E. ГАЛЬПЕРИНА 

ИСКАЖЕННЫЕ ОБРАЗЫ ПРОШЛОГОдобротности Приказ жения № 155 говорит о мерах для сбли- офицеров с матросами. Видимо, да- же Рожественского начала беспокоить глу- бокая матросами, ни тем невский мается далыми». Приведя торой можно кадры замечает: «Мы делал с емкой тием. метили Перед эскадре Не отчужденность между офицерами и причин которой он ни понять, более устранить не мог. Но Вс. Виш- ограничивается замечанием: «Ду- только, что эти меры были запоз- в другом месте выдержку, в ко- говорится о необходимости «воз- более сплотить личный состав эс- в одну дружную семью…», автор проследили, что в этом отношении Рожественский». И дальше: «Перед с якоря был молебен с водосвя- В кают-компаниях выступление от- шампанским. грядущим, перед битвой - на вновь начинается под ем…». Все. слишком ли быстро сказалось действие молебна с водосвятием? ставителями крестьянства, рабочего класса и дворянства России, уже вплотную при- близившейся к революции. Даже у Станюковича, описывавшего времена поч- ти патриархальные, времена парусного флота, мы наблюдаем картину гораздо бо-ей, лее реальную, чем та, которая разверты- вается на страницах книги А. Сергеева. Неверное, противоречащее исторической действительности освещение характера и целей войны, неверное, буколически-фаль шивое изображение флотской среды -вот что характерно для содержания книги «Варяг». * В С. ного тора то в же тину В дело ным повести «Атаман и фельдмаршал», со- ставляющей едва ли не половину книги, Голубов пробует нарисовать широкую картину народной войны. Но вещь эта рас- сыпается, не будучи скреплена общей иде- ибо нельзя назвать идеей художествен- произведения доброе намерение ав- изобразить эпизоды Отечественной войны 1812 года. Если судить по повести, ту пору среди русских людей, неза- висимо, как говорится, от чина и звания, царило почти абсолютное умилительное душевное согласие. Источники, которые, конечно, знакомы Голубову, говорят, что война против нашествия, начатая русским крестьянством, не только не была сразу поддержана правителями России, во даже встречала с их стороны известное противодействие, продиктованное вполне понятными опасениями крепостников, Ис- точники говорят также о довольно распро- страненных среди крестьян того времени надеждах, об их активных стремлениях к освобожденно от номещнныего гнете Но эпохи, которую Голубов пытается на- одной и притом розовой краской. рисовать одной и притом розовой краской. описаниях походов и сражений, в об- рисовке военного быта различных эпох автор книги проявляет свою обычную ос- ведомленность. Со всякого рода армей- внешнюю, картинную сторону истории. мундирами, сигналами, барабанами, эполе тами и жаргоном офицерского собрания обстоит благополучно. Но рассказы Голубова, несмотря на всю добросовест- ность автора в следования документаль- данным, неисторичны. Реальность исторического описания соз- ния го, как дается путем правильного воспроизведе- духовной атмосферы эпохи, иначе го- воря, отношения людей друг к другу, к событиям, к своим и чужим поступкам. Невольно вспоминается та сцена у Толсто- когда Денисов разговаривает с кресть- янином-партизаном Тихоном Шербатым и восхищен тиконом, гордится им, как рус- ский русским, но все же для него, Дени- сова, этот партизан - мужик, с которым следует говорить особенным тоном, на- чальственно-грубоватым, фамильярным и непозволительным ни с кем другим, кроме с мужиком… И в то же время чув- ствуется, что сам Тихон Щербатый разго- варивает с Денисом не просто, что для Тихона гусарский офицер Денисов при всем прочем - все же барин, Так мы по- стигаем реальную картину эпохи с ее сло- жными отношениями и неповторимой ат- мосферой. Песколько слов об авторском предисло- вии, Там сказано: «Армия, состоявшая из таких солдат, как Старичков и Коростоев, не знала поражений, Она умела только побеждать». Это ошибка. В царской армии всегда были Старичковы и Коростоевы, но хоро- шие генералы были не всегда. Правиль- ная политика, являющаяся решающим фак- тором в войне, также не всегда сопровож- дала те войны, которые вела Россия. По- этому царская армия терпела поражения, стоившие народу многих жертв и оста- вившие в народной памяти тяжелые воспо- минания. Историческому писателю, описы- вающему Аустерлицкое сражение, крова- вый штурм Плевны и бои Порт-Артурской эскадры, понимание всего этого крайне необходимо. Белинский писал об историческом рома- не, что он есть «как бы точка, в которой история, как наука, сливается с искус- ством…» С. Голубов знаст факты, но до- статочно ли этого, чтобы говорить о слия- нии науки с искусством в его произведе- ниях? Есть что-то архаическое в рассказах Голубова, точнее, в самом подходе его к событиям прошлого, как будто и писано это давным-давно, как будто и не прошли мы за последние тридцать лет великой ис- торической школы и не подвинулась ги- гантски вперед сама наука история. ** В связи со всем сказанным выше вспо- рофой Цусимы. ределяет свою задачу: «Мы ограничимся здесь лишь выделением того, что отно- сится к политнко-моральному обеспече- нию похода и к характ ристике состояния личного состава эскадры». Вс. Вишневский совершенно серьезно, бев тени сомнения в необходимости такой работы, дает свою оценку действенности, своевременности и полезности той или иной меры Рожественского. Он ставит отметки на полях книги приказов Роже- ственского, одобряя или порицая (чаще одобряя) эти приказы. Вот командующий распорядился о по- рядке отправки писем в Россию и о со- ставлении нижними чинами завещатель- ных распоряжений. «Эти меры следует считать целесообразными», - отмечает Вишневский. В другом месте: «Маршрут держался в тайне. Мера правильная».

критики В не журнале «Звезда» (№ 10-11 за 1945 г.) была напечатана статья Т. Хмель- ницкой об английском военном романе. Положения, высказанные в этой статье, могут не вызвать резких возражений. Оценивая известные у нас романы Грин- ми, но и о том, каким Бантинг, т. е. средний англичанин, должен остаться после войны. Книга Гринвуда острое проявление борь- бы за среднего человека. Борьба эта тем острее, что у западного среднего челове- ка есть две души, одна из которых, собст- венническая, мещанская, более всего лю-



В феврале 1904 года, в самом начале русско-японской войны, после неравного героического боя с вражеской эскадрой были потоплены собственными командами два корабля русского флота - крейсер «Варяг» и канлодка «Кореец». Это произо- шло у берегов Кореи, в бухте Чемульпо и невдалеке от ее рейда, на глазах у анг- лийских, французских, итальянских, аме- риканских военных моряков, чьи корабли стояли тут же, в водах «нейтральной» Ко- реи. С той поры имя корабля - «Варяг» -- стало для нас синонимом чести и мужества. Об этом поется песня, которая пережила десятилетия и, надо думать, надолго еще сохранится в народной памяти. теперь вышла книга о «Варяге», Это многословныстый стр) пошловатыми сентенциями и стилистиче- скими гирляндами, в общем сильно сма хивающий на тот итальянский катер, олое тором сказано в книге, что на нем «было слишком много бронзы, притом не стро- о деловой, обясняемой исобходимостью, тами роз и пр заплетенных гирлянд». Мы не собираемся разбирать книгу A. Сергеева со стороны формальных ее качеств. В «Литгазете» (№ 31) была напе- чатана рецензия Бор. Соловьева, в кото- рой отмечались погрешности стиля, но воздавалось должное теме, чем и сводился ок и прихотливыми завитками баланс: «Варяг», по мнению автора рецен- полезная и интересная хроника исторических событий… С этим согласиться нельзя. Остановимся на содержании книги. По определению одного из героев рома- на, Руднева, гибель «Варяга» - - «искупи- тельная жертва, нужная для понимания прошлого и для поучения на будущее». Позволительно спросить, какое же пони- мание прошлого нашей родины, какое по- учение на будущее вынесет читатель это- го романа? теник писал в тоои голус Водна ра воблачает все слбне сторони правитель, война раскрывает внутреннюю гнилость, война доводит нелепость царского само- державия до того, что она бьет в глаза всем и каждому, война показывает всем агонию старой России…» Русско-японская война не просто хронологически предше- ствовала революции, она значительно ускорила ее. «Не русский народ, а самодержавие пришло к позорному поражению», -- пи- сал Ленин. Книга об этой войне должна будить в читателе гнев и презрение к правящим классам старой России, бросив- шим в огонь войны, ради удовлетворения своей алчности, сотни тысяч рабочих и крестьян. И эта книга должна укреплять любовь к нашей социалистической родине, которая так сильна теперь, как никогда не была сильна Россия в прошлом. Но роман А. Сергеева не отвечает этим естественным требованиям. Разговоров, осуждающих царское пра- вительство, слов о будущей революции книге довольно много. Но «сознатель- ность» некоторых действующих лиц порой доведена до потери всякой исторической дистанции. Одним из главных героев романа являет- ся мичман Падалко, Пламенный патриот, он честно и самоотверженно выполняет свой долг боина, Какие же мысли и чув- ства приписывает ему автор романа? «Ва- ряг» в море, он дерется с огромной вра- жеской эскадрой, и мичман Падалко чув- ствует, «что он защищает дом своей роди- ны и тех, кто доверчиво расположился у стен этого дома…» В другом месте автор утверждает, что мичман Падалко ощущал себя «частицей в чудесного военного организма, созданного нзродом для обороны и победы…» Нужно ли пояснять, как это все ложно и исторически фальшиво! Мы уважаем и чтим ратные подвиги, подобные подвигу «Варяга», но следует ли из этого, что можно приписывать моряку царского фло- бой, превосходстве над прошлым?… тем, «как странно и непонятно получается, что вот бывает иногда -- матросы сами по себе, а офицеры сами по себе, как будто чужие друг другу люди». Напрасно заду- мался мичман, не было у него причин для размышлений такого рода! В том-то и де- ло, что на протяжении всего повествова- ния нет ничего, что говорило бы о дей- ствительных, социально обусловленных взаимоотношениях в среде моряков, на- против, автор рисует картину полного, ни- чем не тревожимого единения так назы- ваемой «флотской семьи», где ласково- строгие отцы-командиры заботливо опека- ют добродушных братцев-матросиков, где нет ни тени взаимной отчужденности, ни грана подозрительности и недоверия меж- ду этими, одетыми в морскую форму, пред- A. Сергеев. «Варяг», Роман. «Советский писа- тель». 1946 г.

бит покой и «сад с помидорами», а другая жаждет великих перемен. Гринвуд тонко и художественно убедительно раскрыл кон- вуда, Пристли и др., автор приходит к са- мым ложным обобщениям литературных процессов, происходивших на Западе в го- ды ное войны. Прежде всего Т. Хмельницкой нехва- тает информации. Прочитав несколько книг, она спешит сделать самые произ- вольные выводы. Но еще хуже- отсут- ствие у нее самостоятельной и ясной совет- ской точки зрения на западные проблемы, отсутствие политического чутья, полное подчинение авторa материалу, безудерж- восхищение реакционными, консерва- сервативную сторону мышлен я и, будучи сторонником и хранителем традиционных начал, утв рдил ее как единственно чело- вечески, социально и национально значи- мую. Внутренний смысл книги Гриивуда в том и состоит, что национальный характер английского народа якобы консервативен, и в этом его сила и «прочность». Роман Гринвуда - одно из проявлений той охра-

К сожалению, это непонятное для совет- ского писателя заигрывание с прошлым, этот предпочтительный выбор розовой краски при изображении событий истории и бесцеремонное «опрокидывание» в прош- черт современности- явление не еди- ничное. В прошлом году вышла книга нс- торических повестей и рассказов С. Голу- бова-- «Доблесть». Произледения эти рас- героям русско-турецкой войны 1877 го- хитрорисовать да, от них - к морякам Порт-Артура и, на- конец, к Николаю Рудневу, «беззаветному, как отозвался о нем товарищ Сталин, воину коммунизма». Это литература документальная. Имена героев и факты взяты из боевых донесений и приказов. Эти солдаты, мат- росы, офицеры, партизаны завоевали себе вечную славу, и на их примере воспиты- вались в русской армии отвага и предан- ность воинскому долгу. C. Голубов, опытный исторический пи- сатель, знает, конечно, что не только зна- чение слов, но и значение поступков изме- няется, когда изменяются условия общест- венной жизни. Он должен был бы это иметь в виду, принимаясь за изображение людей и событий, которые хотя и обеди- нены общей чертой- тем, что все это лю- ди и события военные, - однако совер- шенно различны по содержанию по времени, по значению и месту в историне ошибку, удивительную для нашего совре- менника: все войны прошлого он рисует одинаковыми и не видит, что в одних рус- ская армия имела цели справедливые, не- обходимые народу, а в других этого не было, и следовательно, не было того мо- рального единства, которое сплачивает на- род и армию, отстаивающие правое дело. «Дядя Ипат и Чайка»- рассказ о подви- ге знаменщика Азовского пехотного пол- ка, спасшего в 1805 году полковую святы- ню. Он говорит нам о чудесной способно- сти русского человека не щадить себя ра- ди дела чести. И о том же должен свиде- тельствовать рассказ о минёре с минонос- ца «Стерегущий» - рассказ, который пе- реносит нас на сто лет вперед в обста- новку русско-японской войны. Но это опи- сано без ощущения различий, созданных вековой дистанцией и неповторимо свое- образными условиями, целями и обстанов- кой войны, описано так, будто русский че- ловек за столетие не прошел пути истори- ческого развития, и события на «Стерегу- щем» происходили не и не в канун первой рус- ской революции. Солдат-крепостной мог не задаваться вопросом о целях войны. Наивная, чистая преданность Старичкова воинской святы- не исторически правдива и трогательна, Но можно ли то же сказать о герое рассказа «Стерегущий»? на и Февраль 1904 года. Японцы подбросили миноносец «Стерегущий» безграмотные глупые листовки, Командир корабля вы- строил матросов и обратился к ним с ре- чью: «Вот, ребята, японцы уверяют, что мы несправедливо воюем… А? Читали?… Что же, братцы, теперь делать? Высказывайта, коли так, свое мнение, - смело и откры- то…» и т. д. Откликнулся на эту, едва ли правдоподобную, речь «пожилой, борода- тый минёр с длинными сильными рука- ми…» Он ответил именно так, как хотел  командир: «Помрем…» И весь обмен воп- не раздумывать. нёр жертвует жизнью, чтобы потопить Если отвлечься от замечательного исто- рического факта, взятого в основу расска- за, и рассмотреть рассказ как он есть, как произведение литературы,-о чем повест- вует он? О патриотизме? Нет. Старый ми- нёр не сознает значения и смысла войны, он к ней не относится ни положительно, ни отрицательно. О героизме? Нет. Героизм проявляется в осознанном стремлении по- бедить и в готовности умереть ради высо- кой цели. Бородатый минёр действует ав- свой израненный в бою, но не сдающийся корабль. томатически, он не волнуем ни любовью, ни ненавистью. Нужно ли говорить, что вопреки явной цели, которую ставил себе автор, рассказ этот не может служить воспитанию воин- Ского духа, а «бородатый минёр» не досто- ин быть образцом отваги и доблести.

Позтому дод умелышцкая одноПоэтому тов. Хмельницкая, в полном противоречии с фактами, видит своеобра- тивными чертами западной идеологии. В основе ее ложных обобщений лежит непонимание различия между совет- мртен зие западного романа военных лет в про- нительной тенденции, которая любыми и в том числе тонкими демагогическими средстазми стремится создать единство сознания необходимости перемен. Тов. полном Хмельницкая даже не заметила, как кон- сервативная почвенность Бантинга проти- вопоставлена Гринвудом романтической беспочвенности, бесплодным радикальным стоте и ясности, в смелости, с которой ре- шаются жизненные вопросы. «Война, пишет она, - как бы обнажила перед на- шим сознанием «истоки жизни». Но что это за «наше сознание»? Отождествляя созна- ние советского и западного писателя, мож- но только запутать все вопросы. Напротив, большинство западных и особенно англо- ны очень далеки от ясного понимания свое- образия данной войны. Отсюда и молча- данной войны, Отсодаюдание широкое распространение «эскепизма», от- сюда столь частые незакономерные ото- ждествления характера первой и второй мечтам о будущем его сына Эрнеста, Нет. Тринвуд нисколько не старомоден. Он су- сейчае идеология может иметь успех сейчае идеология может иметь успех у среднего читателя, если она выступает во внешие демократических формах. Он пре- гогию нужжното в разных странах дема- десятилетиями сложившиеся понятия и иллюзии национального сознания. Умиле- «добротностью», старомодный демо- кратизм для Англии - столь же удобный демагогический штамп, как для Америки умиление перед «одинаковыми возможно- стями продвижения для всех». Тов. Хмель-

Кетати, шения ства, царя с нашими ших о молебнах. Странное впечатле- исключения случаи богослужений, подно- икон, императорские тезоименит- водосвятия, привел все телеграммы и царицы («Непрестанно молитвенно моряками…»), все знаки монар- милостей и забот. Весть ла лабить ром. «3 на вать ра о капитуляции Порт-Артура заста- эскадру Рожественского на походе. Ес- тественно. командование стремилось ос- впечатление о трагических неуда- чительным революцио было зна- апреля, - читаем мы в «Знамени», - эскатру прионобразни Двое из них- участники эпопеи Порт- Артура. Прибывших просили не рассказы- о неудачах и не подрывать дух на эскадре». И отметка Вишневского: «Ме- совершенно правильная». Правильная?! Но с какой точки зрения? Правильная значит, полезная, но для кого полезная?… Нужно было очень уж крепко евжиться» в материал, чтобы за- быть, что дело в те дни шло о приближе нии или, наоборот, отдалении революции. Вс. Вишневский называет поход 2-й эс- кадры «грандиозным по размаху и траги- ческим». Это звучит величественно. Ме- жду тем, поход эскадры Рожественского был бессмысленным, обреченным с самого начала на провал. Вот какими словами ха- рактеризовал его Ленин: «Великая арма- да, - такая же громадная, такая же гро- моздкая, нелепая, бессильная, чудовищ- ная, как вся Российская империя, - дви- нулась в путь…» те из Вольно или невольно Вс. Вишневский перечеркивает установившуюся нелест- ную репутацию одного из главных винов- ников цусимского позора, адмирала Ро- жественского. Без какого-либо критиче- ского отношения он приводит и излагает места из старой официальной истории, старых мемуаров, в которых Рожест- венский выступает в нанболее выгодном свете. Более того, Рожественский, по Ви- шневскому, - трагический герой, пото- му, видите ли, что он не верит в успех по- хода, но неверие свое скрывает от всех… Не слишком ли много лавров этому же- стокому и сумасбродному невежде, ви- новнику бессмысленной гибели многих тысяч русских моряков? В заключительных строках своего очерка, говоря, что революция создала «новую вооруженную силу», Вс. Вишневский ни од- ним словом не упоминает о том, что армия советской державы по своим целям, по своей роли в корне отличается от старой русской армии. Вс. Вишневский некритически следовал за старой историографней, материалы ко- торой он в своем очерке не исследовал, как это положено художнику, вооружен- ному научным зианием и историческим опытом, а только разместил в хроноло- гическом порядке. * * *



Олдриджа, Т. Хмельницкая видит поли- мировой войны. ницкая восхищается тем, что борьба В столь идейно различных книгах, как против немецких налетов будто бы романы Гринвуда, Стейнбека, Пристли и ведет Бантинга от узкого круга семьи в большой мир народа. Но в финале тически единую оценку войны. Она не по- нимает, что даже в книгах, говорящих об активной борьбе против немецкого фашиз- ма, может быть выражена весьма различ- ная идеология. Разве тождественна дей- ствительно ясная и простая точка зрения Олдриджа, защищающего последовательно демократические идеи, с путанным и либе- ральным демократизмом романа «Луна за шла» Стейнбека или с консервативными идеями Гринвуда? Решаясь на обобщения, советский критик прежде всего должен раскрыть причины путанного и противоре- чивого отношения англо-саксонских писа- телей к войне, которое недаром заста- вляет американского критика Хаймана ждать появления новой «Войны и мира» не от западной, но от советской литературы. Второе поспешное обобщение тов. Хмельницкой заключается в том, что за- падная литература якобы преодолела ухищ- рения декаданса и возродила уравнове- шенные гармонические формы классиче- ского реализма. Здесь все неверно, Напротив, война выз- вала на Западе известное оживление де- кадентских течений. Во Франции и Англии снова культивируется сюрреализм, дека- дентская философия Сартра иммеет успех не только в Париже, но в Лондоне и Нью- Йорке, английские молодые поэты приева- ивают своей группе мало вразумительное название «Новый Апокалипсис» и броса- ются в «бездны» экспрессионистского бре- да. А молодые американцы, выступившие в программной антологии Сивера «Попереч- ное сечение», могут своим мистинеским нессимизмом забить самого Фолкнера. Конечно, не вся западная литература ох- вачена декадентством, но задача, очевид- но, и состоит в трезвом выяснении про- порций и масштабов этих явлений. Под впечатлением «нарочитой старомод- ности» романа о м-ре Бантинге сделано Т. Хмельницкой обобщение о возрождении классики. Но «нарочитая старомодность» не есть возрождение классики; это явле- мужественный, не размышляющий Бантинг остается в узком кругу своего дома. И именно отсутствие идей, самостоятель- ной мысли, мечты и попыток заглянуть в будуще и есть то, что Гринвуд пола- гает добротностью этого «атома» нацин. Борьба за душу среднего человека на Западе идет и будет итти. Перед средним человеком Запада история поставила два идеала ＿ мещанский идеал покоя, кон- сервативный и собственнический идеал ма- ленького счастья, и иной великий идеал- творческого преобразования мира, То, что Бантинг мужественно защищает свой дом, несколько затемняет мещанскую основу романа. Но разве мещанская идеология всегда выступает в самой грубой и пошлой форме? Мещанская точка зрения -- не только в пошловатых пьесах о легкой и богатой жизни. Она - и в блестящих по форме ис- торических работах Трэвельяна, излагаю- щего историю Англии, как историю мирно- го, счастливого процветания демократиче- ской и единой нации. Она -- в психологи- чески тонкой аргументации Гринвуда. Она - в защите прав поэта создавать внутрен- ние убежища, в защите «высокого инди- видуализма» от опасностей справа и сле- ва. Мещанская точка зрения выступает в любых формах- от «Апокалипсиса» до добротных описаний Гринвуда, Она ис- пользует все штампы и оттенки буржуаз- но-демократической фразеологии, чтобы создать представление о социальной гар- монии, об устойчивом, счастливом атоме нации. Все это сбивает с толку западного читателя.

Но странно видеть советского критика,   

бть руского оа Именно это подтверждено историческим опытом Отечественной войны. В ярком свете нашего сегодня прошлое Родины предстает во всем его величии и много- значительной как развитие сложности, как движение, которое через многие пе- ремены и противоречня ечия привело наш на- род к вершинам социализма. «Каждый день поднимает наш народ все выше и выше. Мы сегодня не те, что были вчера и завтра будем не те, что были сегодня. Мы уже не те русские, какими были до 1917 года, и Русь у нас уже не та, и характер у нас не тот» (А. Жданов), Советская литература славит великое прошлое нашей родины, отмеченное подвигами народа в борьбе за свою свободу и свободу всего человечест- га. Но нам претит идеализация того прош- лого старой царской России, которое было заклеймено великой ненавистью народа и окончательно уничтожено в Октябре.

 бротности», право, звучит, как злая ирония, Может быть, с большим правом можно вспомнить другую английскую черту знаменитое английское лицемерие. стихов, отметив загадочность и меланхо- личность Джона Лемана, она не решается сказать, что декадентские черты его поэзии находятся сейчас в тесной свя- Самое странное, однако, то, что совет- зи с его политическим ренегатством, с его ский критик бесконечно восхищен доброт- ной старомодностью Гринвуда и Бантинга, В резкими выпадами против Советского Союза. обостренной войне идей, которая Бантинга - хранителя консервативных на- чал английского мышления. Тов. Хмель- ницкая наивно думает, что, написав свой роман в 1942 году, Гринвуд был тогда на высоте прогрессивных идей, и лишь сейчас настало время более острой постановки социальных вопросов. Однако Гринвуд менее наивен, чем его критики. В разгаТего войны Гринвуд думал не только о том, как героически Бантинг борется с зажигалка- идет ции ную ния сейчас во всем мире, идеологи реак- стремятся затемнить для масс истин- сущность современных международ- противоречий. Расставляя для созна среднего человека множество идейных капканов, реакция хочет видеть его по- слушным и покорным. В такой обстановке надо особенно тщательно следить за идео- логией противника, быстро разоблачать демагогические приемы, не поддаваясь ни на какие «псевдодемократические» или «псевдореалистические» приманки.



 сандрийским стихом, разделены на двусти- шия с ясно выраженной лирической цезу- рой («Новый год на фронте»), одна выдер- жана в гекзаметре («Праздник гвардейско- го знамени»). Дальше следует: «Но разве шести- и семистопные ямбические и дакти- лические строки не требуют естественного разделения на равномерные ритмические интонативные слоги при помощи цезуры?» Рецензент отрывает форму стиха от со- держания и судит о достоинстве стихов по тому, соблюден размер или нет. Возможно, что такая статья и годится для учебника позтики, Но вряд ли Григул нуждается в такой критике стихов. Точно так же подходит к явлениям поэ- зни Валдис Лукс в рецензии на стихи Мирдзы Кемпе и Мейнгарда Рудзита. Ре- цензент говорит о двух новых книгах сти- хов, исходя исключительно из того, допу- стили ли поэты погрешности против фор- мы или нет, подробно разбирает вопрос о созвучиях и ассонансах, он озабочен толь- ко тем, что у одного форма выдержана, а У другого нет, и на основе только этого делает выводы о достоинствах книги. Принципиальная критика, жизненно-глу- бокий анализ разбираемых произведений, смелая и зоркая их оценка отсутствуют в «Карогсе». Пагубно сказываются резуль- таты личной дружбы: рецензии изоби- луют чрезмерными восхвалениями. Союз советских писателей Латвии до сих пор не нет последовательной и решитель- невмешательства в творческие дела писателей. Секции прозанков, поэтов, дра- матургов, веля беспредметное обсуждение ром«проблем», не удосуживались подвергнуть строгому критическому разбору произве- дения латышских писателей Низкопроб- ные, безидейные, пошлые произведения не встречали должного отнора и со стороны писателей, о которых шла речь выше, за- малчивались, Творческие дискуссии прохо- дили вяло и формально. Во всей жнони пи- сательской организации Латвиы не чувство- валось ответственности за пдейную чистоту советской литературы. и Латышские советские писатели, правчль- но поняв постановление ЦК ВКП(б) о жур- налах «Звезда» и «Ленинград», взвесят свон ошибки, недостатки, по-настоящему отрешатся от них и перестроят работу гак, как этого требует от нас великий советский народ, наша партия и наш лучший друг учитель великий Сталин. Блаумана. Даже в новейших пьесах, если действие развертывается на селе, на сцену выходят крестьяне, батраки и служанки в таком обличье, в каком их видел Блауман. Мы усердствуем по части старины, слиш- ком много ставим пьес Блаумана, Вульфа и других авторов прошлого. Это обясняет- ся, конечно, и недостатком пьес нового ре- пертуара, но часто диктуется традицией. Конечно, можно и нужно ставить пьесы Блаумана и Вульфа, но в первую очередь нам нужны новые советские пьесы на со- временные темы. дакторы не знают, чем заполнить страницы журналов, из-за недостатка материалов го- товы напечатать все, что попадается под- руку, Лучше, чтобы журналы выходили по- ка в меньшем обеме, но не заполнялись аполитичными, безидейными, пессимисти- ческими и декадентскими произведениями, пустыми любовными стишками. Писатели работают мало, и зачастую ре- Критика очень мало помогает писателям Латвии. Критический отдел ежемесячника «Карогс» больше напоминает вялую хро- нику мемуаров и юбилеев, чем подлинный критический отдел. Острые литературные и художественные проблемы, актуальные во- просы творчества не освещаются. «Карогс» не дает читателям представления о новей- ших явлениях в литературе братских совет- ских народов, не разбирает проблемы, об- суждаемые в русской литературе, не зна- комит читателей выдающемися ро 230зицию нятно, например, почему день 330-летия со  дня смерти Шекспира редакция отметила иа татья эта может заннтересовать только шекспироведов. Вопросы современной советской латыш- ротки рецев затративаются лишь в ко- произведениям чаще всего чисто формаль- ный, Для примера можно привести рецен- зию Рудольфа Эгле о сборнике стилов Ар- вида Григула «Буря» («Карогс», № 6 за 1946 г.). Эгле пишет:

в.ланис Задачи

Я так молод, и так легки мои мысли, Словно в жизни нужно играть две противоположные роли. Одна говорит: «Вокруг лишь беда и заботы», А другая: «Надо зарабатывать кусок хлеба». Что это - стихи или белиберда? Каким образом могли появиться в печати ати такие произведения? Повинны в этом мы все-и те, кто пишет подобные стихи, и те, кто мирится с их появлением в печати, не критикует их. общей жизнью с своим народом. За послед- нее время создано очень мало нового. У нас нет еще ни одного произведения о действиях советских моряков-латышей во время войны; их героическая борьба во время увода судов в Ленинград, участие в обороне города Ленина, а позже в рядах волжской флотилии, в легендарной битве за Сталинград дают обильный материал для прозы и поэзии. За обработку этого мате- риала взялись советские писатели других национальностей, а эту работу следовало бы вести нам, латышским писателям, в первую очередь. Обращаясь к прозе и драматургии, сле- дует отметить, что за малым исключением латышские писатели и тут еще не живут У нас нет еще интересных и верных про- изведений о боях латвийских партизан во время Отечественной войны, о героической подпольной борьбе латышского народа во преми неменкой оккупаци, Хароктерно, что Советской Латвии и в своих произведеннях не раз уже пользовались этими- материа- лами. Тема дружбы советских народов мало притом поверхностно затронута в новей- шей литературс Латвий, Здесь писатели должны провести большую работу по вос- питанию масс, учитывая, что в буржуаз мецкой оккупации ярая национальная огра- ниченность зоологический шовинизм, не- нависть, презрение к другим национально- стям культивировались всеми возможными средствами. Почти ничего не написано для молодежи, для воспитания юношества в духе комму- низма. Крупные социальные и хозяйственные пе- ремены в латышском селе отражены лите- ратурой слишком бледно. Наши писатели, театральные деятели продолжают представ- лять себе сельскую жизнь в виде старых, хорошо знакомых патриархальных хуторов

Тот час, что погасит мне свет, Не будет торжественен и велик. Не разорвется завеса, Не поднесут благоуханий Так как священника, что должен меня проводить, В ту ночь не найдут дома, Тщетно будет ждать его жена в постели, Он обнимает ноги гулящей девки. Ян Плаудис опубликовал следующие

латышской

советской литературы Прошло почти два года после изгнания из Советской Латвии немецких оккупантов. Что дали наши писатели за это время своему народу? Этот вопрос законно ставят перед нами народ и партия. Некоторые латышские писатели за шесть лет, прошедших со дня провозглашения со- ветской власти в Латвии, еще не поняли сущности советского пути развития, не сумели откликнуться на события реаль- ной жизни сколько-нибудь значительными произведениями. Источником вдохновения для них служит лишь ближайшее или дале- кое прошлое, которое они якобы лучше знают и понимают. Писатель Роберт Селис в большом романе «Силайнес муйжа» изо- бражает события и людей, которых от на- ших дней отделяет полвека, и то, как пи- шет он о них, ничего не дает нашему наро- ду, нашей молодежи, в частности. Это произведение, с начала года печатающесся в журнале «Карогс», с таким же успехом могло появиться 20 лет тому назад. Поэт Атис Кенинь делает исторический экскурс к могильникам древних куров. В поэме, напечатанной в номере 4-5 журнала «Карогс», он поет о земле куров, о древне- прусском герое Монте, о древних кладби- щах и костях мертвецов, и все это подно- сится в соответствующем мистическом оформлении: Втесь ногастый зверь ползет из тьмы веков H квоь века надвигается чумой на народы, Оставляя за собой пустыню ужаса и горы трупов… «Ногастый зверь», «народная чума», «го- весьма недвусмысленное, заявило о себе, открыто вышло на свет и претендует занять место в новейшей литературе, Неужели ничто в нашей жизни не могло вдохновить Атиса Кенинь, кроме мистическо-декадентских экскурсов в далекое прошлое? Между тем его «оригинальное» начинание не осталось без последователей. хотворение Мирдзы Бендрупе «Олен куршских дюн», опять о былом. Тем, кто сознательно спускается в сумер- ки прошлого, кому наши люди неинтерес- ны, живые события кажутся недостойными прикосновения к ним творческой рукой художника, -всем им следует сказать, что советскому народу не нужны их историче- ские бредни, а нашим газетам и журналам не следует предоставлять трибуны подоб- ным авторам и их произведениям. Конечно, было бы неправильно утверж- дать, что все латышские писатели ничего не уразумели в прошлом своего народа, не увидели ничего характерного и знамена- тельного в настоящем, что не зазвучал по- новому их голос для читательских масс Советской Латвии, Это значило бы скинуть со счетов и «Зеленую землю» Андрея Упит- са, и хорошие рассказы Анны Саксе, пат- риотические стихи Я. Судрабкалиса, и не. сколько ярких пьес, естественно и худо- жественно связанных с новой, в том числе и послевоенной историей латышского на- рода. Уже проложена вперед творческая дорога латышской литературы, Но темой этой статьи мы берем те огрехи, которые некоторые наши художники, к сожале- нию, сделали в последнее время на этом пути, сбиваясь с него и тем самым мешая советской латышской литературе раз- виваться и двигаться вперед. Есть у нас, к сожалению, писатели, ко- торые прикрываются аполитичностью, со- здают интимные и формалистические тво- рения, не стремятся итти в ногу со своим народом, Но, убегая от политики, они убе- гают также и от жизни и от художествен ной правды. Валдис Гревинь издал сборник избран- ных стихов, написанных в период с 1915 по 1945 год, под общим названием «Листья летят, листья звенят». Поскольку речь идет об избранных стихах, можно подумать, что в книгу включены лучшие, наиболее цен- ные произведения Гревиня, Можно развер- нуть наугад любую страницу этой книги и повсюду наткнуться на поразительно мрач- ные, далекие и чуждые народу стихи. симизмом веет от этой книги. нец»: Вот отрывки из стихотворения «Мой ко-

 

строфы: Синие геры, золотые рощи, Улыбаются поля и улицы. Твердой рукой держи руль, Пенится в кубке вино жизни. Такое стихотворение могло быть напе- чатано в изданиях, выходивших в бур- жуазной Латвии. Аполитичность, равнодушие к жизни со- ветского народа декларирует Элина Залите в стихотворении «Моя песня»: Моя песня звучит для ручейка, что сквозь Скалы и камни пробирается, Стремясь к шири моря, Моя несня звучит для листа, что пробивается Из тесной оболочки, Чтоб по ветру качаться…

Молодая поэтесса Цецилия Диннер про- шла в рядах нашей гвардейской дивизин трудный боевой путь. Тем досаднее наблю- дать в ее стихах настроения пессимизма. В стихотворении «Я люблю жизнь» она пи- шет: Сама грусть любит меня … эта медлительная старушка. Чьи серые покрывала скользят через мой порог. Люблю страдания, ватеняющие радость. И тоску о несодеянном, ноющую, как. шрам. Не к лицу Диннер трагикомическая поза. Мейнгард Рудзит выпустил книгу стихов «Родная земля». Он старается шагать с жизнью вровень, некоторые его стихи хо- роши, но наряду с ними мы видим немало верхностных произвелений, пиенно по- гда доходит до полнейшей нелепицы, как, например, в стихотвореший «Большевики»: Своим чувствует, своим зовет, - Своим, а что такое свое? Различить ли, отозваться ли? Что наше- мое и твое? … Все это, что зовет словом Это слово так Все это не свое, прекрасно звучит,- мое, все это - не твое, твое и не мое.

 

«Песни типа гимнов выдержаны в широ- кой ритмической волне. Здесь встречаются классические строфы: квинта («Раз в го- ду»), секстина («Советская Латвия»), окта- ва («Боевой путь»), терцина («Рассказ снай- пера Моники Мейкшан»). также сонеты  («О море») -- пятистопный и шестистопный ямб. Некоторые написаны хорошим алек-

В № 6 журнала «Карогс» появилось сти- Литературная газета 2 № 40

Все это- не

Пес-Что этим хотел сказать Рудзит, известно лишь ему одному. В поэме Рудзита «Молодой человек» есть строфа;