как Иолгор, ге- рой романа «Дохунда». Он так же работал на хлопковом заводе, как Одинэ, герой одноименной повести. Он переносил те же преследования эмира, что и герой его про- изведений. Конечно, решающим фактом его биографии, а вместе с тем и творческой направленности явилась борьба за свобол- ную Бухару. Сын дехканина, выдвинув- шийся в передовые ряды старой бухарской интеллигенции, он не мог не поплатиться за свое участие в народном движении про- тив эмира. Семьдесят пять палочных уда- ров и заключение в «Обхоне» (одна из са- мых тяжелых тюрем эмира), затем вступ- ление в Бухару революционных войск, ос- вободивших Айни, длительное лечение в больнице, - все это тесно связапо с об- разами повести «Бухарские палачи»… Как и все большие художники, Садрит- дин Айни прежде всего гостеприимно рас- крывает перед нами дом своей жизни, Но она была разнообразна и пестра, проте- кала в гуще народа. Поэтому ключи его дома подходят ко всем дверям. Автобио- графические страницы топут в огромной массе жизненных наблюдений людей, ха- рактеров, конкретных событий, столь же убедительных, столь же правдивых, глубо- ко изученных писателем, как и собствен- ная жизнь, а потому и неотличимых от неe. Бухарские города и караваны в пути; купцы, муллы, чиновники эмира, дехка- не, рабы, солдаты, воры, мечеть, чайха- на, медрессе, тюрьма, школа; поход, мир- ная беседа за пловом, той и мусульман-силе

Фото Ю. Говорова

Иллюстрации художника C. B. Герасимова к произведению А. М. Горького «Дело Артамоновых»   М. МЕНДЕЛЬСОН 0, нет, не вздохи лишь тебе знакомы, Я верую в здоровую основу И в день заветный твоего под ема. 0, если б ведать миг, послушный слову, И слово знать, которое мгновенно Собою мир преобразить готово! если б выйти с песнью вдохновенной В тот мит к народу, и зажечь примером, И вывесть всех до одного из плена! Но нет, не нам, усталым маловерам, С сомненьем нашим, и стыдом и болью Водить дружины к боевым брустверам! Но час придет, в горящем ореоле, В кругу народов, озарив Карпаты, До Черноморья рокот новой воли И радости ты доплеснешь раскаты. И все обняв хозяйскою управой, Полями залюбуешься и хатой. Прими ж мой стих, хоть и больной отравой, Но полный веры, пусть он и не ярок. Прими в залог своей грядущей славы Его, как екромный праздничный подарок. Перевод Бор. ПАСТЕРНАКА. Из Ивана Франко

«Золотая цепь» сильных, мужественных людей первона- чального периода американской колониза- ции появились подлые, мелкие, продаж- ные людишки, с опустошенными душами. Вся сущность творчества другого гиганта американской литературы - Марка Твэ- на -- может быть сведена к поискам жиз- неутверждающего, высокого героя. Но на смену смелым, уверенным в себе волото- искателям из западных штатов, в качестве героя пришел ребенок - Том Сойер. За- тем из глубины веков привлечен был об- раз Жанны Д Арк, и, наконец, словно ре- шив, что американская действительность неспособна создавать сильные, положи- тельные характеры, Твэн сделал своим очередным «героем» циника и всеобщего периотрицателя - Сатану из «Таинственного незнакомца». Американская литература последних де- сятилетий, как правило, в большинстве своем показывает людей слабых, не обла- дающих настоящим характером, высокой индивидуальностью, «Сильные люди» ка- питализма, которыми порою пытались ув- лечься отдельные американские писатели, при ближайшем рассмотрении оказывались весьма мало привлекательными. Герои же произведений Шервуда Андерсона, а в особенности последних романов Дос Пассо- са и его последователей, лишены героич- ности, самостоятельности, цельности. К сожалению, многие из американских писателей, обратившихся в последние годы к новым темам, темам обостренной клас- совой борьбы, не сумели увидеть новых людей даже в изменившейся действитель- ности. За исключением произведений. Стейнбека, Райта и немногих других, гро- мадное большинство «героев» новейших американских повестей о стачках, фермер- ском движении и т. д., - те же слабо- вольные, маленькие люди, лишенные бо- гатой внутренней жизни. Даже самые сме- лые их поступки являются лишь продук- том случайных обстоятельств. Отсюда--хро- никальность, натуралистичность повество- вания, отсутствие подлинных художест- венных образов. К сожалению, эти же качества свой- ственны и произведениям Хербст, особен- но ее последнему роману. Джозефина Хербст не находит в совре- менной Америке настоящих людей. На- против, она даже как бы стремится обед- нить положительные образы, натуралисти- чески снизить их. Вики нарисована с большим подемом и пониманием, нежели другие действующие лица романа. Это живой образ страдающей, ищущейвыхода, искренней женщины. Но и ей писатель- нида порою придает черты странной пас- сивности, натуралистической непригляд- ности. Вот Джерри… Он связан с Трекслерами женитьбой на сестре Вики. После гибели Розмонд, попавшей под автомобиль, Джерри не может найти себе места, ски- тается по стране. Хербст глухо упоминает о забастовке, к которой Джерри имел от- ношение. В романе «Золотая цепь» он почти не действует. Однако в самом кон- це читатель неожиданно узнает, что Джерри - видный руководитель забастов- щиков. Можно предположить, что он про- шел огромный путь за последние годы, пережил страшную трагедию. Повидимому, с величайшим трудом он сумел преодо- леть в себе страх перед жизнью, забитость и даже отупение, которые так характерны для Джерри из романа «Расплата близка». Приходится лишь догадываться о росте подлинно человеческого, смелого, револю- ционного отношения к жизни в этом че- ловеке, которого капитализм было разда- вил насмерть. Особые усилия прилагает писательница к тому, чтобы снизить образ Джонатана. Мы знаем, что Джонатан активно и иск- ренно ведет коммунистическую работу среди фермеров. Но Джонатана, как кон- кретного революционера, в романе нет. За- то много места уделено длинным и скуч- ным копаниям в душе Джонатана для выяснения его отношения к отцу. Вики и Джонатан расходятся, Хербст дает нам понять, что причиной разрыва является неизжитое Джонатаном влияние семьи. Нам кажется, что писательница просто несправедлива к своему герою, что она напрасно и неубедительно «развенчивает» его. Роман «Золотая цепь» наполнен тыся- чами ненужных подробностей, в нем мно- го тщательно выписанных но совсем вто- ростепенных действующих лиц. Десятки страниц посвящены неинтересным описа- ниям отношений разложившегося «левого» интеллигента Толмана к пустой актрисе. Детально рассказывается о том, как один фермер страдал от венерической болезни. Следуя распространенной в Америке ма- нере, Хербст просланвает роман импрес- сионистическими картинками, относящи- мися к другим периодам, далеким от ос- новного повествования. Мелькают новые имена, рассказывается о разных событи- ях. Все это, однако, мало выразительно и не запоминается. Влияние литературы буржуазного дека- данса, натуралистической школы «потока сознания», стиля «киноглазов» и тому по- добных механических литературных прие- мов, заменяющих глубокое изображение характеров, - все это наносит явный и значительный ущерб американским про- заикам, которые стремятся увидеть новые, революционные явления в американской действительности. Однако хочется думать, что Джозефина Хербст найдет свое место в ряду тех американских писателей, кото- рые сумеют, несмотря на все дурные тра- диции, увидеть и нарисовать в полный рост «настоящих людей», непримиримых борцов против мира Дэвидов Трекслеров.

Народ мой, исстрадавшийся, разбитый, Как немощный калека на дороге, Пренебреженья струпьями покрытый, 0 будущих потомках я в тревоге. Какой пюзор для них твои печали! Мне не дает уснуть твой вид убогий. Ужель твои железные скрижали Велят тебе для всех быть удобреньем,. Чтоб на тебе, как могут, выезжали? Ужель миришься ты с предназначеньем Скрывать вражду под маской послушанья Пред каждым, кто насильем и уменьем Связал тебя и держит на аркане? Ужель не ждет тебя на свете дело, Что только ты осилить в состояньи? Ужели столько попусту егорело В любви к тебе тем драгоценным жаром, Что не жалеет ни души, ни тела? Ужель их кровью полит край задаром, И ширь его ни для кого не диво, И он не горд своим величьем старым? Что ж, в слове у тебя такие взрывы Шутливости и ласки в разговоре И нежности и силы горделивой? Что ж, в песнях у тебя такое море Задора, смеха, молодой истомы Любви, надежды и тоски и горя?

Тем, кто читал романы «Жалости недо-  статочно» и «Расплата близка», было ясно, что писательница Джозефина Хербст не расстанется с Трекслерами, пока не дове- дет рассказа об этой семье до самых по- следних-таких знаменательных для Аме- рики -лет. Хербст начала писать свои ро- маны о Трекслерах в разгар кризиса, в начале тридцатых годов, И на путь, прой- денный последними двумя-тремя поколе- ниями американской буржуазии, писатель- ница посмотрела глазами человека, уже наглядно убедившегося в неспособности буржуазии «справиться с подземными си- лами, вызванными ее заклинаниями». Еще в первых двух романах, охваты- вающих период до середины двадцатых годов, Хербст показала, что даже в ды «нормального» развития капитализма, в борьбе за материальное благополучие по- беждали люди низменные, алчные (как, например, Дэвид Трекслер), в то время как более честные и одаренные члены той же семьи терпели поражение. Первая империалистическая война с осо- бенной силой выявила страшное лицо бур- жуазной действительности. Вот прекрас- ные, молодые, горячо любящие друг дру- га люди Джерри и Розмонд (роман «Расплата близка»). Война разлучает их. Когда же Джерри, наконец, возвращается к жене, то оказывается, что он приши- блен всем испытанным, страшится жиз- ни, безработица доводит его до отчаяния, Мир богатых Хербст рисует, как мир скопидомов, мучителей, пакостников. Отец заставляет сына платить ему ростовщи- ческие проценты, мать возводит на маль- чика ложное обвинение в пьянстве, за детьми шшионят, заставляют их зани- маться изнурительным трудом и т. д. Недавно Хербст выпустилатретью кни- гу о Трекслерах - «Золотая цепь». Три- дцатые годы нашего столетия. Период «процветания» уже позади. Приходит глу- бочайший экономический кризис, насту- пает канун второй империалистической войны. стариках Трекслерах и их сподвиж- никах Ченсах мы узнаем, что они стали лишь более хищными и лицемерными. Вместе с тем некоторые члены семьи Трекслеров - самоуверенные буржуа, твердо верившие в правильность суще- ствующего порядка и благосклонность к ним господа-бога, внезално оказываются перед перспективой голода. В новой книге Хербст выходит за пре- делы внутренних отношений буржуазных семейств. Если в предыдущих романах массовые движения были представлены лишь в виде отдельных эпизодов, связан- ных, главным образом, с профсоюзом «Индустриальных рабочих мира», то те- перь рассказывается и о фермерских ор- ганизациях, о забастовках, о настроениях интеллигенции. Среди действующих лиц- рабочие, фермеры. В одной из глав опи- сано ужасающее положение рабочих на сахарных плантациях Кубы, В книге при- водятся неоднократные ссылки на собы- тия в Испании и других европейских странах, на приближение новой войны. Еще в романе «Расплата близка» на первый план выдвинулись вики, дочь честного неудачника Трекслера, и Джона- тан, сын богача Ченса. Их судьбе уделяет- ся болыше всего внимания и в новой кни- ге. Вики и ее муж Джонатан тесными узами связаны со своими семьями. Им суждено испытывать бесконечные униже- ния; прибегать к материальной помощи Ченсов. Попытки добиться независимости оканчиваются неудачей. Но постепенно Ви- ки и Джонатан отдаляются от семьи и втягиваются в широкое движение народ- ных масс. Джонатан становится активным революционером, коммунистом, Вики помо- гает кубинским забастовщикам. Дианазон действия нового романа чрез- вычайно широк. На протяжении четырех- сот с лишним страниц Хербст касается ряда важнейщих сторон американской и- не только американской жизнипоследних лет. Действие переносится из дворцов Ка- лифорнии на фермы штата Пенсильвания, из Нью-Йорка в Вашингтон, из Гаванны в предместья Барселоны. В целом ряде сцен писательница показывает нарастание клас- совых антагонизмов в Америке. С гневом и ненавистью она пишет о том, что про- исходит в среде буржуазии. Роман о буржуазной семье такого обема, со столь богатым фактическим содержа- нием невольно хочется сравнить с «Бу- денброками» Томаса Манна или с «Сагой о Форсайтах» Голсуорси. На стороне Хербст - свежесть привлеченного матери- ала, понимание того, что на свете есть люди активно противостоящие буржуазии, и все же последний роман Хербст не оставляет у нас чувства удовлетворенно- сти. В чем же причина неудач талантливой американской писательницы? Этот вопрос представляет тем больший интерес, что от- вета на него следует исвать, пожалуй, не столько в уровне художественного дарова- ния Хербст, сколько в некоторых ложных принципах, новлиявших на ее творчество. Причем следует отметить, что принципы эти, к сожалению, разделяются значитель- ной частью современных американскихкпи- сателей. Величайший гений американской лите- ратуры Уолт Уитман мечтал о героиче- ских, благородных характерах, которые должна была, по его мнению, создать аме- риканская демократия. Мало кому извест- но, что к концу своей жизни поэт с го- речью почувствовал себя обманутым капи- талистической действительностью. Вместо «Rope of Gold» by Josephine Herbst. New-York. Harcourt.

САДИ

Газелла Нет, милый друг, тебя узнав, не полюблю другую. С одною мыслью о тебе и днюю и ночую. Ты каждым локоном берешь людские души в плен, Не я один попал навек в ту петлю смоляную. Скажу ль небрежно: «по тебе я не тоскую»,- вмиг Все двери, стены вкруг меня откликнутся: «тоскую!» Злословят и корят меня, но лишь до той поры, Пока твою, мой свет, красу увидят неземную. Вражду соперников терплю… Что делать? Знают все: Кто ищет розу, тот сноси шипов повадку злую. Что положить к ногам твоим, достойное тебя? Отдал бы жизнь, да цену в ней найдешь ли ты большую? Не тайна страсть твоя, Са ди, услышишь без труда На перекрестке на любом о ней молву людскую.

Перевод Ц. БАНУ.

М. ЧЕЧАНОВСКИЙ

Письма Линкольна Стеффенса вую империалистическую войну. ве- тажу с иным мерилом. Блестящий собе- седник, он умел слушать. «Куда интерес- нее читать людей, чем книги», - пишет Стеффенс, - и, поэтизируя свое ремес- ло, видит в репортаже «наилучшую сфе- ру наблюдений над оголенной человече- ской природой». Идеалистически настроенный демократ, выученик неокантианских эпигонов, Лин- кольн Стеффенс выступает с обличитель- ной книгой «Позор городов», Он одинок, но держится стойко, требует муниципаль- ных реформ и очистки «империалистиче- ских конюшен», Однако Стеффенсеще рит -- на пороге XX века -- в исклю- чительность США среди других капитали- стических стран. Он путается, упрекает народ в пассивности, сохраляет надежды на прогрессивные силы капитализма. Гла- за ему открыло вступление США в пер- Он увидел «лицемерие американских империалистов. Мы давно стали империа листами -- писал Линкольн, - по во признаемся в этом, Мы присваиваем ку- сок за куском, и всякий раз по особым основаниям и как будто без радости». Линкольн Стеффенс … особенный ре- портер. Он не может только описыватьсо- бытия. Описывая, он изучает. Изучая он перевоспитывается, подымается до пони- мания больших задач. Он движется вверх от либерального реформаторства. Стеффенс 1917 г. не устает доказывать, что «США неразрывно связаны с международной по- литикой империализма, с его внешней торговлей, с его философией и культу- рой», «Выделять США из мировой систе- мы капитализма, значит галлюциниро- вать». Письма Линкольна Стеффенса досто- верное свидетельство крушения предвоен- ного либерализма эпохи Теодора Рузвель- та и Вудро Вильсона. В апреле 1917 г. Стеффенс приезжает в Госсию. «Я видел мексиканскую рево- люцию. Я желаю понять явление револю- ции, не могу пропустить ни одну из революций, если я хочу знать, что они в действительности такое». Он видит питерских рабочих на под- ступах к Октябрьской сопиалистической революции. Разговаривает с Лениным. Пе- рерождение буржуазного демократа пошло ускоренным темпом. Идея социализма ста- новится для Стеффенса родным делом, как Ти для его друга Джона Рида. ваний…» Начинается глубокое переобучение Стеффенса (это слово у него часто встре- чается, и автобиографию свою ему хоте- лось бы назвать книгой переобучивше- гося). 1917. 1918. 1919 годы. Линкольн Стеффенс разговаривает с отцом, с друзь- ями и даже с официальными чиновниками о «трудном процессе очищения сознания от идей и убеждений, которые прилипли неизвестно как и когда, и особенно от этих предрассудков либерализма, не име- ющих под собой никаких научных осно- Октябрьская социалистическая револю- ция, встречи с Лениным совершают в нем настоящий переворот. Стеффенс присоединяется к большени- стскому лозунгу «мир без аннексий и контрибуций». В 1920 г., в письме к данинау иеру он говорит о ленине, как о «паиболее стойком кормчем всех веков, который проведет эвой корабль сре- ди скал и рифов… Ленин воплоще- ние последовательного действия, которое проводится на основе четкого плана…» Он восхипается тактикой большевиков, утверждает, что «солидное меньшинство, если оно сплочено сдинством мысли и действия, если оно свободно от страха, может всегда повести за собой большин- ство». Стеффенс доказывает, что «русские до- биваются всеобщего демократического ми- ра народов и в интересах этих народов», что «интервенция в России … дело не- справедливое и безнадежное», что «Амери- ке еще надо бороться за подлинную де- мократию…» В России он увидел «целый мир лю- дей, которые не находят удовлетворения в унылой и однообразной жизни, какой мы все еще живем, и пробуют по-новому поставить промышленность, науку и е- ловые отношения». Линкольн Стеффенс чувствует и убеждает в этом своих друзей, что «мир тронулся», и большевистская Рос- сия для Стеффенса - образ «будущего в действии», «Я нашупываю будущее, ко- торое рядом со мной, в которое я иду и в которое я хочу войти подготовлен- ным, разделавшись в корне со своими старыми идеалами». Он высмеивает людей, которых обуял  «страх перед большевизмом», и хочет на- писать жестокий фарс об империалисте, выселившемся на уединенный остров. После третьей поездки в Советский Со- юз он задумывает книгу «Копец эры». «Это копец, но одновременно и на- чало». Особенно волнующи письма 30-х годов, когда Стеффенс, прикованный к постели, мечтает покинуть капиталистический мир навсегда и поселиться в Советском Союзе, где «люди освободились от примитивной борьбы за кусок хлеба и в состояниина- править свои усилия на создание искус- ства, философии и науки». Он понял, что «большевики превра- щают слова в дела, в жесткие дела, по дела», что «единственно коммунистиче- ская партия может решить все американ- ские проблемы - бедности и богатства, периодических кризисов и безработицы». «Это уже достигнуто в Советской Рос- сии, и вы можете в этом сами убедить- ся, как убедился я. Оттуда вы скорее рилите нашу дряхлую экономическую сйстему с ее ржавыми колесами…» Моральная сила влияния большевизма на Стеффенса усиливалась с каждым го- дом. Он отходит от своих друзей, которые повторяют его старые убеждения, Он не доверяется больше прямолинейному мыш- лению и на закате своей жизни видит зарю нового мира. Журналист с мировым именем, велико- лепный глобтротер, сказавший, что «мир существует для рабочих, а не для тури- стов», бьется последние годы в поисках формы, в которой смог бы с наибольшей откровенностью сказать все, что он ду- мает, о будущем. Стеффенс обращается к своему малолетнему Пете: «Я считаю, что обязан помочь моему сыну освоиться в этом странном мире. который я призвал его посетить». Семидесятилетний человек, оторванный от журналистики, но живой, пристально слушающий людей и события, который до последней минуты был безжалостен к се- бе, пишет замечательную автобиографию, «веселую книгу о серьезных вещах». Линкольн Стеффенс один из немпо- гих либералов--понял, что нельзя унич- тожить зло капитализма, не уничтожив самого капитализма. Репортер Линкольн Стеффенс мог бы о себе сказать словами Жюля Ренара «Я все-таки хорошо пишу письма. Если б люди это знали, они хотели бы меня знать только по моей корреспонденции».

Сколько литературных писем испорчено потому, что их авторы не могли забыть о литературе. Переписку больших писа- телей иногда нестерпимо читать именно из-за их стремления к эпистолярной за- конченности. Пять лет назад умер американский ре- портер Линкольн Стеффенс, человек, у нас мало известный, Друзья собрали его письма и издали двумя томами в Нью- Иорке. По чистому человеческому топу-- это скорее дневник для себя, без писа- тельской позы и оглядки на века. Днев- ник, в котором Стеффенс, переучиваясь жизнью, формирует свой характер, беспре- рывно его выпрямляет. «Ты не представляешь себе, - пишет он сестре, - как часто моя мысль обра- шается к твоим детям. Как уберечь их от лжи, которую они усваивают, и от ошибок, которые я в свое время делал и еще сейчас делаю. Мне хотелось бы напи- сать книгу для детей…» В Германии Стеффенс изучал психоло- гию и этику, собирался создать критиче- скую историю Христа и Сатаны, готовил- ся к философской кафедре и стал навсет- да репортером. На первый взгляд это не- ожиданно и непонятно, если вспомнить, что американский стиль журнализма от- бирает для репортажа преимущественно «недумающих людей». Что требуется от репортера? Обязатель- ная сенсационность, - «если собака уку- сила человека это но известие, а вот если человек укусил собаку это чего- нибудь да стоит», -- и угождение «сред- нему» американцу, для которого «предмет величайшего интереса - это он сам». «Когда я спросил одного директора из- дательства, рассказывает в недавно вышедшей кните «Хозяева прессы» впол- не осведомленный журналист Джордж Сел- дес, - почему он остановил свой выбор на репортере А. для посылки в одну из европейских столиц, тот ответил: «А. не знает языка этой страны. Он также не знает ее прошлого и настоящего. Это луч- шая гарантия, что он не подвергнется влиянию иностранцев». Линкольн Стеффенс пришел к репор- «The Letters of Lincoln Steffens» 2vol. New-York. Harcourt. Brace. 2 Литературная газета № 17.