Я. ГУРВИЧ

 

 

_ Статья Ю. Юзовского «О старых и но-
вых друзьях» написана так легко, что ста-
новится почти  невесома. Эта легкость
формы здесь вполне уместна: она соответ-
‘ствует. и необременительной проблемке
статьи и той легкости, с которой критик
‘меняет старых друзей на новых.

С некоторых пор Юзовскому кажется,
что ему открылось самое главное в образе
современного молодого человека, а имен-
но... среднее образование.

Старые драматурги продолжают любо-
ваться «трепотней» девущек того типа, ко-
торых когда-то презрительно назвали
«фордиками», а молодые показали нам_в
своих пьесах нового интеллигентного мо:
лодого человека. Так взволновавшая Юзов-
ского эволюция заключается (по его теат-
ральным наблюдениям) в том, что Ha сме-
ну молодежи, из’яснявшейся без слов и ин-
тонаций «только жестами и междометия-
ми», пришла другая, выражающая себя <в
многочисленных намеках, интонациях и
жестах, в выхваченном из самой глубины
сердца взгляде, затаенной улыбке. Непри-

и сейчас. Тот же Страус и Штраус, те же
старые и новые драматурги, та
же проблема иннителлигентности. Именно
«Новогодняя ночь» Гладкова послужила
критику первым поводом для провозгла-
шения Новой струи в нашей драматургии
H противопоставления двух поколений мо-
лодежи в социалистическом обществе. При-
чем в этом случае те же доводы приводи-
лись не в защиту спектакля, а самой пьесы.
Что же это ‘за пьеса, которая нашла себе
столь ревностных защитников’ и столь дея-
тельных опекунов ее.-сценической судьбы?
Она стоит подробного изложения потому,
что именно .в ней, среди подзащитных пьёс
Юзовского, которые он, теперь забыв их
названия, называет «подобными», наиболее
заметно «прозвучало «новое» настроение и
пахнуло «новой» атмосферой.

Если в пьесе через каждое слово—мно-
готочие; а через каждые  два- пауза, то
знайте, перед вами—обольстительные сети
пошлости. Драматургу нечего сказать, и
вот на помощь приходят неясные намеки,
загадочные улыбки. несказанные слова, не-

метном или вовсе не сказанном слове...»
Итак, междометия сменились намеками,
жесты... жестами, а отсутствующие слова —
словами вовсе не сказанными. Однако у
«интеллигентов» все-таки остается в акти-
ве улыбка, взгляд и интонация.
Допустим на секунду, если это допуще-

доуменные поступки, многозначительные
взгляды при нечленораздельной речи, —
словом все те богатейшие средства
невыразительности, которые призваны без-
думие выдать за глубокомыслие, а мещан-

ство — за оригинальность и утонченность
дуиви.

ние выдержит столь долгий срок, чтолюди,
не окончившие средней школы, говорят
без интонаций, что им недоступны ни за-
таенные улыбки, ни взгляды, выхваченные
из самой глубины сердца.

Но какое, скажите на милость, все это
имеет отношение к литературе, к театру, к
писателю? Одну внешность этой интелли-
гентности, ее поверхность великолепно вос-
произведет простое зеркало и звукозапи-
сывающий аппарат. Для этого не нужны
ни старые, ни новые драматурги и всего
менее — критики.

Нам не довелось еще увидеть в театре
имени Ермоловой спектакль -«Старые дру-
зья», в котором, по общему признанию, ре-

В центре пьесы А. Гладкова, действие ко-
торой происходит на рубеже 194243 гг.—
20-летняя Ася. Вы помните тургеневскую
Асю, в душе которой безысходно теснятся
огромные силы? Так вот моя Ася, говориг
нам Гладков, подстать той. Она не. чета
сестре своей, Клаве, с ее грубой прозаиче-
ской любовью, с ее словечками ‹обхохота-
лась» и т. п. Ася любит «гордых и сме-
лых», ей нужно «все или ничего»; она —
ищущая, мятущаяся, неуловимая...

Впервые мы видим Асю, когда она, «до
смерти» голодная, садится обедать, но
вдруг застывает в раздумьи и бросает лож-
ку. Ей уже расхотелось есть. Это первое,
полное таинственной прелести противоре-

жиссер и актеры блеснули своими таланта-
мн. Но пьеса Малюгина, как литературное
произведение, на наш взгляд, не может
служить положительным поводом ‘для серь-
езного разговора о нашей молодежи и ее
образах в драматургии.

В «Старых друзьях» все—и события, и
время, и чувства принесены в жертву шут-
ке. Все как бы конферируют. Все обыгры-
вается каламбурами. Диалог течет легко, не
задерживаясь, ни одного душевного тормо-
жения, малейшие вспышки серьезного
сейчас же погашаются шутками, в кото-
рых выдыхается даже «первая любовь».
«Товарищи шутники», как они сами себя
называют, «в карман за словом не ноле-
зут», никому «в этом доме слова сказать
не дадут», и тараторят так, что ‹даже ску-
лы болят». Надо сказать, что в смешных
и подчас остроумных каламбурах автор
неистощим. Он, конечно, и сам пони-

чие, является камертоном ее сложной души.
В дальнейшем мы увидим это хватанье и
бросанье ложки во всех поступках Аси,
сейчас же она садится на диван и предается
серьезным занятиям: она хандрит, кроме
того, томится и, сверх этого, мается. На
очередной вопрос горячо любимого дедуш-
ки она отвечает: «А ну тебя! Все чего и
чего! И без тебя тошно!»

До войны Асе приглянулся Дмитрий Ша-
хов. Уезжая на фронт, Дима обещал Асе...
челый год не писать. Ровно через ‘год оп
напишет ей первое письмо. «Почему через
год»? «Так». Оригинально, не правда ли?
Есть в этом что-то новое, свежее для эпи-
столярной литературы влюбленных. Охота
получать шаблонные письма: жив, здоров.
То ли дело неизвестность! Может быть—
убит, может быть—ранен. Все покрыто
мраком интригующей тайны.

Итак, Ася в новогоднюю ночь одна. Но

мает «искусственную природу» своей
комедии, и герои его часто иронизируют
над своей холодной страстью «шутить и
век шутить», но все-таки надо сказать, что
при всех нюансах этой иронии за ней ни-
чего святого для товарищей шутников нет.

Пока эта ловкая словесная играз не Ka-
сается серьезных сторон жизни, она умест-
на и вызывает непринужденное веселье. Но

лед мороз посылает ей неизвестного майо-
ра. Они собираются вместе встретить Но-
вый год. В этой сцене Ася и произносит
свой философский монолог, и мы имеем
возможность вместе с майором оценить
сригинальность ее мыслей.

Оказывается, счастье вообще невозмож-
но. Нигде, никогда, ни при каких обстоя-
тельствах, потому что счастьем может ка-

заться только то, что уже прошло. До сих
пор вместе с автором другой «<Аси» мы
думали, что «у счастья нет завтрашнего
дня, нет и вчерашнего; оно не помнит про-
шедшего, не думает о будущем; у него
есть настоящее—и то не день, а мгнове-
ние». Но ведь это всего только истина, а
не новая, неожиданная мысль. То ли дело

стоит только развлекательной, беспретен-
циозной комедии подступиться к подлин-
ным чувствам, и тем более к праматиче-
ским событиям, как она становится бес-
тактной. Так воспринимаются в пьесе все
каламбуры, связанные с потерей руки на
фронте Шурой Зайцевым, искусственно
грубый юмор в сцене фотокорреспондента

с ленинградской девочкой-сиротой; так
воспринимаются вспомянутое в контексте
сплошной беспечной болтовни имя Зои
Космодемьянской и наконец тост`в память
погибшего на войне товарища— тост, ко-
торый прерывается возгласом одного ‘из
чутников: «Вперед через могилы, как ска-
зал один мудренц...». i

Но здесь нас интересует не только эта
пьеса, как частное явление, а, главным об-
разом, позиция Юзовского, подхватившего
и пропагандирующего какое-то новое про-
грессивное течение в нашей драматургии.

Как же выглядит в собственных глазах
Юзовского то, что он называет атмосф®-
рой интеллигентности? В пьесе Малюгина,
товорит Юзовский, нет ни идей, ни KOH-
фликтов, ни судеб; о вопросах, которые
она как будто поднимает, «не стоит серь-
езно говорить», и вообще кроме «интелли-
гентности» в ней ничего нет.

Но что это за интеллигентность, как та-
ковая, интеялигентность, отделенная от
мыслей, чувств, вопросов, от психологиче-
ской, от общественной жизни человека?
Что это за новый вид обезличенной, не-
одушевленной, пластически абстрактной

концепция Аси; жить тошно, противно;
когда это тошнотворное уходит в прошлое,
оно становится счастьем.. И так непре-
рывно.

Идейный фокус первого акта вызывает
у всех нас глубокую интроспекцию. Но
вдруг—звонок. Дед мороз удивительно
щедр в эту новогоднюю ночь. Оказывает-
ся, Дмитрий Шахов в Москве. Он ждет
Асю у себя дома и прислал за ней свою!
сестренку Галю. Как! Год не писал, а те-
перь вместо того, чтобы самому прибе-
жать, посылает за ней? Нет, Ася не только
любит гордых, она и сама горда. Но... Ася

‚ Не только горда, она еще ищущая, жажду-

щая. Чтобы выразить происходяшую в Асе
борьбу, автор привлекает все средства син-
тетического театра: «Пауза. Ася думает.
По радио звучит музыка... Несколько се-
кунд Ася стоит молча. Потом делает дви-
жение догнать ее (Галю). По радио лири-
ческая часть вальса переходит в бурную,
каскадную... Ася стремительно поворачи-
вается, делает несколько вальсовых дви-
жений, потом так же внезапно останавли-
вается...». И еше через минуту «вдруг сра-
зу бросается к шифоньерке... торопясь,

надевает шубку» и бежит. летит к свое-
му Диме, уснев находу получить у ошело-
мленного майора подарочек — трофейный

зрелости, как по научным, так`и по эстети-

интеллигентности? Сами по себе 0 sereni 
ческим дисциплинам, не кладут ножку на

ножку, не улыбаются затаенно, не целу-   перочинный ножик, На острие KoToporo
ются и не грустят. идет второй акт «Новогодней ночи».
С другой стороны, без. своих взглядов, Кстати сказать, музыкальная программа

вкусов, интересов, запросов и мечтаний не   Радиокомитета, повидимому, строится так,
живет на свете ни один человек, начиная   чтобы она всегда. синхронно совпадала с
от самого ничтожного н кончая самым до-   движениями души и тела Аси. Уследить за
стойным. Все, что мы в жизни приобрета-   этими внезапнымнУ стремительными двн-
ем, в том числе и культурные навыки, мы   жениями очень трудно. Мы чувствуем себя
воспринимаем комплексно, вбираем в в положении В. Синявского, передающего
свою личность, которая формируется, как   хол футбольного матча.

сплав из опыта, знаний и впечатлений всей Второй акт. Дмитрий Шахов сидит в
нашей жизни. Поэтому интеллигентность и  кресле, в полутьме, олинокий, всеми по-
ровно ничего больше для живого человека,   кинутый герой. Вдруг на пороге возникает
как для образа живого человека, есть   светлое видение. Это Ася. «Шубка ее за-

24
oa

’нонсенс. Присмотритесь к любой интелли-
гентности, и в каждой из них обнаружится
своя атмосфера. :

При ближайшем рассмотрении глазами
самого же Юзовского его «новые друзья»
‚ оказываются не столь уж безобидными,
оказывается, что «чудесная нота» пьесы,
заключающаяся в ее интеллигентности,
«если ее облюбовать», ведет в миниатюр-
ный мирок мелкого умничания, в тот теп-
ловато-интимный лиризм, от которого
«шаг-два, и уже донесется душный запах
мещанства». ..

«Но все это,—заканчивает автор, —только
предупреждение. Ибо начало прекрасно». ©

Прекрасное начало, от которого пита! -два
в душный мир мещанства, —какой прекрас-
ный конец просветительной статьи!

Он устраивает нас лишь тем, что под-
тверждает невозможность существования
обезличенной культуры. Но логика? Поче-,
му эта прекрасная нота, если ее облюбо-
вать, так сказать, самотеком несет нас к
пошлости, а’не к возвышенным чувствам?
Почему прекрасное начало в самом. себе
заключает тенденцию уродливого разви-
тия, а не прекрасного? Почему вместо
благословения оно требует предостереже-
ния? Чувствуется какой-то непрямой ход в
этой нескладице. Но здесь есть своя логи-
ка— логика компромисса. Все оговорки сде-
ланы ЮзЗовским повидимому только для то-
го, чтобы с ними было покончено. В самом
деле, что означают слова «Но это только
предупреждение»? Так строят фразу, когда
хотят сказать: но это только так, между
прочим.

Предостережение от опасности—акт бес-
покойства. Оно не может сознательно само
себя приглушать, чтобы одновременно и
быть сказанным, и не быть услышанным.
Юзовский же предостерегает своих друзей
от опасности, торжествуя, ликуя, наслаж-
даясь созданной ими атмосферой.

Беспечно - веселая пьеса Малюгина
не вызывает у нас ни ощущения нового в
образе молодого челозека, ни тех <страш-

ных» опасений, которыми пугает Hac
Юзовский, предостерегая автора от зат-
хлого мешанского мира.

Последнее тем более удивительно. что

когда этим запахом пахнуло в полной ме-
ре в пьесе А Глалкова «Новогодняя ночь»,

м приходит в себя. «Какая вы белая».
i
 

 

Юзовский выступил в ее 3amnty (Ha 06-!
суждении в «Советском искусстве» ) бук- Советского Союза, нн на статью, где опи-

вально с той же самой аргументацией, что   сан его подвиг. Одного этого факта. доста-

горошена снегом». Сверхпауза. Наконец,

Видение присаживается к герою. Они
закусывают, пьют и с затаенными улыб-
ками и взглядами из глубины сердца про-
износят продуманные тосты. Первый тост--
«каждый за свое», второй—<за просто так»,
третий—«за всё».

На вопрос Дмитрия «как вы жили вооб-
ше»?, Ася отвечает: «жила по-разному
(пауза), то-есть наоборот...». Она берет
гитару и «на фоне аккордов» тихо воркует.
Любовь!

И вдруг.. ножик. Дмитрий взволнован.
Откуда у Аси эта вещичка? Кто он? Рев-
ность!

Ася «медленно идет к выходу, вдруг рез-
ко оборачивается:—Я жалею, что пришла к
вам... Я бросила все (незнакомого майора с
фронтовой закуской — А. Г.) и пришла. А
вы за весь вечер не вылезли из своего кре-
сла и вообще... Я.не хочу вас больше ви-
деть...»

«Секунды две Дмитрий сидит без движе-
ния, потом резко поднимается, и мы ви-
UM, что вместо одной ноги у него про-
тез... И мы впервые видим. как он высок
и худ».

Вот тут кульминационный эффект пье-
сы, для которого она писалась!

На протяжении целого акта на снене на-
холится человек, овеянный славой. Газеты
и радио сообщают о его подвиге, для свер-
шения которого нужны и высшее муже-
ство. и высшая человечность. Такова инч-
формация. Казалось бы, выводя на сцену
столь незаурядного человека, драматург
имеет целью приобщить нас к духовным
силам своего героя.

Но естественный ход вещей—враг теат-
ральных эффектов. А Гладков—враг есте-
ственного хода вещей. И Дмитрий Шахов,
не тот невидимый, о котором гремит сла-
ва, а тот, которого мы видим на сцене, ока-
зывается только маленьким человечком,
подстать своей истерической партнерше.

Как безразлична, бесцельна, бесстрастна
и безжизненна их любовь. Эта любовь от
нечего делать.

Как безжизненна и скромность Шахова,
который не только вырывает из рук Аси
славящую его статью, но и сам за весь день

не пожелал взглянуть на свой портрет, ни  

на Указ о присвоении ему звания Героя

 

ОТ РЕДАКЦИИ: Прололжаем обсуждение вопросов современной драматургии (см. статью

Ю. Юзовского в № 18 «Л. Г).

ЛКОЕ УМНИЧАНЬЕ И БОЛЬШОЙ ВАЛЬС

точно, чтобы убедиться, что настоящий жи-  красоту, мощь и действительно высокую

вой и достойный человек здесь не скромни-  культуру чувств и идей.
чает, а попросту отсутствует. Как видите,
автор не стесняется в средствах. И вели-  будет свыше 30 миллионов
кий подвиг, и великая слава, и кровь ге-
роя—все использовано им, чтобы .обделать   образования, и будьте’ спокойны, это об.
свое театральное дельце и поразить нас  стоятельство найдет свое отражение в ли-
сюрпризом, И надо сказать, этой целн.сво-   тературе, но оно отразится и в великой ли-
ей он достиг вполне. Нам  был обещан тературе, и в ничтожной, и в идейной, ив
«гордый и сильный человек», а показан... безыдейной. Но не в этом, товарищ Юзов-

ШКОЛЬНИКОВ.

‹высокий и худой». Обнадеженные деви-  ский, ‚зерно, которое ищут сердцеведы и

зом Аси «все или ничего», мы ждали всего,   инженеры душ.

а получили ничего, ” Одновременно с Зинкой из «Отчего ло-
Что касается Аси, то кривая ее кардио-  мах. мы видели на сцене и других наших

граммы уже не принесеГ нам никаких не-  молодых девушекои неинтеллигентных и

ожиданностей. В третьем акте она’ прибе-  интеллигентных, вплоть до профессорских

 

жит домой от Димы, быстрехонько постро-
ит новые планы своей жизни, потом проч-
тет, наконец, газету, скажет себе; «Теперь
я все понимаю... Нет, ничего не понимаю...»,
и очертя голову побежит обратно... во
второй акт, под недоумевающие крики
простых смертных: С ума сошла!

Вот и-все. На рубеже 1942 1943. годов,

«Встрече в темноте», и словоохотливую по
наследству Олю в «Таки будет». И Кар-
пова, и Серова, и Лопаткина хорошо cbirp?-
ли свои роли. Но любопытно, что ни один
из этих образов, совершенно независимо
от уровня культуры персонажа, не стал об-
разом, в котором воплотился бы дух време_

   
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
  

В 1950 году по пятилетнему плану ‘У нас

Скоро у.нас вообще не станет людей без

дочек. Мы видели и бойкую девчонку ьо

в разгар войны, когда вся страна была ох-
вачена наступательным порывом,
каждая сводка жадно ловилась, вызывала
ликование и нетерпение, в эти дни 20-лет-
няя Ася выключает радио и томится ску-
кой Каких только чувств ни испытали со-
ветские люди во время войны? Они позна-
ли и боль, и тревогу, и ненависть, и по-

ни. А это было то время, когда девушки

когда наши начертали на своем знамени имя Зои

Космодемьянской. Ни одна из многочис-
ленных сценических героинь, которые и
по образу жизни, и по ситуациям, и даже
как будто по’ героизму своему были за-
думаны, как духовные сестры Зои, не
вызвала в нас волнения.

 
  
 
 
   

 

вышенную любовь к жизни, к родине, и  И только один образ заставил нас встре-
торжество. гнева, и горечь утрат. Но ску-  пенуться, почувствовать что-то значитель-
ка?! Вот, пожалуй, единственное чувство,   ное и близкое в эти дни суровой и боль-
которому не было и не могло быть места,   шой жизни народа. Только одна девушка
потому что его могло породить только  на подмостках театра сняла уже застыв-
полное безучастие к нашей. жизни. шую на зрительских лицах «тенпловато-ли-
Удивительно ли, что при такой «связи   рическую», умилительную улыбку и заста-
с действительностью» невыслушанное ра-  вила глубоко заглянуть ей в глаза.
дио, неполученная телеграмма, непрочитан-  Это была Верочка из «Месяца в деревне»
ная газета являются двигательной силой   Тургенева. О’ней писали газеты специаль-
этой драматургии, , ные статьи. Она, ничем как будто не при-
Израсходовав весь пафос на свой боль-   мечательная девушка, целиком поглощен-
шой джентльменский набор (патефон, ги-  ная своей любовью, остановила на себе
тара, аккордеон, фонтан, трофейный но-  наше внимание в. страшном беге войны.
жик, сверкающий вальс, звенящие бокалы,   Это не могло быть только данью хоро-

  
   
 
 
 
 
 
 
 
 

поза в волосах, шампанское и закуска «как
до войны»), автор предвидит, что его де-
шевые отпетые и перепетые мотивчики бу-
дут разоблачены, как чужеродные, что его
спросят: где вы видели все это? откуда вы-
копали подобное? и желая предупредить
эти вопросы, он с самого начала пьесы кри-
чит, еще более выдавая себя: «Все это слу-
чилось в Москве во вторую военную зиму».
Чтобы доказать свое алиби, он привлекает
целую кучу вещественных доказательств и
свидетельских показаний. Ленинградское
шоссе, лимиты на электроэнергию, очередь
за елками на Тишинском рынке, замаски-
рованные окна, Бабанова, Лепешинская,
Большой театр, кино «Москва» и сотни на-
туралистических деталей—все” призвано
для симуляции достоверности этой бытовой
небыли. Старания автора советизировать
пошлость достигают’ предела, когда он за-
ставляет нас выслушать на фоне своих ак-
кордов сталинградскую сводку и «Интерна-

шей игре артистки Фадеевой. Нет, такая
реакция не могла не иметь гораздо более

глубокого основания. В поэтическом обра-

зе нае больше самого подвига увлекает
душа, способная на него. Тургеневские
девушки почти все, как и его Ася, мечтали
«пойти куда-нибудь далеко на молитву,
на ‘трудный подвиг». Они чувствовали, что
у них растут крылья, «да лететь некуда».

Глубже всего их сокровенная жизнь,
делающая их нашими далекими предшест-
венницами, выражена героиней тургенев-
ского рассказа «Переписка» в письме, где
она говорит от имени всех лучших деву-
шек. своего общества: «Представьте себе
такую девушку. Вот ее воспитание конче-
но; она начинает жить, веселиться, но од-
ного веселья ей мало. Она многого тре-
бует от жизни, она читает, мечтает...о люб-
ви.— Вее об одной любви, скажете вы... По-
ложим. но для нее это слово много зна-
чит... Она оглядывается, ждет, когла же

 
   
 
 
   
  
   
 

ционал».

Таков стиль пьесы, в духовной пустыне
которой иным людям почудился мираж ин-
теллектуальности. От «фордика» к «Жо-
зе» — вот маршрут этой драматургии. И
Юзовский, желающий руководить движе-
нием на Театральной площади в белых
перчатках, изящно протягивает руку
в знак того, что путь свободен. (И вот

придет тот, о ком ее душа тоскует... `Нако-
нец, ‘он является: она увлечена; она в ру-
ках его, как мягкий воск. ..Она благого-
веет перед ним, стыдится своего счастья,
учится, любит. Велика ‘его власть в это
время над ней!.. Если бы он был героем,
он бы воспламенил ее, он бы научил ее
жертвовать собой, и легки были бы ей все
жеотвы!» °

вслед за Асей прикатил уже на сцену «3о-
лотой обруч» Козакова и Мариенгофа.
Здесь тоже «интеллигентная» атмосфера. А
героине щедро отпущены и загадочность
Аси и слава Шахова. да еще удвоенная. Она
дважды героиня. Но за двумя золотыми
звездочками на груди ничего не бьется. А
золотой обруч— ореол. славы-—венчает го-

Вот те потенциальные деятельные силы
души, те чувства тургеневских девушек,
которыми повеяло на нас со сцены, когда
там появилась одна из них. Мы ‘не анали-
зировали`тогла своего сочувствия к Вероч-
ке, но в глубине души почувствовали, что
только одна эта застенчивая, страстная де-
вушка протягивает Зое Космодемьянской

‚денной нами, тоже представлена этакая

лову, которая запоминается только модной
прической. i

На провинциальных сценах прижились
пьесы Ягдфельда, в одной из которых, ви-

чефез столетие и через головы MHO-
гих героинь наших пьес свою руку и ‘0об-
менивается с ней крепким рукопожатием.

Самым активным участником Отечест-
венной войны, пошедитим на фронт со
интеляектуально утонченная...особа...\ана  странии ‚художественной литературы, был
тоже прихварывает невнятными. настрое-  Павел Корчагин. Эфот герой не знал атмо-
ниями и тоже умеет сама сыграть на роя-   сферы интеллигентности. Вместе с тем это
ле «этого Штрауса». И вся эта трогатель-, был тот великий новый человек, тот дейст-
ная картина осовременивается тем, что в то   вительный кузнеи всечеловеческого счастья,
время как героиня на диване ищет себя, —   тот герой, о котором мечтала великая рус-
дом, в котором она живет, передвигают на   ская литература. Пойдите в музей Н, Ост-
другую сторону улицы. повского, и вы увидите, что бессмертный

Беззаботно и даже удовлетворенно «пре-   Павел Корчагин в этой войне вел за собой
достерегая» безыдейные пьесы, поставлен-   полки. Вы увидите, что в самые трагиче-
ные сейчас на сцене, Юзовский. обретает ские минуты своей борьбы вонны звали
подлинный пафос гнева, вспомнив заслу-   на помошь Корчагина и говорили с ним,
женно забытую всеми пьесу Катаева «От-   как с живым. И для простых людей. и для

 

чий дом». : настоящих советских интеллигентов ero
Недостаток гражданской активности и! пламенное. сердне продолжает оставаться
излишек предосторожности приводят   факелом, освещающим путь.

Юзовского к тому, что, надумав обществен- Ясно, что не для зашиты бескультурья
ную проблему, он быстро сворачивает с   вспоминаем мы злесь Павку Корчагина, а
ней в театральный тупик. Юзовский уже   для того, чтобы еще раз подчеркнуть, что
забыл имя своего первого нового друга,   непрехолящая сила возлействия человече-
он уже предусмотрительно говорит о вто-   ского образа заключается в душевных OT-

 

ром, навешав на него все оговорки и пере-
адпесовав псе-свои комплименты и воздуш-
ные поцелуи режиссеру Лобанову и его
актерам. А ведь разговор шел как будто
о двух поколениях драматургов, о двух
поколениях ‘их героев; о двух поколениях
мотодежи в самой действительности!
Концепция Юзовского, повидимому, удач-
но освещенная светом рампы талантливого
спектакля, боится выйти на свет божий.
Если вас интересует проблема молодого че-
ловека в нашем обществе, то почему бы
вам, вместо того, чтобы третировать’ Зи-
нок и `Васек с высоты срелнего обтазова-
ния Аси и ей подобных, не рассмотреть
своих гимназистов в свете героев «Моло-
no гвардии» Фадеева, которые проявили

 

кровениях художника, в самой сущности
мыслей и чувств героя, вне которой любые
формы поведения персонажей превраща-
ются в абсолютное ничто и, конечно, не
могут служить «лестницей» ни для какого
под’ема.

Если вы хотите видеть перемену, произ-
веденную четвертью Века советской куль-
туры в образах молодых людей двух поко-
лений, то сравните юного Корчагина с
Олегом Кошевым и подруг Корчагина —
с подругами Кошевого. Это задача труд-
ная, но благодарная. .

На советского мололого человека сейчас
смотрит весь мир с вопросом и надеждой.
Не будем забывать этого в своих разгово-
рах с ним.

 

 

М. ИЛЬИН

 

ЬНИГА © НАУБЕ

Он приводил примеры из греческой ли-
тературы:

«Творения Геродота, Фукидида... ученые
по своему содержанию, в то же время
суть и изящные произведения по искус-
ству их концепции и изложения».

Можно привести примеры и из русской
литературы.

Разве тот же Белинский или Радищев,
Герцен, Чернышевский не были одновре-
менно. и мыслителями и художниками?
Историк Ключевский был замечательным
мастером слова. Великие русские естест-
воиспытатели оставили нам образцы Ha-
учной прозы. В трудах Ломоносова нау-
ка, поэзия и философия снова образовали
то прекрасное целое, которое поражает
нас в лучших творениях античной мысли.

Синтез литературы и современного зна-
ния — вот цель, к которой стремится на-
учно-художественная литература.

Такой синтез может много дать и нау-
ке и литературе.

Литература обогащается
риалом,

Наука находит доступный для каждого
живой и яркий язык.

Как. часто язык популярных книг о нау-
ке бледен и сух! Герцен писал в статье
«Опыт бесед с молодыми людьми»:

«Вероятно, каждому молодому челове-
ку, сколько-нибудь привычному к размыш-
лению, приходило в голову: отчего в
природе все так весело, ярко, живо, а В
книге то же самое скучно, трудно, бледно
и мертво? Неужели это—свойство речи че-
ловеческой?/Я не думаю. Мне кажется,
что это—вина неясного понимания и дур-
ного. изложения».

Герцен доказывает и в этой и в дру-
гих своих статьях, что нет скучных и
трудных наук, что «нет мысли, которую
нельзя было бы выразить просто и ясно».

Не по дням, а по часам растет значение
науки в нашей жизни.

О науке шла речь на каждом заседании
Верховного Совета. На научной основе
построен каждый раздел закона о пятилет-
нем плане.

Но если жизнь строится у нас на основе
науки, то и литература тоже должна взять
у науки все, что только можно взять.

Великие произведения литературы всег-
да стояли на уровне современного зна-
НИЯ.

О Пушкине писали, как об историке. Но
вспомните строфы «Медного всадника», и
вы убедитесь в Том, что Пушкин был в
курсе даже таких наук, как метеорология
и гидрология. Он дал не только правиль-
ное описание, но и правильное об’яснение
наводнения 1824 года.

В примечании к
Пушкин подчеркивает
быть научно точным:

«Мицкевич прекрасными стихами
cal день, предшествовавший  петербург-
скому наводнению (в одном из лучших

своих стихотворений О!езиюе\/си).

ip he ame et

«Медному всаднику»
свое стремление

опи-
новым мате-

только, что описание его не точно: снегу
He было.—Нева не была покрыта льдом.
Наше описание вернее, хотя в нем и нет
ярких красок польского поэта».

Быть на уровне современного знания—
это то, что должен требовать от себя каж-
дый писатель, что бы он ни писал — ро-
ман или поэму. Писатель не может жить
вне интересов общества, а следовательно
и вне науки. Но особенно высокие требо-
вания должны быть пред’явлены к той об-
ласти литературы, которая занимается на-
учной темой специально, которая пропа-
гандирует науку художественным словом.

Я говорю о научно-художественной ли-
тературе.

Если бы меня спросили, что такое на-

учно-художественная литература, я не И он приводит слова французкого писа-
стал бы придумывать определение. теля Буало:
Определение дано еще Белинским. «Что хорошо понимают, то ясно и вы-
Белинский писал о произведениях, ко-  ражают».
торые, «принадлежа к сфере ученой... тем] Работать над языком, над стилем, ста-
не. менее составляют собой предмет жи-  раться каждую мысль доводить до полной
вого общего интереса и требуют для   ясности, простоты, отчетливости выраже-

своего выражения более или менее ХУДО-

НИ; ^- ЭТО и есть первое, что должен тре-
жественной -формы».

GOB. tb от себя каждый пищущий о науке,

 

Татьяна ТЭСС .

 

В 1940 году Борис Агапов написал ста-
тью, которая называлась «Огненный воз-
дух». В статье рассказывалось об одной из
работ академика Капица: установке, даю-
щей жидкий воздух. Когда писатель рас-
сказывает о научном открытии, в его со-
общении должны присутствовать три обя-
зательных элемента: понятность, увлека-
тельность и безупречная научная точность.
Это очень трудно. И, пожалуй, одной из
труднейших тем такого рода являются
работы Института физических проблем, в
частности, работы академика Капица.

Статья «Огненный воздух» очень харак-
терна для Агапова. В ней полно и энергич-
но выявились основные черты писателя, и
поэтому хочется вернуться к этой статье,
написанной шесть лет назад.

Агапов рассказывает читателю о кисло-
роде. Он касается многих серьезных проб-
‚лем, связанных с «драгоценным, живо-
творящим газом», многих сложных поня-
тий. И вот на наших глазах оживает этот
большой, трудный мир. Абстрактные поня-
тия и формулы теплеют, наливаясь краска-
ми живой жизни. Агапов не стесняется на-
звать азот флегматиком, лентяем. «Что
произошло бы, если бы мы рассорились
с этим суб’ектом?» — восклицает он по
поводу азота. Он. не боится назвать кисло-
род «величайшим Дон-Жуаном вселенной».
Химические элементы, сложнейшие форму-
лы становятся у него ручными,

Надо сказать, что в таком литературном
приеме заложена грозная опасность. Очень
легко, того не заметив, стать развязным.
Очень легко допустить панибратство с
наукой, которое может выглядеть почти
оскорбительно. Ту внутреннюю свободу,
которая есть у Агапова, ту уверенность,
с которой он распоряжается материалом,
ему дает настоящая эрудиция. Писатель
превосходно знаком с тем предметом, о
котором он рассказывает. Поэтому самые
смелые метафоры ‹«тановятся у него убеди-
тельными.

Тогда же, в 1940 году, в «Известиях»
была напечатана статья Агапова «Уран
235». К этой статье тоже хочется сейчас
вернуться. ; .

Впервые в газете, рассчитанной на самые
обширные категории читателей, было рас-
сказано о явлении, которое теперь зани-
мает человеческие умы во всем мире: об
атомной энергии.

‚ В этой своей работе, как и во многих
других, Агапов остается верен себе. По-
прежнему здесь оживает сложный мир на-
уки, попрежнему труднейшие понятия ста-
новятся доступными, близкими. И здесь,
как и в других очерках, ‘автор не боится
материала, не робеет перед ним, а обра-
щается с ним смело, свободно. Агапов по-
трясен громадностью нового явления, его
будущностью. Он восхищен мощью чело-
веческого гения, взволнован сознанием то-
го, какой могучей созидательной силой бу-
дет обладать человечество, получив в свои
руки атомную энергию.

И вот здесь хочется сказать о «главной
теме» Агапова, о том, что является душою
всей его писательской работы.

Техника и наука — это основные источ-
ники, откуда он черпает материал. Доволь-
но трудно определить литературную фор-
му его работы. Что это — статья, очерк,
фельетон? Книга Агапова называется «Тех-
вические рассказы». Очевидно, это пра-
ВИЛЬНО.

И эта книга, и другие веши Агапова пол-
ны страстного увлечения наукой, ее от-
крытиями, ее дерзаниями. Автор «очелове-
чивает» и кислород, и станок, и новый бур.
Они движутся, дышат, растут. И все же они
никогда не заслоняют самого главного: че-

тьях беспредметного любования техникой,
абстрактных описаний. Главным героем
всегда остается человек. Агапов рассказы-
вает о творчестве советского человека,
восхищается его талантами, его созида-
тельной мощью.

Дух созидания, которым проникнута вся
наша страна, — вот главный источник
вдохновения для Агапова. Все виды «еру-
жия», которыми он раснолагает,—разнооб-
разие приемов, блеск метафоры, смелость
сравнений; все уменье и настойчивость, с
которыми он «оживляет» доменный про-
цесс, химические элементы, станок или
ГЭС, — все это направлено к тому, чтобы
полнее и ярче раскрыть созидательную си-
лу советского человека.

 

Зная это свойство Агапова, легко пред-
ставить себе его состояние, когда он попал
в разрушенный Сталинград. г

Видеть раны города больно каждому со-
ветскому человеку. Писатель, который
описывал когда-то расцвет этого же само-
го города, ощущает его разрушение с осо-
бой, дополнительной остротой. Очень важ-
HO здесь сохранить самообладанье. Очень
важно не потерять внутренней зоркости и
различить, понять, как среди развалин и
праха пробиваются впервые ростки сози-
дания, увидеть среди мертвых камней пер-
вое дыхание жизни.

Агапов приехал в Сталинград для с’емки
документального фильма о восстановлении
города. Но еще до того, как фильм по-
явился на экране были напечатаны ero
сталинградские записи «После битвы». С

Чем больше труда вкладывает автор В
работу над словом, тем легче это слово
будет воспринято читателем.

Но это совсем не значит, что научное
чтение должно быть «легким чтением».
Не нужно заставлять читателя тратить
время и силы на преодоление тяжеловес-
ного, скучного, неясного изложения. Но
зачем избавлять его от полезной работы?

Пусть читатель работает, пусть он вме-
сте с автором или вместе с героем квиги
решает задачи, раскрывает ларчики, ко-
торые только тогда просто раскрываются,
когда разгадаешь их секрет. Чем труднее
книга в этом смысле, тем она лучше.

Сколько в науке захватывающих сюже-
тов! Сколько интереснейших рассказов —
без всякого вымысла — можно было бы
написать о том, как ученые шли к реше-
нию труднейших задач, преодолевая вся-
ческие препятствия.

Я имею тут в виду не внешние, а внут-
ренние препятствия, присущие самой
науке.

Простым перечислением вешей и фак-
тов читателя не увлечешь. Нужно, чтобы
события построились в сюжет, чтобы
между фактами обнаружилась новая нео-
жиданная связь, чтобы в обычном откры-
лось вдруг не обычное, а таинственное, и
непонятное оказалось знакомым и ясным.

Человеку всегда интересно, когда он
видит новое в том, что видел не раз, или
узнает старое в том, чего не видал нико-
гда.

Сближение далеких вещей и далеких
идей не может не приковать к себе вни-
мания читателя.

Почему мы с интересом читаем книги,
написанные такими учеными, как А. Е.
Ферсман, В. И. Вернадский, С. И. Вави-
лов? Думается, что тут дело не в’самих
фактах, которые они сообщают, а в сопо-
ставлении фактов. :

Ломоносов писал: .

«Лля чего толь многие учинены опыты
в физике и в химии, для чего толь вели-
ких мужей были труды и жизни опасные
испытания?

Для того ли только, чтобы, собрав ве-
ликое множество разных вещей и мате-
рий в беспорядочную кучу, глядеть и

ГЛАВНАЯ ТЕМА

болью и гневом. писатель рассказывал 9
руинах, о коробках домов, наполненных
лунным светом. Так трагична, так горька
была эта ночь в разрушенном городе, что,
казалось, нет ей конца и не будет радости
от зари, от восхода солнца.

Это первое ощущение автора дано в ста-
линградских записях с болыной силой. Но
здесь же Агапов говорит:

«Я понял, что, остановившись на крыще
заводоуправления в ужасе перед разруше-
ниями, я был похож на того сердобольного
зеваку, который смотрит на человека,
сшибленного автомобилем. Он видит
кровь, слышит стоны, и ем’ кажется, что
от жертвы остался только комок мяса. Но
приходит хирург, рана обмыта и изучена,
выяснено, какие нервы перерваны, какие
кости сломаны, где надо наложить швы и
щины, и вот спокойная рука принимается
за работу, и человек возвращается, к жиз-
НИ».

Инженеры — вот_кого Агапоз называет
хирургами. Инженеры, плотники, водопро-
водчики, токари, каменшики, печники
советские люди. Они принялись за работу,
и город возвращается к жизни. Мир про-
стых и точных вешей, станков, моторов,
кирпичей, кровельного железа — этот мир
интересует писателя.

«Внезапно звонок прозвенел под кры-
шей... Все головы поднялись вверх. И
вдруг раздалось урчание мотора — чудес-
ный, животворящий звук, давно не оглаз
шавший это пространство, — и крановый
мост тихо тронулся с места и пошел, по-
‚шел, как ходят все цеховые краны на све-
те. Но крановщик не мог сдержать своих
чувств, и хотя кран ничего не нес и ни за
чем не ехал, а только пробовал свои силы,
звонок его звенел непрерывно, будто ве-
селый серебряный смех сыпался сверху...».

 

В сталинградских записях очень полно
проявилась и зазвучала «главная тема»
Агапова — тема созидания, восхищения
нравственной силой советского человека,
его творчеством, его талантом.

Эта тема нашла свое прекрасное выраже-
ние в тексте Агапова к документальному
фильму «Возрождение Сталинграда». За
работу над фильмом Аганов был удостоен
Сталинской премии. Эта работа была непо-
средственным, органическим продолжени-
ем главной его литературной линии, она
вытекала из того, что было уже им сдела-
но, питалось теми же душевными источни-
ками.

И, быть может, именно тогда, когда Ага-
пов отклоняется от своей «главной темы»,
ему изменяют и зоркость зрения и вкус. В
зарубежных своих записях Агапов отошел
от своего основного правила: глубокого,
серьезного знания материала. Он расска-
зывал, он судил о явлениях после наблю-
дений поспешных и поверхностных.

`Мы приступили сейчас к выполнению

нового пятилетнего плана, историческое
значение которого трудно переоценить.
Задачи пятилетнего плана величественны,
перед писателями открываются новые те-
мы, полные великолепной романтики со.
зидания.

К сожалению, у некоторых писателей ча-
сто существует несколько снисходительное
отношение к очерку, как к «малой форме».

  Иногда можно наблюдать весьма странную
  вещь. Большой, настоящий нисатель не хо-
чет расходовать себя, свое умение на
  очерк; в процессе писания очерка он как
  бы работает на «топливе второго сорта».
И вот, к удивлению, вы обнаруживаете в
  очерке бледность эпитетов, приблизитель-
ность сравнений, какую-то вялость’ всей
мускулатуры вещи, словно она написана
не этой умной и опытной рукой, которую
вы уже хорошо знаете по другим вешам.

ловека. Никогда вы не найдете. в этих ста-! ИНогда у писателя бывает странная увё-
ренность в том, чта сама форма очерка:

запрещает применение всего того богат-
ства, которым он располагает. Так рожда-
ются вещи бледные; тусклые, огорчающие.

Между тем очерк требует всех красок,
всего обширного и могучего арсенала
средств, которым владеет литература. В
том и успех очерков Агапова, что он не
жалеет для рассказа о химии, о горном
деле таких эпитетов, таких метафор, кото-
рые могли бы украсить повесть или роман.
С настоящей последовательностью, с вер-
ностью солдата он служит выбранному им
для себя делу. Вызывает уважение то до-
стоинство, с которым он идет, навстречу
трудностям, уменье эти трудности преодо-
левать, подлинное чувство ответственно-
сти, писательская честность,

 

 

1

  Мы помним работу Агапова в пору пер-
вых пятилёток. И мы снова ждем многого
от него сейчас, в наш новый день.

Горький в статье, в которой он раз’яснял

  замысел книги о двух пятилетках, замеча-

тельно сказал:

«Не говоря о чести хорошо сделать та-
кую книгу, каждый литератор в процессе
этой работы получит возможность приоб-
рести комплексные знания о жизни своей
родины, о всемерном росте, об изумитель-
ном разнообразии характеров и типов ее
людей. Именно такое знание и необходимо
советским литераторам,. только такое об-
ширное знание и придаст им силу создать
яркие книги, которых все более настой-
чиво требует читатель-друг, какого нико-
 гда, нигде литература не имела».

Иль 1

склад фактов, а мир в его единстве, мир,
как ‘целое, — вот что должно быть глав-
ной темой научно-художественной лите-
  ратуры.

И это особенно нужно в нашей стране
и в наше время.

Человек нашей страны чувствует себя
машинистом, который управляет жизнью
рек и морей, полей и лесов. В его руках—
огромная сила. И ему все яснее становит-
сз, что если хочешь быть машиннстом,
надо знать не одно какое-нибудь колеси-
ко, а всю машину. Ведь в машине приро-
ды все связано: достаточно нажать на
один рычаг, чтобы изменился ход самых
далеких зубчаток и шестеренок.

Научно-художественная литература мо-
жет и должна показать эту машину цели»
ком, показать связь вещей в природе.

Но что такое книга, раскрываюшщая
связь вещей, показывающая мир как це-
лое? «

Это — философская,
книга.

Значит, научно-художественная
должна быть
гой.

 

мировоззренческая

книга
и мировоззренческой кни-

Синтез науки и литературы — это труд
ное дело. Но «трудное» — не значит ‹«не-
возможное». Между наукой и литерату-
рой нет непреодолимой преграды.

Когда у нас на пути встает гора, мы про-
биваем ее тоннелем. А тоннель всегда
строят с двух концов.

У нас уже есть ученые, которые пришли
в литературу из исследовательских инсти-
тутов.

У нас есть писатели, которые изучают
науку, чтобы приложить свое мастерство
к новому материалу.

Их еше немного — людей, отдающих
свои силы делу сближения науки и лите-
ратуры.

Их будет больше, если эта проблема бу-
дет пользоваться тем вниманием, которо-
го она заслуживает.

А набирать новые кадры есть откуда, У
нас десятки тысяч ученых. Нет сомнения,
что среди них. немало литературно ода-
ренных людей.

SS SES STORES

 

удивляться их множеству, не размышляя
о их расположении, и приведении в HO-
рядок». !

Не «беспорядочная куча

вещей», не

° Литературная газета
№ 14 3