Илья ГРУЗДЕВ

B. ПЕРЦОВ

О ЛЕНИНГРАДЕ  Ленинградские писатели, с честью прой- дя через тяжелые испытания зимнего периода, озабочены сейчас налаживанием издательского дела, восстановлением регу- лярного выхода журналов и другими сто- ронами своей работы и жизни. Сейчас в Ленинграде созывается конференция пи- сателей. Конференция эта обещает быть очень интересной и значительной. Мне трудно перечислить работы всехто- варищей. Леонид Борисов, наш ленин- градский прозаик, о первой книге кото- рого «Ход конем» А. М. Горький напи- сал сочувственную статью, готовит сбор- ник рассказов; В. Кетлинская пишет ро- ман «Осада» на животрепещущем мате- риале ленинградских дней; 0. Кузнецо- ва, автор известной книги для детей «Враг под микроскопом», готовит книгу о донорах; поэтесса 3. Шишова напи- сала поэму о «дороге жизни» - так на- зывалась у нас ледовая дорога через Ла- дожское озеро, по которой шло снабже- ние города продовольствием и боеприпа- сами; Ив. Кратт, автор романа «Золото», написал книгу рассказов и очерков; A. Голубева, автор книги «Мальчик из Уржума», записала сотни рассказов ране- ных бойцов и на этом богатейшем мате- риале готовит книгу; драматург Л. Кара- сев посвятил свою пьесу героям Ханко; сборники стихов подготовили 0. Бергольц. Елена Вечтомова и другие поэты. Лично моя основная работа над моно- графией в нескольких томах «Горький и его время» - сейчас прервалась, так как все мое время поглощено общественной и оборонной работой. Я надеюсь, что теперь обстоятельства позволят мне написать книгу о моей депутатской работе в осаж- денном Ленинграде. На-днях будет прислан в Москву аль- манах ленинградских писателей, размером до 20 печатных листов. Нужно добавить, что, встречая затруднения полиграфиче- ские, мы возобновили в Ленинграде тра- дицию устных альманахов. Один из них был связан с памятной для нас, более чем скромной по условиям нашего быта, встречей нового года. На этом альманахе впервые прочла нам главы своей замеча- тельной поэмы о Ленинграде наш поэти- ческий летописец В. Инбер. Невозможно здесь перечислить все, что оделали ленинградские писатели-фронтови ки, как старые заслуженные наши поз- ты, прозаики, публицисты, так и моло- дые товарищи, вливающиеся сейчас вря- ды Союза советских писателей. Эту ог- ромную работу во всем обеме доляна показать конференция. В моей памяти много эпизодов проявле- ния мужества и стойкости товарищей, не обыкновенной преданности своему писа гельскому делу, своему городу, народу и родине. Чтобы дать представление о на- шем быте и наших настроениях, я рас- Это было в Ленинский день, 22 янва- ря, в наиболее тяжелый период блокады. Мы собрались в одной из комнат Дома писателя, надев на себя все, что можно было надеть, и несколькими поленьями не протопив комнату, а только слегка под- сушив воздух. Не все товарищи одинако- во стойко переносили трудности тех дией, и мне, начинавшему альманах, казалось, что нужно использовать его для прямого и открытого разговора. Я был счастлив, встретив очень горячий, едино- душный и дружеский отклик со стороны говарищей. Речь моя была посвящена Ленину, как нашему учителю. В заключе- ние я говорил о положении и работе пи- сателя в Ленинграде, Я приведу конец сохранившейся стенограммы, и, может ния. быть, как документ тех дней, она скажет больше и точнее, чем какие-либо поясне- «Мы сейчас лишены необходимых усло- вий нашей работы, У нас нет света, нет гепла, мы голодны. И вот поднимается время от времени вопрос: нужен ли в этих условиях писательский труд в Ле- нинграде? Нужен или не нужен? Мне кажется, что самый вопрос этот - празд- ный и ненужный, потому что настоящий писательский труд, действительно творче- скин труд прежде всего непрерывен и неизбежен, независимо от тех или иных неудобств и лишений. Если он не реали- зуется сейчас за письменным столом, то он необходимо происходит в душе, в моз- гу, в творческой мысли писателя. И уж, конечно, особенно значителен этот труд сейчас, здесь, в нашем трагическом и ге роическом городе, в осажденном Ленин- граде. Мне хочется сказать всем: «Товарищи! Подумайте о том, какое счастье жить Ленинграде, о писательской удаче, кото- рая в эти дни поставила нас не на зад- ворках истории, а на фронте истории, лицом к лицу с грозными событиями, великом городе, суровые дни которого войдут в историю тысячелетий. И если есть у нас уши, которые слышат, и гла- за, которые видят, подумайте о том, что ведь вот именно нам выпало счастье запечатлеть то, что мы видим и слы- шим, и ни один человек в мире не мо- жет нас заменить. Каждый день города Ленина неповторим, не в календарном шаблонном смысле, а в том смысле, что за семь месяцев каждый день менял- ся исторический облик нашего города Ко- му же, как не писателю, жадно и страстно вглядываться в этот стремитель- ный лет истории? И пока твои физиче- ские силы позволяют тебе жить в Ленин- граде, помни, что ты живешь на великом месте земли. И не боясь преувеличения, в в

ПОДВИГ И ХАРАКТЕР сказать с уверенностью: на этого чело- века можно положиться, он не подведет. Лучшее в человеческой душе раскры- вается в подвиге. Сегодня, когда решает- ся судьба человечества, красота подвига- это та самая красота, которая спасетмир. Скромность, самоотверженность тако- вы черты советского человека. Но достаточно ли этих черт для Неудивительно, что люди, чуткие к пре- красному, все силы души кладут на изображение героического. Человек сказывается в поступке. Но правда в изображении героя -это весь че- ловек, а не только его героический посту- пок. Описание поступка само по себе. без связи с индивидуальным строем чувств, мыслей и переживаний человека, без раскрытия того, как личностью героя определяется подвиг, не дает нам полно- го ощущения жизни и понимания звко- номерности человеческой судьбы. Вот этого и нехватает даже в лучших расска- зах о героике наших дней. Рассказ Валентина Катаева «Флаг» сла- вит подвиг тридцати советских моряков, погибших на боевом рубеже. В основу это- го рассказа, как сообщает автор, положен подлинный случай. Можно было бы и не делать такого примечания, мы и такве- рим художнику по силе его искусства. Однако указание это, разбудив интерес к личности героев, только более явствен- но заставляет осознать особенность ка- таевского изображения: в картине невид- но лиц, деяние поглотило характеры Не- известен не только внешний облик хотя бы некоторых героев, но даже не на- званы они по имени, а просто «коман- дир» и «комиссар». Вот сцена в командирской каюте: «Командир протянул условия капиту- ляции комиссару. Комиссар прочел и сказал дежурному: Хорошо. Идите. Дежурный вышел. - Они хотят видеть флаг на кирхе, сказал командир задумчиво, когда дежур- ный вышел. создания образа? Этого сказать нельзя. Во всяком случае, если бы вы, будучи человеком мужественным и самоотвержен- ным, оказались бы на краю гибели впо- ложении фотографа с «лейкой» и попы- гались бы сначала вскарабкаться на плот, а потом уже стали успокаивать женщину, то от такой последовательности действий не было бы ущерба ни вашей мужест- венности, ни вашему человеколюбию. И выглядело бы это, пожалуй, более есте- ственно и правдоподобно. Однако не все то правда, что похоже на нее, Именно забота о страдающемче- ловеке, хотя и находящемся в менее опасном положении, чем сам герой, со- ставляет сущность образа последнего и смысл рассказа. Обаяние тихоновского рассказа и за- ключается как раз в том, что может по- казаться неправдоподобным в поведении его героя и что может быть оспорено с точки зрения иного честного, мужествен- ного и самоотверженного человека. А между тем, в данном случае, это прав- да. Вот этот чудак с «лейкой», который чуть ли не выхлебал Финский залив, пу- тешествуя на дно и обратно и несколько от всего этого обалдел, был возвращен к сознанию жизни нечеловеческим криком женщины и потрясен равнодушием муж- чин больше, нежели собственным своим крайне неустроенным положением. Чего же нехватает в рассказе Тихоно- ра для того, чтобы поверить в правди- вость поступка фотографа? Нехватает ка- кого-то штриха, какого-то может быть, незначительного эпизода, который бы ху- дожественно определил характер героя. Нежватает ощущения всего человека, кото-

Кадр из фильма «Клятва Тимура», сделанный методом комбинированной семки.  * * A. ЗОНИН

ПОЭТ-МОРЯК Всего два года назад Алексей Алексе- евич Лебедев, наш чудесный поэт-моряк, был курсантом Военно-Морского учили- ща имени Фрунзе. На миноносец «Ленин» он пришел в бескозырке питомца слав- ной школы русских моряков. Миноносец нес ледовые дозоры, ходил в охранении линкоров к вражескому Би- орке, неутомимо искал подводного и над- водного противника на Финском заливе, следовал в сосгаве отряда траления, что- бы проложить безопасные фарватеры эс- кадре. Ледяной резкий ветер кидал в наши лица колючий, жесткий снег и со злым упорством гудел в снастях. Бойцы сби- вали лед на обвесах, орудиях и торпед- ных аппаратах. За Сескаром гуляла кру- тая волна, и полубак уходил в глубь мо- ря. При перемене курса корабль клало на тридцать градусов. Частые и длин- ные размахи действовали на молодых моряков. Но широкое, крепкое поморское лицо Алексея Лебедева неизменно выра- жало удовольствие человека, находящего- ся в своей стихии. Ведь он вырос как моряк на севере, в штормах Баренцова моря, много ходил в Атлантике за четы- ре года матросской службы на совторг- флотских судах. Штурман «Ленина», да и все осталь- пые командиры, сразу увидели, что на корабль пришел не обычный курсант, а соленый моряк, полноправный член командирской семьи. Мы могли вместе жить в каюте кори- дора начсостава, но Лебедев отказался ской морской традицией и готового слав- но продолжать ее. Мы вспоминали с ним утвердившего русский флаг на Черном и Средиземном морях. Мы вспоминали о трудах русских моря- ков на Балтике, на Севере, в Тихом оке- ане, в южных полярных морях, о тру дах, которыми не захотел и не сумел для народного блага и чести воспользо- ваться бездарный онемеченный царизм. Я как-то спросил его в упор: - Когда будете менять профессию моряка на по- ложение поэта? Он ответил просто: -- Корни моей поэзии в военно-морской службе, я штурманскому призванию не изменю. Мне хочется еще рассказать об эмоцио- нальной восприимчивости Алексея. Как- то на обратном переходе к Кронштадту я льдин, которые ломал наш прекрасный старый корабль Мы подходили к Шепелеву, когда Алек- сей закончил читать корректуры книги о Нахимове. Он был взволнован траги- ческим концом жизни замечательного сы- на народа и излил эту взволнованность в превосходных строках пафосного про- изведения:

наде Ят,

б

Die

дир, надевая шинель». - Да, - сказал комиссар. Они его увидят, сказал коман- рый сказался в поступке. Как, какими художественными средст- вами создается характер? Каждый ху- дожник по-своему решает эту коренную задачу искусства. В рассказе «Голубой шарф» Леонид Со- болев стремится раскрыть тайну рожде- ния подвига. Его герой - в чине майо- ра, в возрасте летчика запаса. Вот все, что знаем мы о нем. Но Соболев, пови- димому, даже и не ставит перед собой задачи создания характера: «Кто был этот летчик и где я его встретил… зачем вам знать про то? Не об отваге его, а о том, как она родилась, пойдет речь, а тайны человеческого серд- ца надо уважать». Как же можно узнать тайну человече- ского сердца, не интересуясь самим че- ловеком? Леонид Соболев пытается это сделать в «Голубом шарфе», но, несмот- ря на эффектность его рассказа, ре- зультат получается иллюзорный. Над кабиной опытного летчика-истре- бителя развевался голубой шарф. Откуда он и что означает? В рассказе сталки- ваются два плана - романтический и ре- альный, интунция художника и правда действительности. Автор замечает, что его догадки «оказались беднее, чем прав- При всей выразительной краткости ма- неры, в которой написан рассказ невыиг- рала ли бы эта и другие сцены ввсвоей выразительности, если бы «лишнее» все- таки нашло бы в них свое место - ка- кой-то реальный штрих психологии, не- обязательная деталь быта, неповторимая черта личности? Однако для этого, пови- димому, нужно знать не только тот под- линный случай, как основу сюжета, но более глубоко знать самих людей. Статистика имеет дело со «средним че- ловеком», с цифрой. Учение бельгийца A. Кетлэ о «среднем человеке», мудрое в статистике, ничего не говорит нам за ее пределами. Может ли существовать ста- тистика подвигов? Да, она существует, и ее материал ширится с каждым днем. Кто из нас, просматривая списки награж- денных, это свидетельство нарастающей силы нашей армии, не испытывал по- требности узнать все о делах этих лю- дей, узнать, понять их самих? Это не «средние» люди. Однако самое количество советских людей-героев отвергает и глу- пую мысль о «сверхчеловеке». Во всех честных, неопустошенных сердцах оно поселяет жажду героического и повышен-

Ге

ф

…Стынет лоб его в предсмертной стуже, Шепчет флагман в ветер ледяной: «Старый друг мой, Николай Бестужев, Это ты пришел сюда за мной. Я иду». И падает в подушки Голова, чтоб не подняться вновь. …На Малаховом грохочут пушки, День высок, и ветер сушит кровь. Я не- сколько строк поэта могут произвести на сознание читателя и его чувства боль- шее впечатление, чем многолистная работа прозаика. окончил училище Лебедев отлично и ушел в подплав на новую лодку, требо- вавшую громадного напряжения коман- дирских сил. Стал писать реже, скупее, но сильнее, глубже. И ярко развернулся в отечественную войну. В «Возвращении из похода» он писал: Когда мы подвели итог тоннажу Потопленных за месяц кораблей, Когда, пройдя три линии барражей, Гектары минно-боновых полей, Мы всплыли вверх, -- нам показалось странно Так близко снова видеть светлый мир, Костер зари пад берегом туманным, Идущий в гавань портовый буксир; Небритые, пропахшие соляром, В тельняшках, что за раз не отстирать, Мы твердо знали, что врагам задаром

бя кл ви учш ип уде ECTON T

скажу об одном из устных альманахов. я скажу, что каждый прожитый день Ленинграде - наше счастье». в и поместился в старшинском кубрике. Он говорил, что надо соблюдать устав, но я думаю, что сильнее соображений РОДИНА A. ВЕНЦЛОВА грущу я по блекнущим липам садовым, По кленовой листве, по сопливой волне, И по эвону косы с ее ритмом суровым, По осонному небу, зеленой весне. О тебе, мой народ, я тоокую немало: Говор твой постоянно ласкает мой слух. Песни нежно звучат, как звучали, бывало, И они подымают измученный дух. От ударов веков твои очи запали, И морщины легли от ударов врага. Твое тело и душу враги истерзали, дисциплины в нем жило стремление зав- трашнего командира к живому общению со старыми опытными специалистами всех служб. Я думаю, Лебедев не прошел мимо тех страниц биографий русских ал- миралов, в которых расоказывается об учебе молодого Нахимова и молод полодого Ма- карова у своих подчиненных. Миноносец не линкор. Мы встреча- лись часто. Мы не расставались на мос- когда миноносец полным ходом тике, мчался, стреляя ныряющими по подлод- ке и бросая глубинные бомбы. Мы вмес- те следили за эволюциями отряда в сов- местном плавании, вернее, я с наслаж- дением слушал его точные и ясные об- яснения. По отбою мы спускались в каюту и, как только заканчивали нашу работу для ежедневного боевого листка корабля (на «Ленине» Алексей написал цикл стихов, посвященных миноносцу - артиллерис- там, минерам, машинистам, командиру и комиссару, несколько шуточных вещей), у нас возникал долгий, взволнованный разговор о флоте, его славном прошлом, его насущных требованиях, его грандиоз-

греб

ДОСт с и

ную требовательность к себе. Человек не- редко сам не знает своего «потолка». На- ша совободительная война дала «прирост» племени героев в народе, цветение твор- ческих сил ума и души, сделала нена- да жизни и войны. Все было проще, страшнее и значительнее». B поисках неприкрашенной правды жизни художник втягивает нас в свою творческую лабораторию. Романтический голубой шарф, с которым не расстается летчик, как с амулетом, связывается сна- чала в фантазии художника с традицион- ным образом любви молодой девушки. Однако чутье художника не принимает такого обяснения тайны шарфа… И тогда возникает другой вариант: ос- тавлениой квартиры, разоренной жизни, брошенных в беспорядке вещей и среди пих -- голубого шарфа. Автор оставляет и второйвариант, даже не примеривая его к образу своего героя. Ночью, во время бессонницы, сам ге- рой, разгоряченный ожиданием предстоя- щего боя, рассказывает автору о стран- ной своей причуде. В первые дни войны опытный советский летчик потерпел не- удачу. Барражируя над небольшим эс- топским городом, он охранял его отдых, его детей. Внезапно налетевший «Юн- керс» пробил советскому самолету бак и расстрелял лежавших на пляже. «Он выскочил из кабины, шатаясь Кро- вавый туман плыл в его глазах. Взгля- нув под ноги, он отпрянул. Перед ним лежала девушка, склонив на плечо голо- ву, Солице золотило ее нежную кожу и легкой тенью отмечало неразвившуюся грудь. Ниже груди кровавый тонкий поя- сок спускался к левому бедру - след быстрых острых пуль, пронизавших на- искось живот. В откинутой руке был за- жат легкий голубой шарф - единствен- ная ее броня и защита, которой она пы- талась прикрыться от пуль на бегу». Вот этот голубой шарф, предельно выразительный знак беззащитности, сде- лал советский воин своим боевым знаме- в борьбе с озверельм врагом. Странное дело! Несмотря на литератур- ный блеск, с которым написан рассказ, его развязка не удовлетворяет нашу по- требность в жизненной правде, а, напро- тив, вас не покидает зыбкое ощущение вымысла. Кажется, что можно было бы продолжать и дальше заманчивую игру воображения и создавать новые варианты обяснения тайны голубого шарфа. Чем же обусловлено впечатление нере- альности рассказа? Могут сказать, что на- висть к врагу освежающим источником бодрости и стойкости. Такова тема побе- доносной жизни. Пафосом этой темы живет Николай Ти- хонов и в стихе, и в прозе. Его ленин- градские рассказы - как бы прозаиче- ский комментарий к поэме «Киров сна- ми». Поэму ведут образ Кирова и образ старика-рабочего, чей «неподкупен язык». Современная тихоновская проза - под- готовительные этюды к большой, не напи- санной еще картине. Его ленинградские рассказы довольно точно отвечают свое- му общему названию «Черты советского человека». Тихонов дает зарисовки от- дельных положений, раскрывающих пси- хологию героизма ленинградцев, как об- щей нормы человеческого поведения. Низвести подвиг из разряда чудес! Это и значит на самом деле поверить в чу- до, в безграничные возможности наших людей, защищающих свою родную землю. Вот рассказ «Люди на плоту». Немец- кий пират разбомбил маленький пасса- жирский пароход. Среди других пасса- жиров в холодной воде Финского залива очутился и фотограф с тяжелой «лейкой», которой он очень дорожил. Он уже при- готовился тонуть и пошел на дно, но внезапно его подняло стремительно вверх он «почувствовал резкий удар в плечо и, открыв глаза, увидел, что его подняло рядом с плотом». На плоту сидели трое мужчин и одна молодая женщина, кото- рая кричала истошно и рвала на себе одежду. Ее спутники, ошеломленные бом- бежкой, не обращали на нее никакого внимания. «Приподнявшись над досками, выпле- вывая горькую воду изо рла фотогнем ратился к неподвижным мужчинам: - Что вы не можете успокоить эту женщину? спросил, как ему показалось, гро- мовым голосом, чтобы перебить крик женщины, рвавшей на себе одежды, смо- тревшей куда-то вдаль, откуда надвигал- ся вечер: - Кто здесь коммунист?

Моя родина - Немана синие волны,И Берега близ Паланги, янтарный песок. олд Ветер море баюкает, нежностью пюлный, таза И усталый прибой на песке изнемог. прог сыя Hа ДОВо ОДВ из Моя родина -- взгорье, березы и поле, Небеса в ней синее цветущего льна. Запах родины нежен и сладок до боли, В час заката, когда на полях тишина. Ночи родины в росах плывут перед взором: Листья в инее, ропот цветов на лугах. Поле тронуто ранним морозным узором, Осыпаются медью березы в лесах. Песню жаворонка я люблю всей душюю, В сером небе, над полем, где серая мгла, И морозы люблю за искусство большос Чертежи на озерах и роспись стекла.

т.

обил ВЯТЕ трай ва ОПЛИ D

ей,

Может быть, оттого ты мне так дорога! Ты вэрастила меня и вскормила, как ном будущем. «У Лебедева, - сказал как-то Николай Тихонов, - стихи веселые, в них при- сына, И дыханье свое ты смешала с моим, И корнями с тобой мы оплелись воедино, Будем вместе бороться, и мы победим! Перевела с литовского С. МАР. сутствуют ветер и море; Лебедев крепко стоит на палубе и будет об этом непло- хо писать». Это очень хорошо сказано. Но когда я познакомился с нашим поэтом, я увидел, что он - не только лирик моря. У него было чувство истории, широкий и глу- бокий запас знаний моряка, гордого рус-

B

ЫМ, 30

!

ряды, и бомбы.



С именем лейтенанта поэта ебедева, еще войдет в строй кораблей первой ли- нии какой-то боевой красавец, и надпись на борту «Поэт лейтенант Лебедев» при- зовет к новым мороким подвигам.

кая

ые

VDI

Наталия СОКОЛОВА

добродушных шаржей. Обветрело лицо под флотской фуражкой, огрубели руки от винтовки и самодельного штихеля, иным стало сердце художника-фронтови- ка. Мы знали и раньше, что русское ис- кусство сильно боевыми традициями, что гений Толстого окреп на бастионах Се- вастополя, что поэт и воин Денис Давы- дов закалял свою музу на поле брани, что Верещагин полжизни провел на посту военного корреспондента. Но все это бы- ла для нас история. Сейчас мы видим собственными глазами, как самый скром- ный талант мужает в священной войне ником-воином. за родину, как артист становится худож- …Самую лучшую бумагу редакция бе- регла для праздничного номера 7 ря 1941 года, В этот день газета вышла нояб-…Он торжественная, на восьми полосах, в две краски. Отдел юмора захватил всю четвертую полосу. Радист поймал и за- писал для газеты от слова и до слова речь Сталина - голос отчизны. Стрел- ки запускали в лагерь противника на острие специально сделанных строй вто гордый и деракий ответ фюре- ровским прихвостиям. Отряд, осажденный с трех сторон, попрежнему держался стойко: Мы шли вперед для схваток и расплаты, Нас в бой водила ненависть и месть, Пусть каждому запомнится надолго, Что мы нигде не очернили здесь Ни славы нашей родины, ни долга. к Пророков иллюстрировал эти стихи красивым патетическим рисунком. Разве- вается знамя, и идет вперед краснофло- тец. А кругом шумит битва, и уже веет радость победы. Кому доводилось держать в руках ли- стки фроштовых газет, сверстанных в землянках и блиндажах, кому доводи- лось пробегать их от доски до доски, вчитываясь в каждую заметку, достав- ленную в редакцию связным, тот знает, какое глубокое чувство гордости за че- ловека, преклонения перед человеком охватывает сердце. Эти газеты - лето- пись великой отечественной войны - лягут под стекла музейных витрин, и человек будущей, новой эпохи подойдет ним с тем же священным трепетом,

путевого дневника, на которых изобра- жался боевой вылет бомбардировщика. Сильными и резкими чертами худож- ник клеймил Гитлера. Ночь, рассыпаны звезды, два страшных призрака, как вы- ходцы из гробов, притулились к могиль- ным крестам, - это Гитлер и Геббельс. Короткая, в два слова, подпись: «Гробо- вое молчание». Гробовое затишье перед катастрофой. Целая серия трагикомиче- ских образов определяла стиль ихарактер отдела юмора. Таков и изофельстон Про- рокова и Дудина «Пара гнедых»: Скоро туманное утро настанет, Гитлер навеки останется нем, Возжи опустит и ноги протянет И околеет совсем. Грязное тело поганые дроги К свалке везут, без друзей и родных, Вслед за хозяином вытянут ноги Пара гнедых, пара гнедых… Иной раз Пророкову было невмоготу рисовать фашистские морды, копаться о всей этой фашистокой почисти. Поль- рывался на свет, к морю. Перед ним лежали просторы пустынного берега, тая была большая земля, родина. Он с на- слаждением рисовал портреты героев, летчиков, которые позировали ему тут же на аэродроме, отличившихся в боях командиров, краснофлотцев. Все эти лю- ди пришли сюда с разных концов ве- ликой страны и в героические месяцы активнейшей обороны, контратак, отваж- ных боевых десантов стали братьями. Линия, которой художник передавал очертания этих лиц, становилась пластич- ной, рисунок - мужественным, все под- робности, которые иной раз затемняют образ, исчезали, и безмольный язык чер- ных силуэтов на белом поле газетного листа становился романтически приподня- тым, торжественным И спрашиваешь се- бя: откуда у молодого карикатуриста, мастера тонких иронических рисунков, взялась эта лаконическая суровая речь оратора, сочная, живописная манерапись- ма? Художник строгал линолеум, торо- пился, чтобы не задержать газеты, и под- робности сами собой исчезали. Так сам Пророков обясняет сложный процесс сво- его стремительного творческого роста. Но разве техника и темпы работы определя- ют рождение стиля?

ХУДОЖНИК НА ВАХТЕ ло го, как и сам художник. Его рисунок был чист и прозрачен, его влекли люди больших чувств, люди подвига. Задачи карикатуриста во фронтовой газете опре- делились сразу и прочно: отвечать за веселое настроение гарнизона. Есть отве- чать! Редакция «Боевой вахты» ушла глубоко в землю, где только и можнобы- работать в те дни, когда фашисты об- рушивали на крошечную территорию до шести тысяч снарядов в сутки. Отдел юмора веселил бойцов, разоблачал врага. Газета поддерживала дух гарнизона, Гар- низон питал свою газету примерами доб- лести, геройства, фронтового братства. Краснофлотцы приносили темы, соленые морские шутки, летчики - листки из Борис Пророков ушел на фронт доб- ровольцем. Почти десять месяцев вой- ны он провел на переднем крае оборо- ны среди балтийцев и бессменно нес свою вахту во фронтовой газете. Про- роков - художник, но в тех условиях он прежде всего был бойцом. Героически защищали краснофлотцы  территорию, им доверенную. Кругом все дышало войной. Даже величественные и суровые пейзажи, которые всегда приносят художнику отраду, серые мор- ские дали, сосны, шумевшие в мину- ты боевого затишья, нельзя было воспри- нимать вне войны. В лесах и скалах там- лись вражеские снайперы, земля была из- ранена десятками тысяч снарядов, гранит багрился кровью бойцов, скала, на которой была при- Бита красная звез- да, напоминала о подвиге разведчи- ка, убитого в бою. Краснофлотцы от- дали салют по- гибшему товари- щу и написали в своей фронтовой газете: «И если гы найдешь тот камень среди дру- гих таких кам- ней, то обними его руками, сво- им обо- дыханьем

СТВЬ

3 paro



03B05



него в упорнему человек посмотрел на почть фоторы

его M3CI рной

фу взобраться на плот». В этот момент волна оторвала его от Но дело не в этом. Эпизод с голубым шарфом, рассказанный майором, вполне вы-реален (хотя картина на пляже слишком «эстетна»), Ошибка автора в том, что, за- давшись целью написать историю подви- га, он оказался внеисторичен: поступок оторвал от характера. человеке на войне. «Кто был этот летчик… зачем вамзнать про то?» - спрашивает автор Как, зачем? Именно это мы и хотим знать, чтобы по- нять тайну рождения отваги. Если бы ге- рой был конкретен, если бы как-то пока- зана была его натура, то правда челове- ческого сердца, потрясенного видением убитой девушки, предстала бы пред на- ми, как обобщенный образ. Но тогда в рассказ не влезли бы «варианты» моего воображения! … может сказать автор. И бог с ними, скажем мы в ответ; как ни ороши они, мы них не нуждаемся. Нам нужна правда беспримерной дейст- вительности наших дней, а этого не уз- чать, если вы не даете нам характера. Своими путями, в борьбе идет боец к мужеству и ненависти Создать харак- тер - это и значит сказать правду  плота, он погрузился в воду и когда плыл, плота уже возле него не было. Фотограф все-таки спасся. Спаслись и те, кто был на плоту, И вот заключительная сцена рассказа: «Фотограф узнал того человека, что на плоту ответил ему: «Я». Он спросил, улы- баясь: «Ну, а как женщина? Успокой- ли?» Человек со шрамом смутился, но все же ответил: «Успокоили. Взяли себя в руки и успокоили. Ваш оклик вернул нас всех к жизни. Вы так неожиданно возникли из моря и так неожиданно ис- чезли, что мы потом, когда спаслись, все время думали о вас и говорили. И я пришел сюда специально рассказать ова- шем поведении…» -Ну, какое там поведение, - сказал фотограф. Вот «лейка» пошла ко дну, какая, если бы вы знали… Эх!». Мы узнаем о фотографе только то, как он вел себя в страшную минуту после пстопления парохода и как он любил свою «лейку». Но этого достаточно, чтобы   

al,

b

и,

стер цем

Сты грей». Равнодуш- на ной природы, без- мятежного «пле- нара» больше не существовало… Бориса Проро- кова вырастила комсомольская не- чать, Его карика- гуры, дружеские сочиня- шаржи б лись для читате- ля «Комсомоль- ской правды», та- уща кого же молодого и жизнерадостно-

3 ЛиТЕРАТУРА И ИскусСТВО 3 

«Гробовое

Позади осталась лирическая нежность с каким мы подходим к полковому зна- мени, простреленному в боях. неторопливого рисунка и веселый юмор

молчание»

Рисунок художника, Б. ПРОРОКОВА.