Открытое письмо В редакцию ,,Литературной газеты Уважаемый товарищ редактор! B № 39 «Литературной газеты» за 21 сентября с. г. напечатан информацион- ный отчет о собрании комсомольского ак- тива г. Москвы, посвященном обсуждению постановлений ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград», «О репертуаре драматических театров» и «О фильме «Большая жизнь». Как явствует из отчета, вопрос о воспи- кадров «за- тании молодых поэтических тронул в своем выступлении» литератор A. Софронов. За последнее время, в ходе обсуждения решений ЦК ВКП(б), посвященных воп- росам литературы и искусства, журнал «Знамя» подвергся справедливой больше- вистской критике за ряд допущенных ре- дакцией ошибок (опубликование стихов Ахматовой, пьесы В. Гроссмана «Если ве- рить пифагорейцам», статьи А. Тарасенко- ва о Пастернаке, стихов Антокольского «Не вечная память»). Редакция благодар- на всем товарищам, которые с принци- на на- пиальных позиций указали нам ши промахи. Однако есть критика и «критика». A. Софронов с такой «критикой» отдела поэзии «Знаме- ни», которая по справедливости может быть названа только критикой бесприн- ципной и безответственной. В самом деле, как это следует из отчета «Литературной газеты», А. Софронов ска- буквально последние ния (?!) воспитания литературной моло- дежи». При этом А. Софронов противо- поставил отдел поэзии отделу прозы, Он признал, что в последнем печатались вы- сокохудожественные, «идейно-насыщен- ные произведения» («Молодая гвардия» А. Фадеева, «Спутники» В. Пановой, «Лю- ди с чистой совестью» П. Вершигора). числа же поэм и стихов, опубликованных в «Знамени» за последние годы, А. Софро- нов счел нужным вспомнить только про изведения двух молодых поэтов - Г. Ни- колаевой и С Гудзенко. по-большевистски принципиальным, он не смог бы, характеризуя «гнилую линию» отдела поэзии журнала «Знамя», прене- Если бы наш критик был об ективным и брежительно отмахнуться от такого всем известного факта, что за последние годы в «Знамени» было опубликовано большин- ство поэтических произведений, удостоен- ных Сталинской премии: «Василий Теркин» А. Твардовского, «Зоя» М. Алигер, «Сын» П. Антокольского, «Знамя бригады» А. Кулешова и стихотворные циклы Л. Перво- майского. Именно эти произведения, а также и многочисленные военные стихи других со- ветских поэтов (М. Бажана, К. Симонова, Е. Долматовского, М. Матусовского, О. Берггольц, С. Михалкова, П. Шубина и др.) и определяли линию поэтического отдела журнала. Что же касается стихотворений Г. Ни- колаевой и С. Гудзенко, то вряд ли мож- но признать критикой честной и принци- пиальной попытку А. Софронова охаять эти стихи, как «чистую лирику». Подав- ляющее большинство стихотворений этих молодых поэтов, какие сочла воможным напечатать редакция «Знамени», представ- ляет собой патриотическую, военную ли- рику. Достаточно перечислить такие, напри- мер, стихи, как «Мы не прежние», «О люб- ви», «Волга», «Мария», «Порванное пись- мо», «Завещание», «Эшелоны», «Дома», «Колыбельная», «Для вас», «Сталинградка» и др. Г. Николаевой, чтобы опровергнуть «критику» А. Софронова. Точно так же обстоит дело и со стиха- ми молодого поэта С. Гудзенко. Редакция неоднократно критиковала некоторые ошибочные тенденции, проявлявшиеся в отдельных стихах этих и других молодых авторов; многое из того, что предлагали они для напечатания в журнале, редакция решительно отвергала (как и многие сти- хи самого А. Софронова). Несомненно, еще незрелое творчество С Гудзенко и многих других может и должно быть пред- метом серьезного обсуждения и серьезной критики. Но мы отвергаем критику А. Соф- ронова. Пора бы знать, что военная патри- отическая лирика, при всех конкретных недостатках отдельных поэтов, не является «чистой лирикой», «искусством для искус- ства». Не с тех позиций критикует ее т. Софронов. Хотелось бы, чтобы тов. Софронов пом- нил о нормах критики: произведение надо знать точно и углубленно, понимать его корни и тенденции, в оценках быть дей- ствительно об ективным. И еще: критика должна быть стерильно чистой от каких бы то ни было личных, «тактических» ситуационных придатков. С товарищеским приветом Вс. ВИШНЕВСКИЙ,

В музее Н. Островского Государственный музей Н. Островского в Москве выпустит к 10-летию со дня смер- ти Н. Островского сборник «Н. Островский в дни Великой Отечественной войны». B сборнике будут помещены письма фронто- виков, адресованные музею, материалы о писателе, печатавшиеся на страницах ар- мейских и фронтовых газет, и другие до- кументы.

Я. РОШИН

Белый Клын на экране «Белый Клык» - произведение, как из- вестно, наиболее характерное для так на- зываемого анималистского цикла расска- зов Джека Лондона, в которых с особен- ной отчетливостью выступает «биологизм» американского писателя, его излюбленная тенденция к утверждению той мысли, что в человеческом обществе царят, по сути дела, те же законы, что и в животном мире. Собака-волк, прозванная Белым Клы- ком, на своем личном опыте жизни в лесу, среди зверей, а затем в общении с людьми убеждается в том, что побеждают, выживают всегда самые хищные и беспо- шадные существа; что всюду господству- ет право силы, хотя иногда эта сила вы- ражается не в грубой и откровенной фор- ме. Белый Клык не только потому при- вязывается к горному инженеру Уидону Скотту, что последний вырвал его из рук садиста Красавчика Смита, но и потому, что, стало быть, Скотт сильнее, если по- бела осталась за ним. Сильнейший всегда в воображении Белого Клыка - «бог». Раньше «богом» был индеец Серый Бобр, ибо он сумел подчинить себе собаку. Но вот «в форте Юкон Белый Клык впервые увидал белых людей. Рядом с индейцами они казались ему существами другой породы - богами, власть кото- рых опиралась на еще большее могуще- ство… Бласть их простиралась дальше влежних богол средикотовых чтожеством по сравнению с белокожими богами». Так, сквозь апологию силы, составляю- шую основной мотив повести, - отраже- ние «ницшеанских» увлечений, наложив- ших печать противоречивости на все творчество Джека Лондона, неизбежно проступают элементы утверждения и ро- мантизации расового неравенства. Пытаясь экранизировать повесть о Бе- ом Клыке, сценарист и режиссер А. Згу- риди, конечно, стремился устранить эту откровенно буржуазную философию. Но он, видимо, не учел, что, отказавшись от идеи произведения, он должен был отка- заться и от самого произведения: в про- тивном случае можно создать только не- что художественно выхолощенное, нахо- дяшееся в кричащем противоречии с са- мой манерой писателя, нечто лишенное органичности и целостности. Так и случилось, Фильм «Белый Клык» превратился в некий набор иллюстраций, «живых картинок», в которых отсутству- ют внутреннее движение, закономерность развития и где механически воспроизво- дятся некоторые ситуации из повести Джека Лондона. Исчезли скупой, четкий ритм произве- дения, его необычайная драматическая на- сыщенность, строгая обусловленность всех его частей. У Джека Лондона лес, Дальний Север, суровые пейзажи живут, действуют, - они неустранимы: это - первая «школа» Белого Клыка, здесь в кровавых столкновениях с тысячами вра- гов он закаляется, мужает, овладевает той звериной «мудростью» хищника, которая и предопределяет характер всех дальней- ших отношений его с миром. В фильме лес необязателен. В нем больше от «Бемби» Диснея, чем от Джека Пондона. Природа и населяющий ее мир показаны через восприятие волчонка в мягких, почти идиллических тонах. Да и показано это все безотносительно к по- следующим событиям. Таким образом, фильм распадается на две вполне самостоятельные части: пер- вая является своего рода научно-популяр- ным этюдом для юных натуралистов, а тезиса о необходимо- вторая --- развитием сти «хорошего отношения к собакам». Содержание фильма, хочет того режис- сер или не хочет, в основном к этому и сводится: жила-была собака, с которой Кинофильм «Белый Клык» (по мотивам по- вести Дж. Лондона). Сценарий и постановка A. Згуриди операторы Г. Троянский, В. Асмус, Б. Волчек, Производство Московской киносту- дин научно-популярных фильмов. ПО МАЯКАМ 15 СТРАН Отряд советских боевых кораблей со- вершил недавно большой переход из Бал- тики в Черное море. В этом переходе во- круг Европы приняли участие писатели Лев Кассиль и Сергей Михалков. На-днях в Московском клубе писателей состоялся вечер, на котором Л. Кассиль и С. Михал- ков поделились своими впечатлениями от путешествия. С интересом был выслушан рассказ Л. Кассиля о портах, в которые заходили корабли, о героизме, проявленном нашими моряками во время перехода кораблей. После Л. Кассиля выступил С. Михалков, прочитавший несколько стихов из своего   путевого дневника. один негодяй плохо обращался, и она крайне ожесточилась, но вот она попала в руки доброго человека, и ожесточен- ность понемногу прошла. Такой результат был предопределен, как мы уже говорили, самым фактом об- ращения к повести Джека Лондона и не- избежным устранением идейной концеп- ции, лежащей в ее основе. Нельзя безна- казанно обращаться к чуждому нам по идее художественному произведению лишь как к «поводу» для создания совет- ского фильма. «Белый Клык» послужил лишь «поводом» для работников опреде- ленного жанра в кино, и постановщик предусмотрительно оговаривается, что фильм сделан «по мотивам» Джека Лон- дона. Этак можно, переиначив, «использовать» любое произведение мировой и русской классики: выудить из него «мотивы», от- крывающие простор для научно-популяр- ных упражнений, а все остальное дать постольку-поскольку, в виде принудитель- ного ассортимента. Но нетрудно заметить, что в ряде слу- чаев постановщик не стремился исполь- зовать даже и те возможности, какие да- ет повесть Д. Лондона, для усиления со- циального звучания фильма и большего приближения его к советскому зрителю. Вот пример: Д. Лондон, явно склонный рассматривать белых, как представителей более «высокой» расы, тем не мене дает обежтивное отиснне мето впечатление производит в книге место, где рассказывается, как Красавчик Смит спаивает Серого Бобра, не желающего уступить ему Белого Клыка ни за какие деньги. Виски сделало свое дело. Индеец был доведен до полной нищеты и, в конце концов, уступил Смиту собаку за несколь- ко бутылок «жгучей жидкости». Этот эпизод совершенно опущен в фильме. Зрителю даже трудно уловить, каким образом Белый Клык очутился власти явно ненормального вдруг во представителя «высшей» расы. А ведь об- личительные страницы Джека Лондона дают немало для характеристики колони- заторских нравов американской «демокра- тни». Но, пренебрегая этой возможностью, А. Згуриди из соображений сомнительного свойства ввел в фильм то, чего в пювести нет. Из одного только намека Д. Лондона на то, что обладателем бульдога, впущен- ного к Белому Клыку за ограду для еди- ноборства с ним, был некий картежный игрок Тим Кинэн, выросла целая сцена с баром, группой картежников, пьяной стрельбой и танцами апаше ашей. Это тоже с научно-популярными целями? O. Абдулов в роли Кинэна и Л. Сверд- лин в роли Мэтта создали колоритные эпизодические фигуры. В исполнении О. Жакова есть сентиментальность, вряд ли свойственная людям той эпохи и сре- ды, к которой принадлежит инженер Ундон Скотт. Коллективу, создавшему фильм, уда- лось преодолеть некоторые технические трудности. «Роль» Белого Клыка очень умно и понятливо исполняется привле- ченной для этого овчаркой Правда, дает   себя чувствовать школа хорошего дрес- сировщика, и это все время сообщает Белому Клыку черты «благопристойно- сти», которая кажется столь неестествен- ной в этом диком животном. Банален экспозиционный прием, кото- рым назойливо пользуется постановщик фильма. Очень уж примелькались за пос- леднее время картины, где действие начи- нается с того, что герои сидят и вспоми- нают о прошедшем, и это прошедшее воскресает перед глазами зрителя. Большой труд, затраченный на созда- ние фильма, не привел к большому успе- ху, Это произошло потому, что недоста- точно строго и вдумчиво был решен Мо- сковской киностудией научно-популярных фильмов вопрос об использовании худо- жественной литературы для того жанра, в котором обычно талантливо работает A. Згуриди. 

Учитывая огромный интерес к жизни и творчеству Н. Островского, дирекция музея будет устраивать по воскресеньям встречи посетителей музея с близкими друзьями Н. Островского. Первая такая встреча со- стоится в помещении музея 29 сентября. И. Феденев и Б. Мархлевская, близко знав- шие Н. Островского в период создания ро- манов «Как закалялась сталь» и «Рожден- ные бурей», поделятся своими воспомина- ниями о покойном писателе. 

(Дет-

сражение».

«Бородинское

Попова

Н.

книге

РУССКИЕ ПИСАТЕЛИ ОБ АРМЕНИИ ЕРЕВАН. (От наш. корр.). В вышедшем недавно сборнике «Русские писатели об Армении» (составили С. Арешян, Н. Тума- нян. Армгиз, 1946 г.) собраны художест- венные произведения русских писателей об Армении. В сборнике опубликованы отрывки из «Истории Государства Россий- ского» Н. Карамзина, из «Путевых заметок» А. Грибоедова, отрывок из «Путешествия в Арзрум» Пушкина и отрывок из рассказа А. Чехова «Красавицы» (портрет армянки), стики Поколского о Микаеле Налбандяне, высказывание Алек- сандра Блока об Ав. Исаакяне. Теме защиты родины, подвигам воинов- армян на фронтах Великой Отечественной войны посвящены очерки русских писате- лей, составляющие последний раздел сбор- ника: Н. Тихонов («Ленинград в декабре»), П. Павленко («Сыны Кавказа»), Г. Фиш («Сын Армении»), Б. Горбатов («Счет Ар- ташеса Акопяна»), Л. Рахманов («Сила»). Русские писатели отразили и самоотвер- женную работу трудящихся Армении в тылу: П. Павленко («Мать»), М. Шагинян («Армянская крестьянка»). 

к

Верейского

О.

«Иллюстрации гиз).

 Я. ЭЛЬСБЕРГ

CI Ba A. q T) H

Онегин в роли декабриста В деле воспитания советской молодежи  значительная роль принадлежит популя- ризации революционных деятелей прош- лого, Огромную помощь в этом отноше- нии может оказать изучение классических художественных прогнелений Но ловека пушкинской эпохи, узнает на лек- ции известного литературоведа, что Евге- ний Онегин мало чем отличается от рево- люционера-декабриста. Подобный случай может показаться невероятным. Однако  именно такой вывод преподнес своим слу- шателям проф. Г. Гуковский. Об этом он говорил на пушкинских чтениях, прово- дившихся в этом году ЦК ВЛКСМ и Ака- демией наук для молодежи столицы и за- тем передававшихся по радио. Темой лекции Г. Гуковского был «Евге- ний Онегин». Г. Гуковский утверждает, что черты «внутренней опустошенности» присущи Онегину лишь в первой части романа, за- канчивающейся дуэлью. Вторая же часть должна была содержать, по мнению Гу- ковского, «историю нравственной пере- стройки Онегина». Правда, указывает Гу- ковский, цензурные услобия помешали полному осуществлению этого замысла, но «Пушкин позаботился о том, чтобы его замысел, хоть и в свернутом виде, все же мог дойти до читателя в том тексте рома- на, который он мог опубликовать». Далее Гуковский, произвольно и поверх- ностно истолковывая роман и игнорируя оценки Белинского, Герцена, Чернышев- ского, Добролюбова, прослеживает изо- бретенную им «эволюцию» Онегина. Белинский, закончив свой знаменитый анализ этого образа, спрашивал: «Что сталось с Онегиным потом? Воскресила ли его страсть для нового, более сообраз- ного с человеческим достоинством стра- дания? Или убила она все силы души его, и безотрадная тоска его обратилась в мертвую, холодную апатию? - Не знаем, да и на что нам знать это, когда мы зна- ем, что силы этой богатой натуры оста- лись без приложения, жизнь без смысла, а роман без конца?». Для Гуковского же эти вопросы несущественны вовсе, Ока- зывается, эволюция Онегина начинается с трагического исхода дуэли, «Затем насту- пает вторая ступень перевоспитания Оне- гина: ее осуществило путешествие по Рос- сии». И, наконец, «любовь, подлинно боль- шая любовь становится третьей ступенью перевоспитания Онегина». В качестве единственного конкретного доказательства Гуковский приводит тот факт, что Онегин, не получив ответа от Татьяны… «погружается в книги. Что же он читает? Романы? Стихи? Нет, он чи- тает главным образом публицистов и историков, мыслителей и ученых, он чи- тает те книги, которые читали декабри- сты… Он проходит университет на дому». Гуковский не считает нужным сказать о том, как Онегин читал эти книги, хотя об этом в романе сказано прямо и ясно: И что ж? Глаза его читали, А мысли были далеко… Жертвуя всем во имя своей надуман- ной и ложной схемы, Гуковский игнорн- рует подлинный смысл пушкинских строк. Его не интересуют слова Пушкина о стра- сти Онегина: Но в розраст поздний и бесплодный, На повороте наших лет, Печален страсти мертвый след: Так бури осени холодной В болото обращают луг И обнажают лес вокруг. Поэтому-то с точки зрения Белинского Онегин, в лучшем для него случае, мог 1 Мы цитируем записанный на пленку текст выступлений Г. Гуковского по радио. ние воскреснуть лишь для «нового, более со- образного с человеческим достоинством страдания», По мнению же Гуковского, Онегин на самом деле воскрес и не для страдания вовсе, а для славы и героизма. ножонесные недуманне нечным выводом. В Онегине «пробуждает- ся… чувство народности». Посему поведе- Татьяны по отношению к нему и яв- ляется «трагическим недоразуменнем»… Для Татьяны он все тот же «прежний Оне- гин». Для Гуковского же, в отличие от Татьяны, Онегин совершенно «перестроил- ся» (следуем терминологии Г. Гуковско- го) и должен был очутиться на Сенатской площади среди декабристов, «У нас есть основания предполагать, -- заявляет Гу- ковский, что Онегин должен был в этой последней главе романа, в день 14 де- кабря, притти на площадь восстания»… выйти «против того уклада, который отнял него его любовь». Чем аргументирует Гуковский? Прежде всего ссылкой на восстановленные пуш- кинистами драгоценные строфы Х главы. Но ведь на этом основании никем не дока- зано и не может быть доказано, что Пуш- у кин хотел поставить Онегина в один ряд с такими героическими фигурами, как Лунин и Н. Тургенев. Гуковский ссылается далее на то, что действие романа кончается весной 1825 года, и, таким образом, Онегин в декабре как раз должен был поспеть на Сенат- скую площадь. Но это смехотворное до- казательство, разумеется, оборачивается против Гуковского же, Хорош декабрист, который никогда политического вольно- мыслия не обнаруживал, примкнул к дви- жению за несколько месяцев до восстания и то лишь потому, что любовь его была неудачна. Так интерпретировать Онегина- значит не уважать ни Пушкина, ни декабристов. Действительно, имеются свидетельства современников о том, что у Пушкина бы- ло намерение сделать Онегина декабри- стом и изобразить восстание декабристов. Но совершенно очевидно, что если бы Пушкин это намерение осуществил, он написал бы свой роман по-иному, написал бы, по сути дела, другой роман, где глубо- ко и ясно показал бы превращение «лиш- него человека» в декабриста. Но такого романа нет. Существует великий класси- ческий роман о «лишнем человеке», об Онегине, которого Герцен прямо и резко противопоставлял декабристам: «Положи-   умственной жизни двадца- тельный тип тых годов… … декабрист, а не Онегин». Как показали Добролюбов и Герцен, человеке прошлого. внутренняя логика развития ведет Онегина к Обломову, а вовсе не к декабристам. Г. Гуковский, щеголяя пустой «новиз- ной» своей концепции, пытался, повидимо- му, ошеломить своих слушателей и заста- вить их позабыть о том, чему учили ве- ликие революционные демократы. Гуков- ский недооценил свою аудиторию, недо- оценил советскую молодежь. Ему в упор был задан вопрос: «Почему Онегин счи- тается лишним человеком, если он «обя- зательно придет на площадь восстания?». Мы не знаем, что Г Гуковский ответил на это, но ответить ему по существу было нечего. Поставить знак равенства между лишним человеком - Онегиным и «бога- тырями, кованными из чистой стали с го- ловы до ног» (цитированные Лениным слова Герцена о декабристах, значит из- вратить исторически верное представле- ние о подлинном передовом, героическом См. «Комсомольскую правду» от 10 июля 1946 г., вает». ст. Н. Никитина «Аудитория спраши-

В НЕСКОЛЬКО СТРОК Совещание театральных критиков откры- лось 25 сентября во Всероссийском театральном вто обществь Заместитель председателя м. Григорьев выступил с докладом на тему «Задачи театральной критики в связи с поста- новлениями ЦК ВКП(б)». В прениях выступили М. Гус, Л Боровой, Ю. Юзовский, Продолже- ние прений - сегодня, 28 сентября. Главное политическое управление Воору- женных Сил СССР утвердило новый состав редколлегии журнала «Красноармеец». В ред- коллегию входят В. Панов (ответственный ре- дактор), А. Ковалевский, А. Исбах, М Миронов, B. Лебедев-Кумач, E. Меликадзе, И. Прочко, A. Лейтес, Х. Ушенин. Пятый номер «Роман-газеты», выпускаемой гослитиздатом, содержит повесть В. Овечкина «С фронтовым приветом». 

ДАР ВДОВЫ ТЕОДОРА ДРАЙЗЕРА



В ЛЕКТОРИИ ЛЕНИНГРАДСКОГО ГОРКОМА ВКП(б) ЛЕНИНГРАД. (От наш. корр.). Лекто- рий Ленинградского горкома ВКП(б) ор- ганизует цикл лекций: «Советская худо- жественная литература и критика в со- временных условиях». Будет прочитано шесть лекций: «Ленин и Сталин о задачах художественной литературы», «Народность, идейность и патриотизм русской литерату- ры», «Великие традиции русской литерату- ры и современность», «Советская литерату- ра -- самая передовая в мире», «Социали- стический реализм в творчестве советских писателей» и «Задачи литературной кри- тики». Лекции читают проф. А. Еголин, проф. Л. Плоткин, М. Лифшиц и В. Друзин. 

Союз советских писателей СССР полу- чил в дар от вдовы Теодора Драйзера мас- ку, снятую с лица покойного писателя скульптором Эдгаром Симонс (Голливуд). «- Я знаю, - пишет миссис Драйзер, - что принесение вам в дар этой маски со- ответствовало бы желанию Теодора Драй- зера, который с искренним восхищением относился к народу России и горячо же- лал, чтобы возросло взаимопонимание между писателями СССР и писателями США».

отв. редактор журнала «Знамя».

 своей семьи суровая maman, которая часто, возмущается недоброжелательством кре- стьян и заявляет, что обратится к жан- дармам Виши, потому что девочка-па- стушка растеряла ее, maman, стадо. Мар- тина жалеет о том, что взяла у американ- ских солдат конфеты, потому что уподо- билась другим французам, этим презрен- ным туземцам, которые клянчат у амери- канцев сласти и жевательную резину.тот, и Мартина - дочь буржуазных родителей, и, хотя она весьма практична для ее воз- раста, горизонт ее узок. Мы и не ждем от нее рассказов о гитлеровском концлаге- ре. Она делится своим личным опытом, рас- сказывает о настроениях людей, которые окружали ее, и говорит читателю: «вот как было». Но в том-то и дело, что это «вот как было», этот концентрат четырех- летнего безоблачного веселья и изрядно противного сюсюканья персонажей «Днев- ника», подобно расшитому розовенкими цветочками рукоделью, падает на то суро- вое, историческое, что действительно было, закрывает его, помогает читателю поско- рее предать его забвению. «Дневник» спо- собствует культивированию того, что на- зывают «короткой памятью» и вредность опасность чего доказывать не прихо- дится. и к и ки к ва Жанр и стиль книги («дневник девочки» вместе с тем «семейная хроника») явля- ютсяв известной мере программными для реакционного крыла западной литерату- ры. Инфантильное отношение к миру наи- более удобная форма пропаганды упро- щенной психологии, «естественного», вне- социального существования. Но нет прин- цигиального различия между отношением миру непосредственной Мартины Рушо утонченного П. Валери, признанного классика современной буржуазно-индиви- дуалистической литературы. В драматиче- ских сценах «Мой Фауст», одном из послед- них произведений Валери, Фауст патетичес-еперь, восклицает: «Жить… Моеискусстводы- шать и ощущать… Я есмь… Я дышу, боль- ше ничего… Вот кульминация в развитин  моего искусства, классический век искусст- существования… Я осязаю… Вот реаль- ное богатство. Больше ничего». «Дневник» этой декларации прибавляет: «Я ем». Вот программа растительного существования, противопоставляемая и западной класси- ческой литературе, патетике «Фауста» Ге- те и прежде всего - нашей сталинской, горьковской патетике социалистического реализма, пафосу деятельного бытия, соз- нательного творчества новой жизни на планете. И автор примитивного «Дневни- ка», и поэт-философ «избранных» Валери, и английский поэт Э. Мюэр, и многие дру- гие литераторы считают незыблемой исти- ной следующее: жизнь людей - существо- вание, всегда неизменное, всегда одно и то же. Жизнь человечества - множество «ми- кропроцессов», не связанныx воедино; исторический процесс - «мнимость». Ис- торические события проходят над голова- ми людей, не задевая их; схлынула эта «пена», люди отряхнулись и живут «сов- сем попрежнему». Поэтому мудро поступит кто уйдет в свой «ковчег», в свой «ма- лый мир», предоставив заботы о будущем «большого мира» власть имущим и спо- койно, со «стоицизмом» взирая на буры «больного мира», не страшные для ков- чега. Книга М. Рушо свидетельствует о том, что и бесхитростная поэтизация буржуаз- ного эгонзма, аполитичности, спячки, «ча- стной жизни» неизбежно оказывается по- литической пропагандой, отвечающей лишь интересам тех «власть имущих», которые хотят, чтобы самые широкие слои населе- ния, забыв о всех демократических тради- циях, с легкомысленной снисходительно- стью относились к склонности этих «хозя- ев мира» вызывать бури в большом ми- ре человечества. Один малоизвестный французский поэт напечатал, когда Франция еще была окку- пирована, стихотворение «Лети, песня, че- рез Ламанш», в котором он восхищался стойкостью сопротивляющихся французов: каждый домик во французской деревне словно гвоздь с широкой шляпкой (< его незванный гость никогда не согнет»), даже каждый дуб во Франции стоит «не- стибаем, как святой, как солдат», И, вспо- миная о том неверии в силы народа, о том принижении простого человека, которое ха- рактерно для французской буржуазии и для предвоенной «мюнхенской» буржуазной нтературы, поэт восклицал: «Несгибаемые! Жа, каждое воспоминание - нам упрек и порицанье, и сегодня и всегда!…». когда принижение человека опять сталю главной целью буржуазной литера- туры, когда она старается убедить людей в том, что они должны признать себя каки- ми-то недоразвитыми детьми и удовлетво- риться бездумным полуживотным сущест- вованием, - теперь упреков мало, Пере- ловая западвая литература обязана беспо- щадно разоблачить, идейно разгромить и тех реакционеров, чье участие в проис- ходящей на Западе идеологической борьбе выражается в пропаганде примитивного существования, как «нормы» бытия. Редакционная коллегия: Б. ГОРБАТОВ, E. КОВАЛЬЧИК, В. КОЖЕВНИКОВ,

 Андре Жида, чег» также хранения прежних культуры Для автора военные традиции ботно жить. таются и рушатся для вас существует «ковчег», его вы сохраните В центре Она «пьяна немцы отменили вторглись в что южная лее унижена. вернуться в визы, «Мюнхенская нодушие и своему народу ному». Реальны стране -- хоть вирование 40 гг. облегчило захватнических дисциплину венную «форму годаря которой ния оказалась ничего будто будто бы кой же элегантной юная шаловливая звучит, как символ. Название основанного во время оккупации, при покровительстве французского журнала «Ков- было выбрано как символ со- традиций буржуазной буколической поэзии и т. д. «Дневника» самые дорогие до- - это уменье безза- «Дневник» поучает: Пусть ша- устои государства; если только ваш семейный «законы», его интересы, … довоенные традиции. книги мадам Рушо, maman. от радости», когда узнает, что демаркационную линию и южную Францию. Не важне, Франция теперь будет еще бо- Важно, что maman хочет Париж и теперь обойдется без психология» это рав- презрение к человечеству и к как к чему-то «абстракт- лишь выгоды maman, а в потоп: психология, культи- которой во Франции в 1938- Гитлеру реализацию его планов. Книга поэтизирует в пределах семьи, как единст- организации» людей, бла- Франция после освобожде- «совсем прежней», почти бы не испытавшей, ничему не научившейся и, главное, та- и беззаботной, как Мартина. В «элегантном» онного плаката за, ослепительная зил не только янские оккупанты детишек шоколадом, ладоши и цер американского время стычки «распорядитель дя в деревню, в Париж, дает обед свой загородный выдает похвальный «все, как оккупанты был освобожден, ми, «почти стиле книжки: выселили вине жизнь каций, четырехлетней стиле рекламно-агитаци- (изящная танцовальная по- улыбка) автор изобра- жизнь семьи Рушо. Италь- кормят французских и дети «хлопают в целуют их» (оккупантов). Офи- передового отряда во с немцами выглядит, как танцев». Амернканцы, вой- раздают сласти. Возвратясь еще занятый немцами, maman на 18 персон; затем посещает отзыв постояльцам: в день нашего отезда, немецкне все оставили в целости». Париж оказывается, школьника- детьми». Это освобождение в американцы и школьники нахальных постояльцев, по чьей приняла форму длительных ва- веселой робинзона- дом и, войдя в столовую, ды на лоне О французском как о каких-то но от этих природы. народе Мартина пишет, туземнах, о чужих. Имен- «чужих» защищает интересы средственное» и хвастливое восхищение чувствовать себя в дни народного горя. неплохо устроиться и отлично В то время, как немцы подходят к Па- рижу, в семье Рушо праздник: родители неожиданно приехали, чтобы отметить день рождения 8-летней Доминики. И празднуют «попрежнему» - веселый обед, много подарков девочке. «Мы смеялись», «мы пели», «мы ели» - вот лейтмотив кни- ги, возникающий почти на каждой страни- це. «Наши кузины знают 33 тысячи песе- нок, и мы мечтаем запомнить их». Немцы грабили Францию, выкачивая продовольст- вие; этим общеизвестным фактам «Днев- ник» противопоставляет тему изобилия не земного, нет, - тему избытка продуктов в доме Рушо, «Обильный обед»: «солид- ный первый завтрак»: «первый завтрак … большие чашки сливок и большой кусок масла- примирил нас с этой местностью»; «обеды всегда проходят весело»; в 1943 году «началась эра изобилия» и т. д. «Па- тетически», «жизнеутверждающе» звучат бесконечные списки: 22 курицы, 40 дюжин яиц, 300 пирожных, 2 мешка муки, 50 ки- ло сахара, бруски масла, опять … куры, утки, индейки, 27 ящиков с провизией и, наконец, «посылка», будто бы каким-то об- разом дошедшая из Америки, от отца: че- моданы с провизней, всего 4 тонны (!). Здесь не случайно нечто вроде пародии на гинерболизм Раблэ; этот современный выродившийся «пантагрюэлизм», этот мо- тив «радости насыщения» подчинен глаг ной теме книги: ни Петэн, ни Гитлер не в силах помешать беззаботно наслаждать- ся жизнью тем, кто привык к этому. Вот эта тема прежде всего и делает книгу не- безопасной агиткой. Если вы умеете соб- людать свои личные интересы, -- говорит «Дневник», не бойтесь фашизма, - и вы влюбых условиях сумеете так же счаст- ливо жить «попрежнему», как жила семья Рушо, «почти не замечая» немцев и Виши и совсем не замечая боев под Сталингра- дом и борьбы французских патриотов. Свой дом на юге Франции Мартина на- зывает «нашим ковчегом», «нашим остров- ком свободы» - «свободы» от всех соцн- альных связей. Семьс нет дела до судеб человечества. Ее ковчег - крепкое суде- нышко, ему не страшен поток, обрушив- шийся на страну. И таких ковчегов много, Нам сообщают, будто бы и многочислен- ные родственники Рушо жили тогда и на юге и в Париже хорошо, беззаботно, как на курорте. Так несчастная страна подме- и писем -- К 4-26-04 , издательство К 3-19-30 . Москва, ул. Станкевича, 7. Типография «Гудок»,

ФРИДуменьем СЕМЕЙНАЯ ИДИЛЛ Книга Ж. Жироду «Неограниченные полномочия», изданная в 1939 году, сви- детельствует о многих заблуждениях ав- тора, но привлекает внимание своей цент- ральной мыслью. Жироду предупреждал своих соотечественников: Франция пре- вратится во второстепенную нацию, ес- ли не покончит с национальным бедствием - со всеобщим эгоизмом, равнодушием к интересам государства и господством лич- ных интересов, с тайным презрением к французскому народу и циничной бесприн- ципностью тех, чей девиз: «вначале были деньги». Жироду был не прав, считая Эту психологию не классовой, а всеобщей. Мы знаем, что с общественными явлениями, в которых выражены именно эта психология и эта мораль современной французской буржуазии, и раньше боролись и теперь борются французские коммунисты, веду- шие за собой широкие народные массы. Но психология, о которой писал Жироду, и теперь характерна для французской бур- жуазии и даже поэтизируется. Об этом убедительно свидетельствует книга 1940 … ны Рушо «Дневник девочки (1940 - 1944)» *. «Дневник девочки» издан в качестве «человеческого документа», который помо- жет создать полную историю Франции период оккупации ее немцами и борьбы свободолюбивых народов с фашистскими агрессорами. Но этот «человеческий мент» может оказаться полезным только историку, фальсифицирующему недавнее прошлое Франции, Стоит только отожест- вить психологию автора «Дневника» психологией французского народа, чтобы получилось грубое искажение действитель- ности. Субективизм автора таков, что все, выходящее за пределы его собственной психологии, уродуется, словно отражаясь в кривом зеркале. «Дневник» тщательно отредактирован (например, острые зари- с совки людей, несомненно, сделаны опыт- ным литератором), и все же он сохраняет ту непосредственность рассказа, которойи ожидаешь от непритязательных записок 14-летней девочки. Именно поэтому, соот- ветствуя некоторым из принципов бур- жуазной журналистской и радиопропаган- ды (настроения и идеи преподносятся в форме «бесхитростного» рассказа, «чело- fille (1940--1944)». Paris, Gallimard, 1945. * Martire Rouchaud. «Journal d une petite Адрес редакции и издательства: ул. 25 «Дневник», обращающийся к читателю от имени «невинного дитяти», должен выпол- нять функцию буржуазной агитки, нена- вязчивой, «аполитичной», а в сущности- политической и реакционной. веческого документа». непосредственно порожденного «самой жизнью») ＿ и Семья Рушо, о которой рассказано в проявила себя в 1940 44 гг., как «вполне добропорядочная». Ни мадам Ру- шо (до разгрома Франции помощница главного редактора газеты «Глоб»), ни ее муж не были связаны с коллаборациони- стами; г-н Рушо после разгрома бежал в Америку; мадам Рушо дважды прятала преследуемых евреев в своем доме на юге Франции (куда она увезла своих четырех немецкого наступле- ния); наконец, передовые американские танкетки и «джипы» были восторженно встречены семьей Рушо. Но главное в книге- не это, а ее «лиризм», «патетика». с Во Франции в дни Мюнхена защитники лозунгов «Уступая Гитлеру, избежим вой- ны», «Мир во что бы то ни стало», наряду другими аргументами, приводили следу- ющий: нужно пожертвовать далекими «аб- страктными» Судетами во имя неприкосно- венности самого дорогого достояння фран- цузовумения «жить беззаботно, легко». Когда в Прагу вошли немецкие танки, па- доку-рижское радио радостно сообщило: Праж- ская радиостанция передает «Колыбель- ную» Моцарта и фокстроты. Прага «танцу ет», ничего страшного не произошло, нас- лаждайтесь жизнью попрежнему! Теперь «Дневник девочки» дополняет: ничего страшного не произошло и когда немцы вступили в Париж, -- и после этого мож- но было жить почти попрежнему. В конце книги семья Рушо, пробираясь к Парижу, узнает от американских солдат, что немцы еще в Париже. Что ж - подож- дем, -решает мадам Рушо, - провизия нас есть, будем считать, что это пикник. Это слово символично для книги. Тяжелые годы оккупации и власти предателей Пе- тэна и Лаваля, годы геронческой борьбы французов -- участников сопротивления- изображены в книге, как сплошной, навя- у

Я.

И

занный обстоятельствами, непредвиденный пикник. Жалкая «патетика» книги - противопоставлении личного народному, семейной идиллии - общенародной траге- дин. Главное в книге -- «по-детски непо- няется в книге счастливыми семьями, на- в родная трагедия превращается в нечто «абстрактное» и подменяется множеством «конкретных» идиллических «ковчегов». Слово «ковчег» не только в «Дневнике» Октября, 19. (Для телеграмм - Москва, Литгазета). Телефоны: секретариат - К

C. МАРШАК. Д. ПОЛИКАРПОВ, Л. СОБОЛЕВ, А. СУРКОВ (отв. редактор).  Зак,   № 2353. искусств -- К 3-37-34 , информации

5-10-40 отделы: критики - К 4-76-02 , литератур братских республик - К 4-60-02 ,

Б -03236.