«Дети солнца»  

 5

СОВЕТСКОЕ ИСКУССТВО  ЧИНОВНИк ВО ГЛАВЕ ПАРТКОМА Михаил Нестеров «Революционный театр в Германии» зворновен Такое же отношение проявлял Ля- дов и к друтому подшефному театру - магнитогорскому. Составление репертуарно-произ- водственного плана Малого театра на будущий год Лядовым сознательно саботировалось. До сих пор неизвест- но, кто будет играть в «Горе от ума». Неизвестно вообще, какие пьесы бу- дут поставлены в будущем году портфеле Малого театра имеется не- сколько советских пыес, но кто будет их ставить, кто из актеров будет в них занят, на какой площадке и в какие сроки они должны быть по- ставлены - неизвестно. Лядов вносил в театр атмосферу склоки, взаимного недоброжелатель- ства, деморализации. К счастью, мо- ральный уровень актеров Малого те- атра оказался значительно выше чем предполагал вредитель Лядов, и его усилия в этом направлении не увен- чались никаким успехом. Зато Лядо- ву удалось расстроить финансовое со- стояние театра. Постановка «Бориса Годунова» обошлась более чем в 275 тысяч рублей, при средней стоимо- сти постановки Малого театра в 50.000 руб. и максимальной стоимо- сти (таких спектаклей, как «Отелло») в 75.000 руб. Проваленная постанов- ка «Салют, Испания!» обошлась Ма- лому театру в 147.000 рублей. Так враг народа, вредитель Лядов делал все возможное для того, чтобы разрушить один из старейших и культурнейших театров нашей стра- ны, Сейчас этот вредитель убран из театра. Но Всесоюзный комитет по делам искусств должен сделать не- обходимые выводы из истории с Ля- довым. Комитет должен серьезно позабо- титься о художественном руковод- стве театром. Коллектив Малого теат- ра, творчески здоровый и инициатив- ный, должен работать с полным на- пряжением творческих сил, он своему заместителю т. Дальцеву. Лядов составил договор о «переда- че театра вместе с труппой» Воро- нежскому областному комитету по делам искусств, Как будто бы театр контроля в Москве, чтобы не допу- стить ликвидации совхозно-колхоз- ного филиала Малого театра. Подшефный Малому театру Мор- довский национальный драматиче- ский театр также не пользовался любовью Лядова. Враг народа решил разорвать шефские связи с этим те- атром. Тщетно представитель Мордо- вии при ВЦИК добивался у Лядова приема для переговоров. Лядов его не принял. П. АРБАТСКИЙ Кратковременное директорство вра- га парода Л. М. Лядова нанесло нема- лый вред художественной и произ- водственной работе Малого театра. Вместо того, чтобы воспитывать кол- неловольство, посеять недоверне, бес- перспективность уныние. Когда в те- атре одна ва другой провалились две постановки («Смерть Тарелкина», «Салют, Испания!»), этот, с позволе- ния сказать, руководитель кивал в сторону Комитета по делам искусств, мол, он волен снимать пьесы, волен создавать затруднения для театра, а мы-то за это не отвечаем. Под видом мнимой деловитости, Лядов вытрав- лял политическую идейность в кол- лективе, пытался сеять недоверие ко всему, пытался разжигать озлобление  у одних и подхалимскую лесть, угод- ничество у других. Однако разобщить идейно коллектив Малого театра, ослабить в нем творческий энтузи- азм врагу народа не удалось. Несмотря на то, что Лядов был че- ловеком абсолютно незнакомым с те- атральным искусством, он взял на себя функции художественного ру- ководителя Малого театра Существо- вавшая в течение нескольких лет ре- жиссерская коллегия при директоре Малого театра была Лядовым факти- чески ликвидирована. Во все детали художественной работы театра Ля- до дов грубо и безапелляционно вмеши- вался сам. Это не замедлило сказать- ся на художественной практике Ма- лого театра. Работа над пьесой «Салют, Испа- ния!» была организована таким обра- зом, что спектакль провалился еще премьеры. Эта внеплановая работа театра, закончившаяся весьма пла- чевно, расстроила производственную программу театра и сорвала сроки выпуска ряда основных спектаклей. До сих пор еще не выпущен пущ- кинский юбилейный спектакль «Бо- рис Годунов». Лядов неоднократно предлагал Комитету по делам ис- кусств прекратить работу над пуш- кинским спектаклем, так как «МХАТ все равно не обгонишь». Между тем уже первые прогоночные репетиции «Бориса» показывают, что этот спек- такль может стать выдающимся со- бытием театрального сезона. Барски-пренебрежительное. хам- отношение к работникам театра принимало у Лядова самые недопу- стимые формы. Лядов был невеждой в самых эле- ментарных вопросах искусства. И это свое невежество он не старался даже скрыть. Потрясающее впечатле- ние на весь актерский коллектив Ма- лого театра произвел случай на ре- петиции «Бориса Годунова». Репети- ровалась сцена в корчме. Актеры об- ращаются к своему директору: - Ну как, Леонид Михайлович? Леонид Михайлович цедит сквозь зубы: - Не чувствуется прелести пуш- кинского стиха. Не нравится мне! Что Лядову до того, что Пушкин эту сцену написал прозой. C драматургами, приносившими свои пьесы в Малый театр, Лядов разговаривал свысока. «Сроду я пьес никаких не читал», откровен- но признавался Лядов. И все же он считал себя вправе давать драматур- гам всяческие советы, вплоть до та- ких, что нужно дописывать целые акты или менять всю композицию пьесы. Земетчинский совхозно-колхозный фл филиал Малого театра проделал зна- чительную работу в своем районе. Лядов решил разрушить этот театр. - От земетчинского филиала нам надо поскорее избавиться, --- говорил Как враг орудовал в Малом театре



Зритель на этом спектакле много смеется, Люди, которых мы видим, безусловно смешны. Павел Прота- сов- типичный кабинетный ученый, беспомощный, жалкий, далекий от жизни. Его химический раствор не во-время закипает и неожиданно «раскисляется». Носовым платком нвается он снра предложениями, путая и ковержая трудно произносимые сученые сло бой. Однако, если бы Павел Федорович действительно был только смешным фантазером, а Мелания только жаж- дущей выйти замуж вдовушкой, пьеса нисколько не интересовала бы нас, будь ома подписана именем Горького или Шекспира. Лиза, если она только нервно-больная, нам без- различна, «как Гекуба. Но при чте- нии горьковской драмы эти люди во- все не оставляют нас равнодушны- ми. Они и трогают и отталкивают Мы задумываемся над причинами их несчастья, над их дальнейшей судь- и В груди Елены, Павла Федорови- ча, Лизы, даже Мелании живет своеобразная вера в будущее. Вер- нее, не живет, а только тлеет, под пеплом тяжких разочарований и ложных иллюзий. Тьма, царящая в окружающем их мире (порабощен- ные своими иллюзиями, они видят только тьму), побуждает их к неус- танным поискам правды и красоты. Они не способны постичь истинные пути к этой правде и красоте. Да сам идеал правды и красоты у них очень смутный, расплывчатый. Но Горький подчеркивает их стремление к этой «правде». Он вкладывает в уста Елены и Павла Федоровича исповедание своей веры человека: «Я вижу, как растет и развивается жизнь, как она, усту- пая упорным исканиям мысли м- ей, раскрывает передо мной свои глубокие, свои чудесные тайны. Я вижу себя владыкой многого; я знаю, человек будет владыкой все- го!… Настоящее- свободный, друж- ный труд для наслаждения трудом и будущее- я его чувствую, я его вижу- оно прекрасно. Человечество растет и зреет. Вот жизнь, вот смысл ее». в Горький придает пьесе оттенок тра- гизма. Неспособные к активному строительству жизни, герои прекрас- нодушной фразы, они одновременно кажутся и жалкими и ничтожными. Вот почему их трагедия содержит в себе элементы трагикомического, смешного и достойного осмеяния. Но основной темой этого спектак- ля должно было бы стать лихора- дочное искание правды и красоты

которых происходят тематически важные об яснения, слышится со- провождающая действие музыка. Правда, она тише, менее навязчива и более мотивирована, чем обычно. Но она все-таки «работает». лам искусств. Художественные убеждения - не перчатка. Менять их не так то легко; нужна серьезная, большая, ответ- ственная режиссерская работа Таи- рова, глубокое осмысливание им пу- тей социалистического театра и ис- кусное руководство Комитета по де- ти клинический. Камерный театр никогда не рабо- тал над горьковской тематикой. Это должно было с самого начала за- труднить для театра процесс пере- стройки. Но Комитет по делам ис- кусств не только не отсоветовал ему браться за постановку «Детей солнца», а напротив решительно ре- комендовал ему эту пьесу. «Дети солнца» представляли не- малую опасность и для творческого развития Алисы Коонен. Алиса Ко- онен по своим природным данным склонна изображать образы героинь декаданса, модернистской литерату- ры. Но Коонен в то же время--од- на из немногих артисток нашего те- атра, способная создавать образы большой трагической силы и суро- вости. Эта-то Коонен нам и нужна. Творческая сила Коонен должна за- каляться в ролях трагического ха- рактера. Роль Лизы опасна тем, что ей присущ соблазн модернистской трактовки. Правда, Коонен всеми силами старается смягчить патологи- ческий облик Лизы, созданный Горь- ким, она ищет спасения в трагико- героических моментах (в заключи- тельной сцене). Но в целом, несмо- тря на попытку уйти от «клиники», получается образ болезненный, поч- *

Художественные течения дофаши- стской Германии обяснены критиче- ски Автор нигде не снижает свое из- ложение до эмпирического пересказа фактов, а стремится научно осветить изучаемые явления. Вазрабатывая новый обширный материал, являясь во многом пионе- ром исследования мало еще изучен- ной области, автор, естественно, не мог избежать некоторых ошибок. Так, например, установление особо- Книга Анны Лацио «Революцион- ный театр Германии» (Гослитиадат 1935, 265 стр.) оовещает важную и интересную главу из истории запад- ного театра, показывая революцион- перков театра данной позн но на материале на отдельных периодах борьбы за революционный театр и следит за его развитием на четырех этапах (1918 1923; 1923--1927; 1927--1929; 1929- 1988 в Анализируя разбираемые явления театральной жизни Германии, автор основном правильно ориентирует читателя. Особенно отчетливо очерче- на героическая борьба самодеятельно- го немецкого рабочего театра с фаши- стской реакцией. го периода для двух лет (1927--1929) разбивает общую картину эволюции германского театра в период времен- ной стабилизации капитализма. В характеристике германского экс- прессионизма недостаточно выделены его антиреалистические тенденции и его связи с идеалистической эстети- кой театра предвоенных лет (неоро- мантизм, символиам). Формалистические тенденции в ра- боте театральных экспрессионистов их связи с буржуазным новаторством предвоенных лет требовали более ос- новательного анализа и критики. Критическая сила автора несколько ослабевает, когда автор говорит о про- фессиональном театре Пискатора. поддерживая его мысли об «органиче- ском» родстве театра и кино (стр 142) Аналогия между конструктивистским лефовским театром в СССР риментами Пискатора васлуживает особого рассмотрения, что ускользает из поля зрения автора. Автор слиш- ком высоко расценивает техническое новаторство Пискатора («конвейер- гениальное нововведение Пискатора», стр. 144). Отмеченные недостатки не умаляют общего значения книги, как вполне самостоятельной исследовательской работы, вносящей ценный вклад в со- ветское театроведение. A. ГВОЗДЕВ и

Партсобрание в Комитете искусств никак не может уложиться. Пусть полмут, сколь ответственная тема, каково обилие фактического матери- ала… Собрание пошло навстречу требо- ваниям докладчика, и отчет секрета- ря парткома Всесоюзного комитета по делам искусств тов. Карпова начал- ся. Первые 10 минут его речь текла довольно бойко. Читать по бумажке цифры о количестве членов органи- вации, об их партийном стаже, о по- лученных ими партвзысканиях ока- залось не такой уж сложной задачей. Исчерлав все графы своих статисти- ческих сводок, секретарь парткома перешел к вопросу о политической бдительности. И здесь он не встре- жил особых затруднений: просто про- чел список тех работников перифе- рийных управлений по делам ис- кусств, которые были в свое время разоблачены, как троцкисты. Все оглашенные им факты дав- ным давно известны не только коммунистам ВКИ, но и всем участ- никам собрания актива московских работников искусств. Бичевать же руководителя управления кадров ВКИ за его политическую беспечность и полное отсутствие бдительности иначе враги народа не пробрались бы к руководству ряда периферий- ных управлений! -- Карпову было явно «не с руки» по той простой при- чине, что начальником управления я кадров является… сам Карпов. Промямлив что-то об отсутствии большевистского отношения к крити- ке у председателя ВКИ тов. Кержен- цева и «критикнув» легонько зам. председателя ВКИ тов. Боярского, направляющего на руководящую ра- боту людей, политически скомпроме- тированных, храбрый докладчик яв- но стал увядать… Доклад уложился… в один час, на полчаса ранее срока! Напрасно Карпов не использовал предоставленного ему времени, Он мог бы рассказать собранию об очень многом. Например о том, что партий- ный комитет, почти целиком состоя- щий из начальства (тт. Керженцев, Шатилов, Карпов), фактически не ра- ботал, и все «руководство» партийной организации осуществлял Карпов при «консультации» тов. Шатилова. Собрание ждало от докладчика раз- яснения, почему в течение послед- них двух с половиной месяцев не со- зывалось партийное собрание, а на всех предыдущих собраниях разбира- лись какие угодно вопросы, кроме главных - вопросов, связанных с задачами ВКИ по идейно-политиче- скому руководству искусством. Поверхностный «отчет» секретаря парткома был достойно оценен комму- нистами ВКИ. Все выступавшие (в первый день участвовало в прениях 13 товарищей) подвергли работу парткома острейшей критике. Без- душный бюрократический метод ру- ководства парткома, его полный от- рыв от художественно-политических задач ВКИ, абсолютное неумение мо- билизовать активность всех членов организации, были осуждены высту- павшими (тт. Чичеров, Тюричев, Бас- саргин, Николаева, Угаров и др.) в самой резкой форме. Надо полагать, что при выборах нового состава партийного комитета коммунисты ВКИ сделают все необ- ходимые выводы. Д. ДУБРОВСКИЙ

«Дети солнца» в Камерном театре. 3-й акт Фото С. Шингарева  солица», «детьми оторвавшимися от жизни, трагедия обреченности, оди- почества, никчемности этих людей. В постановке Камерного театра осталась только узкосемейная дра- ма. Социальная значимость образов сильно снижена. Так, например, Па- вел в изображении Ганщина- толь- ко кабинетный ученый, мелкий этоист. Горького он исследова- тель мировых тайн. «…пускай среди этих людей на корабле будут Лаву- азье, Дарвин». Этим обясняется его Пивлекательность, как человека. Гордая и смелая Елена в исполне- нии К. А. Торбеевой стала дамой, занятой интрижкой. Борьба за свою личность, которую она ведет в пье- се, превратилась в борьбу за «подо- гревание» уснувшего чувства супру- га. Из поверхностного, но легко воз- будимого Вагина Яниковский сделал пустого позера. Нельзя поверить, чтобы он был способен создать ка- кое-либо произведение искусства, не говоря уже о картине «Дети солн- ца». Постановка «Детей солнца» явилась поворотом Камерного театра к реализму. В «Детях солнца» Таи- ров отказывается от свойственного его театру стилистического своеоб- разия. Но на коренной пересмотр своей художественной позиции он все-таки не решился. не Особняк на сцене не имеет по- толка, хотя это- павильон. Актеры, играющие в этих комнатах, одеты по моде девятьсот пятого года. Они играют с педантичной естественно- стью. Говорят они просто, окраска и интонация сценической речи за- имствованы из языка повседневно- сти. Когда им по ходу действия приходится принимать какое-нибудь решение, они делают паузы и же- сты, обязательные по канонам игры МХАТ. Естественная походка дей- ствующих лиц этой пьесы времена- ми неожиданно переходит в есте- ственную только для таировских актеров традиционную поступь. Те- лодвижения иногда застывают и превращаются в позу. В сценах, в

Надо сказать театру всю правду: постановка «Дети солнца» не стала победой. Таиров не придет к реа- лизму путем приспособления к ху- дожественному методу МХАТ, на- оборот, ему необходимо свой худо- жественный опыт критически перера- ботать и использовать для создания реалистического театра. Актеры, с которыми работал в этом спектакле Таиров, за немноги- ми исключениями играли неудовле- творительно. Камерный театр столичный театр. Он обязан показы- вать лучшие образцы режиссерского и актерского искусства. Ровно год назад А. Попов на дискуссии о формализме высказал А. Таирову прямо и определенно эту простую истину, Танров тогда не хотел это- го понять. Но он должен признать, что выбор актеров определялся его эстетической программой. Коренной пересмотр в этом отношении невоз- можен без существенного изменения состава коллектива театра. Режиссерские возможности Таиро- ва имеют свои пределы. Сначала ему будет трудно справляться с произведениями высокого философ- ского полета, с драмами мысли. Но зато Таиров, как художник, облада- ет чувством пафоса. Поэтому он смог одержать победу в своей постановке трагедии» Виш- невского. Таиров обладает также да- ром тонкого, изящного юмора, кото- рый помог бы ему поставить Молье- ра или Гольдони. Таиров может и должен создать репертуар настоящего советского те- атра, считаясь в то же время с ха- рактером своего дарования. В поста- новках монументальных героических пьес лучших советских драматургов и классических произведений миро- вой драматургии он найдет широкое поле деятельности. Б. РЕЙХ

ной, сангвинический господин. И вот однажды к нему в контору на Невском заезжает И. Н. Крамской. Его радостно встречает Иванов в своем роскошном кабинете, предла- гает чудесные сигары, спрашивает, чем он обязан такому приятному по- сещению? Иван Николаевич сообща- ет о каком-то своем «деле», где не- обходимо свидетельство нотариуса, и вот он у него… На звонок явля- ется угреватый клерк, ему переда- ют дело с тем, чтобы все было испол- нено немедленно… Тем временем Иванов сообщает сво- ему знаменитому клиенту последние сплетни… Дело готово, и Иванов поч- тительно предлагает Ивану Николае вичу подписать, где следует свое имя, фамилию, но тут-то и вышло нечто совершенно неожиданное: Иван Николаевич недоуменно и как бы с состраданием глядит на бедно- го нотариуса и подписать бумагу от- казывается, ссылаясь на то, что я «Крамской»… Нотариус старается пояснить Ивану Николаевичу, что это «так полагается», что это уж та- кая устарелая, глупая формальность, Б, без которой «бумага» недействитель- на, и что исполнить ее необходимо. Однако Иван Николаевич был не- поколебим, ибо он ведь «Крамской» и сего --- совершенно достаточно. И долго бедному Иванову пришлось до- казывать необходимость совершенно отжившей формальности, пока Иван Николаевич, как бы снисходя к глу- пым пережиткам времени, сказал: «Ну, если уж так, то извольте» и подписался, где следует, «Крамской». Вернулся я в Петербург, вызван- ный телеграммой приятеля, что по- сланная на конкурс картина моя «До государя челобитчики» удостое- на половинной премии. Картину на- до было взять из Общества поощре- ния и поставить на академическую выставку. Устроив все, я отправил- ся к Крамскому, по слухам, тяжело больному. Нашел его сильно поста- ревшим, каким-то сосредоточенным, задумчивым, Двигаться ему было не легко и он больше сидел. Расспросив меня о Москве и моих делах, он пе- решел прямо к картине моей, виден- ной им на конкурсе. То, что он тог- да говорил, было столь же неожи- данно, как поучительно Речь его для меня, имевшего некоторый успех тогда, получившего за картину в Москве большую серебряную медаль и звание художника, а в Питере пре- мию, была горькой пилюлей, даже не позолоченной. Крамской говорил, что он не доволен мною, считал, что я раньше был ближе к жизни, и он ждал от меня не того, что я дал. Он находил картину слишком большой по своей теме (она была 3--2% ар- шина), что сама тема слишком не- значительна, что русская история содержит в себе иные темы, что нельзя, читая русскую историю, оста- навливать свой взгляд на темах об-

становочных, мало значащих, прида- вая им большее значение, чем они стоят. Говорил Иван Николаевич, несмотря на явную трудность, горя- чо, горячее, чем обычно. Видимо бы- ло, и я это, к счастью, почувство- вал тогда же, что он не обидеть ме- ня хотел, а только сбить с ложного пути, что судьба моя ему небезраз- лична. Он говорил, что верит, что я найду иной путь, и путь этот будет верный. В столовую вошла дочка Ивана Николаевича Соня (в том возрасте, как она изображена на портрете, что в Русском музее). Она была наряд- но одетая, боа из светлых перьев вокруг шеи. Соня повертелась око- ло отца, спросила, нравится ли она ему. Он, усталый, ответил: «Да, Со- нечка, очень». Вошла Софья Нико- лаевна, обе спешно простились, уеха- ли куда-то на званый вечер… Иван Николаевич, в тяжелом раз- думье, спросил меня читал ли я «Смерть Ивана Ильича»? Я ответил, что читал… Я ушел, полный благодарного чув- ства к искренности Ивана Николае- вича. Свидание это было последним, я скоро уехал в Москву, и там мы узнали, что Крамской скончался за работой. Он писал портрет доктора Раухфуса, внезапно вскрикнул, и кисть из рук Ивана Николаевича выпала навсегда. Крамской сделал все, что ему по- ложено было. Сделал в размер свое- го дарования, всегда сдерживаемого сильным контролем необычайного умз. Он был столько же художник, как и общественный деятель. Роль его в создании Товарищества пере- движных выставок была первенству- ющей. Очень требовательный к себе, он был гораздо снисходительнее к своим друзьям художникам. Благо- родный, мудрый, с редким критиче- ским даром, - он был незаменим в товарищеской среде. Его руководя- щее начало чувствовалось во всем, что касалось славы и успеха Това- рищества того времени. Думается, он был бы незаменимым в деле воз- рождения тогдашней Академии ху- дожеств. Это был бы ректор ее по призванию. Но судьба его была ре- шена, вместе с тем была решена и судьба Академии, не оправдавшей тогда возлагаемых на нее надежд. Со смертью Крамского незаметно ста- ли приходить в упадок и дела Това- рищества. Заменить его, как адми- нистратора, как идейного руководи- теля, было некому. Мы должны оценить значение Крамского в русском художестве. Ему будут оказаны те честь и ме- сто, которых он достоин. Лично я ему признателен за многое, что не услыхал бы в те временаани от ко- го. В Академии я был одинок, и лишь Крамской своим участием ожи- вил мое одиночество и закравшееса сомнение в моем призвании. Вечная ему моя благодарноска.

Иван Николаевич Крамской В начале 80-х годов, переехав из в в Москвы в Петербург, я поступил Академию художеств. Занятия мои ней пошли плохо, и я вскоре охла- дел к ней -- стал ежедневно посе- щать Эрмитаж, стал копировать «Не- верие Фомы» Вандика. Работа шла успешно. Посетители часто останав- ливались около меня, выражая свою похвалу, Как-то подошел бывший всесильный министр внутренних дел Тимашев, мой земляк-уфимец, сам чуты ли не скульптор, -- он тоже нашел копию удачной, похвалил -- словом, в Эрмитаже я нашел себе большее удовлетворение. По поне- дельникам, в определенный час при- езжал туда Крамской давать уроки вел. кн. Екатерине Михайловне и до начала урока, а иногда после него, он проходил анфиладой зал к доче- ри американского посла, копировав- шей что-то, и делал ей свои замеча- ния, В первый раз, я помню, мимо меня прошел не похожий на обыч- ного посетителя ничем, ни своим лицом, ни повадкой, ни костюмом. В фигуре, лице было что-то власт- ное, значительное, знающее себе це- ну. Костюм был- фрак. Министр, да и только… И вот, оказывается, этот важный господин, этот министр был тогда в зените своей славы, И. Н. Крамской. Я стал следить за ним с юноше- ским волнением. И помню, как-то в один из понедельников, когда копия почти была закончена, вдали показа- лась фигура Крамского, раздались его какие-то особенные шаги, шаги «значительного человека», и совер- шенно неожиданно, он, поравняв- шись со мной, повернул, подошел ко мне вплотную, окинув копию вни- мательно, спросил, как моя фамилия, где учусь, давно ли в Петербурге. Я ответил, что зовут меня так-то, учусь в Академии, из Москвы, ученик Пе- рова, что с Академией не в ладах. Говоря о Перове, видимо, чем-либо выдал свои неравнодушные чувства к нему, что понравилось Крамскому Кончилось дело совсем неожиданно: Крамской пригласил меня бывать у него, просил не откладывать свой приход и дал адрес. Через несколько дней, принаря- дившись изрядно, однако, полагаю, имея вид порядочного «бурсака», я пустился на Малую Невку, где тог- да, в доме Елисеева, жили Крамской, Куинджи, Литовченко, Клод, Волков и еще кто-то из передвижников. Под- нявшись на третий этаж, с замира- нием сердца я позвонил; прошла ми- нута, дверь отворилась, и передо мной стояла дама красивая, средних лет, в каком-то необычном костюме, не то греческой, не то римской ту- нике, Я спросил И. Н., назвал свое имя, меня пригласили войти. Вид мой едва ли был боевой; все меня поражало своим великолепием, я мы- сленно говорил: «Так вот как живут настоящие художники». Красивая дама была жена Крам- ского: она скоро увидала, что со мной каши не сваришь, позвала лакея и приказала провести меня к И. Н. в с то тель. мастерскую, которая была в верхнем этаже по той же лестнице. Большая комната с верхним светом была осве- щена сильными лампами. Крамской в блузе стоял перед мольбертом, ра- ботал портрет какого-то старого гос- подина, оказалось, портрет писался фотографии, и господин был какой- скончавшийся общественный дея- Крамской поздоровался любезно, попросил садиться и, продолжая пи- сать, расспрашивал подробно то, что ему хотелось знать. Я отвечал и в то же время присматривался, как жи- вут и работают большие художники. В мастерской не было ничего лишне- го: ни пуфов, ни букетов Макарта, всего того хлама, каким были полны студии многих живописцев. Римская арматура на стенах, кое-что из мате- рий да несколько начатых работ на мольбертах. За разговором отворилась дверь, и в мастерскую вошли двое молодых людей: один повыше, другой невысо- кий в пенснэ. Крамской оглянулся, протянул: «а-а» и, обращаясь ко мне, сказал, указывая на вошедших: «Два мои сына - Коля и Толя». После это- го скоро все мы отправились вниз, где нас ждали к вечернему чаю. Тут были и свои и чужие. За большим столом всего было вдоволь; из семей- ных, помню, кроме жены Ивана Ни- колаевича Софьи Николаевны, его дочь, тогда молодую девушку, Софью Ивановну, двух упомянутых сыновей и еще третьего маленького кадета Се- режу, красивую племянницу Ивана Николаевича, а из посторонних - чудака Литовченко, и, тогда имев- шего успех, акварелиста Александров- ского, рисовавшего по заказам гвар-

И. Н. Крамской

«В коляске»

и наиболее замечательных служилых не разрушал моего перовского на- гвардии тех дней. строения, был очень со мною бере- жен, полагая, что придет час, когда и сам почувствую запоздалость мо- ей сатиры. Я помню, раз, когда я принес ему эскиз «Домашнего аре- ста», он его одобрил и посоветовал не ограничиваться эскизами, а те- перь же остановиться на одном из них и попробовать писать картину, причем, имея при мастерской свобод- ную маленькую комнату, предложил переехать к нему и работать под его руководством. Я обещал подумать, а, подумав, решил с благодарностью отклонить столь лестное по тем вре- менам для меня предложение. Ви- димо, инстинкт подсказывал мне, всегда свободолюбивому, и тут обе- речь мою самостоятельность, и я принялся очень ретиво за материал к «Домашнему аресту». Картину тог- да же написал. Она была на конкур- се в Обществе поощрения художеств. Но премии не получила, да и не стоила того. Так шло время между работой дома, Эрмитажем, Крамским и нечастыми посещениями Акаде- мии, где, за исключением П. П. Чи- стякова, которого система в то вре- мя мне была не по душе, не на чем мне было душу отвести. Как-то, придя из Академии, я уз- нал, что заболел Крамской. Я тогда же отправился к ним и узнал, что болезнь серьезная, аневризм, и что больного спешно отправляют в Мен- тону. Попрощался я с Иваном Ни- колаевичем, таким усталым, поста- ревшим, и зажил своей обычной жизнью, выбитого из колеи акаде- миста, изредка помышляя бросить Академию и вернуться в Москву к любимому Перову. Это было не лег- ко: ведь все мои приятели в Акаде- мии преуспевали, получали медали, награды, и я один оплошал, обви- няя в этом не себя, а кого-то неведо- мого, какую-то систему, уставы, про- фессоров, а дело было только во мне, в моем нежелании признать, что Академия - только школа. Прошло, помнится, около года. Крамской вер- нулся из Ментоны, по слухам, вдо- ровье его мало улучшилось. В один из праздников я отправился к нему. Был вечер. Меня провели в кабинет, там был полумрак, какая-то тревож- Были видны ная таинственность,

люди, но сразу разобрать, кто был и сколько, было не легко. Осмотрев- шись, я увидел в глубине на боль- шом диване или тахте фигуру, к ко- торой было устремлено общее внима- ние присутствующих, - я напра- вился туда и разглядел Крамского. Он был одет в какой-то бархатный черный балахон наподобие широкой кофты, обшитый, как тогда мне по- казалось, горностаем. Он ласково по- здоровался со мной и предложил мне сесть с ним на тахту. Мне не каза- лось это удобным. Однако, делать было нечего, и я неуклюже полез к стенке. Начались расспросы: что я делаю и пр. Все почтительно молча- ли, и вообще чувствовалась во всем какая-то сговоренность присутствую- щих не волновать больного. Вечер был для меня тягостный, и я ушел с смутным сознанием, что дело пло- хо и что И. Н. болен тяжело и опас- но. В этот период времени я бывал в доме Елисеева не часто, думая все время, как мне покончить с Академией, и, наконец, решил ее бросить и вернуться в Москву, о чем и пришел сообщить Крамскому; он выслушал меня, но решения не одобрил, и, тем не менее, я вскоре уехал. В последние годы жизни, избало- ванный вниманием общества, успе- хами, а быть может причиной тому была болезнь,- Крамской стал про- являть некоторые странности. слышать. Вот что мне пришлось когда-то

Александровский был весьма са- модовольный и гордый своей спе- циальностью господин, украшенный множеством орденов маленького раз- мера на цепочке. Я в первый вечер приглядывался, больше помалкивал, стараясь разобраться во всем виден- ном, отделяя настоящее от «так се- бе», и пришел к заключению, что на- стоящее - это сам Крамской, осталь- ное же все лишь фон, инсцениров- ка для этого настоящего и нужно- го, в чем позднее окончательно убе- дился, тем более, ценя самого Крам- ского, с его огромным умом, харак- тером, авторитетом, превышающим талант, все же большой. С упомя- нутого вечера я стал время от вре- мени бывать у Крамского, стал при- выкать к обстановке его жизни, ус- тановились более простые отношения с ним. Иногда я приносил ему свои ра- боты, преимущественно эскизы Большинство из них были жанры, Темы их были часто публицистиче- ские: в иных сквозил перовский «сатирический» характер, то рисо- вал я, под впечатлением виденного, «Задавили», где бичевали какого-то сенаторского кучера, задавившего своими рысаками маленького чинов- ника; тут был и сам сенатор, был и растороиный городовой, и него- дующий студент в пледе и народ - все тут было, как полагалось по пра- вилам того времени. То рисовал я купца-домовладельца, измывающего- ся со своим единомышленником дворником над семейством бедных уличных музыкантов: больной ма- терью с двумя голодными детьми, называя свое, бичующее нравы соз- дание «Нужда пляшет, нужда скачет, нужда песенки поет», А то, насмот- ревшись у себя дома на жизнь сво- их квартирных хозяев - быт мел- кого чиновничьего люда, - изобра- жал этот быт. Тут была и злая ста- руха теща, и ведьма жена, и неудач- ник ее муж Петя, которого после по- лучки и пропития жалованья сажа- ли, отобрав у него сапоги и платье, несколько дней под арест вязать на чулки. Все это я приносил на просмотр Николаевичу, Он

В те времена в Петербурге жил-по- живал некий нотариус Иванов, чело- век обеспеченный, имевший одну непреоборимую страсть, он лю- бил знаться «о знаменитыми людь- ми», для него «слаще меда» было по- хвастать, что он еще вчера утром был у Мих. Евгр. Салтыкова-Щедри- на и тот ему «совершенно интимно» передал нечто пикантное и злое… а вечером он проиграл в карты столько-то Николаю Алексеевичу Некрасову… Иванов знался с худож- никами, артистами, конечно, про- славленными, и был полон их сла- вой С виду Иванов был небольшой, толстенький лысый человечек с рачь- ими глазками, прекрасно одетый, с массивной волотой цепочкой и ку- чей «юбилейных» брелоков на округ- лом брюшке, Он был весьма подвиж-

дейских полков формы этих полков и критику Ивану