Корнелий `ЗЕЛИНСКИЙ
— Характер человека познается по той
тлавной мысли, с которой идет он по
жизни, — так записал однажды в своем
дневнике Н. И. Тургенев. Если нет этой
мысли, нет характера. У Исаакяна есть
эта мысль Одной вечной думой. полна
его поэзия. Если для Гоголя, Чаадаева или
Блока такой единственной темой, к кото-
рой неизменно возвращались они, была
Россия, то для Исаакяна такой мыслью
была ею Армения. Там, у русских
поэтов, рождалось видение необозримых
пространств, с «разливами рек, лодобны-
ми морям». Уже сами исторические раз-
меры этого видения вставали перед ни-
ми некоей «загадкой человеческого разу-
мения» (Чаадаев). Здесь, у поэта иной
эпохи, иной страны, встает то же’ маня-
щее видение родины. Оно светит ему
сквозь череду веков. Там у русских пов-
тов была поэзия, если так можно выра-
зиться, исторического пространства, свя-
занная с отромностью страны. Здесь у
Исаакяна — поэзия исторического Bpe-
мени, бессмертным сосудом которого явил-
ся сам армянский народ. {
Исаакян — в высшей степени нацио-
нальный поэт. Мне кажется. его нельзя
понять вне судьбы и истории Армения.
Но он поэт национальный не в том смыс-
ле, что ограничен в своих темах и инте-
ресах рамками узкоаруянских мотивов.
Нет, как раз наоборот. Свое, национальное,
он подымает до общечеловеческого. И
судьба его родины символически пере-
растает в его поэзии в образ человеческой
судьбы на земле. ~
Ему рисуется видение родины то в
мирных, идиллических картинах. трудовой
семьи. собравшейся у очага, то в. образе
разлученной любимой, то в трагическом
образе извечно страдающего народа. Вот
поэту «грезится: вечер мирен. и тих, над
домом стелется тонкий дым, чуть выблют-
ся ветви родимых ив, сверчок трещит в
щели, невидим». Как много щемящей тоски
в этой простой мелодии’ души. за кото-
рой чудятся и одиночество, и потери, и
усталость, и сосредоточенное раздумье
много испытавшего в жизни человека. Есть
у Исаакяна стихотворение «Дым отечест-
ваз. Там изображаются, как. все образы
родного: и очат, и цветы, идолы, и ре-
ки как бы сливаются в одной струйке
дыма, вьющейся над очагом.
Ни славы не жду, ни любовных побед.
Богатство мое — лишь этот дым.
Хотел бы сидеть тем дымом одет,
И ясной душой моих детоких лет
Видеть родных. которых. уж . нет,
И чудо чудес — всевечный свет.
(Перевод С. Шервинского).
С этой думой начинал когда-то Исал-
кян. С этой ноты он запел в своей пер-
вой книге, вышедшей более сорока лет
тому назад. Большую ‘часть ‘своей жиз-
ни он видел Армению издали. Более три-
дцати лет он провел за границей, Там,
среди «святых камней Европы», среди ее
университетов, музеев и книг, ‘среди шу-
ма и огней ее улиц он шел евоей доро-
той поэта-изгнанника. И. все эти годы в
сердце, как тайную святыню, нес; свою
Армению. Оттуда, издали, она, вероятно,
казалась ему еще мучительно милей.
Странным образом ‘личная бульба‘ Исаа-
кяна символически переплеталась и с мо-
тивами народной поэзии В народной ар-
мянской поэзии есть образ скитальца Пан-
духта, или хариба, живущего на чужби-
не. В песнях харибов отражалась бездом.
ная судьба сотен тысяч армян, изгоняв-
шихся из своих родных гнезд сильными
соседями и владыками земли.
Мы детей своих бросали у потухших
очагов...
Мы унылых жен бросали, оставляли для
волков...
Мы пропели по рекам крови; по ущельям
т и горам,
Камни, ангелы и птицы удивлялись,
i °_ сторонясь...
Не таким ли полудобровольным харибом
Пандухтом был и Исаакян, этот «очаро-
ванный странник» армянской поэзии, «ду-
ша перелетная, бедная птица со сломан-
ным бурей крылом»? У него есть сти-
хотворение «С посохом в руке...», в ко-
тором рассказывается, как скиталец спу-
стя долгие тоды, «перейдя семь гор»,
«переплывя семь морей», возвращается
домой. Старый друг не’ узнает его.
Сестра отворачивается от бродяги-при-
шельца. Лишь мать-родина в слезах уз-
нает и принимает его.
В этих своих мотивах. Исаакян в про-
стой песенной, народной форме выражал
лишь То. что навевалось ему самой судь-
бой народа и самими песнями его. Если
Пушкин говорил, что ‹от ямщика до пер-
вого поэта мы все поем уныло», то что
же должен был петь поэт народа, чья
история была, может быть, одной из са-
мых трагических на земле? С тех неза-
памятных времен. когда под предводи-
тельством легендарного Гестраса прароди-
тели армян завоевали Айастан или Наи-
ри — свои земли, лежавшие на перекре-
стке великих исторических дорог межлу
Западом и Востоком, армянский народ
должен был тысячелетия беспрерывно,
каждый день отстаивать свою жизнь. Или,
как сказал о том сам поэт:
На каменном пути народных рек
Лежала ты, томясь за веком век,
Растоптана копытами коней.
И с ликованьем чуждые орлы
Точили клювы © твои скалы,
Чтобы терзать тебя!..
(Перевод В. Державина).
Не потому ли назва-
ние первой книги Исаа-
кяна — «Песни и раны»
— родилось само собой?
Даже в последние деся-
тилетия девятнадцатого
ив начале двадцатого ве-
ков армянский народ под-
вергался совершенно не-
слыханным кровавым фи-
зическим истреблениям.
Одно из таких истре-
блений, учиненных сул-
танской Турцией в се-
мидесятых тодах прош-
лого века, стало пред-
метом разбирательства
Берлинского конгресса.
Но, увы, представитель
тогдашней Армении мог
разговаривать на этом
конгрессе лишь «на язы-
ке слез», наивности ко-
торого только могли
улыбаться Биконефиль-
ды и Бисмарки.
Еще живы в памяти
- страшные зверства 1915.
тода, когда была ис-
треблена половина ар-
мянского населения. В
их числе, между про-
чим, погибли и все род-
ные поэта Наири Заря-
на и родственники Аве-
тика Исаакяна. Вще не
забыты цинически-кры-
латые слова абдулгами-
довского премьера Та-
лаат-папнги, сказавшего,
что армянской пробле-
мы не существует, так
как нет самих армян.
2 № 20
АРМЕНИЯ; Андезитовые скалы
И все же никакие поражения, никакие
странные истребления не могли ‘погасить
необычайной жизнеспособности армянско-
тс народа, поражавшей воображение людей
во все века.
Какая же сила провнесла этот народ
сквозь пламя тысячелетий, сохранив В
нем неудержимую волю к жизни, творче-
ское цветение, чудный ‘язык, отненные
пляски, поэзию, полную жизненной тлу-
бины, замечательную архитектуру? Судьба
армян тоже могла. бы явиться манящей
«затадкой человеческого разумения». Не-
даром Байрон, познакомившийея в Венеции
в 1817 г. с армянскими монахами-мхита-
ристами, писал в одном из своих писем:
‹..Какова бы ни была судьба армян, —
а она была печальна, — что бы ни ожи-
дало их в будущем, их страна должна
навсегда остаться одною из самых инте-
ресных на всем земном шаре!»
И эту тероическую жизненность своего
народа также выразид Исаакян, например,
в таких уже ставших знаменитыми (по-
добно «Каменщику» В. Брюсова) стихотво-
рениях, как «Колокол воли», «И злобы
святой и мщения ад», «Жизни бурное мо-
ре предо мною легло». Скажут, что «коло-
кол воли» и песнь утверждения радости
не столь характерны для общего коло-
рита поэзии Исаакяна, как, например, ха-
рактерен оптимистический колорит для
Ованеса Туманяна. Может быть, и так. У
Исаакяна слишком много исторических
размышлений, чтобы отдаться забвению
веселья. 3
Горький когда-то справедливо отделял
пессимизм Л. Андреева или Арцыбашева
от высокой поэзии Экклезиаста, от Бай-
рона, Леопарди или Ленау. «Читая оти
великие книги, — говорил он, — невоз-
можно не восхищаться силою ‚ ума,
тордыми запросами мысли и героическим
мужеством, с которым человек утвержда-
ет свое «я» перед лицом тайн жизни»
(«Издалека»). Печаль Исаакяна не вну-
mena ни непосредственным ощущением
личной боли, ни тем более излишней за-
ботой о своем «я». В ней видна мудрость
‚человека, умеющего слышать неумолчный
нгум времени, низвергающегося, подобно
водопаду, в душе человека. Не у каждого
развито это чувство бега времени.
Поэзия Исаакяна очень сложна и очень
многообразна при всей ` простоте евоих
форм. В ней встретипть и восточную поэ-
му (‹Абуль ала Маари»), и народную пес-
ню, и символический сонет, и элементы
народного эпоса, и басню, и притчу, и
лирический пейзаж, и рассказ. В его поэ-
зии встретились культуры Востока и За-
пада. И, читая Исаакяна, находишь в вем
растворенными и веяния французского
символизма, и мотивы, идущие от вэеточ-
ной философской лирики в духе Омара
Хайяма или Хафиза.
В сущности затаенной основой поэзии
Исаакяна является дума о человеке и о
его судьбе. В армянине Исаакян видит,
может быть, не столько армянское, сколь-
ко человеческое, а в армянской истории—
лишь наиболее страстную и драматиче-
скую форму становления человеческого
прогресса. Аветик Исаакян — ‘поэт В
‚высшей степени человеческий. Все ему
чудится . какое-то безвестное, ‹ одинокое
сердце, которое непременно ` должно по-
стучаться к поэту. 0; как же вотретит
он его! — Если бы из моей сердечной
раны, — рассказывает Исаакян в одной
своей чудесной поэтической притче,
вырос черенок розы, и из дальней стра-
‚вы какой-либо друг уронил хотя бы одну
чистую слезу в сердцевину розы, то она
насквозь бы прошла цветочной жилой и
«рану мне закрыла в тот же час».
Я жизнь отдам за поцелуй участья,
Ах, если б я был понят и любим!
Что в мире есть священнее. чем
счастье, —
„Отдать себя служению другим?
(Перевод С. Шервинского).
Разве не о том же писал Блок в «Ям-
бах»: «Храню я к людям ва безлюдьи
неразделенную любовь» и ‹«крикогубый За-
ратустра» Маяковский, с болью ‘признавав-
шийся, что в нем «одно сплошное серд-
це» гудит повсеместно? Да разве и мо-
жет быть настоящая Поэзия без ‘любви
к человеку? Вот эта любовь и помогла
Исаакяну слиться душой со своим наро-
дом. понять его муки, радости и труд, за-
петь его песни.
И вот ныне поэту дано счастье стать у
подножья новых тысячелетий своего на-
рода, встречать его великое коммунистиче-
ское будущее. В сущности, в то . время,
когда поэт очарованным странником шел
по земле, его народ был недвижен. Шли
столетия, но жизненный тип армянского
крестьянина оставался неизменен. Нище-
та и упорный тоуд на скупой каменистой
почве, труд и борьба за существование...
Сменялись общественные формации. шли
века, но все так же жил народ. Время
проходило над ним. Но теперь разве не
чудо случилось с ним? Он весь сдвчнул-
ся с места в новое небывалое путентест-
вне в социализм, преобразующий лицо его
земли и ето самого. И вот поэт благосло-
вляет это чудо освобождения народного
Мгера из темной пещеры его прошлой
истории. Поэт возносит хвалу тому чело-
веку, с именем которого связано букваль-
но самое ‚опасение армянского народа от
полной физической гибели, связан необы-
чайный расцвет его творческих сил.
В своем замечательнсм стихотворении
«Наши историки и наши гусаны», напи-
санном к тысячелетию «Давида Сасун-
ского», Исаакян говорит, что сквозь исто-
рию Армении проходят два поэтических
OOO
——
Аа
ey
it fF
{
;
;
др ЗА!
по дороге в Apsum.
Рис. Сергея Городецкого.
ШФЭТ
мотива: один ведут` © незапамятных вре-
мен армянские историки, записывая «на
свиток желтый и сухой» неисчислимые
беды и раны Айастана. Другой же пели
в своих сельских убогих хижинах гусаны,
запивая веселым вином, песни о подвигах
народа и его богатырях. Исаакян сам в
своей поэзии был и историком и гусаном
вмебте. И. может быть, даже больше ис-
ториком, нежели гусаном по’ всему тону
и колориту своей песни.
Есть слезы торя. но есть. и слезы радо-.
сти. Они приходят тогда, когда смятенна
душа. А нелегко ведь носить в ней па-
мять тысячелетий.
На берегу волнующихся нив
Стою я, размышляя, молчалив...
Пусть без конца плуги твоих сынов
Твой будут древний чернозем пахать,
И пусть гусаны будут воспевать
Твою любовь, твой цвет — страна
отцов!
(Перевод В. Державина).
Растут новые поколения сынов Наири,
которые уже не будут знать страданий
своих отцов. Будут в Армении и уже есть
новые поэты, которым ведом такой pe-
тистр человеческих чувств, каких неё знал
Исаакян. евиий всякий хлеб с полынью.
Но поэта таких струн, вероятно, уже не
будет. Исаакян-—последний поэт древней
тысячелетней Армении и ее горькой судь-
бы. Так будем же блатодарны ему за его
красивую песню, в которой он воплотил
душу своего народа с ее страстной мукой
о простой жизни под полуденным солн-
цем веселого юга.
000
Народные артисты Армянской ССР; лауреаты
Сталинской премии В. Вагаршян в роли. царя
Гагика (сверху) и Г. Нерсесян в роли спарапета
(военачальника) Пахлавуни ‚ в. ньесе «Страна
родная» Д. Демирчяна.
Пьесу эту покажет в Москве театр им. Сун-
дукяна. * meee
‘Ra
0012100880
В программу литературной декады вхо-
лят не только публичные выступления пи-
сателей перед различными аудиториями
Москвы. Успех или неуспех декады нчель-
зя определять количеством проведенных
вечеров. „Литература — не театр и не опе-
ра; Бытие литературы не исчерпыв1ется
чтением художественных произведений
вслух. Литература — вообще не «громкое»
лело. Литература —-‘это прежде всего кни-
та и те проблемы, какие возникают из
насущнейшей необходимости, чтобы книга
была лучше, чтобы ее больше читали,
правильнее понимали, любили ее и тяну-
лись бы к ней.
Вот почему. подводя итоги декады ар-
мянской литературы, нам хочется говорить
в первую очередь не о вечере в клубе
писателей, не об овациях, какими сопро-
вождалось всякий раз появление на три-
буне старейшего армянского поэта Аве-
тика Исаакяна, не об успехе стихов Наи-
ри Заряна или Ашота Граши и не о хо-
рошем чтении своих хороших переводов
Верой Звягинцевой и С. Шервинским.
Нужно говорить о проблемах дальнейшего
развития советской многонациональной ли-
тературы и, главным образом, о тех, какие
были выдвинуты участниками декады во
время деловых встреч © писателями Мо-
CKBBI. ;
Встреч этих, к сожалению, было немно-
го. На совещании в редакции «Известий»
ла в Гослитиздате. Но эти два совещания
васлуживают того, чтобы их занести В
актив декады, Именно на этих совещаниях
возник тот серьезный разговор, какой на-
зревал давно, но за московским ежеднев-
ным «недосугом» все как-то не мог офор-
миться,
Это — разговор о переводах. Разговор
давний. Несколько лет назад он велся
на всех собраниях переводчиков, в ряде
редакций и на многократных заседаниях
нацбюро Союза писателей. И он не был
бесплоден. В результате его были опро-
вергнуты, разбиты и выкинуты за борт
поползновения иных «вольнолюбивых» пе-
реводчиков смотреть на текст оригинала
и на подстрочник лишь как на трамплин:
‚<Я отталкиваюсь от него и лечу, куда ме-
ня влечет вдохновение»... В одном из жур-
налов в те годы был даже напечатан из-
ревод одного такого «вольнолюбца». прэ-
вратившего каракалпакский эпос «Эдиге» в
некое подобие варианта пушкинского «Ца-
ря Салтана». Перевод этот тогда же был
забракован и осужден, и было достаточно
четко установлено. что такое перевод и чтэ
— вольное переложение, что — добросо-
вестная работа переводчика и что — воль-
ная или невольная фальсификация ориги-
нала.
Но разговор о переводах, возникший не-
сколько лет назад, вскоре же и оборвался.
Теоретическая, мысль, отвоевав первые пра-
вильные. методологические позиции пере-
водческого искусства, уступила место прак-
тике перевода. За короткий срок двух-трех
лет был создан целый ряд великолепных
переводческих работ, в которых торжест-
вовала . найденная в спорах единственно
зерная «установка»: задачей‘ переводчика
является максимально точная и полная, —
но в то же время и подлинно поэтиче-
ская, — передача средствами одного язы-
произведения, созданного на языке
ином. Мы имеем в виду переводы «Джан-
гра» С. МЛипкиным, стихов Кеминэ
А. Тарковским, первого тома «Манаса»
Л. Пеньковским, С. Липкиным и М. Тар-
ловским и ряд других, доказавших, что
переводческое дело поднято в СОСР на не-
бывалую высоту. Е
Однако, чем глубже осознавалась поэ-
тами многонациональная сущность совет-
ской литературы, чем с большего количе-
ства советских языков приходилось делать
переводы ‘русским поэтам; тем явственней
осознавалась также и недоразработанность
вопросов методологии стихотворного пере-
вода. Перевод должен быть подобен ори-
гиналу? Но где мерила этого подобия? Пе-
ревод должен быть точен и Р то же время
поэтичен? Но как соблюсти точность и од-
новременно поэтичность, если поэтические
приемы одного языка He покрываются
приемами поэтики. свойственной другому
Петр СКОСЫРЕВ
ПВарззар@ропари8нами
HMI PRBODUBD[D
языку? Следует ли стремиться к точности
в ущерб поэтичности? И допустимо ли
добиваться поэтичности, если это может
быть достигнуто порой лишь ценой точ-
ности? А что такое поэтичность?..
Эти и многие другие — смежные — BO-
просы не могли не волновать поэтов-пере-
водчиков, великолепно понимающих, какую
ответственность несут они перед страной,
являясь эктивнейшими деятелями совет-
ской мпогонациональной культуры. Необ-
ходимость возобновить прерванный раз-
говор о теории и практике перевода на-
зревала давно. Но он возобновился всерьез
лишь в эти последние дни на встречах
участников армянской декады © перевод-
чиками, редакторами и литературоведами
Москвы.
2.
Разтовор начался © упрека, брошенного
переводчикам, в том, что громадное боль-
шнинство их продолжает переводить по
нолстрочникам и не озабочено изучением
ззыка. Упрек -— справедливый и тоже
«давно назревший». Наиболее резко он
прозвучал в выступлении акал. И. Орбэ-
ли и в высказываниях Р. Григоряна, Си-
раса и ряда других армянских писателей.
Попытки отвести его, делавшигея отдель-
ными переводчиками (в том числе и таким
талантливым поэтом, как В. Державин),
оказались несостоятельны и прозвучали
несерьезно. Да они и не могли прозвучать
серьезно. Ссылаться на то, что у пере-
волчиков нет времени изучать языки, —
это то же самое, как музыканту ссылать-
ся на недостаток времени, чтобы изучать
ноты. И. Орбели, полемизируя © Держа-
виным, справедливо заметил, что Энгельс
был не менее занятый человек. чем мос-
ковские переводчики, но, заинтересовав-
шись персидской поэзией, он нашел все
же время изучить персидский язык и ла-
же написал работу о персидской поэзия.
«Кто требует от вас, — говорил И. Орбе-
ли, — чтоб в короткий срок вы научи-
лись свободно из’ясняться по-армянскя.
Нужно знать хотя бы основы языка, с ка-
кого переводите. Нужно понять его дух,
ознакомиться пусть лишь с основами его
трамматики. Иначе вы будете переводить
вслепую». Любопытен и пример. который
привел Орбели. Пять лет назад известный
поэт собрался переводить Низами и про-
сил оказать ему содействие консультацией.
Редактор среди прочих советов дал поз-
ту и совет ознакомиться с иранским язы-
ком. — Прошло пять лет, — товорит
Орбели, — поэт ныне уже печатает свои
переводы из Низами. В них много верси-
фикаторского мастерства и Mazo Низами.
И это неудивительно, ведь поэту попреж-
нему незнакома даже иранская азбука.
Неужели же пять лет — малый срок, что-
бы изучить хотя бы азбуку?
Rak видим, возобновивитийся разговор
ведется ныне уже совсем на другом уров-.
не, чем пять лет назад, когда спорили ©
«трамплинах» и о пределах «полета вдох-
новекия». вопросов изучения языка
нын@ уже не отмахнуться даже ссылкой
на то, что по условиям работы одному и
тому же переводчику сплошь да рядом
приходится переводить с нескольвих язы-
ков. «Или прикажете мне становиться вто-
рым Коршем и знать двадцать языков?»
Раздавались и такие реплики. Они не
серьезны. «Изучите хоть один язык, —
товорили армянские поэты,—именно тот,
с какого вы переводите больше и чаще
всего и с большей любовью. Не может же
быть, чтоб вам были одинаково близки
все культуры советских. народов». .
Нам думается, ни один серьезный пере-
водчик не найдет, что возразить на это
нашим армянским ‘друзьям “He помогут
тут и ссылки на Жуковского, переведше-
го Гомера по подстрочнику. Исключения
лишь подтверждают правило. А правило
заключается в том, что переводить, не
вная духа языка, и невозможно и недо-
пустимо на нынешнем этапе развития со-
ветской поэзии и советской культуры.
Между прочим, понятие языка гораздо
птире. чем это думают иные переводчики,
ярые поклонники подстрочника. Язык —
это не только азбука и грамматика. Язык
— это орудие мышления целого народа,
равно, как и поэзия. Когда мы говорим
об изучении языка, мы говорим о проник.
новении в культуру народа, © соприкос-
новении с самыми истоками в поэзия.
Можно ли спорить против этого
Но и одного понимания духа языка еще
мало. Нужно знать в деталях, во всех тон-
костях историю поэзии народа, с языкз
которого переводишь. Нужно знать, какое
место в_истории поэзии занимает творче-
ство переводимого поэта и какое место в
его творчестве занимает переводимое про-
изведение. Без этого не будет удачи в пе-
реводе. То-есть удача, конечно, может быть;
как можно, стреляя с завязанными глаза»
ми. случайно попасть в Цель Однако
проще снять повязку. О том лишь и речь.
Другое дело, что нельзя выкидывать 28
боот и подстрочники. Им еще жить и
жить долгие годы. Не правы заявлявшия
(в такие голоса раздавались в дни дека-
ды), что пора забыть 0 подстрочниках,
Глубочайшая ошибка. Составление под-
строчников — необходимое звено в`пере-
тодческой работе. Нужно с каждым годом
повышать качество подстрочников, Ну
но даже понуждать республиканские нал
хчные институты подготовку подетрочни-
ков ввести в программу своих текущих
работ. Изготовление доброкачественных под-
строчников надо рассматривать. как серь
езную исследовательскую работу. Их нель-
зя поручать анонимам. Не забудем, что, не
буль подстрочников, не будь переводов по
подстрочникам, — и мы бы до сих пор
не знали HH «Давида Сасунокого», ни
«Джангра», ни «Манаса», ни Низами, нЕ
Куратова, ни Хетагурова. ни всех тех поз-
тических богатств советских ‘народов, ка-
кие ныне составляют неот’емлемую часть
советской поэтической культуры. Подот-
‘рочники — первый друг советской мяо-
тгонациональной поэзии,
Чтобы показать серьезность и своевре-
менность вопросов, поднятых участниками
армянской декады, да. позволено нам бу-
дет привести один пример из налтей изда-
тельской и переводческой практикя. К пи-
щущему эти строки Гослитиздат обратил-
ся с просьбой отредактировать перевод
книги стихов туркменского классика Мол-
ла-Непеса. При этом было сказано, Ne
перевод сделан талантливым поэтом; спе-
реводом уже знакомились самые квалифи-
пированные поэты, которые считают его
большой творческой удачей переводчика.
Заранее радуясь хорошей работе, я’ стал
знакомиться с рукописью и к глубочай-
ему огорчению убедился. что книгу пе-
чатать нельзя. В истории туркменской
поэзии место, какое занимает Молла-Не-
пес, может быть уподоблено (конечно, 6
оговорками) месту Фета в русской поз-
зии, а переводчик, работая по плохим под-
строчникам, не зная языка и будучи ли-
шен творческой консультации сведущих
людей, воссоздал в своем переводе образ
некоей. туркменской Каролины Павловой,
Лишь после дополнительной большой ра-
боты. после того. как переводчику была
открыта история туркменской поэзии. лос-
ле многократных переделок получилась
книга, которая и поэтична и отвечает’ ду-
ху подлинника. ip :
Не бледует ли из` этого, ITO apMAHCKHE
поэты были правы, когда настаивали‘ на
пересмотре практики перевода по подстроз-
никам.. Они требовали от. издательств, 0е-
дакторов и переводчиков такой работы,
чтобы их произведения звучали на pyc
ском языке подобно армянскому оригина“
лу, — и они были правы.
Теоретикам и практикам стихотворноге
перевода есть, о чем задуматься и о чем
поговорить всерьез. Дело поэтического ‘пе-
ревода становится в наших условиях го*
сударственным делом. Дни армянской
декады, обсуждение Антологии армянской ^
поэзии. приближающиеся. юбилеи’ Навоя,
Низами и Махтум-Кули побуждают Hao
возобновить прерванный разговор о пере-
водах и провести его на высоком и прин
ципиальном уровне.
Думаем, что Союз писателей поможет
пам этот уже начатый ‘разговор развер-
нуть в большую творческую беседу, в уб-
пехе которой заинтересованы все без ис-
ключения писатели всех советских наро“
дов.
СИРАС
Новый роман армянского- писателя Сираса
социалистической
‚ : значительную тему
отношений в быту, в советской
AWA MH T
«Анаит» поднимает
морали, становления Яовых .
семье. В своем романе Сирас показывает
те испытания и трудности, через которые пришлось пройти героине ро-
мана Анаит в борьбе за советскую семью, семью, лишенную лицемерия и
собственнического эгоизма, семью, в которой люди связаны равноправным
содружеством и взаимным пони
манием. Сирас показывает взаимоотноше-
ния своих героев в неотрывной евязи с тем огромным созидательным
` процессом, который происходит в нашей стране.
Ереванская крепость распростерлась на
Земле, как дряхлый коршун c разбитым
крылом. Померкшими глазами смотрит она
на окружающее. беспомощно вонзив B
землю свои отупевтие когти, и дышит
тлубоко и тяжело, как осужденное на
смерть чудовище.
Было утро. Мушег вместе с группой
рабочих. шел. на субботник. Дорога вела
к крепости, у подножья которой вот уже
целый год шла кипучая работа — меня-
ли течение Зангу. Земля, веками изны-
вавшая от жажды, должна была получить
живительную влагу.
Гигантская скала была уже рассечена,
но, подобно’ раненому зверю, продолжала
угрожать разинутой пастью. Вершина Ара-
pata сверкала под лучами восходящего
солнца, и блеск снега наполнял прозрач-
ным светом всю араратскую долину.
Мушег вместе с мастером Айро, Вазге-
ном и Наташей возглавляли шествие. Прой-
дя значительное расстояние, они“ увиде-
ли, что навстречу им идет большая груп-.
па, людей. Это были колхозники из Чора-
геха, тоже направлявшиеся на субботник.
06а отряда встретились у подножья ска-
лы. Здесь были и председатель сельсовета
Саке, и рабочие совхоза Аваг и Шабо,
мать Авага — Реан, девушка-колхозница
Хасе и многие другие.
Встреча воодушевила всех. Саке горя-
чо пожал руки Мушега и Айро. Мушег ©
улыбкой обратился к Авату. ;
— Ну, Аваг, пришло время повернуть
Зангу.
— Пришло, — весело ответил Аваг.
— Народу-то сколько! — по-детски
восторженно сказал Мушег.
Тем временем рабочие, разбившиеь на
группы, ‘растянулись вдоль ущелья. Все
были вооружены кирками и лопатами.
Через несколько минут закипела работа.
Лопаты и кирки яростно вонзались в
грудь скалы, отрывая каждый раз добы-
чу. Вазалось, что люди нашли, наконец,
то легендарное чудовище, которое засело
У их родника, лишая их солнца и воды;
и, тоскуя по солнцу и воде, они ожесто-
ченно сыпали удары на тело чудовища,
чтобы растерзать его на куски и открыть
доступ к источникам.
Мушег непрерывно переходил от одного
звена к другому, отдавал указания, про-
верял годность инструмента и, удовлетво-
ренный, возвращался на свое место. Кирка
мелькала в его руках, энергично вонзаясь
в крепкие бока скалы. Лицо Мушега за-
румянилось от волнения, л0б покрылся
потом; он работал в труппе, где были
Айро, Вазген, Саке и Наташа. Наташа по-
глядывала на Мушега с лукавой улыбкой,
Мушег был сегодня любезнее с ней, чем
обычно, так Kak она всячески старалась
не отставать от других. Затянув на себе
кожаный пояс, она выгребала землю из
канав.
— Айро, Саке, нельзя так перегружать
тачку, — обратился Мушег к мастеру
Айро и председателю сельсовета. Напря-
rasch изо всех сил, Айро и Саке пыта-
лись едвинуть © места огромную тачку,
нагруженную тяжелыми камнями. —
Полегче, ‘& то устанете скоро. — Наташа
бросила свою лопату и подбежала к ним
на помощь. Вазген последовал за ней, но
Айро сердито махнул на них рукой.
— Tyre вам! Спину надорвете...
— Осторожнее, отойдите, — донесся
до них чей-то крик, и одновременно про-
звучал сигнал. Рабочие выскакивали из
канав с лопатами и кирками и отбегали
подальше от скалы. Динамит должен
был взорвать новые пласты. Все, затаив
дыхание, ждали взрыва. Через несколько
минут оглушительный трохот потряс воз-
дух. За первым взрывом последовал вто-
рой, третий, и обломки гигантской скалы,
подобно каменным снарялам, разлетелись
во все стороны.
Огромные столбы дыма взметнулись в
воздух. Постепенно пыль рассеивалась, и
уже можно было различить израненную
скалу с раздробленной сердцевиной. Вооду-
шевление охватило рабочих при виде по-
верженной громады. Оживленно перегова-
риваясь, люди возвращались на свои ме-
ста. Теперь предстояло очистить канаву
от обломков скалы. Аваг и Шабо уже
взялись было за лопаты, но их остановил
крик Мушега.
Отрывок из романа
Один из основных узловых моментов в романе — строительство вод-
ного канала, который должен оросить засушливые земельные простран-
` ства около Еревана. Колхозники, рабочие совхозе и ереванского машино-
строительного завода деятельно помогают строительству канала. В от-
рывке, который мы печатаем,
дана сцена субботника; в нем показаны
воодушевление и героизм советских людей, изменяющих лицо родной
земли.
— Назад,
зывал на огромную каменную глыбу, по-
висшую у края скалы.
— Может сорваться каждую минуту.
шег.
— Заложить динамит?
ки. — Глыба шаткая, может рухнуть.
она сама отвалится.
зал инженер. — Несколько
ударов
глыбе, и она разлетится.
сил Аваг.
— Нужно спуститься сверху по ве-
ревке.
— По веревке? Сверху? — Люди мол-
ча глядели на огромную скалу и пред-
ставляли себе состояние смельчака, спу-
скающегося°по веревке.
Молчал и Аваг, подавленный общей не-
решительностью.
— А ну, кто из вас самый ловкий? —
спросил инженер.
Дайте, я попробую, — решительно
сказал старик Айро. — Память обо мне
сберегите, если что случится!
— Нет, старик! Не позорь ты уж нае
молодых, — вмешался Аваг и оттолкнул
Айро. — Я должен сам разбить эту ка-
менную махину.
Реан и Хасе с тревогой ‘смотрели © na
Авага. `Шабо хотел что-то сказать, но
было уже поздно. Схватив веревку, Аваг
быстро побежал к скале. Люди напряжен-
но ждали. Векоре на краю обрыва показа-
лась чья-то фигура. Все знали, что ato—
Аваг. Вот он спустил ногу, сбросил ве-
ревку и, наклонив голову, начал сползать
вниз. Лом торчал у него за поясом. Тре-
вожные мысли мелькали у всех, но вы-
сказать их велух никто не решался.
Наташа боязливо прижалась к Мушегу.
—3а какое опасное дело он взялея, когда
же он спустится вниз, — шептала она. —
Но Мушег не слушал ее. Он жадно сле-
дил 38 каждым движением Авага.
берегитесь! — Мушег ука-
— Что же делать? — спросил Айро.
— Нужно столкнуть, — ответил Му-
— Her, — возразил инженер строй-
— Есть очень простой выход, — ска-
по оттолкнувшись от
— Ho как подобраться к ней?—спро-
В напряженной тишине особенно отчет
ливо прозвучал первый удар. Все облег-
ченно вздохнули. Аваг добрался уже №
вершины скалы. Tox ударами ero лома
яростно о0сыпались камни. Глухой пи
каменной лавины доносилея до стоявших
внизу людей.
Через несколько минут Аваг закончит
работу и стал осторожно спускаться. Ви».
но было, как он нащунывает ногой усту-
— Вак же быть? — раздались недо- пы скалы, равномерно подтягивая толстую
умевающие голоса. Не ждать же, пока веревку. Вдруг Аваг остановилея. Видимо,
веревка зацепилась 33 что-то, и тянуть
дальше было опасно. Аваг оглянулся’ и,
скалы, стремительео
бросился вниз.
На лицах Pean и Хасе застыл ужас.
Веревка раскачивалась в воздухе. Asaf
нытался ногой опереться о выступ скалы
и, наконец, с трудом удержался о крзй
одной из них. Теперь он был на рабстоя
нии трех метров от земли,
Веревки больше нехватало. Mymer, At
ро и несколько рабочих подбежали к Ca
мому полножью скалы.
— Аваг, Аваг, прыгай прямо к нам ва
руки, — ‘кричали они.
Авага свалилась шапка, и Pean ysl
дела на лбу сына знакомый @ детства
шрам. Сердце ee больно сжалось. — Аваг,
ваг, — тоскливо повторяла она. —
Аваг нерешительно посматривал вниз. -
— Прыгай, —услышал он звонкий гол
Хасе. И он прозвучал для Авага особенно
нежно и бодряще.
Аваг отвязал от пояса веревку и прыг.
нул на. руки рабочим. Одной ногой of
задел за плечо Мушега и каблуком pas0)-
вал ему рукав. Рабочие окружили Ава
и шумно выражали ему свое одобрение.
— Молодец, сынок, молодеп, — pact
роганно говорил Айро. — Не посрами
молодежь.
Реан обняла сына и крепко прижал
его к себе. Запыленной и немного дрояа-
щей рукой Аваг гладил плечи матери.
есколько минут они так и простояли, 1
отрываясь друг от друга.
то знает, о чем думала старая Ре,
глядя в черные упрямые глаза сына.
4
ост бо тори оке Бр а neue eo tee) late dec ek enti ie 2 ‘Ба de een aie НЫ ee a” Soe ie
а А, о а