NXONC
HONDSPNTONRAIUOS длокнота и ТР У Д
УПЭ39
NOXCНNФ
ОПЗЯАЯ
О
RНOЗП
первамайкого y К ПРАЗДНИ В ПОЛНУЮ СИЛУ Вячеслав КОВАЛЕВСКИЙ Я шел по берегу моря. Мокрый песок кромки был плотеп. По этой легкой для ноги тропе можьно было ити без конца мимо виноградных садов и песчаных люн Бимлюка. Свет предзакатного солнца, как броп- зовая пыль, был тонко взвешен в вззду- те В этом свето толитое рокру меня и невидимое вышло за пределы своего обыденного смысла, - предметы стали значительнее и совершеннее, Выброшен- ные морем ракушки, мельчайший камс- шек на моем пути и любая торсть пес- ка лежали в этот час, как совершенней- шие образцы тончайшей работы. Из-за ближайшей косы вышел на рейд баркас рыболовецкого колхоза. На спокой- ной воде он казался прэтив света огром- ным и точным. Широкогрудые рыбаки не торопясь начали опускать в море сети. Я знал, что улов будет богатый. И меня вдруг начала томить страст- ная тоска, желание научиться работать безукоризненню точно, не обедняя мир, изображать его в полную силу и добить- ся в своем деле такого совершенства, что- бы моя работа хотя бы в самой малой доло вошла в общую сокровищницу ра- дости моето народа. «ТЫ МОЖЕШЬ!» БРУШТЕЙН Александра
МЫСЛИ ВСЛУХ Федор ГЛАДКОВ Наш реализм действенный, револю- ционный, большевистски-акгивный, как орудие борьбва, как сила политического сознания, как воспитатель борна, деяте- ля, красавца-человека. Труд, борьба, люди великих лет, ге- роизм в быту, повседневность, как герои- ка подвити был итенные и зновенные замыслы и ищущая мысль, но- вые отпэшения и человеческая мораль одним словом, небывалый в истории че- ловочества круговорот новых могучих сил и творческой воли - вот что питает со- циалистическую литературу. И смысл со- циалистического реализма -- в глубоком и ярком отражении этого наступательно- го движения действительности, в воздей- ствии на эту действительность, в пости- жении великах проблем эпохи, в создании типических ее характеров - людей, со- зидающих и движущих нашу жизнь впе- ред и выше. Социалистический реализм требует пе вообще правды, но правды конкретной, нашей, коммунистической. Писатель на- ших дней - не холодный наблюдатель, а полон огня и страсти, Он - строгий, предельно правдивый живописец, но и пламенный трибун. А.
Михаил ПРИШВИН
Виктор АВДЕЕВ
Признаюсь теперь, что слышать слова «Дом творчества» (Малеевка) мне было смешно, мне казалось, что учреждение и творчество понятия несовместимые. Но когда я сам попал в эту Малеевку, почи- тал, поиграл на бильярде, и сам напи- сал кое-что, то мое представление о доме творчества переменилось; оказалось, не в словах дело, а в самой работе: тут все отлично работают и знакомятся друг с другом непринужденно. Нигде у писате- й, кроме как в Малеевке, не слыхал я таких душевных разговоров. Вот сегодня, накануне мая, за круглым столиком в гостиной меня окружили мо- лодые писатели и стали выспрашивать о том, о сем. Я скоро понял, что им надо от меня: я для них писатель, из которого что-то вышло, а каждый из них, и раз- вязный, и скромный, про себя втайне ду- мает: «Неизвестно, выйдет ли что-нибудь из меня». - Вы-то, - спросили меня, - сами чувствуете ли удовлетворение в своих до- стижениях? - Я это стал чувствовать, - ответил я, - с тех пор, как мне перестала ме- нать неоходимость в признании и славе, и через это я перестал чувствовать себя лось писать, чтобы обо мне говорили, Те- перь же славиться не имею ни малейше- го желания, а писать еще больше хочет- ся. В этом я доволен собой. Но если признание, почет, слава от- дают, то какой же мотив для движения вперед? - Праздник жизпи, - ответил я жду у праздника, всеобщего рабочего мая, вечного в своем повторении. И рассказал им, что воспитал в себе это чувство праздника не как отдыха и средства для дальнейшей работы, а как желанной цели, завершения высшего твор- чества жизни, Я воспитал это в себе, на- блюдая в природе лет уже сорок без пе- рерыва движение весны, начиная от фев- ральских метелей и кончая майским рас-
- Но я, ведь, друзья мои, - сказал я, пишу о природе, сам же только о людях и думаю, Когда пройдут февраль- ские метели, все лесные существа мне становятся, как люди в стремительном дви- жении к их будущему Маю. Тогда в каж- дом мельчайшем семечке таится будущий праздник, и все силы природы работают на то, чтобы ему процвести, Я тоже уча- ствую в этом и помогаю. Больше всего в это время я люблю ит- ти чадумаршиеь, по нагреву десной опу шки. Идете вы и видите, как выходят на опушку леса березки, греются в теп- лых лучах между елками, и тут же стоят разные сухие травинки. Вы идете вдоль опушки и не лялите на, всю эту лочь. Какая-нибудь былинка длинная, желтая, с пустым колоском из всех сил добивается вашего внимания. Случайный ветер - сквозняк - номог ей, она кач- нулась, поклонилась, и тогда с поднебес- ных высот вы спускаетесь к ней, на- клоняетесь, с удивлением разглядываете, изучаете эту желтую длинную сухую бы- линку с пустым колоском. Это внимание открывает вокруг на сне- гу темные точки ее семян, выбитых зи- мой щеглами. Вы находите в самом ко- лоске одно уцелевшее зернышко, завер- тываете его в бумажку и дома опускае- те в цветочный горшок, и, поверьте мне, первого мая новой зеленой былинке, взра- щенной при вашем участии, вы вадуе- тесь, как всему маю. А в радости этой, конечно, не простую траву салих- людей чувствуешь и веришь, что дождем- ся мы праздника, не как передышку от одной войны до другой, а такого всеоб- щего рабочего мая, побеждающего войну, как лучи весеннего солнца побеждают мо- роз. C искренним одобрением ответил один из писателей: - Такой оптимизм! - Только это не мой оптимизм,- ответил я. Этот оптимизм таится в
В колонии для беспризорных, где я жил, была своя лекарственная плаптация. Однажаты, когль риал под шал молнии, точно кто-то с пеба бросал огпен- ные копья, железный лязг грома походил на терлюпаты и кинулись под деревья. Разгул стихии нагнал на всех страх, каждый боялся, что его убьет. отзвук от их падения, Мы побросали сразу потекли ручьи. По глинистой почве
ники. Мы начали накрывать ямы сухим хворостом, лежавшим в осиннике у ме- отводить ручьи. Постовенио отерженн вознисают, ко да чувствуешь себя слившимся с друж- ным коллективом. были сохранены: труд переборол стихию. И теперь, когда над миром идет более Гроза прошла, выглянуло солнце, ямы страшная гроза, - мы, граждане одной шестой земного шара, должны еще друж- нее сплотиться и еще упорнее выполнять свое дело. Я верю, что наша великая страна, которая возвышается над миром, как знамя свободы, своим славным тру- дом спасет почву, в муках возделанную гением человечества - иначе и не может быть с народом, который впитал совер- шенные, гуманистические идеи марксизма- ленинизма. И тогда над миром воссияет солнце для того, чтобы больше не захо- дить. ВЕСНЫ
- Пропали теперь наши ямы, - ска- зал один из ребят,ополэни пойдут. Все молчали, Внезапно староста груп- пы стал проворно снимать рубаху. -Пойду прикрывать. Ребята, кто со мной? Ведь даром пропадет работа. Мы переглянулись. Тогда староста по- бежал сам, и тут за ним, нерешительно, один за другим последовали все воспитан-
ПРИЗЫВ
Лев КВИТКО
Как весел бег весенних вод, Пронизан воздух солнцем мая И голубеет небосвод, Улыбкой ласковой сияя. Нынешняя весна говорит мне иное, чем все мои прежние весны. Никогда я еще не слышал от окружающей меня приролы такого ясного, почти человеческого языка. Я пробовал перенести его на бумагу, уло- жить в ритм и рифмы, но все расплы- лось. Услышанное все же звенит в ушах, не дает покоя, жжет меня. Если перевести это на человеческий язык, наскоро, при- близительно, то оно будет звучать, быть может, так: Мы, булькающие ручейки, что бе- жим, сливаемся и бежим дальше с при- горков в волну, к рекам, смывая по до- роге остатки погибшей зимы, напоминаем вам, что и на западе бегут ручьи, но там это ручьи крови, вопиющие и не унося-
те щие зло, увеличивающие его; вы же, со- здавшие себе возможность мирно и счаст- ливо трудиться, помните об одном: кре- пите свою мощь, крепите свою мощь! -Мы, первые ростки травы, кото- рые еще под снегом прокладывали себе путь к вам и, стоящие теперь крепкими пучками среди весенней слякоти, мы шеп- чем вам: там тоже побеги рвутся из-под земли к людям, но снаряды превращают их в пепел. Вы же, сумевшие отстоять свою свободу и грозную силу, вы, елин- ственные хозяева своей судьбы, помните об одном: лучше работать, крепить свою мощь! Я. ясный небосвод над вами, я, который изнываю там от взрывов, воплей. дыма, я говорю вам: знайте, к вам с на- деждой поднимают головы загнанные, уг- нетенные мира, помните об олном: крепи- свою мощь, мощь страны счастья, страны Советов! Вот что говорит мне нынешняя весна.
цветом растений и песнями всех птиц. каждом семечке. M O C K B A Илья СЕЛЬВИНСКИЙ Я люблю Москву так, как можно лю- бить сонаты Бетховена или поэмы Гете. Это как произведение. Но дело тут не только в архитектуре: тот или другой ше- девр стекла и камня еще не делают Мос- квы. Москва для меня это как бы огромный лирический узел. Это прежде всего ощутимое присутствие вождя, подобное ощущению океана в портовом городе, где, даже не видя воды, чувству- ешь ее свежесть и ветровое ее дыхание. Затем - это подлинная культура мил- лионов. Москва хочет знать! Хочет так, как ни один город, а, может быть, ни одна страна в мире! Ее афиши, плакаты, об явления о докладах, циклах лекций, вечерних курсах и воскресных универси- тетах, посвященных философии, истории, экономике, эстетике, итальянскому Воз- рождению, французской живописи, Ари- стофану, Бальзаку, Маяковскому. бу- доражат, волнуют и увлекают в чудес- нейшее из путешествий… В Москве мож- по стать образованным, не имея никако- го образования. Наконец, Москва -- это лиризм на- ций, населяющих СССР. Вы видите на- родного певца Казахстана, смотрящего «Лебединое озеро», и понимаете, что он считает это зрелище чем-то неземным и в то же время кровно связанным с Москвой, страной чудес, но чудес его родины СССР. Вы слышите «Короля Лира» на еврейском языке или «Кровавую свадьбу» на цыганском и чувствуете в этих спек- таклях международный язык искусства и вто же время язык пронизанный револю- цией. Я подумал о том, сколько же в Мо- скве вообще национальных театров музеев, выставок постоянных и временных, гаст- рольных демонстраций и концертныхпока- зов больших, среднихи малых наших рез- публик? И понял, что Москва это дей- ствительно интернациональный город, живя вкотором, чувствуешь масштаб мира. Сильна любовь нашего народа к куль- туре. Там, где народ до такой степени жаждет истины и красоты - можно быть уверенным в его будущем. СЧАСТЬЕ ХУДОЖНИКА Ю. ЛИБЕДИНСКИЙ Жить в стране, представляющей собою огражденный мудростью Сталина сад, в котором уже поднялись неисчислимые ростки не только завтрашнего, но да- же послезавтрашпего дня человечества, поистине не может быть большего счастья для всякого истинного художника. Только б не стать ворчливым брюзгой, ксторый э новом говорит: «это было»… Только б не стать «умилягой», который сюсюкает, готовый принять за новое лю- бую подновившуюся старину. Только б не потерять остроту глаза и уметь различить в сегодняшнем эти туго, как кулачок новорожденного, стиснутые, крепко свернутые почки неисчислимых обегов коммунистического счастья чело- вечества… КОГДА ТЕБЯ C. СЕРГЕЕВ -
ПЕСНЯ - МЕЧ Абулькасим ЛАХУТИ Знанья мало, коли ты Сердцем холоден и сух. Нужен нам и взлет мечты, Благородный, пылкий дух. Все, что может их растить, Надобно хранить и чтить. Да, и звон газелл могу Счесть я фронтом боевым. Если - фронт, его врагу Оставлять нельзя пустым. Песня -- меч. У нас она Лучшей в мире быть должна. Перевод Ц. БАНУ.
3 ВЕЗ ДА C. ГАЛКИН
Д Е Н И З Илья ЭРЕНБУРГ Я живу теперь с героями моего романа «Падение Парижа», Я вспоминаю годы, когда на улицах живого города в день Первого мая красные гвоздики будущего встречались с ландышами окрестных ле- сов. (Говорили, что ландыши Первого мая приносят счастье…). Я думаю сейчас об одной из героинь моего романа -- молодой коммунистке Де- НИЗ. Она шла по пустым улицам, Заколло- ванный город! В окнах магазинов--при- вычные вещи: галстухи, игрушки, бока- лы с яркими леденцами. Зонтик присло- нился к заколоченной двери. На балконо засохшая герань. Клетка, а в ней мерт- вая птица. Дверь открыл Клод. - Надо что-то делать, сказала Дениз. - У тебя есть связи? - Нет. Из наших остался Жюльен. Но как его найти? - Надо что-то делать. Их все обма- нули. Они спрашивают что говорят коммунисты? Нельзя ждать… -Но разве мы знаем, что сказать людям?… Она сидела у окна. Мертвая улица… И тогда совершилось чудо: Дениз вспомни- ла, как по этой улице проходила демон- страция, увидала красные флаги, услы- шала пенье. Все пестрело, звучало, виб- рировало. Смутно улыбаясь, Дениз ше- велила губами: искала слов. И слова по- неслись: «Колыбель революции… Город Коммуны…» Ей казалось, что она слышит голоса солдат, которые бродят по полям, всеми брешенные, голоса беженцев, потерявших все, кочующих по вытоптанным полям. среди братских могил и развалин. Ма- ленькая одинокая женщина в пустом го- роде писала под диктовку миллионов. Мечта писателя - писать, как писа- ла Дениз. _
Дорожу я той звездой, Чей прекрасен свет живой, Что средь множества одна Так чиста и так ясна. В сонме звездном не затмится, В малой капле отразится. Дорожу я той звездой, Что, сияя над водой, Луч в воде не раздвоит, Золотым путем бежит, Не бледнея, с небосклона Прямо вниз, в морское лоно. Дорожу я той звездой, Что безмерна надо мной, Но во мне предел нашла, В кровь мою огнем вошла И с землей и с небесами Щедро делится лучами.
РАЗГОВОР В ЗЕМЛЯНКЕ Бор, ГОРБАТОВ
Это было год назад, на реке Вуокси- Вирта, на острове Ваасик-Саари, который мы для удобства называли просто Вась- киным островом. Семь суток дрался наш полк за Северный берег, и немало моих товарищей осталось здесь навсегда. В те дни я научился многому. Я узнал, как исчезают леса, когда наши артилле- ристы начинают методически «обрабаты- вать» гектар за гектаром землю против- ника. Я увидел, как простые парни, зна- комые мне по лагерю, по мирной, гарни- зонной службе, становятся героями. Но не это вспоминается мно сейчас. Вспоминается мне ночь на 10-е марта, землянка, печь с прыгающим на ней чай- ником и длинные ноги старшего политру- ка Третьякова. Третьяков только что вер- нулся с передовых. Он промерз, устал и теперь с наслаждением вытянулся во весь свой длипный рост на соломе. Но в зем- лянке было тесно. Третьякову пришлось «размещаться» под столом, длинные поги его проходили под коленом печной трубы и терялись где-то в соломе, на которой мы лежали. Се всех сторон обрушился на меня пе- рекрестный огонь вопросов: что пишет Леонов? Что создает Твардовский? Над чем работает сейчас Федор Гладков? И под этим огнем я, ей богу, почувствовал себя значительно менее уверенно, чем под огнем финских кукушск. Я убедился вдруг в том, что постыд- но мало, плохо знаю о том, как живут и работают мои товарищи по литературному фронту. И это было стыдно, как стыд- но не знать, что делает в бою твой со- сед. Я убедился затем, что к нашей пи- сательской работе здесь относятся сурово и требовательно, и на эти требования от- ветить нечем: мы пишем мало, и пишем часто не о том, что волнует, мучит, тре- вожит вот этих славных парней из зом- лянки на Васькином острове. Может быть, впервые в жизни я с та- кой ясностью понял, чем должна быть наша литература: это, как патроны, как хлеб, как знамя в бою. Тогда-то и началась наша беседа. Но странное дело: говорили мы не о войне, не о бое, не об этой тревожной ночи, что текла сейчас над нашей земляпкой, говорили о литературе. СПРОСЯТ… ЦЕНСКИЙ
СЕ БЕ Мих. ЗОЩЕНКО мою одноактную комедию «Свадьба». Эта моя режиссерская работа увенчалась те- пехом. В 34-й году я, худо или хорошо, но проиллюстрировал мою «Голубую книгу», Довольно прилично и в короткое время я изучил медицину. Но одно дело, с которым я столкнулся в жизни, я не мог преодолеть. Я говорю о драматургии. вицу. Обычно мне удавалось все. что было связано с моим большим желанием. Иной раз я ставил себе весьма труд- ные задачи (и не только в литературе) и выиюлнял их. Будучи студентом, я на пари скроил и сшил китель. Хотя до этого времени я, если и держал иголку в руках, то только для того, чтобы пришить пуго- Этот китель я по условию должен был носить месяц. Однако я проходил в нем целое лето --- китель был сшит доволь- но спосно. B 19-м году я (без подготовки) стал следователем уголовного розыска. И до- вольно порядочно вел дела. В 32-м году я поставил в Мюзик-Холле Вот в большой драматургии я успеха не имел. Хотя желание написать хоро- шую трехактную комедию было у меня китель. не меньше, чем тогда, когда я брался за Из этого заключаю, что драматур- гия … одно из нелегких дел. И это действительно так. Во всяком случае, для рук литераторов, пишущих повести и романы. Драматургическое произведение требует не совсем обычного подхода. Французский замок нельзя открыть обыкновенным, хо- тя бы и великолепно сделанным ключом. Но я не сложил оружие. И в марте этого года я снова взялся за комедию. Я подписал договор на государственный заказ. И в первых числах мая я сдам мою комедию Комитету по делам ис- кусств. Я имею надежду, что на этот раз я преодолел препятствия. ПУТЬ К ВЕСНЕ Александр ЖАРОВ - Ну, хотя б намеком осторожным, Шопотом промолви в этот час: Где пройти к весне, такой надежной И такой хорошей, как у вас?… Если ты меня об этом спросишь, Друг, живущий в дальней стороне, - Я скажу, что нам когда-то осень, Осень указала путь к весне.
На Красной ппощади
Фото-этюд
Шайхета.
- И Jет? Однажды, в разговоре, Антон Семенович Макаренко сказал о ком-то: - Замечательно красивый был чело- век! Но тут же засмеялся: - А опрочем, на меня не очень пола- гайтесь! Моих красавцев проверять надо: У меня все -- красивые… - Как же это так - все? - спро- сила я. - А так, что все! Мне все люди по- чему-то красивыми кажутся… - И даже -- Икс? - - А разве Икс - не красивый? - искренне удивился Антон Семенович. -- По-вашему, может, и и Игрек - то- же красивый? - А как же! Ерасивый… - Ну, Зет похуже, конечно… Но все- таки посмотрите, какой у него лоб, а Как ходит, как говорит!… Нет, и Зет - красивый. Мы тогда посмеялись над «собственной эстетикой» Антона Семеновича, И только позднее я поняла: это -- не было абер- рацией вкуса. Это не было «полюби нас черненькими», - ведь он не самого се- бя навязывал в красавцы другим людям, а в них умел видеть красоту! Не былэ в этом и христианской уравниловки: «все чернепькие, все прытают»… А была в этом горячая любовь, мечта о красоте, которая заставляла А. С. Макаренко ло- вить и подмечать малейшие зернышки прекрасного и действенно помогать людям раздувать в себе эти намеки - огонечки в большое пламя. Антон Семенович подозревал наличие прекрасного в каждом советском человеке. На основании этого подозрения он аван- ксировал человеку уважение. И тогда «за- подозренное прекрасное» почти всегда оказывалось явью! Потому что, во-пер- вых, сам Антон Семенович умел выковы- рять это из человека, а, во-вторых, «по- дозрение» в прекрасном и авансированное
уважение обязательно пришппоривали за- подозренных к тому, чтобы это «подозре- ние» оправдать. Казарменная, официальная дореволю- ционная педагогика подходила к самому милому ребенку с уверенностью в том что он потенциальный бандит, которому втайне хочется играть со спичками или ковырять в носу, Она пугала ребят «бо- жьим оком», которое-де видит их даже в темной уборной, А детская литература c удовольствием расписывала, как дети- поджигатели гибнут в пламени, а детя- ковырятели вынуждены возить на тачках свой пос, раздувшийся до размеров ги- гантской тыквы, От всего этого самье креткие дети неудержимо хватались за спички и за посы… A. С. Макаренко подходил к детям, страшным, грязным, часто - больным и преступным. Сквозь эту ужасающую впешность он видел в них то детски милое и человечески прекрасное, чего не видели другие. Он видел возможность приобщения их к труду, возможность воз- рождения их трудом, Он авансировал им уважение, как к будущим членам совет- ской трудовой семьи, - и с его помо- щью они действительно начипали заслу- живать этого, В этом была его сила, сила воспитателя людей, преобразователя жиз- ни. Так, другой мечтатель и преобразо- ватель, И. Мичурин, умел провидеть в какой-нибудь уссурийской рябино или дикой кавказской груше пе скрытые свойства, которые под ого рукой давали культуру новых замечательных плодов… - В этом, - думается мне, - сек- рет не одной только педагогики, но и всяческой «инженерии человеческой ду- ши». В умении видеть жизнь не глаза- ми регистратора, а глазами поэта. В же- лании не только протоколировать экру- жающее, но активно вмешиваться в жизнь, подсказывать, вызывать, подби- вать людей на труд, на борьбу за луч- шие идеалы коммунизма, внушать чело- веку: «Ты можешь!»…
В С Т Р ЕЧ А ГАЙ Юлиус
Шесть лет тэму назад, в день 1 мая, я встретил в Цюрихе одного моего зна- комого. Это был старый человек, крупный художник, известный профессор. Я уви- дел его неподвижно стоящим на малень- кой узкой улице, рассматривающим мра- морную доску, прибитую к степе одного дома. Я знал эту улицу, знал этот дом и доску. На ней было написано: «Здесь жил Владимир Ильич Лении». Профессор Мозер (я называю его так, ибо под этим именем хочу вывести его в моей будущей работе) вздрогнул, по- чувствовав на себе посторонний взгляд. Потом он тихо сказал мне: «Я его знал… Я ищу здесь его слова. Было время, когда я не понимал их, теперь я не мо- гу понять мир без этих слов». Я часто думаю об этой встрече. С ка- ким же трепетом стоит теперь профессор Мозер перед скромной мраморной доской, с каким волнением он ищет те слова, - ленинские слова, -- которые одни толь- ко могут успокоить измученную душу честного старого профессора. 3 № 18 Литературная газета
Когда тебя спросят там, куда ты идешь, Как у нас колосится рожь, нас будет таков, Ты скажи: … Урожай у
Что нехватит для ржи закромов! гадают у нас Когда тебя спросят, как
Пость
Невесты в полуночный час, Ты скажи: - А зачем и о чем им гадать? Ведь красивее их не сыскать. Когда тебя спросят: - Ну, а как женихи лихи? Сильны, удалы, Ты скажи: - Женихи - молодцы наподбор: Станет рать, что дремучий бор!