C.
ТРЕГУБ
E. ЗЛАТОВА
Маргариты тики, признания ошибок. О знаменосцах та- кой ли «веры в жизнь» и такой ли «бодро- сти» шла речь? Чувство ответственности за разговор, ко- торый я веду, заставляет меня привести еще одно стихотворение Маргариты Алигер, сви- детельствующее все о том же. Люди мне ошибок не прощают, притерпелась я держать ответ. Легкой жизни мне не обещают телеграммы утренних газет. Щедрые на праздные приветы, дни горят, как бабочки в огне. Никакие добрые приметы легкой жизни не пророчат мне. Если я гуляю, так на тризне, но зато до третьих петухов. Что могу я знать о легкой жизни? Разве только из чужих стихов. Сеется февральская пороша. Светят огоньки издалека… Плечи мне сгибающая ноша. Все же ты, как перышко, легка! Гни меня! Клади щедрее проседь. если в чем виновна я - прости, стань еще тяжеле, ибо ебросить мне тебя труднее, чем нести. И это мрачное стихотворение приведено не в выдержках. В нем концы не вяжутся с концами. Гулянье до третьих петухов на гризне, тяжесть, сгибающая плечи, никак не ассоциируется с легкостью перышка. Вос- клицание «гни меня» (перышко-то) выглядит отнюдь не так мужественно, как может кое- кому показаться, Маргарита Алигер испове- дует нечто иное и противоположное: она го- това нести свой тяжелый крест, потому что ей легче нести его, чем сбросить. Терпение и покорность составляют пафос этого глу- боко упадочнического стихотворения. Весь цикл удивляет читателя идейным убожеством и поэтической беспомощностью. Стихи полны больного, унылого эгоизма,- о себе, для себя, с собой, со своим «как вы себя чувствуете», без кругозора, без по- летa. Автора самого нужно отогревать грел- ками, не то, чтобы он своим теплом согрел другого. Стивенсон да Диккенс- две ста- ринные добротные грелки. которыми поль- зуется ныне поэтесса. Большие ожида- ния молодости, дающие «малый плод», многообещавшая и обманывающая жизнь - вот тема ее новых стихов. Она ее не только, так сказать, эмоцио- нально излагает, но, что всего важнее и вреднее, принципиально обосновывает, под- водит под нее некий «философический» фундамент. Вот этот фундамент: …И в пору жестоких страданий является людям всегда великих больших ожиданий знакомая с детства звезда. Отрадны борьба и лишенья, когда они отданы ей. И даже большие свершенья больших ожиданий бедней.
Алигер ей ясно собственному добродушию и зная вкусы сво- публики. По тем же соображениям он не решился окончить «Большие ожидания» пол- ным их крушением. Но весь замысел романа ведет к такому концу». После приведенного уместно спросить, почему же печальная судьба Пипа, столь естественная в условиях капиталистического общества, крушение его надежд так трону- ли душу нашей поэтессы, что весь замысел ее стихов «ясно ведет к такому же концу». Какие основания для столь, мягко скажем, легкомысленных поэтических «обобщений»? Не тяжесть пережитого сказалась в сти- хах Маргариты Алигер. Будь она идейно вооруженной, она бы написала не то и не так. Она бы не ушла от своей темы, но она бы ее по-другому разрешила, заговорила бы на другой душевной волне. Ведь Маргарита Алигер известна чи- тателю, как автор поэмы «Зоя». Ее героиня несла ношу потруднее, и поэтесса шла вме- сте с ней на подвиг, жила ее строем чувств называла сестрой. Как же автор «Зон» не по- стыдился оказаться недостойным своего ге- роя? Об этом нужно сказать со всей и резкостью, потому что только прямота и резкость способны остановить и повернуть талантливую поэтессу с ложного и чуждого пути. В ее силах и возможностях итти дру- гой дорогой. Смятение и тоска придавили и ослепили Маргариту Алигер, но она еще в силах сказать о себе: …Моя золотая свобода еще не убита тоской.
99.Новые выхо- гвардия» «Девушки из
стихи
жизни Что же поднимает Татьяну из бездны от- чаяния, что позволяет ей воспрянуть и снова жить полноценной жизнью? Одна из ее старших сестер, Нина к ко- торой она попадает, возвратясь в Москву, себялюбивая обывательница, советует ей пожить, наконец, «для себя», «устроиться хоть заведующей магазином», «отесться, одеться, а там видно будет». «Я буду жить и для себя, - отвечает возмущенная Татьяна, - но не так, как ты это понимаешь». Татьяна пробует об яснить сестре свою жизненную позицию. «Привязанность даже к детям никогда не была для меня хлебом насущным». «Что ж у тебя-- хлеб насущный?» - спрашивает ее сестра. «Труд, труд, труд для людей»---ломким от слез голосом, но уже наполненным си- дой, говорила Татьяна». Она пытается продолжать свой жизнен- ный путь, свое «восхождение на гору зна- ний» с того места, на котором ей когда-то пришлось своротить, - снова вузовские аудитории, снова яростное, жадное насыще- ние знаниями. Она одинока, ничто не мешает ей итти к своей цели, Но странное дело -- ее успехи в учебе не радуют ее. Она---не прежняя. Ей не удается теперь уйти от горя в науку. как уходили в монастырь, Теплота привя- занностей уже стала ее потребностью. «Я не могу питаться бумагой». -- с горечью сознается она. Татьяна с готовностью при- нимает помощь людей, которые умно и осторожно лечат ее горе: декан факультета командирует Татьяну в недавно освобож- денную от немцев деревню, чтобы она на- ладила там организацию школы. Картины разорения и народного горя наполняют Татьяну «тоской, гневом, страстной жало- стью и желанием помочь людям». Она чув- ствует, что именно теперь «начнет осуще- ст ствлять свою новую жизнь». В страстном сочувствии к таким же оси- ротевшим матерям и обездоленным детям растворяется горе Татьяны. И несмотря на предостережения друзей, озабоченных предстоящими ей трудностями, Татьяна усыновляет сироту, калеку Леньку, и забирает его с собой в Москву. Так кончается повесть. Читатель рас- стается с Татьяной Шуваловой, спокойный за нее, Он закрывает книгу, обогащенный опытом этой сильной натуры. Права ли Неклюдова, доказывая возмож- ность преодоления горя на опыте неза- урядной женщины, с таким запасом душев- ных сил, каким обладает далеко не каж- дая? Мне кажется--права. Не в том ли и за- ключается жизненное назначение сильных людей, чтобы прокладывать дорогу более слабым, вести и звать их за собой? их Слаб ты или силен - не замыкайся в своем горе, не единоборствуй с ним: иди к влюдям, делись с ними и своею болью и своим теплом, Не сосредоточивайся на сво- несчастьях, а вглядись в горе других людей и становись в строй борющихся. убедительно. Такова идея повести, и, думается мне, Неклюдова сумела высказать ее горячо и Можно было бы не говорить о недостат- ках повести, если бы они были несущест- венны, но автору приходится предявить серьезные претензии. о О Татьяне говорится, как о человеке ин- теллектуальном, со вкусом к работе мысли. Но странным образом, мы нигде ни разу не видим даже образчика этого внутреннего процесса, мы почти не знаем ее суждений происходящем вокруг нее. Ее идея слу- жения людям весьма расплывчата. На ее век приходится такое множество событий, меняющих судьбу и лицо страны. Что же думает Татьяна обо всем этом? Татьяна жадно учится. Но автор ограничивается изображением психологического состояния человека, охваченного жаждой знания, а какими мыслями, каким содержанием обо- гащает Татьяну учение, - остается неиз- вестным. Другой упрек относится к изображению обстановки, окружающей Татьяну, На- сколько реальна и убедительна во всех де- талях психология центральной героини по- вести и большинства других персонажей, настолько же приблизительно и условно написаны и колхоз, и лесозаготовки, и по- левые работы, а затем - институт, осво- божденное от немцев село. Реалистическое изображение человеческих характеров не подкрепляется извне точностью изображе- ния их деятельности, быта, обстановки. Прекрасно написанные пейзажи не иску- пают этого недостатка. Есть несколько неудач. Сцена гибели де- тей оставляет смутное ощущение, что не все было сделано для их спасения, И дело не в том, что врач опоздал сделать при- вивку -- в глухой деревне, да еще в дни войны, когда врачам приходилось работать за троих, это случай вполне мыслимый, но сама Татьяна как-то слишком скоро сдает- ся, перестает бороться за жизнь детей. В оцепенении стоит она у открытого окна, в которое врывается дождь и ветер, а за ее спиной задыхаются и стонут ее мальчики. Думается, что это написано просто психо- логически неверно -- никакая мать не ото- шла бы ни на шаг от детей, борющихся со смертью, тем более неверно это в отноше- нии Татьяны. Надуманны и необязательны такие фигу- ры, как профессор Бобров со своей «нянь- кой» и доктор Молвиц. в Мы говорим об этом именно потому, что повесть талантлива, душевна, наполнена горячим сочувствием и уважением к чело- веку труда, и хотелось бы видеть ее сво- бодной от этих недостатков- это вполне возможностях автора.
Воля
к
издательстве сейчас юной
«Молодая дневник Инны
Прочитав это «ясное», возникает все же недоуменный вопрос: почему поэтесса отда- ет предпочтение памяти земли перед люд- ской памятью? Почему она считает земную память сильнее и крепче человечьей? Тут вспоминаешь довоенную книгу Маргариты Алигер «Камни и травы», в которой так не- заслуженно была возвеличена «душа земли» чемеовсжено дуна В стихах мутноватых, которые, прежде чем вызвать возражение, нуждаются в рас- шифровке, философия не богаче. Она лишь ущербнее. Возьмем «Август». Я цитирую полнее, да- бы избегнуть возможного упрека в неспра- ведливом отношении к стихотворению (толь- ко избегнешь ли его!). …Спутники, нам не грозит неизвестность. Дожили мы до желанной поры. Но за горой изменяется местность, мы еще только спустились с воры. Мы еще в странном живем озареньи. Мы еще дышим с равниной не в лад. На высоте обостряется зренье, вот мы и видим вперед и назад. И на родные предметы и лица, на августовский безветренный день неотвратимо и тихо ложится трудной горы непреклонная тень. Вот и не так уже розовы зори, вот и не так уж ярка сннева!. Реже беспечная искра во взоре, тише, скупее, нужнее слова… Пообживемся, полюбим и это. Жизнь ведь одна, не навеки притом. Уже в самой стихотворной аллегории за- ложена порочность. Великий путь наш к коммунизму, прерванный было войной, идет не равниной. Это тоже высокогорный путь! Будни наши - красное число в календаре истории. Ложная стержневая аллегория по- родила и ложные краски, образы, интона- ции, Так, озаренье, в котором мы живем, по- И дышим мы с равниной еще «не в лад». Августовский по слевоенный день наш тих, безветренен. Для кого? Для кого поблекли зори и синева?… Маргарита Алигер пишет, что слова стали нужнее. Тем ответственнее миссия поэта, н казалось бы, каждое слово должно быть взвешено, отточено, окрылено в стихах. поэтесса утешает нас: «Пообживемся, по- любим и это, жизнь ведь одна, не навеки притом»… Мы не нуждаемся в таком уни- жающем нас слове! Идейная сущность и тональность цити- рованного стихотворения станут более по- нятными, если рассматривать его в связи с другими стихами цикла. И Над полем медленно и сонно заката гаснет полоса. Был день, как томик Стивенсона, где на обложке паруса. И мнилось: только этот томик раскрой - начнутся чудеса… Но рубленый веселый домик, детей и женщин голоса… Но суета, неразбериха. не оторвешь и полчаса… А там, глядишь: легко и тихо в закате плавятся леса… А там, глядишь, уже не травы - ночная стелется роса… И ни чудес тебе, ни славы. Напрасны храбрость и краса. Но, может быть, еще мы в силе и день еще не начался? Маргарита Алигер отвечает: Не трать бессмысленных усилий. Закрой его. Не порть глаза. Подумайте над тем, что значит этот от- брошенный в сторону томик Стивенсона. Я имею в виду не книгу известного англий- ского писателя. В стихотворении Маргариты Алигер Стивенсон не что иное, как псевдо- ним ее романтической юношеской мечты. Она оказалась несостоятельной, эта мечта. Поче- му? Потому что живем мы, мол, в той рав- нине, где блекнут краски, где суета, нераз- бериха, где нет места чудесам и славе и даже храбрость и краса напрасны. Больше того: всякие усилия изменить что-либо -- бессмысленны и тщетны. «Томик Стивенсо- на» нужно закрыть, от мечты отвернуться: она только обманывает и портит глаза. Такова «мораль», проповедуемая со стра- ниц авторитетного советского литературно- художественного журнала. И это мы чита- ем после известных решений ЦК ВКП(б) и доклада тов. Жданова, после собраний, кри-
Кашина»
-
паргизанки
Константиновой. Таместь страницы, посвященные ее первой девичьей любви, изумительной, прекрас- ной силы и чистоты. И вот -- погиб возлюб- и нее ленный. Огромное горе свалилось на грозило раздавить. отвлечьем, дучать о влечься я не в силах… Душа моя не знает ни минуты радости». Ей исполнилось тогда только семнадцать лет, она училась еще в школе. И вот де- вушка поднялась над своим личным горем и не то что победила его или отреклась от него, но и этот встречный горестный ветер двигал ее вперед: что самое лучшее, твою память… сделать что-нибудь Не могу жить по- «Я дала себе клятву, что будет мною сделано,-в Я должна, я обязана большое, смелое, яркое… старому».
Легче всего просто отвернуться от горя. Труднее - принять в свое сердце боль другого человека и вместе с ним оплаки- вать его утрату. Но, может быть, самое трудное- помочь человеку пересилить страдание, превозмочь оцепенение горя, поделиться с человеком силой, волей к жизни, не дать ему замкнуться и ожесто- читься в его несчастии. Семь миллионов погибших - цифра, ко- торой выражен наш счет фашизму,--впеча- тана в память каждого советского челове- ка, Океан народного горя-за этой цифрой. Нелегка и благородна задача писателя, ко- торый своей книгой пробуждает и поддер- живает силы сопротивления горю. В повести «Я буду жить» молодой писа- тельницы Ольги Неклюдовой горе ничем не смягчено. Удар за ударом обрушивается на плечи героини повести Татьяны Шува- ловой, лишая ее всего, что ей было дорого в жизни. Она стоит перед читателем одинокая, над нойоренным гнездом, с опустошен- шая в свои 37 лет, отставшая от своей про- фессии, без определенного места в жизни… домашняя хозяйка, лишенная своего хозяй- ства и тех, для кого она его вела. Кажется, что нет и не может быть просвета, остает. ся лишь кое-как «дожить» жизнь, ничего от нее не требуя и ничего ей не давая. И все-таки Татьяна находит то, что на- полняет снова ее жизнь содержанием и да- же радостью, и повесть, в которой столько мрачных страниц, звучит в конце утверж- дением жизни. Неклюдова ничем не облегчает себе свою задачу. Она не оставляет своей героине на лич- никаких надежд на новую любовь, на ли ное счастье. Она ведет ее по пути наиболь- шего сопротивления, и сама--как писатель - не ищет себе другого пути, И несмотря на неровность книги, на многочисленные и серьезные недостатки, нужно признать, что автору удалось решить основную задачу, доказать победу человеческого духа над страданием. Татьяна Шувалова поступает так, как поступила бы далеко не всякая женщина в ее положении. Потеряв во время войны му- жа и двух маленьких детей, она идет учить- ся и в то же время берет на воспитание осиротевшего мальчика-калеку. Но у чита- теля ни на мгновение не возникает подозре- ния в том, что автор навязывает своей ге- роине эти поступки они вытекают с не- преложной последовательностью и необхо- димостью из свойств ее характера. Поэтому интереснее всего проанализировать, как вы- леплен этот характер. Мы видим Таню босоногой, большелобой девочкой, подрастающей в многодетной семье земского фельдшера, Ее отец, заби- мучительно переживает его бессилие борьбе за жизнь его пациентов, потому что они умирают не только от болезней, но и «от нужды и от беды». «Мне жалко людей!» - восклицает Таня. Отеворит невежестве мешаю- ще людям жить, и о том, что людям по- ра бы уже взяться за тех, кто тупеет от благополучия». Но, пожалуй, сильнее всего в речах отца слышна Тане горечь недоуч- ки --- «Ты будешь сильнее и разумнее ме- ня, дочка… ты будешь учиться, потому что, когда человек много знает, он приобретает могущество… Я мало знаю, и в этом при- чина моего бессилия. Ты, дитя моего серд- ца, будешь учиться для того, чтобы слу- жить людям. В этом единственное оправ- дание человеческой жизни: тем или иным тый нуждой человек, провозглашает идею служения народу, как высшего долга всех честных людей. Таня сопровождает отца когда он ходит к больным, видит страш- ную нужду и горе народа, вместе с отном
Она ушла добровольцем в партизанский отряд - туда, где можно было «отомстить за разбитое счастье», и стала героиней. Ее страдания, как и ее любовь, были активной творческой силой. Подлинная тоска, как и горе, как и стра- дание, это не тихая душевная заводь, а могучее движение души, пусть печальной, пусть трагедийной! Любовь к жизни и вера в жизнь - на этих великих первоосновах зиждется наше мировозэрение. Потому-то оно и оптимистич- но по глубочайшей своей сути в любой своей грани. «Наша цель внушить молодежи любовьи веру в жизнь», - писал Горький в 1917 го- ду Ромэн Роллану. Но еще раньше -- в мрачную пору царской реакции - Горький, как известно, резко выступал против песси- мизма и упадочничества, тр a.требовал воспиты- вать у молодежи оптимистическое, социаль- но-разумное чувство. Он считал нете нетерпимым тот факт, что юношество начинает жить по книгам, набитым однообразными описаниями всяческих мелких драм. В одних книгах рассказывалось о том, как человек в моло дости страдал от недостатка разума, от женщин, от любви к ближнему, от неудач- ного устройства вселенной. В других, - как он под старость страдал от сознания ошибок своей жизни, недостатка зубов, несварения желудка и, наконец, от необходимости уме- реть. Горький мечтал о писателе, который создаст книгу о том, как человек «всю жизнь радовался», чтобы этой огромной радостью зарядить вступающее в жизнь молодое по- коление строителей жизни. Маяковский обращался к поэтам: Мало знать чистописания ремесла. расписать закат или цветенье редьки, вот когда к ребру душа примерзла, ты ее попробуй отогреть-ка! Отогреть «примерзшую к ребру» челове- чью душу, восстановить ее истраченное тепло, напитать ее чудодейственными сока- ми истинной поэзии, сделать ее более стой- кой и более красивой -- святая обязанность каждого советского писателя. К сожалению, о ней, этой обязанности, не всегда и не все помнят. В только что вышедшем № 8-9 журнала «Знамя» напечатан цикл «Новые стихи» Маргариты Алигер. Цикл этот обединяет одна тема и один лирический герой. Стихи же разные: есть ясные по мысли, есть и мутноватые. В ясных встречается, например, такое: …кранит земля отметины погибщих сыновей И если чуло сбудется в далекие года, война людьми забудется, землею - никогда.
Тем более нельзя быть равнодушным и обойти ее новые стихи «щадящим» молчани- ем. Ранее меня это обязаны были сделать ее редакторы. Маяковский, будучи редактором, об яснял одному начинающему поэту: «Ноющие слова у вас сильнее и описа- тельных и радостных. Ноющее делать легко, оно щиплет сердце не выделкой слов, а связанными со стихом посторонними парал- лельными ноющими воспоминаниями. Одно- му из своих неуклюжих бегемотов-стихов я приделал райский хвостик: Я хочу быть понят моей страной, а не буду понят - что ж! По родной стране пройду стороной, как проходит Несмотря на всю романсовую чувстви- тельность (публика хватается за платки), я эти красивые, подмоченные дождем перыш- ки вырвал». Маяковский выводил молодого поэта на верную дорогу в литературе, предупреждал от ложных шагов, оберегал его. Предупредили ли Маргариту Алигер, обe- регли ли ее от ложного шага ее редакторы? Они напечатали ее стихи рядышком с оши- бочной статьей Корнелия Зелинского о ли- рике! Так сказать, теория и практика в од- ном номере… Не будем торопиться, товарищи Вс. Виш- невский и Ан. Тарасенков, с огульным ут- верждением, что молодые поэты, участники Отечественной войны, испытавшие много горя, отлично его преодолели. Будем более внимательны к молодым поэтам, к каждой индивидуальности, к каж- дому произведению. Об этом убедительно и серьезно говорили на недавнем собрании московской секции поэтов. Редакторам «Знамени», напечатавшим цикл новых сти- хов Маргариты Алигер, не следовало бы огульно брать под защиту от критики моло- дых поэтов на том лишь основании, что кри-
На языке грешной прозы две последних строки значат примерно то же, что «томик Стивенсона», который пришлось закрыть. Как бы ни были значительны свершенья, го- ворит поэтесса, они оказываются всегда меньше, бедней больших ожиданий. Дейст- вительность обманывает человека; по сравне- нию с мечтой - Все торше, обидней, иначе … навыворот, наоборот… Справедливости ради заметим, что к тако- му умозаключению поэтесса пришла не са- ма собой. Ей «помог», как явствует из сти- хотворения, Диккенс и герой его романа «Большие страдания» - Пип. Коптилки мигающий пламень… Мы с Диккенсом в доме одни… Во мраке горят перед нами больших ожиданий огни. O. молодость бедного Пипа, как тянется к счастью она… Пичу, о котором так сочувственно повест- вует Маргарита Алигер, действительно не повезло, и ожидания его не сбылись! Но вспомним книгу Диккенса и трагедию Пипа. Сошлюсь на А. В. Луначарского. Он писал: «Большие ожидания» -- автобиографиче- е- ский роман, Герой его - Пип - мечется между стремлением сохранить мелкотравча- тый мещанский уют, остаться верным своему середняцкому положению и стремлением вверх, к блеску, роскоши и богатству… Мы узнаем теперь, что по первоначальному пла- ну роман должен был кончиться плачевно, между тем как Диккенс всегда избегал тя- желых концов для своих произведений и по
примерах. Тем самым он только доказал, что «искус- ство цитирования» путем служить людям». Эта заповедь отца, полная просветитель- ского пафоса, глубоко проникает в созна- - не такое уж легкое, как утверждали в своей реплике критики критика. При внимательном же чтении статьи «Жизнь идет вперед» они могли убедиться что в ней, кроме неверных примеров, есть верная мысль, зерно истины. Сейчас оче- видно, что они могли бы извлечь его с поль- зой для себя и для дела. ние Татьяны Многие ее поступки и сужде- ния в дальнейшем растут из этого зерна. Она недолго предается обычным детским Фантазиям; в школе ее тотчас пленяет точ- ное знание: она с увлечением решает за- дачи - «Что за прелесть цифра по сравне- нию с расплывчатыми видениями джунглей или американскими небоскребами. Малень- кая точная цифра!». И в то же время она готова, не считая, отдать все, что у нее есть, всякому, кто просит, Она снимает с окон занавески, что- бы отдать их нищей. Но ее доброта лишена мягкости; иногда мы замечаем в ней оттенок какой-то власт- ной настойчивости. Мать со страхом думает о будущем Та- тьяны: «Ей представлялось, как ее Тася суровая, щедрая, доверчивая и вспыльчи- вая шагнет в мир, решительно и бездумно сорвется с кручи, убьется насмерть, а их с отцом уже не будет на земле, и никто не крикнет ей: «Тасенька, осторожно!». И вот Татьяна шагнула в мир. Она в Мо- скве, в вузе, учится, «не замечая никого вокруг себя». Она испытывает «страстное упоение пробуждающейся и растущей мыс- ли». Попрежнему математика - ее люби- мая дисциплина. «Она не любила литера- туру: все, на чем лежал отпечаток вымы- сла, что было окрашено чувством, вызыва- ло в ней высокомерное отношение». Ее стремление к учению носит характер подвижничества. Она сторонится людей, оберегая возможность все время сосредо- точенно думать. Без тени кокетства или жеманства она отстраняет ухаживания: «Она боялась всякого пытавшегося при- близиться к ней человека, который мог бы заставить ее сдаться, обнаружить сла- бость». В этом юношеском ригоризме - страстная целеустремленность, обаятельная прямота и цельность характера. Все это написано Неклюдовой очень све- жо, самостоятельно, выразительно. Читая историю Татьяны Шуваловой, испытыва- ощущение интересного знакомства, Эту крупную девушку, с легкими светлы- ми волосами над крутым лбом, с решитель- ным взглядом серых глаз и резким голо- сом, о которой профессора говорят - «этакая умница», не спутаешь ни с кем. Но если бы Неклюдова удовольствовалась только этим, приведенным в полное соот- ветствие и равновесие всех черт образом, ей не удалось бы художественно аргумен- тировать дальнейшую судьбу своей герои- ни. Но она изображает этот характер в движении, в развитии. Казалось бы, целеустремленность Татья- ны не позволяет сомневаться в ее буду- щем - она должна стать ученым, может быть педагогом, творчески работать в нау- ке. Но ее «восхождение на гору знаний» внезапно обрывается: заболевает отец, на- до поддерживать стариков, следовательно, -бросить учение и итти работать, Татьяна переживает это, как катастрофу, но ей да- же не приходит в голову уклониться от выполнения долга. В поисках заработка она попадает в ка- кое-то учреждение на роль секретаря. Но и здесь она верна себе. Ей нужна не служба с окладом, а служение людям, и Татьяна восстает против оплаченного без- делья. Она находит удовлетворение, став учительницей начальной школы, и в этой скромной роли работает творчески, ищет новых методов, борется с рутиной - это пока все тот же размашистый и немного суровый - даже в доброте - характер. Только властное вторжение в судьбу Та- тьяны любви, а затем материнства изме- няет ее характер, Ее внутренний мир обо- гащается чистым и сильным чувством, она становится мягче, спокойнее, новые привя- занности-к мужу, к детям - требуют от нее новых жертв: она расстается с люби- мой работой и становится только женой, матерью, хозяйкой дома. глухую чувашскую деревню, внезапная и одновременная смерть ее детей от дифте- Такою застает ее война, эвакуация в рии, гибель мужа на фронте. «Новый мир» № 7--8 за 1916 г.
РАЗГОВОР МОЛОДЫХ бы критики не занимались смакованием на- ших отдельных ошибок и промахов, забы- вая главное, что характеризует молодую современную поэзию. Жизнь действительно идет вперед И мы это понимаем не хуже Ф. Левина, который цитату из Владимира Маяковского: Отойдите! Вы мешаете Мобилизации и маневрам, употребил, как дубинку, против молодых поэтов. И когда справедливо отмечают, что ле войны связь многих писателей с наро- дом стала менее крепкой, что писатели замкнулись в четырех стенах московских домов, то это меньше всего относится к молодым поэтам, которые все время нахо- дятся в движении, в пути, в работе. прекращалась, а, наоборот, окрепла дружба с друзьями по фронту, вернулись на заводы и в институты, на новостроек или продолжают служить в ря- дах Советской Армии на страже мира во всем мире. пос- Не наша которые леса Не дожидаясь указаний и командировок, почти все молодые поэты в послевоенные годы ездят по стране, принимают самое близкое участие в ее грандиозных работах. На новостройках и заводах Урала полго- да работал Мих. Львов. В подмосковном угольном бассейне был В. Урин. По Украи- не ездили И. Бауков и В. Захарченко, Сталинграде и в городах Поволжья был M. Луконин. из Закарпатской Украины вернулся С. Гудзенко. Уже написаны но- вые циклы стихов о трудовых подвигах комсомольцев, о торжестве советской вла- сти, о жизни фронтовиков в дни мира. Эти стихи уже прочитаны на заводах, на комсо- мольских активах, на общемосковских ве- черах перед нашими читателями. Скороони появятся в журналах. Статья Ф. Левина «Жизнь идет вперед» не помогает нам смотреть в будущее, вы- нуждает оглядываться на прошедшее и всломинать пройденное. Мы хотим, чтобы такие опытные критики, как Ф. Левин, по- могали нам лучше видеть завтрашний день, острее чувствовать задачи будущего. Мы хотим, чтобы статьи, посвященные мололой поэзии, разбирали насущные вопросы на- шего творчества, видели за мелочами душу в молодой псэзии. Пока же большинство статей о стихах молодых написаны без подлинного знания их работы. Статья Б. Соловьева («Известия» от 15 октября с.г.) носит многообещающий заголовок «О стихах молодых поэтов». Б. Соловьев на основании лишь одногости- хотворения В. Урина «Кирпичи» отрица- тельно оценивает его творчество. Можно спорить о достоинствах этого стихотворе- ния. Но когда пишут о молодом поэте впервые и в такой ответственной статье, необходимо полнее знакомить читателей его творчеством. В. Урин уже выпустил в издательстве «Советский писатель» книгу стихов «Весна победителей», и у критика были все возможности говорить о стихах поэта значительно полнее и доброжела- тельнее. В этой же статье, характеризуя творче- ство молодых поэтов, Б. Соловьев цитирует плохие стихи Г. Морозовсй, чуждыe по своим настроениям большинству молодых поэтов. боится трудностей, и мы считаем себя обя- занными писать о преодолении трудностей в дни войны и мира. Мы писали и будем писать на генеральную тему-о формирова- нии нового человека. Мы хотим своими сти- хами помочь воспитать поколение борцов а не созерцателей, строителей, а не наблю- дателей. И нам думается, что не правы Ф. Левин и С. Иванов, оперирующие двумя-тремя стихотворениями и не заметившие основной тенденции творчества молодых поэтов. Мы признаем, что в стихах некоторых молодых поэтов есть натурализм в описа- ниях быта войны, есть любование страда- ниями. Например, у С. Гудзенко: Бой был короткий. А потом глушили водку ледяную, и выковыривал ножом из-под ногтей я кровь чужую. Или у М. Луконина:
М. ЛУКОНИН C. ГУДЗЕНКО,
Легко, одним росчерком пера отделыва- ется критик от серьезного разговора о ра- боте фронтового поэта М. Соболя. Из боль- шого цикла стихов («Знамя» № 11 за 1945 г.) взята лишь одна строка и на этом обосновано суждение, что «иные молодые поэты склонны к литературщине». Обвине- ние «иных молодых» в литературшине яв- ляется очень серьезным, Но говорить об этом походя, не обосновывая и не иллю- стрируя примерами из произведений, типич- ных для молодой поэзии, нельзя. Модное увлечение поисками мотивов грусти завело Б. Соловьева в книгу стихов И. Баукова «Вторая весна». Б. Соловьева возмущает тоска фронтового поэта, нахо- дящегося за рубежом. Нам думается, что мысли советского человека за границей вы- ражены Бауковым несколько одностороч- не, но без сомнений говорят о самом глав ном--о любви к отечеству. Другая статья о творчестве молодых, напечатанная в «Литературной газете» вна- чале года, принадлежит И. Гринбергу Это просто беглый взгляд на многие журналы, на многих поэтов, на многие стихи, напи- санные в разное время. Пора уже прекра- тить писать о нас огулом, не пытаясь ра- зобраться в творчестве каждого в отдель-ешь ности. Материала накопилось немалo. Мо- лодые поэты выпустили первые книги сти- хов, в журналах, особенно в «Знамени», на- печатаны циклы из новых книг, во всех издательствах лежат рукописи наших, уже принятых к печати сборников. Но когдана- чинается разговор о новом пополнении ли- тераторов, нас всех сваливают в однукучу, случайные ошибки одного приписывают всем. И в результате вместо воспитания мы видим простой перечень фамилий, гово- рящий о равнодушном отношении к нашей работе. Дискуссия, развернувшаяся на страницах «Литературной газеты», обнадеживает наг, позволяет надеяться на внимание со сторо- ны критиков и литераторов, Но пока в своей главной части статьи Ф. Левина и С. Иванова осветили не основные вопросы, которыми живет сегодня молодая поэзия. Мы не собираемся расставаться с военной темой. Конечно, показывая человека навой- не, не стоит сгущать краски, теряя за окопной правдой представление о всей ве- ликой битве. Мы должны так писать овой- не, чтобы идущее вслед за нами поколение молодых советских людей любило оружие, было готово к сражениям и победам. Номы не думаем заниматься только этим. Самой актуальной темой является для всех нас тема послевоенной пятилетки: трудовой ге- роизм, проблемы дружбы, любви, совет- ской семьи. Это волнует наше поколение. значит, и нас, молодых поэтов. И незачем говорить в каждой статье только о наших промахах, не замечая того положительного, что есть уже в наших стихах. Товарищи критики! Загляните в завтраш- ний день литературы, давайте поговорим на страницах «Литературной газеты» о путях развития современной поэзии. Мы обращаемся к критикам: помогите нам работать и учиться, пристальнее всмат- ривайтесь в наши стихи, и вы увидите что нет в молодой поэзии нытья и надрыва, а есть твердая и непреклонная уверенность в правоте идей коммунизма и страстное же лание работать на благо родины.
Центральный Комитет партин в своих исторических постановлениях по вопросам литературы и искусства обратил серьезное внимание на воспитание молодых литерато- ров. Многочисленные собрания, комсомоль- ские активы, встречи с читателями на заво- дах и в клубах столицы показали, что чи- татель народ искренно заинтересован в приходе новых людей в литературу. Молодая поэзия родилась в дни войны, она вдохновлена подвигом и преодолением пути. трудностей. Все образы, весь словарь, даже ритм стихотворения подсказывался фрон- товой действительностью, близостью перед- него края. Миропонимание наше складыва- лось на войне в момент наивысшего обо- стрения всех человеческих чувств: патрио- тизма, самопожертвования, боевой дружбы, любви, разлуки, Но часто сектор нашего зрения бывал предельно сужен ближайшим событием, и потому стихи, резкие и точ- ные в деталях, оказывались лишенными широких обобщений. И поэтому при пере- ходе к темам послевоенного времени наше творчество, как никогда, нуждается в под- держке старшего поколения писателей и критики, которая должна определить ха- рактерные особенности молодой поэзии, ее удачи и слабости, помочь пойти по верному Но вместо этого некоторые критики све- ли свои большие задачи к одной цели--на- чали отыскивать среди нас пессимистов и нытиков. Дело дошло уже до того, что всякое упоминание об опасностях, героиче- ской смерти и павших друзьях зачисляется в разряд упадочнических настроений, яко- бы тормозящих движение вперед. Мы знаем, что истоки оптимизма не в мечтах о легкой жизни, а в твердой верев идею коммунизма, в преодолении любых препятствий в борьбе. И если бы литерато- ры, критикующие нас, перелистали фронто- вые газеты и заводские многотиражки или внимательно заглянули в толстые и тон- кие журналы, то они поняли бы, что наш лирический герой- это сильный, уверенный в завтрашнем дне молодой человек, кото- рый вернулся с войны не опустошенным ремаркистом, а трудоспособным, жадным до жизни, полноценным советским гражда- нином. Если бы эти критики, не ограничи- вая себя констатацией отдельных недо- статков, заговорили о главном, о молодой одно- поэзии, они не допустили бы узкой стэронности в вопросе опутях ее развития. Товариш Сталин в на своем докладе Пленуме ЦК ВКП(б) 3-5 марта 1937 г. говорил: «Опасности, связанные с трудно- стями, у людей нестойких порождают не- редко настроения уныния, неверия в свои силы, настроения пессимизма. И, на- оборот, там, где дело идет о том, чтобы побороть опасности, проистекающие из трудностей, люди закаляются в этой борь- бе и выходят из борьбы действительно твердокаменными большевиками. Такова природа опасностей, связанных с трудностя- ми. Таковы результаты преодоления труд- ностей». Закаленное в борьбе молодое поколение советских людей-наши сверстники--не обсуждение вопро- статьи в №№ 41, От редакции. Продолжаем Фов современной поэзии, (См. 4 и 43 «Литературной газеты»).
Шалун уронит барабан, Гроза пройдет в окне, Иль в щель метнется таракан, - Я вспомню о войне. Или у А. Межирова: Одинокие дети на взорванном льду. Эту теплую смерть
распознать не могли они сами, И смотрели на падающую звезду непонимающими глазами…
Статья была уже написана, когда в га- зете «Труд» появилась рецензия М. Шке- рина на повесть О. Неклюдовой. В каждом произведении, а тем более, принадлежащем перу такого молодого ав- тора, как Неклюдова, могут одновременно существовать и удачи и неудачи. Мы убе- ждены в том, что обязанность честной кри- тики - сказать и о тех и о других. Это мы и постарались сделать. Иначе смотрит на свою задачу Шкерин. Чтобы перечислить все нелепые и нечест- ные подтасовки и передержки, при помощи которых М. Шкерин превращает героиню повести Татьяну во «вредный элемент», нужно было бы по абзацам выписать всю его рецензию. Идея произведения, психология героев, система образов --арсенал художественных средств автора- все это просто не входит в сознание т. Шкерина. Он занят подсче- том: один день Татьяна работала на снего- задержании, два дня на севе, три месяца в школе и «подбивает» итог: «не заслужн- вает снисхождения». В заключение он утверждает, что «вы- водить таких людей (как Татьяна.- Е. 3.). в герои»- неуместно. Шкерин хочет, чтобы героями произведе- ний были только люди, непогрешимо иду- щие по стезе добродетели. Нам же кажет- ся, что изображение процесса становления социалистического человека в виде прогул- ки по гладкой, укатанной дорожке- фаль- шиво. Метод «критики» недостатков, какой применяет М. Шкерин, мы считаем недопу- стимым и недостойным. 3 газета
Но уже прошло достаточно времени, и мы теперь осознаем односторонность тако- го взгляда на бойну. А критики до сихпор не разглядели, не увидели главного вкни- гах и стихотворных циклах И. Баукова, С. Гудзенко, В. Захарченко, М. Львова, М. Луконина, М. Максимова, А. Межиро- ва, А. Недогонова, М. Соболя, В. Урина и других. Главное же в их произведениях - ве- ра в победу, которая провела сквозь все испытания войны, закалив и научив много- му. Почему же об этом теперь не говорят критики? Мы не боялись трудностей, но в первые часы войны решили, что Лучше притти с пустым рукавом. Чем с пустой душой. (М. Луконин. «Знамя» № 7, 1945 г.). Мы не боялись писать о трагичном на войне, Потому что только наши роты - В петлях окружений, взаперти - Верили в крутые повороты, Верили в обратные пути! (А. Межиров. «Знамя» № 9. 1945 г.). Не тяжести войны явились темой наших стихов, а их преодоление. Мы шли не от поэзии к жизни, а от жизни к поэзии: Но если снова воевать… Таков уже закон: пускай меня пошлют опять в стрелковый батальон Быть под началом у старшин хотя бы треть пути. Потом могу я с тех вершин в поэзию сойти. (С. Гудзенко. «Знамя» № 7, 1946 г.). Вот наше мнение по тому вопросу, о ко тором писал в своей статье Ф. Левии. Мы не вступали бы в дискуссию, есля
Литературная
№ 44