Ленинградские писатели, с честью прой-
Илья ГРУЗДЕВ ©
Это было в Ленинский день, 22 янва-
О ЛЕНИНГРАДЕ
дя через тяжелые испытания зимнего
периода, озабочены сейчас налаживанием
издательского дела, восстановлением регу-
лярного выхода журналов и другими сто-
ронами своей работы и жизни. Сейчас в
Ленинграде созывается конференция пи-
сателей. Конференция эта обещает быть
очень интересной и значительной.
Мне трудно перечислить работы всех то-
зарищей. Леонид Борисов, наш ленин-
традский прозанк, о первой кинге кото-
рого «Ход конем» А. М. Горький напн-
сал сочувственную статью, готовит сбор-
ник рассказов; В. Кетлинская пишет ро-
ман «Осада»? Ha животренещущем мате-
ризле ленинградских дней; 0. Кузненцо-
ва, автор известной книги для детей
га «Враг под микроскопом», готовит книгу
3} © донорах; поэтесса 8. Шишова нали-
Ha) Ca поэму о «дороге жизни» — так на-
и ЗЫвалась у нас ледовая дорога через Ла-
дежское озеро, по которой шло снабже-
ние города продовольствием и боеприпа-
сами; Ив. Кратт, автор романа «Золото»,
а НАтиеал книгу рассказов и очерков;
‘A. Голубева, автор книги «Мальчик из
am, YpmyMa>, записала сотни рассказов ране-
ных бойцов и на этом ботатейшем мате-
i риале готовит книгу; драматург Л. Кара-
сев посвятил свою пьесу героям Ханко;
сборники стихов подтотовили 0. Бергольц,
Елена Вечтомов» и другие поэты.
Лично моя основная работа над моно-
трафией в нескольких томах—«Горький и
90 время» — сейчас прервалась, так как
м 8В<е мое время потлошено общественной и
оборонной работой. Я надеюсь, что теперь
обстоятельства позволят мне написать
БНИГу о моей депутатской работе в осазк-
ценном Ленинграде.
На-днях будет прислан в Москву аль-
манах ленинградских писателей, размером
до 20 печатных листов. Нужно добавить,
что, встречая затруднения полиграфиче-
ские, мы возобновили в Ленинграде тра-
дицию устных альманахов. Один из них
был связан с памятной для нас, более
чем скромной по условиям нашего быта,
встречей нового года. На этом альманахе
втервые прочла нам тлавы своей замеча-
тельной поэмы о Ленинграде наш поэти-
ческий летописец В. Инбер.
Невозможно здесь перечислить все, что
CNS
“a еделали ленинградские писатели-фронтови-
iM
wy КИ, Как старые заслуженные наити поз-
int Ты, прозаики, публицисты, так и моло-
Onl дые товарищи, вливающиеся сейчас в ря-
cal ды Союза советских писателей. Эту ог-
бу ромную работу во всем об’еме должна
01 Ноказать конференция.
я 1
В моей памяти много эпизодов проявле:
в ния мужества и стойкости товарнщей, не.
обыкновенной преданности своему писа
ря, в наиболее тяжелый период блокады.
Мы собрались в одной из комнат Дома
писателя, надев на себя все, что можно
было надеть, и несколькими поленьями не
протопив комнату, а только слегка под
сушив: воздух. Не все товарищи одинако-
во стойко переносили трудности тех
дией, и мне, начинавшему альманах,
казалось, что нужно использовать его для
прямого и открытого разговора Я был
счастлив, встретив очень горячий, едино-
пушный и дружеский отклик со стороны
товарищей. Речь моя была посвящена
Ленину, как нашему учителю. В заключе-
ние я говорил о положении и работе пи-
сателя в Ленинграде. Я приведу конеп
сохранившейся стенограммы, и, может
быть, как документ тех дней, она скажет
больше и точнее, чем какие-либо поясне-
ния.
«Мы сейчас лишены необходимых уело-
вий нашей работы. У нас нет света, нет
тепла, мы голодны. И зот поднимается
время от времени вопрос: нужен ли в
этих условиях писательский труд в Ле
нинграле? Нужен или че нужен? Мне
кажется, что самый вопрос этот — празд-
ный и ненужный, потому что настоящий
писательский труд, действительно творче-
ский труд прежде всего непрерывен и
неизбежен, независимо от тех или иных
неудобств и лишений. Если он не реали-
зуется сейчас за письменным столом, то
он необходимо происходит в душе, в моз-
гу, в творческой мысли писателя. И уж,
конечй%, особенно значителен этот труд
сейчас, здесь, в нашем тратическом и те-
роичесвом городе, в осажденном Ленин-
граде.
Мне хочется сказать всем: «Товарищи!
Подумайте о том, какое счастье жить в
Ленингрэде, о писательской удаче, кото-
рая в эти дни поставила нас не на зад-
ворках истории, а на фронте истории,
лицом к лицу с грозными событиями, в
великом городе, суровые дни которого
войдут в историю тысячелетий. если
есть у нас уши, которые слышат, и тла-
за, которые видят, подумайте о том, что
ведь вот именно нам выпало счастье
запечатлеть то, что мы видим и слы-
шим, и ни один человек в мире не мо-
жет нас заменить. Каждый день торода
Ленина неповторим, не в календарном
шаблонном смысле, а в том смысле,
что за семь месяцев каждый день менял-
ся исторический облик нашето города. Ко-
му me, Kak He писателю, жадно и
страстно вглядываться в этот стремитель-
ный лет истории? И пока твои физиче-
т : ские силы позволяют тебе жить в Ленин-
i a делу, своему тородуу народу и граде, помни, что ты живешь на великом
да родине. Чтобы дать представление о на- месте земли. И не боясь ‘преувеличения,
шем быте и наших настроениях, я рас- [ я скажу, что каждый прожитый день в
г скажу об одном из устных альманахов. Ленинграде — наше счастье».
о
грез
ot A. ВЕНЦЛОВА
ay, 8 :
Roct
> Ci} * p
и @ i
a
rm Moz pomma — Немана синие волны, Й грущу я по блекнущии липам саловьм,
me =
С Берега близ Паланти, янтарный песок.
о Ветер море баюкает, нежностью золный. ›
таз И усталый ттрибой на песке изнемог.
терох
He Моя родина — вогорье, березы и поле,
sd Небеса в ней синее цветущего льна.
оды
mit Запах родины нежен и сладок до боли,
оби
а В час заката, котда на полях tama.
тр Е
ви Мочи родины в росах плывут перед
ad взором:
р a Листья в инее, ропот пветов на_лутах.
efi,
a Поле тронуто ранних морозным узсром,
Оеыпаютея медью березы в лесах.
)
anf $ #
vy Сесню жаворонка я люблю всей дупюю,
ма В сером небе, над полем, где серая мгла,
Xa. 4
Й морозы люблю за искусство болыное-=
Чертежи на озерах и роспись стекла.
ства Борис Пророков ушел на фронт доб-
a ровольцем. Почти десять месяцев вой-
(i ны он провел на переднем крае оборо-
=]! ны среди балтийцев и бессменно нес
свою вахту во фронтовой газете. Про-
роков — художник, но в тех условиях
ен прежде всего был бойцом.
ie Тероически защищали краснофлотцы
У территорию, им доверенную. Кругом все
г
j HA
» 3) дышало войной. Даже величественные
vol И суровые пейзажи, которые всегда
а приносят художнику отраду, серые мор-
one
ские дали, сосны, шумевшие в мину-
‚ @ ты боевого затишья, нельзя было воспри-
35 нимать вне войны. В лесах и скалах там-
лись вражеские снайнеры, земля была из-
ранена десятками тысяч снарядов, гранит
эбагрился кровью
бойцов, скала, на
которой была при-
Зита красная звез-
да, напоминала 0
( одвиге разведчи-
4 Ба, убитого в бою.
i Краснофлотцы от-
дали салют по-
a) гибшему товари-
щу и написали в
“ 2воей фронтовой
qf тазете: «И если
bY гы найдешь тот
камень среди дру-
гих таких kaM-
ней, то обними
эго руками, сво-
им дыханьем o60-
грей». Равнодуш-
ной природы, без-
х мятежного — ‹«пле-
`нэра» больше не
существовало...
Бориса Проро-
ковВа вырастила
я
ol! комсомольская пе-
и чаль. Его карика-
у” туры, дружеские
“а шаржи сочиня-_
2 лись для читате:
} «Комсомоль-
0’ ля
© exo правды», та-
кото же молодого
и жизнерадостно-
yo
№ кленовой листве, по сонливой волне,
И по эвону косы с’ ее ритмом“ суровым,
По осеннему’ небу, зеленой весне.
0 тебе, мей нарол, я тоскую немало:
Говор твой постоянно ласкает мой слух.
Песни нежно звучат, каж звучали, бывало,
И они подымают измученный дух.
От ударов веков твои очи запали,
И морщины легли от ударов врага.
Твое тело и душу враги истерзали,
Может быть, оттого ты мне так дорога!
Ты вэрастила меня и вскормила, как
china,
Й дыханье свое ты смешала с моим,
И корнями с тобой мы сплелись воедино,
Будем вместе бороться, и мы победим!
Перевела с литовского С. МАР.
Наталия СОКОЛОВА
- ХУДОЖНИК НА ВАХТЕ
го, как и сам художник. Ero рисунок
был чист и прозрачен, его влекли люди
‘больших чувств, люди подвига. Задачи
карикалуриста во фронтовой газете опре-
делились сразу и прочно: отвечать за
веселое настроение гарнизона. Есть отве-
чать! Редакция «Боевой вахты» ушла
тлубоко в землю, где только и можно бы-
ло работать в те лни, когда фапвисты об-
рушивали на крошечную территорию до
итести тысяч снарядов в сутки. Отдел
юмора веселил бойцов, разоблачал врага.
Газета подлерживала дух гарнизона. Гар-
низон питал свою газету примерами доб-
лести, геройства, фронтового. братства.
Ераснофлотцы приносили темы, соленые
морские шутки, летчики — листки из
<«Гробовое молчание»
‚ Рисунок художника Б. ПРОРОКОВА.
Кадр из фильма «Клятва Тимура», сделанный методом комбинированной с’емки.
* *
: А. ЗОНИН
ПОЭТ-МОРЯН
В. ПЕРЦОВ о
ПОДВИГ И ХАРАНТЕР
Лучшее в человеческой душе раскры-
вается в подвиге. Сегодня, когда решает-
сказать с уверенностью: на этого чело-
века можно положиться, он не подведет.
Скромность, самоотверженность — тако-
ся судьба человечества E двига—
ins si re et ге pee a вы черты советского человека.
сам BOOT: TO асет мир.
р = ВЕ р Но досталочно ли этих черт для
Неудивительно, что люди, чуткие к пре-
красному, все силы души кладут на
изображение героического.
Человек сказывается в поступке. Но
правда в изображении героя—это весь че-
ловек, а не только его героический посту-
пок. Описание поступка само по себе.
без связи с индивидуальным строем
чувств, мыслей и переживаний человека,
без раскрытия того, как личностью героя
спределяется подвиг, не дает нам полно-
TO ощущения жизни и гонимания зако-
номерности человеческой судьбы. Вот
этого и нехватает даже в лучших расска-
зах о героике наших дней.
Рассказ Валентина Катаева «Флаг» сла-
вит подвиг тридцати советских моряков,
погибших на боевом рубеже. В основу это-
то рассказа, как сообщает автор, положен
подлинный случай. Можно было бы и не
делать такого примечания, мы и так ве-
рим художнику по силе ето искусства.
Однако указание это, разбудив интерес
Е личности героев, только более явствен-
но заставляет осознать особенность ка-
создания образа? Этого сказать нельзя.
Во всяком случае, если бы вы. будучи
человеком мужественным и самсотвержен-
ным, оказались бы на краю гибели в по-
ложении фотографа с «лейкой» и попы-
тались бы сначала вскарабкаться на плот,
а потом уже стали успокаивать женщину,
та от такой последовательности действий
не было бы ущерба ни вашей mymect-
венности, ни вашему человеколюбию. И
выглядело бы это, пожалуй, более есте-
ственно и правдоподобно.
Однако не все то правда, что похоже
на нее. Именно забота о страдающем че-
ловеке, хотя и находящемся в менее
опасном положении, чем сам герой. со-
ставляет сущность образа последнего и
смысл рассказа.
Обаяние тихоновското рассказа и за-
ключается как раз в том, что может по-
казаться неправдоподобным в поведении
его героя и что может быть оспорено с
точки зрения иного честного, мужествен-
ного и самоотверженного человека A
между тем, в данном случае, это прав-
Всего два года назад Алексей Алексе-
евич Лебедев, напг чудесный поэт-моряк,
был курсантом Военно-Морското учили-
ща имени Фрунзе. На миноносец «Ленин»
он пришел в бескозырке питомца слав-
ной школы русских моряков.
Миноносец нес ледовые дозоры, ходил
в охранении линкоров к вражескому Би-
орке, неутомимо искал подводного и над-
водного противника на Финском заливе,
следовал в составе отряда траления, что-
бы проложить безопасные фарватеры эс-
кадре.
Ледяной резкий ветер кидал в наши
лица колючий, жесткий снег и со злым Военно-морской службе, я штурманскому
упорством гудел в снастях. Бойцы сби-
вали лед на обвесах, орудиях и торпед-
ных аппаратах. За Сескаром гуляла кру-
тая волна, и полубак уходил в глубь мо-
ря. При перемене курса корабль клало
на тридцать градусов. Частые. и длин-
ные размахи действовали на молодых
моряков. Но широкое, крепкое поморское
лицо Алексея Лебедева неизменно выра-
жало удовольствие человека, находящего-
ся в своей стихии. Ведь он вырос как
моряк на севере, в штормах Баренцова
моря, много ходил в Атлантике за четы-
ре тода матросской службы на coBTOpr-
флотских судах. ‘
Штурман «Ленина», да и все осталь-
ные командиры, сразу увидели, что на
Борабль пришел не обычный курсант, а
соленый моряк, полноправный член
командирской семьи.
Мы могли вместе жить в каюте кори-
дора начсостава, но Лебедев отказался
H поместился в старшинском кубрике,
Он говорил, что надо соблюдать устав,
но я думаю, что сильнее соображений
дисциплины в нем жило стремление зав:
трашнего командира к живому общению
со старыми опытными специалистами
всех служб. Я думаю, Лебедев не прошел
мимо тех страниц биографий русских ал-
миралов, в которых рассказывается об
учебе молодото Нахимова и молодото Ма-
карова у своих подчиненных.
Миноносец — не линкор. Мы
лись часто. Мы не расставались
тике, когда миноносец полным ходом.
мчался, стреляя ныряющими» по подлод»
ке и бросая глубинные бомбы. Мы вмес-
те следили за эволюциями отряда в сов-
местном плавании, вернее, я с наслаж-
дением слушал его точные и ясные об’
яснения.
По отбою мы спускались в каюту и,
как только заканчивали нашу работу для
ежедневного боевого листка корабля (на
«Ленине» Алексей написал цикл стихов,
посвященных миноносну — артиллерис-
там, минерам, машинистам, командиру и
комиссару, несколько шуточных вещей),
У нас возникал долгий, взволнованный
разговор о флоте, его славном пролом,
его насущных требованиях, его грандиоз-
встреча:
на мос-
ном будущем.
«У Лебедева, — сказал как-то Николай
Тихонов, — стихи веселые, в них при-
сутствуют ветер и море; Лебедев крепко
стоит на палубе и будет об этом непло-
XO писать». :
Это очень хоронто сказано. Но когда я
познакомился с нашим поэтом, я увидел,
что он — не только лирик моря. У него
было чувство истории, широкий и глу-
бокий залас знаний моряка, гордого рус-
путевого дневника, на которых изобра-
жался боевой вылет бомбардировщика.
Сильными и резкими чертами худож-
ник клеймил Гитлера. Ночь, рассыпаны
авезды, два страшных призрака, как вы-
ходцы из гробов, притулились к могиль-
ным крестам, — это Гитлер и Геббельс.
Короткая, в два слова, подпись: «Гробо-
вое молчание». Гробовое затишье перед
катастрофой. Целая серия трагикомиче-
ских образов определяла стиль и характер
отдела юмора. Таков и изофельетон Нро-
рокова и Дудина «Пара гнедых»:
Скоро туманное утро настанет,
Гитлер навеки останется нем,
Возжи опустит и ‘ноги протянет
Й околеет совсем.
Грязное тело поганые дроги
К свалке везут, без друзей и родных,
Велед за хозяином вытянут ноти
Пара гнедых, пара гнедых...
Иной раз Пророкову было невмототу
рисовать фашистские морды, копаться
во всей этой фашистской нечисти. Поль-
вуясь минутой затишья, художник вы-
рывался ‘на свет, к морю. Перед ним.
лежали просторы пустынного берега, там
была большая земля, родина. Он с на-
слаждением рисовал портреты героев,
летчиков, которые позировали ему тут
же на аэродроме, отличившихся в боях
командиров, краснофлотцев. Все эти лю-
ди пришли сюда с разных концов зве-
ликой страны и’ в героические месяцы
активнейшей обороны, контратак, отваж-
ных боевых десантов стали братьями.
Линия, которой художник передавал
очертания этих лиц, становилась пластич-
ной, рисунок — мужественным, все под-
PoOHOCTH, которые иной раз затемняют
образ, исчезали, и безмолвный язык чер-
ных силуэтов на белом поле газетного
листа становился романтически приподня-
тым, торжественным. И спрашиваешь се-
бя: откуда у молодого карикатуриста,
мастера тонких иронических рисунков,
взялась эта лаконическая суровая речь
оратора, сочная, живописная манера пись-
ха? Художник строгал линолеум, торо-
пился, чтобы не задержать газеты, и под-
робности сами собой исчезали. Так сам
Пророков об’ясняет сложный процесс сво-
его стремительного творческого роста. Но
разве техника и темпы работы определя-
ют рождение стиля?
Позади осталась лирическая нежность
неторопливого рисунка и веселый юмор
> Котда, пройдя три линии барражей,
ской морской традицией и тотового слав-
но продолжать ее. Мы вспоминали с ним
тений Ушакова, утвердившего русский
флаг на Черном и Средиземном морях.
Мы вспоминали о трудах русских моря-
ков на Балтике, на Севере, в Тихом оке-
ане, в южных полярных морях, о тру
дах, которыми не захотел и не сумел
для народного блага и чести воспользо-
ваться бездарный онемеченный царизм.
Я как-то спросил его в упор: — Когда
будете менять профессию моряка на по-
ложение профессионального поэта? Он
ответил просто: — Корни моей поэзии в
званы они по имени, а просто
дир» и «комиссар».
Вот сцена в командирской каюте:
ляции комиссару. Комиссар
сказал дежурному:
— Хорошо. Идите.
Дежурный вышел.
вый вышел.
призванию не изменю. ]
= — сказал комиссар.
Мне хочется еще; рассказать об эмоцио- ae pie р
нальной восприимчивости Алексея. Как- ни его увидят, — сказал коман-
то на обратном переходе к Кронштадту Дир, надевая шинель».
Я задремал под трохот льдин, которые
ломал нали прекрасный старый корабль.
Мы подходили к Шепелеву, когда Алек-
сей закончил читаль корректуры книги
о Нахимове. Он был взволнован траги-
ческим концом жизни замечательного сы-
на народа и излил эту взволнованность
в превосходных строках пафосното про-
изведения:
...Отынет лоб ето в предсмертной
стуже,
Шенчет флагман в ветер ледяной:
«Старый друг мой, Николай
. ‘ Бестужев,
Это ты пришел сюда за мной.
Я иду». И падает в подушки
Голова, чтоб не подняться вновь.
..На Малаховом грохочут пушки,
День высок, и ветер сушит кровь.
более глубоко знать самих людей.
ловеком». с цифрой.
денных, это свидетельство
Я тогда явственно ощутил, что He-
д Ty EN силы нашей армии,
сколько строк поэта могут произвести нз
сознание читателя и его чувства боль-
wee впечатление, чем многолистная работа
прозаика.
Лебедев окончил училище отлично и
ушел в подилав на новую лодку, требо-
вавшую громадного напряжения коман-
дирских сил. Стал писать реже, скупее,
но сильнее, глубже. И ярко развернулся
в отечественную войну.
В «Возвращении из похода» он нисал:
Когда мы подвели итог тоннажу
Потопленных за месяц кораблей,
дей, узнать, понять их ‹амих?
Во
сердцах
пую мысль о «еверхчеловеке».
честных, неопустошенных
висть к врагу освежающим
Гектары минно-боновых полей,
Мы всплыли вверх, — нам показалось
странно
Так близко снова видеть светлый мир,
Костер зари над берегом туманным,
щий в гавань портовый букеир;
Небритые, пропахшие соляром,
В тельняшках, Что за раз не отетирать,
Мы твердо знали, что врагам задаром
Не улалось у нас в тостях тулять...
Много стихов запечатлено в его 6e3-
вестной запионой книжке. Много их в
лазетах. Среди них «Отдых на базе» и
«Ночь на Неве», в которых толос. поэта
доносной жизни.
градские
ский комментарий к поэме
му общему названию
зазвучал, как толос возмужавшего питом- человека». Тихонов дает зарисовки oT-
ца пушкинской музы. дельных положений, раскрывающих пси-
Стихи лейтенанта Лебедева — на В0- хологию тероизма ленингралцев, как 0б-
оружении флота, это
оружие, это и мины, и торпеды,
ряды, и бомбы.
С именем лейтенанта поэта Лебедева,
еще войдет в строй кораблей первой ли-
ний какой-то боевой красавец, и надпись
на борту «Поэт лейтенант Лебедев» при-
зовет к новым морским нодвигам.
универсальное
и сна-
щей нормы человеческого поведения.
Вот
кий пират разбомбил маленький
добродушных шаржей. Обветрело лицо под
флотокой фуражкой, огрубели руки от
винтовки и самодельного штихеля, и
иным стало сердце художника-фронтови-
ка. Мы знали и раньше, что русское ис-
кусство сильно боевыми традициями, что
‘тений Толстого окрен. на бастионах Ce-
вастополя, что поэт и воин Дение Давы-
дов закалял свою музу на поле брани,
что Верещагин полжизни провел на посту
военного корреспондента. Но все это бы-
ла для нас история. Сейчас мы видим
собственными глазами, как самый скром-
ный талант мужает в священной войне.
за родину, как артист становится худож-
ником-воином. ‘
..Самую лучшую бумагу редакция 6e-
регла для праздничного номера 7 нояб-
ря 1941 года. В этот день газета вышла
торжественная, на восьми полосах, в
две краски. Отдел юмора захватил всю
четвертую полосу. Радист поймал и 3a-
писал для газеты от слова и до слова
речь Сталина — голос отчизны. Стрел-
ки запускали в лагерь противника на
острие специально сделанных стрел бое-
вые листовки, рисованные художниками.
Это был гордый и дерзкий ответ фюре-
ровским прихвостням. Отряд, осажденный
открыв глаза, увидел, что
рая
бежкой, не обращали на нее
БНИМания.
«Приподнявшись над досками,
ратился к неподвижным
— Что вы не можете
женщину?
уужчинам:
успокоить
мовым голосом, чтобы
тревшей куда-то вдаль, откуда надвигал-
ся вечер:
— Кто здесь коммунист?
Крайний к нему человек посмотрел на
него в упор сверху вниз ‘и сказал: «Я...»
и протянул руку, чтобы помочь фотогра-
фу взобраться на плот».
В этот момент волна оторвала его от
с трех сторон, попрежнему держался плота, он погрузился в воду и когда вы-
стойко: плыл, плота уже возле него не было.
Фотограф все-таки спасся. Спаслись и те,
Мы шли вперед для схваток и
кто был на плоту. И вот заключительная
сцена рассказа:
«Фотограф узнал того человека, что на
плоту ответил ему: «Я». Он спросил, улы-
баясь: «Ну, @ как женщина? Уснпокоин-
TH?»
Человек со шрамом смутился. но все
же ответил: «Уснокоили. Взяли себя в
руки и успокоили. Bam оклик вёрнул
нас всех к жизни. Вы так неожнданно
возникли из моря и так неожиданно ис-
чезли, что мы потом, когда спаслись, все
время думали о вас и говорили. И я
пришел сюда специально рассказать о ва-
шем поведении...»
`— Ну, какое там поведение, — ‘сказал
фотограф. — Вот «лейка» пошла ко дну,
какая, если бы вы знали... Эх!.
Мы узнаем о фотографе только то, как
он вел себя в страшную минуту после
пстопления парохода и как он любил
свою «лейку>. Но этого достаточно, чтобы
/ расплаты,
Нас в бой водила ненависть и месть,
Пусть каждому запомнится надолго,
Что мы нигде не очернили здесь
Ни славы нашей родины, ни долга.
Пророков иллюстрировал эти стихи
красивым патетическим рисунком. Разве-
вается знамя, и идет вперед краснофло-
тен. А кругом шумит битва, и уже веет
радость победы.
Кому доводилось держать в руках ли-
стки фронтовых газет, сверстанных в
землянках и блиндажах, кому доводи-
лось пробегать их от доски до доски,
вчитываясь в каждую заметку, достав-
ленную в редакцию связным, тот знает,
какое глубокое чувство тордости за че-
ловека, преклонения перед человеком
охватывает сердце. Эти тазеты —- лето-
пись великой отечественной войны =—
лягут под стекла музейных витрин, и
человек будущей, новой эпохи подойдет
к ним с тем же священным трепетом,
с каким мы подходим к полковому зна-
мени, простреленному в боях.
eeereeneccoe:
eeu nerteraseenanen.
Sevonaneasgscevan senescence ss sssengpoccen:
таевского изображения: в картине не вид-
но лиц, деяние поглотило характеры. Не-
известен не только внешний ‘облик хотя
бы некоторых тероев, но даже не на-
«коман-
«Командир протянул условия капиту-
прочел и
— Они хотят видеть флаг на кирхе—
сказал командир задумчиво, когда дежур-
При всей выразительной краткости ма-
неры, в которой написан рассказ, не выиг-
рала ли бы эта и другие сцены в своей
выразительности, если бы «лишнее» все-
таки нашло бы в них свое место — ка-
кой-то реальный штрих психологии, не-
Обязательная деталь быта, неповторимая
черта личности? Однако для этого, пови-
димому, нужно знать не только тот под-
линный случай, как основу сюжета, но
Статистика имеет дело со «средним че-
Учение бельгийца
А. Кетлэ о «среднем человеке», мудрое в
статистике, ничего не говорит нам за ее
пределами. Может ли существовать ста-
тистика подвигов? Да, она существует, и
ее материал ширится с каждым днем.
Кто из нас, просматривая списки награж-
нарастающей
не испытывал по-
требности узнать все о делах этих лю-
Это не
«средние» люди. Однако самое количество
советских людей-героев отвергает и глу-
всех
оно
поселяет жажду героического и повышен-
ную требовательность к себе. Человек не-
редко сам не знает своего «потолка». На-
ша осовободительная война дала «прирост»
племени тероев в народе; цветение твор-
ческих сил ума и души, сделала нена-
источником
бодрости и стойкости. Такова тема побе-
Пафосом этой темы живет Николай Ти-
хонов и в стихе, и в прозе. Его ленин-
рассказы — как бы нпрозаиче-
«Киров с на-
Mu». Поэму ведут образ Кирова и образ
старика-рабочего, чей «неподкупен язык>.
Современная тихоновская проза — под-
тотовительные этюды к большой, не напи-
санной еще картине. Его ленинградские
рассказы довольно точно отвечают свое-
«Черты советского
Низвести подвиг из разряда чудес! Это
и значит на самом деле поверить в чу-
до, в безграничные возможности наших
людей, защищающих свою родную землю.
рассказ «Люди на плоту». Немец-
пасса-
жирский пароход. Среди других пасса-
жиров в холодной воде Финского залива
очутилея и фотограф с тяжелой «лейкой»,
которой он очень дорожил. Он уже при-
тотовился тонуть и пошел на дно. но
внезапно его подняло стремительно вверх,
он «почувствовал резкий удар в плечо и,
его подняло
рядом с плотом». На плоту сидели трое
мужчин и одна молодая женщина, кото-
кричала истошно и рвала на себе
одежду. Ее спутники, ошеломленные бом-
никакого
выпле-
вывая горькую воду изо рта, фотограф об-
эту
..OH спросил, как ему показалось, гро-
перебить крик
женщины, рвавшей на себе одежды, смо-
Means wenes necceereersenuceverescceseeesad soecenens sacaccrssseeererseersersonss:
3 ЛИТЕРАТУРА И Искусство Я
да. Вот этот чудак с «лейкой», который
чуть ли не выхлебал Финский залив. пу-
тешествуя на дно и обратно и несколько
от всего этого обалдел, был возвращен к
сознанию жизни нечеловеческим криком
женшины и потрясен равнодушием муж-
чин больше, нежели собственным своим
крайне неустроенным положением.
Чего же нехватает в рассказе Тихоно-
Ba для того, чтобы поверить в правди-
вость постунка фотографа? Нехватает ка-
кого-то штриха, какого-то может быть,
незначительного эпизода, который бы ху-
дожественно определил характер repos.
Нехватает ощущения всего человека, кото-
рый сказался в поступке.
Как, какими художественными средст-
= ‘
вами создается характер? Каждый ху-
ложник по-своему решает эту коренную
задачу искусства.
В рассказе «Голубой шарф» Леонид Со-
болев стремится раскрыть тайну рожде-
ния подвига. Его герой — в чине майо-
ра, в возрасте летчика запаса. Вот все,
что знаем мы о нем. Но Соболев, пови-
димому, даже и не ставит неред собой
задачи создания характера:
«Кто был этот летчик и Tye A ero
встретил... зачем вам знать про то? Не
06 отвате его, & о том, как она родилась,
пойдет речь, а тайны человеческого серд-
ца надо уважать».
Как же можно узнать тайну человече-
ского сердца, не интересуясь самим че-
ловеком? Леонид Соболев пытается это
сделать в «Голубом шарфеё», но, несмот-
ря на эффектность его рассказа, pe-
зультат получается иллюзорный.
Над кабиной опытного летчика-истре-
бителя развевался голубой шарф. Откуда
OH и что означает? В рассказе сталки-
ваются два плана — романтический и ре-
альный, интунция художника и правда
действительности. Автор замечает, что
его догадки «оказались беднее, чем прав-
да жизни и войны. Все было проще,
страшнее и значительнее».
В поисках неприкрашенной правды
жизни художник втягивает нас в свою
творческую лабораторию. Романтический
толубой ‘шарф, с которым не расстается
летчик, как с амулетом, связывается сна-
чала в Фантазии художника с традицион-
ным образом любви молодой девушки.
Однако чутье художника не принимает
такого об‘яснения тайны шарфа.
И тогда возникает другой вариант: ос-
тавлениой квартиры. разоренной жизни,
брошенных в беспорядке вещей и среди
них — голубого шарфа.
Автор оставляет и второй вариант, даже
не примеривая его к образу своего героя.
Ночью. во время бессонницы, сам ге-
рой, разгоряченный ожиданием предстоя-
щего боя, рассказывает автору о стран-
ной своей причуде. В первые дни войны
опытный советский летчик потерпел не-
удачу. Барражируя над небольшим эс-
тонским городом, он охранял его отдых,
его детей. Внезапно налетевший «Юн-
керс» пробил советскому самолету бак и
расстрелял лежавших на пляже.
«Он выскочил из кабины, шатаясь. Кро-
вавый туман плыл в его главах. Взгля-
нув под ноги, он отпрянул. Перед ним
лежала девушка, склонив на плечо голо-
зу. Солнце золотило ее нежную кожу и
легкой тенью отмечало неразвившуюся
грудь. Ниже груди кровавый тонкий поя-
сок спускался к левому бедру — след
быстрых, острых пуль, пронизавших на-
искось живот. В откинутой руке был за-
жат легкий голубой шарф — единствен-
ная ез броня и защита, которой она пы-
талась прикрыться от пуль на бегу».
Вот этот голубой шарф, предельно
выразительный знак беззащитности, сде-
лал советский воин своим боевым знаме-
нем в борьбе с озверелым врагом.
Странное дело! Несмотря на литератур-
ный блеск, с которым написан рассказ,
его развязка не удовлетворяет нашу по-
требность в жизненной правде, а, напро-
тив, вас не покидает зыбков ощущение
зымысла. Кажется, что можно было бы
продолжать и дальше заманчивую игру
воображения и создавать новые варианты
об’яснения тайны толубого шарфа.
Чем же обусловлено впечатление нере-
альности рассказа? Могут сказать, что на-
прасно Соболев взял редкий, исключи-
тельный сюжет, стремясь раскрыть общее,
массовое явление героизма в наши дни
Но деле не в этем. Эпизод е голубым
пгарфом, рассказанный майором, вполне
реален (хотя картина на пляже слишком
«эстетна»). Ошибка автора в том, что, ва-
лавшись целью написать историю подви-
га, он оказался внеисторичен: поступок
оторвал от характера.
«Кто был этот летчик... зачем вам знать
про то?» — спрантивает автор Как, зачем?
Именно это мы и хотим знать. чтобы по-
нять тайну рождения отваги. Если бы ге-
рой был конкоетен, если бы как-то пока-
зана была его натура, то правда челове-
ческого серлца, потрясенного видением
убитой девушки, предстала бы пред на-
ми, как обобщенный образ. Но тогда в
рассказ не влезли бы «ваодианты» моего
воображения! — может сказать автор. И
бог с ними. скажем мы в ответ; как ни
юроши они, мы ь них не нуждаемся.
Нам нужна правла беспримерной дейст-
вительности наших дней. а этого не уз-
зать, если вы не даете нам характера.
Своими путями. в борьбе идет боец &
мужеству и ненависти. Создать харак-
тер — это и значит сказать правду ®
человеке на войне.
svasseoucnbenvertpessoteecescussecapecorassezcanesnueenstasusneussenncaseenessssancansesuseesortsaesees SESE TRUEtReserssasseseneses
spanner an SE RR:
Se
ея emer ase at aerpeeesac insane