стово

Удачи поэта   дей, - вот главные мотивы стихов из раз- дела «Север мой». Вера СМИРНОВА врага: И за мертвым морем тупдры Откликаются ущелья. Люди покилают чумы, Люди входят во дворцы. Из глубин земных и темных Ты внесешь в свое жилище, Может, проще, чем синицу, И жар-птицу и зарю! Свое давнее неравнодушие к нашему Се- веру, к его природе, к его новым городам и мужественным людям поэту довелось как бы утвердить и в своем сердце, и в сознании читателей фактом непосредст- венного участия в героическом походе Красной Армии. Находясь в красноармей- ской среде, поэт написал сильные, глу- боко патриотические стихи. В этих сти- хах Решетов заново увидел и воссоздал суровый северный пейзаж. Борьба и с природой и с врагом раскрыла перед по- этом богатство душевных и физических качеств воинов нашей родины, «героев северных побед», которые прошли по ска- листым горам северной Финляндии, побе- див и дикую природу и вооруженного Ваш неожиданный удар был громким. Друзей, как солнцем, осветили вы, Суворова свободныю потомки. Простые парни в шлемах боевых. («Шедшим на Петсамо из Титовки»). Переживания волнующего большого смы- сла ярко выступают в ясных, илущих от души стихотворениях: «Из новогодней дивизионной газеты», «Герои», «Полковая песня», «Шедшим на Петсамо из Титов- ки», «Песня о великом городе», «Озер- ный край». Эти стихи отличаются от во- енных стихов многих авторов тем, что они органичны для Решетова: знакомое читателям лирическое дарование поэта проявилось здесь наиболее ярко. Недаром эти стихи так естественно вошли в раз- дел старых и новых северных стихов. Несколько вещей в «Избранных сти- хах» А. Решетова нам представляются слабыми на фоне настоящих удач. Блед- нее других стихи: «Вот припомни простую осень», «Об этом сказали сердца», «Моло- дая золотая» Итак, Решетов определился как поэт- реалист, поэт-лирик. Мне еще бы годов десяток Так ходить вдоль морей и рек, Чтобы сон был случайный сладок И случайный хорош ночлог. Это «Желание» свидетельствует о мо- лодости поэта, о его стремлении к боль- шой жизни, явившейся источником его лучших стихов.

 1

Прошлое и драматургии Армении Прошлое и настоящее армянской драма- тургии осветил в своем докладе во Все- российском театральном обществе в кругу театроведов и писателей проф. Г. Абов. - История драматургии Армении, - сказал он, - как и история всей армян- ской литературы, уходит корнями в глу- бокую древность. Наибольшего развития она достигла в середине XIX века, когда появились пьесы целой плеяды писателей во главе с крупным театральным деятелем и известным драматургом Г. Сундукяном, а вслед за ним классиком армянской дра- мы А. Ширванзаде. Сатирическая коме- дия Сундукяна «Хатабала», изображаю- щая борьбу передовой интеллигенции с косными обычаями и нравами купеческой среды, и социальная драма Ширванзаде «Из-за чести» будут показаны в Москве в дни гастролей театра им. Сундукяна. В советской драматургии активно про- должает работать снискавший популяр- ность своими пьесами еще до революции Дереник Демирчян. За годы советской власти он дал немало произведений, раз- носторонних по своей тематике. Неизмен- ным успехом у зрителей пользуются его комедия «Храбрый Назар» и историческая пьеса «Страна родная». Одним из крупных представителей стар- шего поколения армянских дряматургов является Анушаван Вартанян. В прош- лом рабочий-кожевенник, активный участ- ник революционного движения, он еще в 1905 г. написал пьесу «Забастовка» В на- ши дни темой его произведений, в част- ности, «На посту» и новой пьесы «На берегу Аракса», стала гражданская война и защита границ Советской Армении. Прекрасную традицию старого театра продолжают, активно работая в драматур- гии, и деятели театра. Лауреат Сталин- ской премии народный артист Армянской ССР Вагарш Вагаршян написал пьесу о гражданской войне «В кольце», правдиво изображающую борьбу в тылу у дашна- ков. Известны его пьеса «Нефть», показы- вающая бакинское большевистское подпо- лье, и переведенная на русский язык пьеса «Давид Сасунский» (по мотивам на- родного эпоса). Автором интересных пьес является также ведущий армянский ре- жиссер и народный артист республики Армен Гулакян. По-новому стремится осмыслить прош-

застоящееЯрмарка карикатур   раничился серией карикатур. выполнен- ных изобретательно и находчиво, Несмо- тря на явное увлечение литературной техникой, он нарисовал далеко не бес- страстные карикатуры. За ними стоят злость и страдание, вызванные вопиющи- ми несовершенствами мира, и жажда ра- дикальной и беспощадной переделки чело- веческих отношений тем более опти- мистическая жажда, что Ямпольский наш современник, и на трагедии старой жизни может смотреть ретроспективно. Но что такое карикатура в литерату- ре и какова ее роль? Литературная кари- катура это фельетон наилучшего ка- чества, Изобличая отдельное уродство че- ловека, она оставляет в тени все другие его черты, подчеркивая только это урод- ство, насмехаясь над ним, доводя его до степени нелепицы. Цель подобного нару- шения правдоподобности состоит в том, чтобы читатель легко разтлядел порок го- роя, только на нем одном сосрелоточив свое внимание. Карикатура, как правило, не живет долго. Она рассчитана на не- медленную действенную реакцию и бес- сильна оставить в душе читателя веч- ный след. Тем но менее агитационная роль карикатуры велика. Дозволено будет спросить: кого же аги- тируют карикатурные персонажи Лмполь- ского? Революция стерла черты знамени- той еврейской оседлости, над евреями не довлеют ни «правожительство», ни поли- пейский произвол, ни дубинки черной сот- ни. Нужна ли, в таком случае, «Лрмар- ка» Ямпольского? Нужна! Высмеивая, раздевая до-нага былых парьков жизни, она агитирует за новую жизнь, за нашу жизнь. напоминая о том, что наша жизнь не свалилась с неба, что капитализм, уродующий людей, не только жив за пре- делами нашей страны, но и вобружился до зубов, 3 Кого ни возьми: что за уродливые, e, жалко-смешные, отвратительные и не- правдоподобные люди! Пересказа здесь не- достаточно, нужны цитаты. Вот мадам Канарейка, вхожая в дом графини Бра- ницкой, разбогатевшая, разжиревшая дрянь, стыдящаяся своего еврейского про- исхождения, Она так разговаривает с бед- ной еврейкой, которую презирает: « Так в этом доме, - продолжала она, - не едят фаршированной рыбы. Вот! - указала она на поросенка, как бы призывая его в свидетели, и таким тоном, будто это она родила поросенка, она его придумала, и на поросенке она ведет в покои графини Браницкой и са- ма станет графиней. У нас друтой язык… И пусть нам в рот положат пе- реп, если люди интеллигентные говорят «сладко», мы тоже будем говорить «слал- ко», Вам же будет казаться сахар саха- ром и соль солью. Ну, как могу я с вами беседовать, окажите сами?» Спекулянт Дыхес созвал гостей, Гости подводят к нему своих детей, чтобы он оценил их таланты, ибо он «уже точно определял, кем будет ребенок: кантором или разбойником. первой скрипкой или водовозом». И в то время, как племян- ник тетки пел перед ним, ибо тетка хоте- ла пристроить племянника к Дыхесу, господин Дыхес закричал: «- Ай-яй-яй! Тотчас все забеспокоились: - Слишком громкая нота, - сказали одни. - Наоборот, слишком слабая, -- гово- рили другие. -Ай-яй-яй. повторил господин Дыхес и, показывая на пятку, засмеялся. Выяснилось, что господина Дыхеса шекот- нуло в пятке». и Гости Дыхеса даны в том же плане шумного и пестрого гротеска: «Гости шли и шли: богатый Гоникштейн, и Зюсман, и Эфраим. все самые хорошие фами- лии, и Пискун, который тоже считал себя хорошей фамилией; мадам Пури - дама с костлявой шеей и подбородком, как лопата, и мадам Тури с жирной шеей тройным подбородком, и одна желалa смерти другой… и одна готова разорвать

Александр Решетов известен читегелям, как поэт-лирик. Книга его «Избранные стихи», обединившая лучшие стихотво- рения последних лет, в том числе и но- вые северные и фронтовые стихи, дает богатый материал для серьезного разгово- ра о поэте. В то же время творчество Решетова по непонятным причинам почти «не тронуто» нашей критикой. Вот по- чему хочется полным голосом сказать о незаурядных достоинствах его поэзии. С принципиальностью и упорством по- эт утверждает свое искусство: Привет тебе, земля-отрада, Как счастлив, что твою красу Сквозь все невзгоды и преграды Я незалятнанной несу. («Письмо из деревни»).

другую», «И сводня выдавала себя за пе- каршу, а пекарша за кондитершу, а кон- дитерша за музыкантшу, а музыкантша и сама не знала, за кого себя выдать». Какой перекособоченный, искаженный мир, какие смещенные плоскости, какие изломанные перспективы -- геометрия жизни, вышедшая из подчинения форму- лам! Порою жизнь эта наломинает эстра- ду, где люди говорят языком анекдота: никто слова не молвит в простоте, а все с ужимочкой, с юмористикой, не всегда высокого свойства. Даже в семье коваля Давида, одного из немногих, которых ав- тор любит, говорят стилизованным под местечковый языком. Есть ли пределы условности, которых не следует перехо- не глубока. дить даже в карикатуре? Нам думается, что такие пределы обязательно должны быть. иначе карикатура отрывается от жизни и обращается в некую абстрак- цию, С В. Ямпольским это случается не часто, и все же порой гротесковая ли- ния становится для него самоцелью и уже неспособна передать черты живого че- ловека, Такими абстрагированными полу- чились у него старичок из салона мадам Канарейки, госпожа Гулька и эпизодиче- ские лица - торгаи на ярмарке. Но основные персонажи - тетка, го- родовой Бульба и жена его Бульбиха, си- нагогальный служка Бен-Зхарья и в осо- бенности сам виновник всех происшествий в повести, мальчик, от лица которого ве- дется рассказ, умно и тонко написаны в границах узкого гротескового жанра. Понятно, нужно пожалеть о том, что рас- сказ ведется от лица этого маленького философа: в детский мир его восприя- тий насильственно введены восприятия взрослого, Это уже совсем лишшяя ус- ловность, никаким жанром не диктуемая. И все-таки жалко, что талантливые карикатуры Ямпольского - только ка- рикатуры, жизнь которых литературно эффектна, но, по самой природе жанра, 4

Павел Иванович Чичиков ездит из по- местья в поместье николаевской Руси вы- полняя свой фантастичеси план обога щения, Им движет корысть, У тетки из «Ярмарки» Б Ямпольского пели более скромные: ей нужно где-нибудь и как- нибудь пристроить мальчишку-племянни- ка, обузу нищенской местечковой семьи, И подобно тому, как Чичиков посещал помещиков, чтобы скупать мертвые души, еврейская тетка посещает сильных людей местечкового мира, чтобы продать труд ребенка, Павел Иванович, будучи актером в жизни и ловцом человеческих душ, лов- ко приспособлялся к темпераменту своих жертв: с Маниловым он был сладок, как сахар, с Ноздревым держался рубахой- парнем, на Коробочку начальственно по- крикивал. У тетки из «Ярмарки», простой местечковой еврейки, знающей, почем пуд лиха, одно оружие: прямолинейная, бессовестная, жалкая лесть. Подлая жизнь! Тяжелы ее жернова пе- ремалывающие в песок человеческое до- стоинство утнетенных! Царский режим. символом которого в повести является го- родовой Бульба, лихоимец, притеснитель пьяница и самодур, дорел эту женщину до такого страшного попрания гордости. Она продает мальчика точно так же, как мелкие торгаши на ярмарке продают свой грошовый товар. Она готова продать его любому хозяину: труженику-кузнецу, со- держательнице публичного дома, ювелиру или зеленщику, богачу-спекулянту или ярмарочному факиру, Кому угодно и за какую угодно цену. Госпоже Гульке угодно думать, что этот мальчик даже не мальчик, а «фу», И тетка говорит льстиво: «Он эпает, что он «фу», он не имеет о себе понятия». Фокуснику Хаскеле нужны мальчики идиотики, сопатые, горбатые, карлики, И тетка кричит в отчаянии: «Он же зеле- ный! И его можно показывать, и все бу- дут уливляться!» «Он может икать!» Бакалейщик заподозрил, что мальчик тай- ком попробовал варенья и оттого у него красный язык. И тетка в исступлении кричит: «У ребенка всегда такой язык, у папы его такой язык, у дедушки был такой язык, даже у меня, далекой род- ственницы, тоже такой язык, у нас у всех такой язык». Тетка из «Ярмарки»жертва жестоких условий жизни, политических, социаль- ных и национальных, в которых еврей- ский народ прозябал до революции. Павел Иванович Чичиков тоже жертва политического и социального режима, жертва среды, в которой задают тон Со- бакевичи и Ноздревы; но если тетка из повести действует своей жалкой ле- стью, то Чичиков действует, как хищник, в полном согласии с волчьим законом жизни, которому научен сызмала в цар- стве свиных рыл. Таким образом, не составляет труда отыскать литературные корни, из кото- рых выросла «Ярмарка», повесть, несо- мненно, яркая и свежая, изобличающая в авторе своеобразную талантливость. Ана- логия с «Мертвыми душами» напраши- вается сама собою. Сходство не только внешнее. Сходны, при всей несоизмери- мости дарований, и способ видеть мир, угол зрения на мир, отношение к образу, как к оружию сатирического воздействия. 2

Среди последних стихотворений Реше- това мы не найдем поэтических программ и деклараций. Но читателю нетрудно по- чувствовать реалистическое, глубоко жиз- ненное начало его поэтического направ- Характерно в этом отношении стихотво- рение «Чапыгин». Неторопливый и простой, как пахарь, Как отдыхающий мастеровой. - писатель А. II. Чапыгин «создатель неподвластных смерти книг» изображается здесь в подробностях его быта, подчинен- ного великому и трудному искусству. В то же время полновесные, содержательные и горячие строки этого стихотворения убе- дительней ученых исследований определя- ют историческое значение творчества Ча- пыгина: Сороки милые напомнят сроки. Старик сидит, страницы вороша. И все познав, такие строит строки. В которых вековать тебе. душа. - Тебе, душа богатыря-народа, Из века в век пребудь в живых, краса, Как мудрость греков в слове Гезиода, Как древний месяц в тихих небесах. Ассоциация с древнегреческим поэтом крестьянином Гезиодом, столь уместная в стихах о «мастеровом и пахаре» Чапы- гине, заставляет жить значительной жизнью выбранные поэтом детали из бы- та этого огромного художника. Хорошее чувство русской народной речи, умение не навязчиво, а естественно, живо свя- зать темы нашей советской действитель- ности с историческим прошлым - вотот- личительные черты реалистического твор- чества А. Решетова. В стихотворениях Решетова, в большин- стве коротких и лирических, прочно жи- вут строго отобранные детали внешнего мира. С большим настроением в стихотворении «Вечером на детской даче» поэт дает де- тали детского мира, обитатели которого уже спят, «дыша всем счастьем детства»; Или: Неслышно по двору иду. Его площадка так просторна! Вот вижу на песке звезду С лучами ровными из дерна. Со слепков глиняных, ярки, Глядят росинки огоньками, Как грустны домики, зверьки, Покинутые их творцами! Дальний дым не синее сосен, В крупных звездах речное дно… Золотые дубы под осень Жолудями стучат в окно. («Желание»).

ления.

евреи». Жалко потому, что в Ямпольском-бел- летристе заложены большие возможности, и сила воздействия карикатуры не удо- влетворяет самого автора. Ямпольский ищет выхода на глубокие места литера- туры, Он чувствует, что его ярмарочные персонажи сами по себе бессильны пере- дать основную тему повести -- тему, ко- торую можно сформулировать, как траге- дию еврейского народа. «Ярмарка» не была бы произведением советской лите- ратуры, если бы эту тему автор ощущал только как национальную, а не социаль- ную тоже. Эту тему он дает в лоб, прибегая к лирико-патетическому отступлению. Вне жанрового и композиционного строя пове- сти отступление звучит сильно, несмотря на свой библейский синтаксис. Оно на- писано с душевным подемом. Евреш «ждали обешанного золотого века. когда волк будет лежать вместе с ягненком, и барс будет лежать около козленка, и ма- ленький мальчик будет стеречь их… Но пока они молились, золото сделало мно- гих из них хозяевами - и рабы у них-- Дальше Ямпюльский развивает эту те- му. Все с той же прямотой он вклады- вает ее в уста старика Урии и ку- старя Иекеле. рассказывающих сказки. Урия рассказывает о юдоли еврейской бедноты: «…несчастье, куда ты идешь? к бедняку. Когда несчастье идет к бед- няку, никто ему дорогу не перебежит, за- крыты все окна и двери, все мертвы, один бедняк жив». А Иекеле говорит о Стране счастья. Там «по всей стране на верблюде разезжает старик в высокой шапке и показывает бутылочку со сле- зами: это сто лет назад один человек плакал в этой страпе». Трогательная надежда измученного ев- рея, поведанная под буханье молота ко- валя Давида! В этом символе легко рас- крыть идейный замысел своеобразной, но художественно противоречивой повести. Да, все-таки жалко, что талантливые ка- рикатуры Ямпольского --- только карика- туры, и подлинный глубокий замысел про- является не благодаря им, а обходя их!

лое страны молодой драматург Л. Микае- ПО ЛЕРМОНТОВСКИМ МЕСТАМ  лян в своих исторических пьесах «Гош» (XI век) и «Вараздат» (V век). Интересными современными произведе- ниями следует признать драму «Слепой музыкант» Кочяра - из жизни молодых ученых и советскую комедию «Пусть рас- кроются розы» Худавердяна и Ацагор- цяна. После доклада т. Абова состоялся ожив- ленный обмен мнений. С большим вни- манием было выслушано выступление Дереника Демирчяна, поставившего вопрос об исключительной роли переводов пьес с национальных языков.





Понятно, целью нашей аналогии вовсе не является стремление доказать, что Го- голь писал лучше Ямпольского; такое за- нятие было бы мало продуктивным. Ин- тересно другое: следуя литературному ме- тоду Гоголя, Ямпольский, в решении об- разов своих героев, остановился на пол- дороге. В царстве «Мертвых душ» живут поистине страшные образы, построенные на преувеличении человеческих (социаль- ных) пороков и косности, на сведении этих пороков в символы огромной сатири- ческой силы. Ямпольский, как явный ученик Гоголя, оже потянулся за гиперболой и… осту- пился, Не поднявшись до сатиры, он ог- Б. Ямпольский. «Ярмарка», Повесть. «Красная новь» № 3. 1941 г.

Стихи Решетова, несмотря на его при- страстие к предметным деталям, эмоцио- нально собраны и ясны. Эти качества мы найдем в стихотворениях: «Ястреб», «Бал- лада о свадьбе прадеда», «Апрель», «Пись- мо из деревни», «Послесловие к легенде «Аист», в охотничьих стихах, в стихо- творных портретах «Русой бригадирши со «Светланы», артистки Корчагиной-Алек- сандровской и особенно в северных и фронтовых стихах. Тонкий рисунок богатой и суровой се- верной природы, быт коренных обитателей тундры Саами, мужество советских лю- Ал. Решетов. «Избранные стихи». Гос- литиздат, 1940 г.

Середниково жил поэт. 

(Моск. обл.). Усадьба Стопыпина; парк, прилегающий к дому, где Зарисовка с натуры художника А. Н. Рудович. Подражание, влияние, заимствование? Нет, это перекличка равных. Можно при- вести другой классический случай - с Пушкиным же. Великолепный пушкинский «Золотой петушок», который российская цензура урезывала в виду чересчур явно- го «намека» на отечественные дела, ока- зался, несомненно, плодом позаимствова- ния из легенды Вашингтона Ирвинга. Но, узнав это, даже прочтя легенду Ирвинга, мы не испытываем никакого разочарова- ния; наоборот, нас еще более восхищает Пушкина: золотой петушок пуш- кинской сказки не тускнеет рядом с ре- личественным всадником ирвинговской ле- генды. Так, не разочаровывает нас «Огни- во» Андерсена, хотя мы чувствуем, что оно загорелось впервые от волшебной во- сточной «Лампы Алладина». На то и сказка, чтобы ее пересказывать! Пустьни- когда не иссякает река сказки, принимая в себя новые большие и малые ручьи, протекая по разным землям! Но бывает иногда, что большая река истощается, те- ряется в песках, превращается в едва заметный ручеек и, наконец, совсем вы- сыхает. По такой убывающей линии сказки идет, нам думается, вышеупомянутая три- логия о буратино. Стоит сравнить стиль всех трех сказок. УКоллодикнига начинается так: «Мазст- ро Чиледжа, плотник, нашел полено, ко- торое плакало и смеялось как ребенока это заголовок. И дальше - очень сказоч- но: «жил-был… король!» - скажут сейчас же мои маленькие читатели. Нет, дети мои, вы ошиблись. Жил-был… кусок де рева. Это было не какое-нибудь редкое дерево, но простое полено, которое обык- новенно зимой бросают в печку и в ка- мин, чтоб развести огонь и согреть ком- нату». (Цитирую по рукописи нового, кстати сказать, очень хорошего перевода М. Г. Сергеева, предназначенного для Дет- издата). А. Толстого: «Столяру Джузенпе по- палось под руку полено, которое пищало человеческим голосом» - и дальше: «Дав- ным-давно в городке на берегу Средизем- ного моря жил старый столяр Джузеппе, по прозванию Сизый Нос. Однажды ему попалось под руку полено, обыкновенное полено для топки очага в зимнее время». У Данько: «Жил-был на свете старый шарманщик… Вот вырезал он себе из по- лена деревянного мальчика и назвал его своим сыночком Буратино… В том же городе жил богатый-пребогатый синьорКа- рабас-Барабас Огромная Борода - хозяин кукольного театра… Это было в Тарабар-

им вздумается, и никто им не смеет пе- териалу. Как бы для того, чтобы пара-  лизовать действие «жестокостей» Коллоди, Толстой с явным удовольствием расска- вывает всякую неаппетитную и неэстети- ческую чепуху: «Серьезные муравьи не спеша залезали в ноздри и там пускали ядовитую муравьиную кислоту», «Жуже- лицы и жуки кусали за пупок», «Жабы держали наготове двух ужей, готовых умереть геройской смертью», «Старый сле- пой уж бросился головой вперед ему в глотку и винтом пролез в пищевод». Тол- стой откровенно потешается. Но, думает- ся нам, ирония его гораздо лучше дохо- дит там, где он говорит, что Пьеро, «ког- да заяц уставал и садился… целовал его лобик», или, когда Карабас обещает встать «на колени перед самым малень- ким лягушонком», только бы жабы доста- ли ему золотой ключик. Книжка Толстого - откровенная ве- селая пародия … для автора и для тех, кто читал «Пиноккио», для прочих - просто смешные занимательные приклю- чения. Сказка здесь - итривый ручеек, мелькающий то здесь, то там, который только украшает и через который нетер- пеливый маленький читатель может пере- скочить, не задерживаясь и не заметив его. Зато после иронической, озорной, как очередная проделка Буратино, книжки Толстого, какой комически неленой кажет- ся попытка Данько взять «Золотой клю- чик» всерьез и построить на нем добро- детельную и благочинную сказку, да еще «идеологически выдержанную». Поистине, какая героическая наивность и полное не- понимание природы сказки. ных роз». На первых же страницах Данько при- водит сказку в пустой и унылый буфет, где «сонная буфетчица за прилавком вы- тирала стаканы и лениво била мух мок- рым полотенцем», а «в стене была ма- ленькая дверца с большой надписью: «Посторонним вход воспрещается». И мы настолько чувствуем себя в атмосфере ка- кой-то дореволюционной захолустной же- лезнодорожной станции, что отказываемся верить, будто мы в Ленинграде, в ку- кольном театре, и нас уже не веселит, что ученый пудель покупает бутерброды для деревянных артистов, мы отворачи- ваемся, как папа Карло, от готоля-моголя из розовых лепестков, которым теперь угощает нас по рецепту Данько Бурати- но, И хотя у Данько читателю, который «превратился в писателя», предоставлены все удобства - кресло, чистая тетрадка, вечное золотое перышко, мы уже чув- ствуем, что здесь готовится «торт из чай- речить»… Сказка «усыхает» на глазах. Но, если в нарочито грубоватом тоне Толстого, раз- рушившем медлительное и плавное тече- ние старой сказки, мы чувствуем сразу веселую каверзу, то сладкая серьезность Данько и аккуратная с места в карьер расстановка сил заставляют нас с первых же страниц насторожиться. И недаром. Сказка Коллоди, нестерпимая сейчасдля ресная до сих пор в части «приключе- ний», по существу, жестокая и невеселая книга. Но это книга о воспитании, о том, что для того, чтоб сделаться человеком, палоротерея иичи болв лых испытаний. Никакие наставления, предупреждения, предостережения, ника- кая школа не могут помочь ребенку. Ре- бенок следует не поучениям, а своим вле- чениям … дурным и хорошим. Ему пред- стоит испытание жизнью - в «странеду- раков» и в «стране лентяев», в грязном болоте и в бурном море, в зубах соба- ки и в руках злых товарищей, «Школа жизни», которую проходит бедный дере- вянный мальчик, - мрачная и жестокая, оттого таким невероятным кажется благо- получный конец, когда Пиноккио стано- вится человеком. У Коллоди это не тра- диционный счастливый сказочный конец, а завершение главной мысли, может быть, и не вытекающей из всего повествования, В «продолжениях» сказка становится мельче по мысли, Книжка Толстого - то- же книга а воспитании, но ироническая. Пересказав почти слово в слово всю первую часть о рождении Буратино, он, естественно, отбросил всю дидактику и откровенно сделал книгу приключенческой. Вместо желания сделаться человеком, сказку ведет у Толстого борьба за золотой ключик. Книга для современного читателя выиг- рала в стремительности, но ирония не ос- тавила места для большой утверждающей мысли, И образ героя книги совершенню изменился. Старинная итальянская дере- вянная кукла приобрела какие-то местные черты российского Тома Сойера, живого озорника-мальчишки, у которого речь из- обилует весьма знакомыми современным нашим школьникам выражениями. Бура- тино говорит: «У нее бзик (?!) в голове», «Никакой паники», «Наших бьют!», «Вот так влип», «Пьеро, катись к озеру, прине- си воды», «Наладить такой шишкой по голове - так ой-ой!». Это смешение: «Синьоры, чирий мне на язык, прострел в поясницу» - озорное, нарочитое, чтоб подчеркнуть ироническое отношение к ма-   

Еще в театральном варианте «Золотого ключика» куклы-актеры, спасаясь от Ка- рабаса-Барабаса, убегали в потайную дверцу, открытую золотым ключиком, и попадали на сцену советского театра. Данько рассказывает историю этого по- падания подробно: как тарабарский ко- роль запретил смех, и куклы стали без- работными, как Карабас-Барабас давал па- не Карло взятку, чтоб он только отдал ему кукол, как куклы искали счастья для заболевшего папы, как на пароходе, уво- зившем явно испанских ребят в явно со- ветскую страну, поехала в Ленинград Мальвина, как остальные полетели за нею на самолете, а за ними Карабас с Лисой, в качестве секретарши, как в Ленинграде эти «гидры капитала» вели себя подозри- тельно и были на замечании у милицио- нера. В конце концов, все старые герои встре- тились в ленинерадском Дворце пионеров на кукольном спектакле, причем Карабас немедленно сам обнаружил свои классо- во-неподходящие признаки, а Лису разоб- лачила дрессированная овчарка. «Тури- сты» были отправлены в Тарабарскую страну, а куклы остались играть во Двор- це пионеров. Что хотела сказать Данько этой своей книжкой? Буратино почти незаметен в ней, стал тихонький, неинтересный, а Мальвина и Пьеро такие же, как прежде, и их тоже не видно в книжке. Героем сказки стал у Данько Карабас-Барабас,но герой он неинтересный, более деревянный, чем его куклы, крашеный одной краской и никому не страшный. Для чего же рассказывала Данько свое «продолжение»? Ради чего понадобилось хрупкую сказ- ку сажать на испанский пароход, на самолет, вселять в обыкновенную кварти- ру ленинградской старушки, вести в ленинградский Дворец пионеров, если эта сказка не смогла ничего преобразить, ни- чего не осветила, никаких чудес не от- крыла, ничем новым не порадовала? Мы склонны думать, что дело в том, что книга эта написана «в тетрадку золо- тым перышком, пока куклы угощались яблоками и виноградом, а пудель Артемон посасывал косточку». Нет здесь ни большой мысли и фанта- стики Коллоди, ни озорной иронии Тол- стого, ни современной сказки только прилежная и привычная работа литера- тора. 3 Литературная газета № 21

высохшего русла историю деревянной куклы стали пока- зывать в детском театре и в кино, так что очень многие советские дети познако- мились с Буратино - кто в театре, кто в кино, кто, прочтя про него книжку.искусство Одна ленинградская писательница тоже прочла эту книжку «пять раз с начала и пять - с конца, три раза вдоль и два- поперек!» Она подумала, что, если совет- ские дети знают и любят Буратино, то межно продолжить это приятное энаком- ство. Она была очень добра и написала продолжение. не Эта третья (последняя ли?) книжка о Буратино вышла в 1941 году в ленинград- ском отделении Детиздата, и, собственно говоря, мы хотели поговорить о ней. Но, когда мы стали ее читать, нам сейчас же понадобилось заглянуть в предыдущую, а когда мы прочли ту, мы уже не могли прочесть, как говорят дети, «самую первую». И вот все три книжки лежат у нас на  столе: К. Коллоди «Приключения Пинок- кио», А. Толстой «Золотой ключик, или приключения Буратино» и Е. Данько «Побежденный Карабас». Мы знаем, что очень часто книги рож- дают книги. Существует, очевидно, какая- то единая литературная цепь, и искать недостающие звенья, вероятно, так же ин- тересно, как искать промежуточные фор- мы видов растений и животных в биюло- гии. Преемственность, влияния один из самых интересных вопросов литерату- роведения. Идеи, замыслы, техничесжие достижения отдельных писателей стано- вятся общим достоянием лигературы. Стремление дописать, развить продолжить, возразить так же естественно у литерато- ра, как продолжение научных поисков ученых всех времен новыми современны- ми исследователями. Лермонтовский «Пророк» написан, как прямое продолжение пушкинского, Одина- ковый размер, один и тот же словарь, один и тот же игифр. Но Пушкин в «Про- роке» дал образ поэта - в становлении, Лермонтов - в действии. Пушкин гово- рил о назначении поэта, Лермонтов - о горестной участи поэта, и в этом были и возражение, и поправка времени, и дру- гое мироощущение. Это очень любопытная история о том, как рождаются книги. Жил-был когда-то итальянский писатель. Он писал книги, и никто не хотел их чи- тать, поэтому писатель огорчался и счи- тал себя неудачником. Однажды он сидел с приятелем в таверне и, как все неудач- ники в мире, старался залить свое горе вином. - Что мне делать? - спрашивал он, и так как он, как всякий писатель, не мог сказать себе: не писать, то говорил горько: - «Как писать? О чем писать?»- И вдруг его тоскующий взор остановился на деревянной марионетке, висевшей на стене. … Напиши вот об этой кукле, - вос- кликнул тогда приятель, - и твоя книга прославит тебя на весь свет! Вероятно, приятель, как все приятели писателей в таких случаях, не думал всерьез того, что говорил, но неожиданно еказался пророком. Бедный неудачник долго смотрел на бу- ратино (так называлась эта кукла по- итальянски), что-то толкнулось у него в сердце, и, придя домой, он сел писать книгу о деревянном мальчике, который хотел стать человеком. Книга вышла в свет, сделалась любимицей итальянских детей и, действительно, прославила писа- теля. Она путешествовала по разным странам и явилась даже на далекий се- вер -- в Россию. Спустя много лет она попала в руки русскому мальчику, и деревянный герой ее пленил его воображение. Мальчик «…ча- сто рассказывал своим товарищам, девоч- кам и мальчикам, занимательные приклю- чения Буратино, Но так как книжка по- терялась, то… рассказывал каждый раз по-разному, выдумывал такие похождения, каких в кните совсем и не было». Потом этот мальчик вырос, написал много хоро- ших и разных книт и стал известным русским писателем. И вот однажды, ког- да его попросили написать что-нибудьдля детей, он вспомнил своего прежнего лю- бимца и в последний раз - уже на бу- маге - пересказал старую итальянскую сказку. Новая книжка о Буратино была напе- чатана во многих тысячах экземпляров, и,

кроме того, как теперь часто делается,  Что же такое лермонтовский «Пророж»?  ской стране, где богачи делают все, что