3
СОВЕТСКОЕ ИСКУССТВО Михаил Иванович
Неопублинованные письма Глинки М. И. Глинка - князю В. Ф. Одоевскому Май, 27 дня. Извини меня, что вчера не 1. доставил половинной платы за дачу, и что теперь посы- лаю монетою, а не бумажка- ми, но в хозяйстве сих по- следних не нашлось. - Мы хлопочем и собираемся к от езду, но раньше субботы не выберемся, потому что мне нельзя оставить Петербурга до конца экзамента музыки - после чего я вольный казак на все лето. Засвидетельствуй мое усердное почтение кн. Елене. В надежде скорого свидан(ия) остаюсь твой 2. М. Глинка Болезнь моя до того усили- лась, что доктор решительно запретил мне выезжать, и по- тому, к сожалению, я должен отказаться от приятного удо- вольствия навестить тебя, лю- безный друг! Не могу также послать к тебе Дона Педро, потому что во время болезни необходимо, чтобы он не от- дучался от меня. - Пожелав тебе и твоей милой Княги- не всего лучшего, остаюсь искреннейше преданным слу- гою 30 октября. Михаил Глинка Письмо к неизвестному Мы с сестрою вчера были до такой степени восхиены дружеским приемом, что по- забыли попросить, если мож- но, напечатать польку до на- шего отезда т. е. до полови- ны мая с условием не дарить никому ни одного экземпляра. сестрою обязуемся немед- ленно купить 10 экземпляров, а с нашей легкой руки без со- мнения дело пойдет успешно. Забыл также, что К. Булга- ков на-лицо, и мне кажется, что он был бы не лишним в среду, в ожидании которой поручаю себя и сестру ваше- му дружескому расположе- нию, остаюсь искреннейше преданный М. Глинка
Жюль Ренар


Глинка

Мысли о театре

K 80-летию со дня смерти
Я строю свои Жюль Ренар, автор замеча- меря, играет свою вьесы, как драмы, тельного «Рыжика», очень последнюю карту. и пишу их как Вот где борьба за комедин, - гово- мало известен у нас как дра- жизнь. рит Альфред Ка- матург и человек театра, В Бериштейн Гитри: ворить с вами о пьесе. - Друг мой… у меня пьес хватит на три года! шайте меня… это пять минут. Моя пьеса интересна. Я возвращаюсьв его «Дневниках» («Мои пись- Париж. Коклен в ма к самому себе, которые я «Мещанине во дво- позволяю вам прочесть…») рянстве». «Хорош ваш друг Гигри!- - Я хочу пого- находим интереснейшие заме- говорит он, ударяя чания о современном ему те- меня по плечу так, атре и репертуаре, об основ- что я чуть не па- ных «силах» театра и взаимо- даю. - То, что де- лают во «Француз- отношениях этих «сил». Мы ской комедии» с Но выслу- приводим ниже некоторые из Тартюфом, гнусно. этих афористических записей. Нельзя это играть, как современный репертуар». SHXQR В истории русской музыки Глин- ка занимает исключительное место. Могучий гений, которым вправе гор- диться породивший его русокий на- род, он не только создал произведе- ния, восхищающие нас и поныне, опустя 80 лет после его смерти. Ос- новное значение Глинки как компо- зитора заключается в том, что он соз- дал современное русское музыкальное иокусство, подобно тому, как другой русский великий художник Пушкин положил начало современной русской литературе. Влияние Глинки на всю последую- щую русскую музыку неизмеримо. Его прямым последователем и про- - Верю, - отвечает Гитри, - но согласиться с вами я смогу только через три года. Вчера утром я не любил Шекспира. вчера вечером последний акг «Шей- лока» выворотил фунт моего сердца. Я долго тер пальцем углы глаз. Не- ужели придется полюбить Шекспира? Драматургия. Иные слишком легко забывают, что это как никак писа- тельское дело. «Женитьба Фигаро»; подлинный шедевр, легкий, как воздух всех вре- мен. Мы хотим жизни в театре и театра в жизни. Я приготовлю лекцию о Мольере, но не с точки зрения XVII в. Я буду говорить о нем, как если бы он жил Гитри: как о товарище. в наши дни, как если бы это был В театре. Автор обращается к кри- тику: -Вам бы лучше писать хорошие не пьесы!… Как и вам, отвечает критиа. «Гость»4. Вчера я смотрел послед- лел нее представление. Мы всегда вино- ваты когда не работаем, В одну ре- петицию я мог бы сделать пьесу сце- ничнее веселее. Как театр заставляет все блекнуть! Я думал, что мои шут- ки почти грубы; они кажутся мне сейчас слишком тонкими, настолько тонкими, что не доходят. Пьеса, говорит Капюс, не кончает- ся как не кончается жизнь; разве что смертью. Да нет же! Пьеса конче- на, когда ее продолжение нас уже не интересует. Без Тартюфа - разве нас волнует судьба семьи, из которой его выгоняют, и то, что будет с ним самим! Все это безрязлично! Пьеса оконче- на, когда она больше нас не интере- сует. Вот почему пьеса часто кон- чается раньше, чем она начата. В пьесе я называю «планом» есте- отвенное развитие характеров. Гитри5 читает мне «Тартюфа». Как великолепна сцена, кле Оргон умо- ляет Тартюфа, и где Тартюф, лице- 1 Одно время Альфред Капюс был - наиболее модным поставщиком пьес для французских театров. Наиболее известны его пьесы «Авантюрист», «Две школы» «В позицию!». Анри Бернштейн - автор пьес «Израиль», «Шквал», «Вор», в наши дни владелец театра в Париже, бли- Французский актер. зок к реакционным группировкам. * Намек на Шейлока, требовавше- го фунт мяса. 4 Пьеса Поля Бурже. Люсьен Гитри - знаменитый Коклен спас в свое время от про- вала «Рюи Блаз»; он придумал вести четвертый акт в комедийной манере, должателем был замечательный рус- ский композитор Даргомыжский. Пе- редовая группа русских композито- но Виктор Гюго (он произносит с не- ров-шестидесятников, деятели так сколько презрительным уважением: господин Виктор Гюго), был не дово- лен и отнял у него впоследствии называемой «могучей кучки» с гор- достью называли себя «русланиста- ми»; Глинка оказал громадное влия- роль Трибуле. Если не считать трех первых ак- тов, «Мещанин во дворянстве» ставляется грубым фарсом, о котором Мольер должен был думать так: «Как бы там ни было, это достаточно хорошо как Лю- которые в для такого кретина, довик XIV». «Ивовый манекен». Закрытые ре- ние на творчество Чайковского. И ны- после длительного периода дека- дентско-формалистических шатаний, наша музыка возвращается, хотя, ра- зумеется, на совершенно новых осно- ваниях, ко многим из тех принципов, свое время привели Глин- ку в первые ряды мировых компози- торов. Первая половина XIX столетия бы-
петиции. Первое впечатление - по- ла временем, когда идея народности пробивала себе путь во всех обла- средственно; второе - превосходное. Почти вся пьеса (в частности, ориги- нальная оцена третьего акта, лучшая из всех) сделана Гитри; это позво- стях русокого искусства, неудержимо вырывавшегося из душивших его придворно-аристократических pa- мок. Под влиянием начавшегося бур- ляет Франсу сказать громко: Я нахожу пьесу очень хорошей. И совсем тихо, обращаясь к Гитри: Это ваша пьеса; мне будут делать комплименты, и я забуду что она ваша. Вот почему я говорю вам сей- час об этом --- в последний раз. Я не позвал вас на репетицию, говорит мне Тристан Бернар, пото- му что настоящий друг - плохой судья на закрытых репетициях. Он не оценивает с точки зрения лите- ратуры или драматургии; он оцени- вает с точки арения успеха. Он гля- дит, как вы балансируете на кана- те; он боится за вас. Ему необходи- ма публика, чтобы успокоиться, что- бы перестать бояться. «Прошлое». Генеральная репетиция. Порто-Риш говорит Брандес Вы заставили меня плакать. Вы ваставили плакать и других. 0, эти люди, которые проводят овою жизнь, как олени, плача о любви. Большой успех. Пузатые вульгар- ные мужчины; каждый из них уве- рен, что ол «мужчина для женщин», всем своим видом словно говорят: Как это прекрасно! Как это про нас! Как левко писать диалог: Monsieur: -Нет! Madame: - Да! И вот уже четыре строки. Перевод С. ДАБИ 6 Инсценировка Франса. Этот веселый плодовитый драма- турт и поныне любимый автор Па- рижа; число его ньес определяется многими десятками; у нас шли его «Две утки» и др. Жорж де Порто-Риш, публикуя собрание своих пьес, так и назвал «Театр любви». Марта Брандес талантливая актриса «Французской комедии». В «Прошлом» выведен «не- отразимый» мужчина. жуазного развития русская культура получает несравненно более широкий базис для своего роста, нежели это имело место в условиях дворянской России в XVIII столетии. Носителями русской культуры на- чинают становиться широкие общест- венные слои, которые в предыдущую эпоху были от нее еще почти совер- ненно отрезаны, Разночинцы, при- шедшие в скорбный день 10 февра- ля 1837 года к осиротевшему пуш- кинскому дому, чтобы поклониться праху великого народного гения, аа- травленного врагами - правящей аристократической кликой, были не просто новым, невиданным явле- нием в истории общественного раз- вития России. Они были выразите- лями мощного исторического процес- са, придвигавшего их к обществен- ной жизни с ее политическими и культурными проявлениями. Эти новые общественные слои нес- ли с собой глубоко-пропрессивную идею национального самосознания, национальной гордости народа, про- буждающегося для общественного бытия. Они требовали от искусства, чтобы оно правдиво отразило их жизнь, чтобы оно воплотило образы и поэтическое вдохновение, веками вынашивавшиеся в недрах русского народа. Пушкин был величайшим, но не единственным выразителем этих но- вых тенденций в русском искусстве. Рядом с ним в живописи появились Венецианов и Федотов. Рядом с ним должно было музыке необходимо возникнуть такое явление, каким был Глинка. В овоей известной статье о Глинке русский художественный критик В. В. Стасов, говоря о сущности на-ке циональной музыкальной школы, приводит крайне интересный, отно- сящийся еще к 30-м годам XIX сто- летия, отрывок из статьи Мельгуно- ва арактер музыкальной школы зажлючается не в одной национальной мелодии, так же как школы живо- в писи не отличаются одною нацио- нальностью физиономии. В музыке основные элементы - мелодия и гармония (и ритм добавляет от себя Стасов. - Д. Р.) как в живописи - рисунок и колорит, По этим элемен- там определяются школы. Конечно, национальность напева, как и фи зиономия, входят в характеристику школы, но они не составляют глав- ного». Как бы комментируя Мельгу• нова, Стасов в другом месте упомя- нутой статьи пишет: «Националь- пость заключается не в мелодиях, а общем характере, в совокупности усповий (подчеркнуто Стасовым. Д. Р.) общих и обширных». Стасов не расшифровывает сущно что
М. И. Глинка в период сочинения «Руспана», С картины И. Е. Репина (1887 г.). ческие характеры, воплощающие ти- черты данного народа, с его мов, ни выездов «четверкой», на которые толкала его жена. Он искал ку. Из-под его ног была выдернута почва. Чуждый политической оппо- другую среду, способную лучше и, главное, искреннее понять его. Так совершился его приход в кукольни- ковскую группу. Созданный в этой новой обстанов- ке «Руслан» еще более расширил тре- щину между компоэитором и «све- том». На первых представлениях, т. е. тогда, когда оперу должна была апро- бировать собравшаяся анать во главе с Николаем 1, чуждый официальному патриотизму «Руслан» провалился. Николай уехал из театра, не досмо- трев оперы до конца; выразитель «общественного» мнения, законода- тель музыкальной моды петербург- ских салонов 30 40-х годов граф Виельгорский не переставал всюду твердить, что «Руслан» неудачная опера- Между тем, именно «Руслан» пические общественными взаимоотношениями и укладом. Из такого понимания на- родности в искусстве, естественно, вы- текают требования его реалистичности, историчности, демократичности, т. е. именно те требования, которые ота- ли ведущей тенденцией передового русского искусства XIX века. Величие Глинки состоит в том, что он быт зачинателем подлинно-на- ционального русского музыкального искусства. Ощибочным является ут- верждение, что Глинка вышел на первое место среди своих музыкаль- ных современников только потому, ллипотантов. он был замечательным мастером, вла- девшим всеми тайнами композитор- ской техники. Прежде всего предше ственников Глинки не следует пред- ставлять такими уже неучами. Мно- гие из них учились и учились осно- вательно. Но главное не в этом. Дело в том, что свое мастерство Глинка поставил на слулбу огромной пере- довой для овоего времени задаче. Именно это дало исторический смысл его композиторскому умению, дало его творчеству силу, размах, убеж- денность и убедительность, выдвину- ло Глинку на роль основоположника русской национальной музыкальной школы. Свою задачу Глинка пытался осу- ществить уже в опере «Иван Суса- нин». Значение и смысл этой опе- ры далеко выходят за ределы, вы- раженные ее последующим наимено- ванием - «Жизнь за паря», кстати сказать, навязанным Глинке его придворными «друзьями» и покрови- телями. Более того, по своей музы- опера значительно шире верно- подданническото либретто, полугра- мотно составленного «русским пат- риотом» из немцев, бароном Розеном. Наряду с монархической идеей в опере «Иван Сусанин» несомненно наличествует идея народно-патрио- тического подвига, Глинка, с его ог- раниченным политическим сознанием, быть может, сам и не отделял одно от другого. Но интуицией гениального художника он выразил это в своей музыке. И не случайно придворная знать, вознося Глинку за монархическую сторону его творения, почувствовала нечто явно враждебное себе в ео на- родном духе и окрестила музыку опе- ры «кучерской». Конфликт межту Глинкой и при- дворной кликой зародился именно в период первых триумфов оперы «Иван Сусанин». Уже тогда Глинка не мог не ощутить всей фальши в от- ношении высшего света к нему, как национальному композитору. Сам того до конца не сознавая, зиционности, Глинка не мот понять, что его поражения были его победа- ми, что, порывая с официальным ис- кусством, он вел свою музу, а с ней и все русское музыкальное ис- кусство к действительно новым бере- гам. Он знал, что делает огромное историческое дело, но перспективы его ему не были видны. Далекий да- же от современной ему литературной борьбы, не зная ни Белинского, ни Герцена, ни молодого Некрасова, Глинка, разумеется, никак не мот предвидеть того большого взлета искусства демократического реализ- ма, искусства жизненной народной правды который пришел через 10 лет после смерти композитора и был под- готовлен художниками и мыслителя- ми его, глинкинской эпохи, в том чис- писать музыку, как он сам говорил «докладную», т. е. по- нятную широким слоям, Глинка не подозревал о существовании какой- либо аудитории, кроме той, которая отвергла его «Руслана» и с начала 40-х годов, взамен русской народной музыки, возвела на пьедестал италь- янскую оперу. «Руслан» - это самое совершенное создание Глинки, одна из лучших опер в мировой музыкальной литера- туре и величественнейшее оперное создание своего времени оказался последней оперой Глинки. После «Руслана» Глинка сочиняет первое в русской музыке русское симфоничное произведение - «Комаринскую»; он создает свои великолепные испанские увертюры, где показывает замечатель- ное умение проникнуть в дух не только русской, народной музыки; сквер- но, мальчишки перессорились, разде- стом, на котором танцовали народные танцовщицы под аккомпанемент от- лились на две банды, и пошел уже настоящий бой. Единственное спасе- ние в Севилье было работать за огра- дой собора. За ограду мальчишек не пускали, и мы с Василием Иванови- чем спокойно работали, в то время как мальчишки глядели на нас сквозь решетку. В соборе был прекрасный орган; мы любили зайти послушать пение и музыку; часто здесь можно было слы- шать Баха, любимого композитора Василия Ивановича. Севилья нам очень нравилась. Мы наслаждались южной природой и жи- вописным городом, где с утра до 3 ча- сов дня не выходят на улицу из-за зноя, и где всякие уличные работы производятся только ночью при све- те фонарей Особенно мы любили одну улицу. Она называлась Калья Сиерпес и бы- ла вся затянута тентом. В щели меж- ду полотнами тента прорезалось небо необычайной яркости. Прямо на ули- це, поднимающейся вверх террасами, сидели цирюльники, богатые испан- пы приходили к ним бриться и надушенные, без воротников, пи- ли кофе и шоколад тут же в кафе на Калья Сиерпес. Выше на этой же улице продавались цветы. Там севильянки, всегда одетые в чер. ные шали и только на бой быков оде- вавшие белые мантильи, покупали пе- ред боем цветы, чтобы украсить ими овои кружева. Бой быков мы с Василием Ивано- вичем очень любили и не пропуска- ли ни одного. Однажды нам захотелось посмот- реть на испанские танцы. Нам посо- ветовали пойти в школу Отеро. Оте- личных гитаристов. Там же мы ус- лышали известную в то время «ги- тану», блестяще исполнявшую корот- кие народные песни с руладами. Она пела удивительно. Василий Иванович сделал акварели с этих танцовщиц и гитаристов. Из Севильи мы перебрались в Гре- наду. Остановились мы там в отеле «Альгамбра». Оттуда была видна вся Сиерра Невада. Помню, однажды мы увидели, как англичанин с женой - художники- наняли специально обслуживающих эту публику старика «гитано» в ко- стюме и молоденькую «гитану». Анг- личанка взгромоздилась на осла, и вся компания отправилась искать соответствующий уголок для позиро- вания. Мы с Василием Ивановичем пошли вслед за ними. Англичане, наконец, выбрали себе пейзаж и стали там устраитать ка- кую-то итальянскую сценку; пока ан- гличанин устанавливал старика, Ва- силий Иванович переманил «гитану» и за большую плату увел ее и напи- сал с нее акварель около фонтана. Помню, как он рисовал и хохотал над своей проделкой. Василий Иванович любил шутки, часто смеялся, характер у него был очень живой и веселый. Вся наша поездка по Испании была пронизана его юмором, жизнерадост ным и блестящим. В Гренаде был целый город цыган. Мы с Василием Ивановичем собра- лись туда сездить. Нам предлагали захватить с собой полицейского, так как там грабили, но мы отказались. Поехали одни. Приехав туда, мы не- медленно сели писать, нас обоих при- влек интересный пейзаж с цепью гор.
вопло- щает в отношении народностите са- ле и им самим. Стремясь мые «общие и обширные условия», о которых говорит Стасов в вышепри- веденной цитате. Монументальная широта музыкальных образов, их глубокая реалистическая жизненность и наряду с ними обобщенность поды- мают «Руслана» до уровня народного богатырского эпоса. Сам Руслан - это перенесенный в оперу персонаж русских былин. Это типичный русский витязь - благо- родный, мужественный, оптимистич- ный, воплощающий в себе черты, которыми наделяло народное вообра- жение своих любимых героев -- ска- зочно-былинных богатырей. Таково же происхождение и антипода Рус- лана, чванливого хвастуна, труса и обманщика Фарлафа. Глинка лишил своего «Руслана» иронических черт, типичных для ге- ниальной пушкинской поэмы. Но он не обеднил произведения. Он просто передвинул его в иную плоскость - приблизив к былинному складу Эта близость оперы к истокам русского творчества сделала ее несравненно более народной, русской, нежели «Иван Сусанин», хотя «национальных мелодий» во второй опере Глинки го- раздо меньше, чем в первой. Еще в период создания «Руслана» Глинка начинает остро ощущать об- В разовавшуюся вокруг него пустоту. своих письмах к родным он пи- шет: «Искусство… гибнет здесь от убийственного ко всему прекрасному равнодушия», «Для меня нет счастья в России…» Трагедия Глинки состояла в том, что он, чувствовавший себя русским композитором, писавшим для Рос- они, - иненно у себя на родине ока- зался одиноким, чужим, Но разве не такова была судьба всех великих русских художников его эпохи! Провал «Руслана», исторически по- нятный и неизбежный, сразил Глин-
Впервые публикуемые нами три письма Глинки взяты из пяти его писем, хранящихся в музее Москов- ской государственной консерватории. Из этих пяти писем два были опуб- ликованы в полном собрании писем, изданном Финдейзеном в 1907 году. Три письма остались ненапечатанны- ми. Два из них адресованы В. Ф. Одоевскому и одно - неизвестному. B. Ф. Одоевский - двоюродный брат декабриста А. Одоевского сыграл немалую роль в жизни Глин- ки. Человек широко образованный, горячий поборник русской музыки, он помогал композитору словом и де- лом, одобрял и поддерживал его в трудные минуты жизни, Одоевский один из немногих, поднявший свой голос в защиту «Руслана» от нападок враждебной критики и указавший на гениальность музыки Глинки. Вся работа Глинки над «Иваном Сусаниным» прошла на глазах Одо- евокого. Глинка нередко занимался композицией в его тихом кабинете, спасаясь от семейных неприятностей и светской суеты в собственном доме. К помощи Одоевского Глинка, как это видно из первого печатаемого на- ми письма, очевидно прибегал и в устройстве своих материальных дел. Письмо относится, повидимому, к 1838 году. Летом 1838 года Глинка с женой жил на даче в Лесном инсти- туте (под Петербургом). В этот пе- риод Глинка еще служих капельмей- стером и преподавателем музыки в придворной капелле. В 1839 году он вышел в отставку. Указанная нами дата не может быть более поздней, так как в письме сказано, что пере- езд (на дачу) возможен лишь по окон- экзаменов. Следовательно, это чании было до 1839 года. Письмо носит вверху надпись Одо- очевидно, евского: «Не печатать» деликатное желание не затраги- вать интимных сторон жизни Глин- ки. Второе письмо к Одоевскому дати- ровано 1851 годом. Болезнь, о которой в этом письме упоминает Глинка, явилась следствием сильного нервного припадка, случившегося с композито- ром в бытность его еще в Варшаве, где он получил известие о смерти матери. верхо-Глинка, мечтавший в это время о новом путешествии в Испанию, вер- нулся в Петербург лишь для того, чтобы лично хлопотать о получении заграничного паспорта. Дон-Педро, о котором упоминается в письме, был молодой испанец Пед- ро Фернандес, приехавший в Мадрид. учиться музыке и вывезенный Глин- кой с собою в Россию. Это был лов- кий, смышленый, не лишенный об- разования парень; он заботился о Глинке, ведал его денежными делами, исполнял все его поручения. Третье письмо без даты и обра- щения написано возможно одному из издателей Глинки (М. Бернарду), с которым Глинка, вероятно, виделся в дружеском ему доме. Полька, о ко- торой говорится в письме, по словам Глинки, была написана в 1852 году, но игралась им (в виде импровиза- ции) уже в сороковых годах. Таким образом, датой этого письма можно установить 1852 год. K. А. Булгаков - один из близких приятелей Глинки, в сороковых го- дах принадлежал к кружку «братии» Кукольника. Булгакову поручал Глинка вести дела с его издателя- ми. Старший сотрудник библиотеки Московской государственной кон- серватории 3. САВЕЛОВА.
он пишет романсы и среди них пред- восхищающий Чайковского, потряса- ющий по силе исихологического реа- лизма «Не говори, что сердцу боль- но». Но все это уже как по своим масштабам, так и по значению, ко- торое они сытрали в дальнейшем раз- витии русской музыки, не «Руслан», 80-летняя дата со дня смерти Глинки символически совпадает со 100-летней датой со дня смерти Пуш- кина. Два великих художника! Два гения русского народа! Один, доведенный николаевской шайкой до физической гибели, другой -- до творческого опу- стошения! В своей статье о Глинке Стасов писал о временах «когда вся Рос- сия сделается тем, чего хотели ког- да-то одни лучшие… с жадностью прильнет тогда Россия к Глинке…». Эти времена исполнились. И радост- ные, свободные народы нашей роди- ны с любовью и благоговением че- ствуют память своих гениальных сы- Д. РАБИНОВИЧ
На выставке испанского плаката Вчера закрылась выставка испан- ского плаката. Сейчас выставка пере- брасывается в Ленинград, где она от- кроется в конце февраля. 13 февраля на выставке состоялось совещание художников и искусство- ведов, посвященное испанскому пла- кату и его мастерам. В своем вступительном слове О. М. Бескин дал подробный разбор плака- тов испанских художников, особенно отмечая боевые плакаты Монлеона, Рафаэля Тона, Ренау и Марти Баса. Особенно интересным было выступ- ление Д. С. Моора. «В этих плакатах есть самое главное: это - дух фрон-
та, дух борьбы. Мне показалось, что я перенесся на 18 лет назад, -- гово- рит Д. С. Моор.-Внимательно озна- комившись с выставкой, я убедился, что почти все плакаты подписаны. Испанские мастера не боятся дать свое имя под плакатом. Это граждане своей страны, смелые и сознатель- ные». Закрывая совещание, т. Замошкин сообщил, что Комитет по делам ис- кусств предполагает ортанизовать вы- ставку, посвященную советскому плакату. Поражало почти полное сутствие на совещании плакатистов.
от- под сти этих условий, но несомненно, ними разумеются требования к Глинка задыхался в лживой и затх- искусству -- в художественных обра- лой атмосфере великосветских сало- зах раскрыть национальные истори- нов, Он не хотел ни раутов, ни прие- трите, Петя! - го- ворил он мне, ехал и в тот же последний поезд, в котором я. Из Мадрида мы с Василием Ивано- вичем поехали в Севилью. Поселились в гостинице на площа- ди Сан Фернандо (у Василия Ивано- вича есть этюд маслом с этой площа- ди) Днем ходили писать город. Но в Испании трудно было писать на ули- це из-за мальчишек. Они совершенно не давали работать, Мы пробовали уговорить одного, чтобы он отгонял других: но получилось совсем
Мы устроились в тени у двери са- пожной лавочки и принялись за ра- боту. Сапожник вышел посмотреть на нас, и Василий Иванович тут же отдал ему свой сапог, требовавший починки. А сапоги Василий Иванович несил особые. Он не признавал штиблет и носил сапожки с короткими ролени- щами под брюки. Помню, что сапож- ник очень удивлялся форме русского сапога и прочности работы Пока он чинил. Василий Иванович сидел без сапога и делал акварель. Все у него выходило удивительно непринужден- но и весело. Из Гренады мы поехали в Вален- сию. Но в Валенсии нам нечего было осматривать, и единственный инте- рес представлял для нас народный праздник танцев. На площади на по- мосте танцовали испанские крестья- не. Тут же невдалеке стояли вые лошади, на которых они приеха- ли. Танцы эти были совсем особенные, медленные, совершенно не походили на ислянскую пляску, а напоминали скорее об античности. В Валенсии мы не задерживались и уехали оттуда очень скоро в Бар- селону. Здесь в одном из кабаков мы встретили барселонских знаменитых матадоров Педро Лопец и Ломбарди- ни. Мы пошли за ними и ходили за ними полдня, так нравились нам эти статные фигуры и бронзовые лица. Однажды мы пошли в цирк часа за два до боя быков, чтобы рассмот- реть все как следует. Опромный ка- менный цирк на 14.000 зрителей раз- делялся на две части «Соль и Сам- бра», что значит солнце и тень. Ме- ста на солнце стоили дешевле, места в тени дороже. Мы наблюдали, как шла подготовка к бою быков. Дресси. ровали лошадей. Приготовляли все на случай несчастья. Мы видели, как приезжали матало. ры в колясках и возле цирка им под. носили их маленьких детей, чтобы онн простились с ними на всякий случай. Василия Ивановича все тра- гическое и героическое привлекало. Толедо, с незабываемой росписью Греко, был последним городом, кото- Грый мы посетили.
от- ро- брат знаменитой актрисы, - крыл свое заведение специально для иностранцев и показывал им бута- форские танцы под старину, Разу- меется, мы не удовлетворились этим и попросили извозчика отвезти нас туда, где танцуют танцовщицы на- родных танцев. Извозчик привез нас в театр «Лас Новодасас». Тут уже было совсем другое. Это был кабачок-театр с ло- жами, где сидели зрители, и с помо-

Наталья Кончаловская
на как он писал жем- чуг, как маляр кружок и точка!» Копии с Тициана, сделанные Рубен- сом, смешили Ва- силия Ивановича. Рубенс делал Ти- циана по-своему. Однажды собрались мы в знамени- тую усыпальницу королей - Эску- риал. Сели мы в поезд в Мадриде. В вагоне познакомились с семейством: муж, жена и ребенок. Эта чета много рассказывала нам по пути и давала всякие советы и указания. Приехав место, мы расстались с новыми знакомыми и пошли в Эскуриал. Надо было подняться высоко на го. ру. Осмотрев в Эскуриале все гробни- цы, осмотрев эскизы Гойя для ков- ров, мы двинулись обратно. По дороге решили сделать по аква- рели. Я выбрал себе место и сел ри- совать, а Василий Иванович пошел вниз с горы, по направлению к стан- ции. Только я закончил одну аква- рель, как погода изменилась, небо за- волокло, подул холодный ветер и. так как это было высоко в горах, пошел снег. Я начал новую акварель снежную. Снег кончился, и я пошел на стан- цию. Прихожу, смотрю Василия Ива- новича нет, и по дороге я его нигде не встретил. Я стал ждать. Проходит час, другой. Василия Ивановича нет, Пропал. - Тут я встревожился не на шутку. В полном отчаянии я сел в последний поезд и поехал в Мадрид один. Оказалось, как иосле рассказывал мне Василий Иванович, что, спуска- ясь с горы, он уклонился в сторону, зашел далеко от станции. Проходя мимо ганадерий (загоны, где держат быков для боя), останавливался по- смотреть на быков. Потом пошел снег; ему стало холодно; у проезжего кре- стьянинa он старался узнать, где станция, и так как не умел говорить, то в альбоме рисовал поезд, рельсы и станцию. Крестьянин подвез его часть пути на осле. Около 10 кило- метров прошел Василий Иванович пешком до следующей станции и сел
B. Суриков в Испании дель. Зима проходила, надо было подумать о лете, и вот отец с дедом Василием Ивановичем решили пое- хать в Испанию. Вот что рассказывал мой отец об этом путешествии: -Мы взяли места в вагоне первого класса и благополучно и удобно про- ехали всю Францию до границы Ис- пании. Когда поезд пришел в Порбу, пейзаж резко изменился: выросли темные, суровые горы, озеро в горах, домики лепились к скалам, на стан- ции появились люди иного типа, сло- вом, мы почувствовали себя в совер- шенно другом мире, и в мятком удобном вагоне в соседстве с вялыми англичанами нам стало так скучно, что мы тут же в Порбу пересели в вагон 3-го класса к «pueblo» - к про- стонародью. Вагон был устроен так, что пассажиры сидели по стенкам, а посреди вагона складывались горой вещи. Пассажиры шумели; тут же все перезнакомились друг с другом, уго- щали друг друга ужином: оливами, ветчиной и апельсинами. Пили вино из «пурронов» - эта бутыль для ви- на устроена так, что можно пить из нее, не касаясь губами: из носика с узеньким отверстием вино льется пря- мо в рот топенькой струйкой. Ис- же. В Латинском квартале, близ Люксембурга на Rue Yanain сняли мы квартиру в старинном доме в первом этаже. Я и брат мой были тогда еще совсем маленькими детьми. К весне в Париж приехал дед мой Василий Иванович Суриков. Мой отец и дед все время проводили вме- сте. Днем они бродили по Лувру. Вечерами отец и дед мой ходили в студию Англада рисовать. Это была совершенно открытая академия, куда мог зайти каждый с улицы и за 50 сантимов рисовать обнаженную мо- Зиму 1910 г. мы провели в Пари- панцы пили, угощали нас, и все чув- ствовали себя, как дома появилась Я говорил по-испански и мог об - ясниться с пассажирами, но Васи- лию Ивановичу, не знавшему языка, так хотелось общаться с этим живым народом, что, увидя на другом конце вагона патера среди пассажиров, он гитара, стали петь и даже плясать. весело бросил ему первую фразу из речи Цицерона к Катилине: Quousque tandem, Catilina, abutere patientia nostra!» Патер, также знавший речь, охотно подхватил, и так, перекидыва- ясь фразами, они, к общему удоволь- ствию вагона, создали иллюзию горя- чей беседы. На рассвете нас разбудила суета в вагоне. Поезд стоял в Толедо. Весь наш вагон наполнился какими-то страшными на вид людьми, увешан- ными ножами. Это были продавцы навах. Они с треском открывали на- вахи, наперебой предлагая купить. Началась торговля. Мы купили с Ва- силием Ивановичем по навахе. Весь следующий день мы провели в пути; в Мадрид приехали глубокой ночью. Услужливые мальчишки под- хватили наши вещи и повели к вы- ходу. В темноте мы наняли странную колымагу, и кучер повез нас по тем- ным улицам неизвестно куда. В пе- реулочке мы остановились, к нам по- дошел сторож - у него были ключи от домов, которые он сторожил, Он предложил нам оставить вещи в ко- лымаге и вылезть. Мы вылезли, и сторож повел нас по разным домам, открывая двери своим ключом, Раз- буженные, всклокоченные хозяева по- казывали нам пустующие комнаты. Но ни одна из них нам не подходи- ла. И мы остановились в маленькой гостинице.В Мадриде мы ежедневно посещали Прадо, Василий Иванович без конца мог ходить по галлерее; особенно он любил зал портретов Тинторетто. Он входил туда с благо- говением. Каждый портрет рассматри- вал с любовью и восхищением, «Смо-