ГЕРОИЧЕСКИЕ ЗАЩИТИИКИ ИОСКВЫ И ТУЛЫ, ОДЕССЫ И СЕВАСТОПОЛЯ, ЛЕНИНТРАДА И СТАЛИНТРАДА ПОКАЗАЛИ ОБРАЗЦЫ БЕЗЗАВЕТНОЙ КРАСНАЯ АРМИЯ (СТАЛИН) ХРАБРОСТИ, ЖЕЛЕЗНОЙ ДИСЦИПЛИНЫ, СТОЙКОСТИ И УМЕНИЯ ПОБЕЖДАТЬ. ПО ЭТИМ ГЕРОЯМ РАВИЯЕТСЯ ВСЯ НАША нас громом держал «Балтиец» Рисунок 0. бойма. в.александров В Сталинграде на в всегда он площади и ныне Красной готовности, отозвался ми реко к нему пробиваются волжские баржи и лодки с боеприпасами, люди на берегу выстраиваются в цепь, в реве, в грохоте бомбардировок перебрасывают с рук на руки мины, снаряды, с рук на ру- ки до самой линии боя, где люди орос- лись с камнем, и камень стал тверже, ломает и гнет зубья немецкой военной машины. Сталинград показал всему миру, что значит четверть советското века. Когда немцы внезанно появились под городом, рабочие сели в танки, только что сделан- ные их же руками, и бросились в бой. Женщины пришли в полуразрушенные цехи заводов и стали ремонтировать пуш- ки, они сами тащили их на огневые по- зиции к артиллеристам. Зенитчики, охра- нявшие мирный город от нападенияc воздуха, опустили нацеленные в небо стволы орудий и стали стрелять по не- мецким танкам, Гвардейцы части Родимце- ва, спешно переброшенные с другого участка, пошли в контратаку прямо с не- реправы, взводами, ротами вышибали высот целые полки немцев, суворовским штурмом отбивали улицы и дома, кото- рые немцам удалось захватить после вар- варской бомбардировки о воздуха и мас- сированных танковых атак. Немцы подо- шли к городу силой целого фронта, Рус- ские их остановили в первые дни одиноч- ными ротами и полками. Оборона в Сталинграде труднее, чем где бы то ни было. С очки зрения военной теории, она почти невозможна в создав- шейся обстановке, У немцев - дороги,у них свободные территории для маневра. Оборона зажата в каменную тесноту дон мов. Удержаться втакихусловиях значит совершить чудо, которому изумится мир. Наши люди не помышляли о чуде, они просто дрались каким подсказываличесть и совесть советского человека Иневозмож- ное осуществилось -- третий месяц ни на минуту не затихает битва, каждый день о восходом солнца немцы возобнов- ляют штурм, они пропитаны запахом соб- ственной смерти, трушов тысяч и тысяч убитых солдат, тяжким кладбищенскиммдней вапахом военной неудачи, а Сталинград все еще наш, в наших руках. Вот сила нашей четверти века, революционная си- на народа. Мы чтобы много сделать трудились,

Без риторики

Евг. КРИГЕР

«Они стоят по грудь в земле, перед ни- по обличию видать было, что никто не бледнел, пвет лица не терял». «И в это время на нас ихний самолет «Рама» пикировать стал. Пикирует и пи- кирует, и до того эта «Рама» пикировала, что все ложился я, ложился, а потом вскочил на ноги, потому что уже сил моих больше не было, и стал ему по ко- ногонской привычке разные слова кри- чать повторить не могу, потому что женщины здесь. (Общий смех)». «А танки все идут и идут. И до того ружье раскалилось, что пришлось мне уж. с Беликовым по очереди стрелять, через раз - то я, то он. Так и продолжалось у нас дело, бились мы с танками весь день. Я стреляю, стреляю, погляжу на Алейникова - вижу, он в лице немного сменился. Ясно, хотя и гвардеец, но па- рень еще молодой. Я говорю: Алейник, не журись! Не журись, все равно оба живы будем. А Беликов мне из своего окопа кричит: «Смотри, Болото, не промахивай- ся!». «А я и сам стараюсь: знаю, что нам промахиваться нельзя, потому что как раз промахнешься, так нам всем за одно конец света будет». «И тут увидел, что Беликов от ружья оторвался и что-то на бумажке пишет. Я говорю ему: «Что ты пишешь?», Он гово- рит: «Я боевой листок пишу: за всех нас что бьемся по-гвардейски, не четверых, отдадимся живыми. Пусть от нас память будет. Может, наши придут и найдут». «Вот какой у нас бой был». Комментировать это не нужно и нель- зя: с такой полнотой сказался здесь весь человек, так хороши и человек, и рас- сказ, так это высоко. И так человечна эта высота. Было бы неправильно расценивать этот сать рецензию? - на что? на человече- рассказ, как литературное явление (пи- ский подвиг?) Здесь нечто несравненно большее, чем литература. И нельзя под- ходить к этому «от литературы». Наобо- рот, к литературе нужно подходить, от- правляясь от этого большего. Уважением к этому большему, к герои- ческой действительности, предопределены те требования, которые можно и должно пред являть к литературе. Этих требований много. Оскорбительным было бы всякое легков отношение к неи- моверным трудам войны, к людям, кото- рые подымают такую тяжесть. Описание минут перед боем из повести Гроссмана мы привели потому, что эти слова зна- чительны и серьезны, сказаны без лож- ного нафоса, доходят без повышения го- лоса. Здесь бессильна риторика. Не в во- клицаниях нуждаются эти люди. Когда Остап опрашивает: «Слынишь ли ты все это?» Тарас отвечает ему одним сло- вом: «Слышу». Перед лицом действительности стано- вятся нестерпимыми не только фраза и фальшь какого-нибудь Крикуна, но и лю- бая литературная искусственность и ус- ловность. Нельзя людей и события нашей войны втискивать в рамки испытанных временем условно-литературных схемСю- жет и фабула должны органически выра- стать из самой отражаемой писателем действительности, как у Василия Грос- смана («Народ бессмертен»): движение воинокой части -- это и есть движение самой повести; как в «Алексее Куликове» Бориса Горбатова: сюжет воспитание бойца, те сопротивления, которые он пре- одолевает. C. Лоскутов спрашивал себя: как ему писать о своем пребывании упартизан, и отвечал: «Буду писать без затей -- по порядку, все то, что было в действитель- ности» («Красная звезда»). подвер- «Художественный вымысел» гается суровой проверке. Умелой рукой можно изготовить любое изделие, закрыв глаза, не видя, не слы- ша; такое изделие останется мертвым;п механичность обнаружится сразу. сего Минуя фактическую достоверность, вы- мысел может принимать и легендарные формы - сама действительность леген- дарна, - если он живет тем жечем жи- вут теперь люди. Таковы черты легендарного в рассказе A. Платонова «Старик» («Красная звез- да»): «Этот район неприятель называет «зоной мертвого старика», тут будто бы воюет против всех немцев один мертвый старик», А он - живой, Он говорит о себе: «Раз я старик мертвый --- меня уж убить нельзя и одолеть то же самое». Характер главного действующего лица, слова и поступки - «вымышлены», но так, что в «вымысле» этом - правда: пужно пройти через тяжелые испытания, тогда не убьют и не одолеют. Можно отметить, что здесь обобщение, «вымысел» даже буквально встретились с действи- тельностью. Уже после того, как рассказ был написан и напечатан, нашелся по хожий живой старик (в корреспонденции Е. Кригера из Сталинграда, опубликовал ной в «Известиях»), заводской сторож. «Я теперь, верно, железный, Меня телерь ничем не убъешь. Меня уж один р убили». Приходит конец тем играмB ориги- нал ность тем попыткам придумыв для себя «свою собственную манеру». поискам «особого лица», «индивидуально- го почерка», которым когда-то уделило столько времени и внимания, Теперь, ка- жется, для всех стало очевидным, что не в этих стараниях вырабатывается подпин- ная индивидуальность, не в этих усилиях литературного себялюбия, ＿ а в другом, прямо противоположном движении чувст- ва и воли «Думайте не обо мне, а о траншеях», говорит военный в стихотвореник Уитмена. Думайте не обо мне, писателе, не о моей манере, думайте о тех людях, которых я вам хочу показать. Только так рождается личность худож- ника. Отлаваль чувство и мысль, способности и умение, всего себя тому, чго для тебя дорого; так достигается высшее, что мо- жет быть достигнуто человеком, - на ра- боте и в личной жизни, на войне и в нс- кусстве. Кнаги для молодежи К 25-летию Октября издательство «Мо- лодая гвардия» выпустило большими ти- ражами брошюры В. И. Ленина «Задачи союзов молодежи» и И. В. Сталина «О задачах молодежи», Вышли также: сбор- ник «Героическая молодежь Ленинграда на страже города революции» и очерки Ал. Хамадана. «Севастопольцы» (за- писки военного корреспондента) с пред словнем генерал-майора И, Петрова, ми пустое поле и пустая дорога; вот пройдет двадцать минут, и стремитель- ные, весящие две тысячи пудов пушеч- ные танки вырвутся со скрежетом в кру- тящихся облаках пыли. - Идут! -- кри- кнет сержант. - Идут, ребята, смотри!». «Они стоят в своих ямах, и нет никого впереди них… Облака над ними, проле- тит птица и скростся, они стоят по грудь в земле и ждут, всматриваются. Им отражать натиск танков. Их глаза уже не видят друзей, их глаза ждут врага». Никто из читавших повесть Василия Гросомана «Народ бессмертен» не забудет этих замечательных строк, Их сила в сознании ответственности, в том глубо- ком и напряженном чувстве, которое свя- зывает писателя с этими людьми, его фронтовыми товарищами. С ними, с теми, кто бьется за жизнь своего народа, вся страна; с ними всем своим дыханием, всеми своими по- мыслами. Этой направленностью опреде- ляются все наши оценки. В работе, в личном быту, в общественной деятельно- сти ценно то, что поддерживает и помо- гает, что крепит эту связь, это единство усилий. Те же оценки в литературе. Ее свет - всегда отраженный от жизни. И теперь тем важней, тем дороже для нас литература, чем ближе она к этой огромной и трудной жизни, к этим сра- жающимся людям, самому дорогому, что у нас есть. Нужно видеть их, слышать их голос. «Они не любят рассказывать о себе» в скольких очерках находили мы эту фразу. Да, они не любуются собой, их «я» у них не на первом месте. Онирас- сказывают о делах, о поступках, но так, что из рассказа, из поступка, из подвига проступает перед нами их личность, их человеческий облик. Степь, тепь, группа прорвавшихся неприя- тельских танков. «Два расчета гвардей- цев бронебойщиков залегли на холмике. Они не получали приказа отойти и оста- вались на рубеже, пока не были отре- заны от своей части». Два расчета; четыре человека. бойцы Беликов, Алейников, Болото, Самойлов. И два противотанковых ружья. Против них - тридцать немецких танков. Пят- надцать танков «запылало на поле не- равного боя». Остальные повернули назад. Так сообщала газета. В гвардейской дивизии, в рядах кото- рой сражаются эти четыре бойца, был митинг. Среди выступавиих был Петр Болото *). «Я сам из Донбасса родом. У меня дол гие годы под землей прошли. И коного- ном я был, и забойщиком вместе с братьями -- Семеном и Дмитрием. Вее трое под землей трудились, а теперь все трое за эту землю воюем». «Утро было. Только мы у себя в окоп- чиках за кашу сели, как нам кричат: танки! Я поставил кашу аккуратно, ду- маю: сем еще. (Смех). А уйменя все в окопе с той думкой вырыто, Чтобы удоб- нее было: слева -- для вещей разных, полочка земляная, справа -- для гранат». Первый танк не загорелся, но встал. «Стали мы бить по второму танку, но тут у нас, наверное, промахи вышли: он стоял, стоял, и дальше пошел - не по- пали в него мы. И тут они все один за другим мимо нас вдоль позиции пошли. Много их бы- ло. Я увидел, что много, и просто прямо ребятам сказал: ну что же, за Родину, за Сталина, за жену, за детей - бей по- гвардейскому закону! Если пропадем, так все зараз, а выживем - тоже все». «А огонь от них, прямо сказать, очень сильный был Все они шли мимо нас и из пушек и пулеметов смолили, так что наш окон землей забрасывало, - в гла- зах темно. Просто совсем рядом рвались снаряды ихние. Даже иногда самому уди- вительно бывало, что живу еще». «Третий танк так свечей загорелся, что даже никто и не выпрыгнул из него. А это вижу и Беликову кричу из окопа в окоп: «Ну, как ты, ничего?» «А ты?» «А я тоже ничего», «Ну, - говорю, - зна- чит и хорошо». «Такой мы о ним короткий разговор все время вели для бодрости духа. Но *) Его речь цитируем по книге «Законы со- ветской гвардин» (Воениздат, 1942 г.).  и тут перед нашими глазами проходит величественный ряд героев этой войны, от капитана Гастелло до Зол Космодемь- янской. Кожевников правдиво показыва- ет, что нравственная сила, рождающая во- лю к подвигу, больше, чем инстицки мосохранения, замечательно изображет. ный Джеком Лондоном в известном рас- сказе «Любовь к жизни». В поведении Жаворонкова и Михайло- вой есть разлад между сознанием и по- ступками: в сознании иногда образуются провалы и оба героя временами падают духом, но тщательно скрывают это друг от друга и все время ведут себя безуп- речно, Это показывает, что воля утвер- ждает себя ежечасно, ежеминутно, и да- же тогда, когда мысль об этом отсут- ствует, идет огромная внутренняя рабо- та над собой. Михайлова, которую конту- зила взрывная волна, приказывает себе: -С другими было хуже, и все-таки уходили. Ничего плохого не должно слу- читься со мной. Я не хочу этого. В рассказе Кожевникова не все понят- но сразу, без размышлений, Но это так и должно быть, если художнику удался характер, живой образ человека. Чтобы понять героя, читатель должен сжиться пим. Лаворонков человек «с оба- гренным сердцем», сосредоточивший всю свою жизненную силу на чувстве мести, изменяется после госпиталя, становится веселым, приветливым, Отчего это? Мо- жет быть, зародившееся новое чувство к Михайловой утолило его прежнее личное горе и преобразило капитана? Может быть, этот урок боевого товарищества укрепил его веру в человека? Во вся- ком случае это изменение внешних про- явлений героя не может не а нас радостного чувства, и хочется пове- рить,, что это так и было, потому что волевой характер сочетается не только с затаенной нежностью к товарищам и близким, но и с открытой, веселой ду- шой друга людей. С законной гордостью отдаем мы себе сегодня отчет в том, что русские харак- теры, подобные капитану Жаворонкову и дедушке Тишке, выплавлены из народ- ной руды и закалены в большевистскую сталь Великой Октябрьской социалисти- ческой революцией. Эти люди воли и красоты духа се- годня стали основными героями всей со- ветской литературы.

ровый и трудный, день празднества и день боя, поднялся и над Сталинградом, Попрежнему только к утру затихла рабо- та на переправе, и пробитые снарядами баржи, баркасы, дощатые рыбацкиелодки, буксиры с проломанными бортами и про- Этот ноябрьский день, прекрасный, су- дырявленной осколками палубой прижа- Сталинград. лись к берегу, укрываясь от немцев, и матросы взялись за молотки -- заделы- вать пробоины, затягивать дыры, гото- виться к ночи. Попрежнему с рассветом появились над городом и над Волгой не- мецкие бомбардировщики, протяжный крик «во-оздух!» привычно отозвался в ушах, не трогая никого, не задевая соз- нания, нервы одеревянели, чувство она- сности загнано внутрь, сухой и трезвый расчет подсказывает, далеко или близко упадет бомба, и люди работы не преры- вают. Попрежнему в подвалах и в проло- мах домов, в грудах битого камня, в ямах, водосточных трубах, в уцелевших ещеды- моходах - всюду, куда может просунуть- ся человек с винтовкой, с гранатой, бой- цы ждут начала немецкой атаки. Люди вросли в камень, слились с городом в одно целое, и камни города стали живы- ми. В них слышны шорохи, человеческое дыхание, стук закладываемой обоймы. Где будет атака? Как в прошлую ночь, как вчера, как месяц назад, камни города го- овятся к бою. Когда снаряд попадает в стену, из камня сочится кровь. Если че- ловек остается живым, он продолжает стрелять. Нет уже многих улиц, многих домов, но есть русская оборона, советский Где бы мы ни были, в тепле или в хо- лоде, в оовещенных праздничных валах или в землянках, на фронте или в глу- боком тылу, - мы помним о нем, о городе нашей стойкости, городе нашей славы, Четверть века прошло с тех пор, как Россия стала советской. В Сталингра- де, как и всюду на фронте, ядро армии, ядро обороны составляют люди, воспи- танные революцией, подвигом партии и народа. Они помнят железные ночи Трак- торостроя, Магнитки, Кузнецка, бураны в степи, ледяной ветер, от которого дыха- ние застывало во рту и кожа трескалась на руках и губах, оркестры, игравшие марши в буране, труд комсомольцев-бе- тонщиков, стариков-арматурщиков, гнав- ших бетон днем и ночью, чтобы заводы были построены к сроку на Волге, на Урале, в Сибири, чтобы как мож- но скорее был взломан, пробит, рас- чищен выход из мглы, нищеты и ду- ховного и физического рабства никола- евской империи, выход в будущее для освобожденной энергии народа. Четверть века, начатая залпом «Авроры», отложи- лась в сердцах и в сознании миллионов людей силой, которая стала теперь силой нашего фронта, силой Сталинграда. Сталинград - город нашей молодости. Молодые заводы, молодые сады на левом берегу Волги, новые школы и институты, новые улицы. Я видел юношей и стари- ков, плакавших при виде горящего города, в котором многое создано их руками. До- рого заплатили нем- цы за эти слезы дивизиями мертвецов, армадой танков пробитой броней, ги- белью немецких на- дежд на стремитель- ный выход к Волге, безумием немецких солдат, сходивших C ума при столкнове- нии с русской стой костью Сталинграда. Много степных дорог ведут к городу на герритории, занятой немцами; третий ме- сяц Гитлер гонит по этим дорогам вой- ска, машины, снаря- ды, резервы, чудо- вищный груз наступ- ления, у нас - одна переправа, путь к городу через воду. в дыму, под бомбами и снарядами, под пу- леметным огнем. Од- на русская перепра- ва стоит многих не- мецких дорог, - го- род держится, по вздыбленной взрыва- В районе Семки

советских орудий на всей линии фронта от Черного моря до Ледовитого оксана - могучий голос двадцатипятилетия, голос Магнитки, дающей сталь для орудий, го- лос молодой индустрии Урала, Сибири, востока и юга нашей страны, Но войны выигрываются не тольно оружием. В вой- не побеждает и нравственнаясиланарода Сегодня она воплощена для нас в одном слове: - Сталинград! Мы помнили о нем в празднестве но- ябрьского дня, Там не было ни многолюд- ных собраний, ни демонстраций. Красные флаги не были подняты на стенах домов хотя бы котому, что нст этих стен, все разрушено, дрожащие в канонаде дома держатся, как форты, пули визжат из каждой щели, из каждой дыры. Праздник здесь провели, как обычно, -- в бою, Тут дерутся за Волгу, за русскую реку, за снас, за наших детей. Каждый, кто был в эти месяцы в Ста- линграде, оставил там часть своего серя- ца На нути в Сталинград я встретил воз- вращавшегося оттуда Константина Симо- нова. На фронте он с первого дня вой- ны, но никогда до тех пор я не видел его таким углубленно-сосредоточенным, молчаливым, невнимательным к тому, что происходило и говорилось вокруг. Потом мы поняли причину его отчужденности, которая вначале показалась обидной. Внутренним зрением, мыслями, памятью был еще там, в Сталинграде. Виден- ное на переправе, на Волге, в районе за- водов как будто обожгло его и оставило след навсегда. Как и все мы, он, види- мо, думал тогда, какими словами расска- вать о людях небывалой обороны. Нет еще слов, равноценных подвигу Сталин- града, Их нужно найти, Позже возле са- мого города я видел Василия Гроссмана. Он вернулся с участка, где чудом дер- жалась гвардейская часть. Несколько писал и, когда закончил послед- нюю страницу для «Красной звезды», он задумался, помолчал и вдруг сказал очень решительно: - Нет, трудно быть в стороне. Нужно вернуться, обязательно нужно вернуться туда. Поедем, товарищи. Там, в огне обороны, советский писа- тель хочет найти слова такие же силь- ные, простые и прочные, как дело бой- цов, защищающих русский город на Вол- ге. Это - наш долт. В канун празднества я все думал, как проведут этот день там, на Волге, Пожн- лой политотдельский лектор в очках по- дойдет к переправе, к волгарю, сидящему возле лодки с законопаченными дырами от осколков, и, пригнувшись при свисте снаряда, переждав, когда ухнет и разор- где-то позади, перелет, скажет: - Давай, старина, пока нас с тобой не накрыли. - Ишь ты, - скажет лодочник. Неужто туда? Это днем-то? Туда. Да, мне не впервой. Садись, a я оттолкну. И они поплывут на лодке через реку, B дыму, поплывут не прямо, а зит- загами, и тем, кто не видел Сталин- града в дни обороны, эта поездка чело- века в очках покажется странной, как если бы он ехал читать лекцию не в го- род, а в кратер вулкана. Лодка причалит к берегу, изрытому воронками, лектор, слегка втянув голову в плечи, перебежит открытое место от воды до склона при- брежного холма и скроется в землянке, С наступлением темноты он появится где- нибудь в сыром и холодном подвале, у входа в который стоит пулемет, возле него соберутся люди в шкнелях, бойцы Сталинграда, и пока не будет сигнала о выходе в бой, здесь начнется беседа, За- жгут свечи, рассядутся на полу. Лектор откашляется и скажет: - Товарищи… Погромче, -- крикнут ему. На воле бухают очень, не слышно. Товарищи, - скажет лектор более громко, -- двадцать пять лет тому назад… Так день, прекрасный, суровый и труд- ный день празднества и день боя под- нялся и над Сталинградом.

Вера ИНБЕР Энская высотка Возле полустанка Травы шелестят. Гусеницы танка Мертвые лежат. Черную машину Лютого врага Насмерть сокрушила Русская рука. Смелостью и сметкой Кто тебя сберег, Энская высотка, Малый бугорок? Пламенной любовью Родину любя, Кто своею кровью Защитил тебя? О тебе лишь сводка Скажет между строк, Энская высотка, Малый бугорок… Чуть заметный холмик… Но зато весной О тебе напомнит Аромат лесной. О тебе кузнечик Меж высоких трав Простучит далече, Точно телеграф. Девушка-красотка О тебе споет, Энская высотка, Малый эпизод. Песнями, цветами Век отчизна-мать Все не перестанет Сына вспоминать.

Чувс кваты раки, нчест В лет вавл введе дд дуи гдей когут Кор иста пазд ТЬСЯ ро пона в

удовлетворения сделанным, но артилле- рийский салют на Красной площади из года в год резко и грозно наломинал нам в ликовании празднеств, что мы живем в мире, где возможно такое уродство, как фашизм. И мы готовы были к боям, и когда невиданно жестокая война внезално и подло ворвалась в наш мир и труд, то немцы столкнулись с такой силой отпора, с такой стойкостью, которые могут быть только у народа, имеющего за плечами четверть века настоящей свободы, чества, возрождения. Традиционный артиллерийский салют твор-вется  

юй

травд навы Лени ыла 0,

н

Пос

,

к

увыс I эт

дател

Пр ртел интел »

Закончен фильм «Лоннуградны Режиосерами С. Герасимовым и М. Ка- латозовым завершен художественный фильм «Ленинградцы». Новая картина рассказывает о мужест. венных людях героического Ленинграда, в тяжелых условиях блокады отстаиваю- щих любимый город от посягательств врага, о рабочих и инженерах Кировского вавода, самоотверженно строящих танки для защитников Ленинграда. В главных ролях снимались артисты Б. Бабочкин, Т. Макарова, Б. Блинов и др. 

будуг вр

M

B.

Кадр из Союзкиножурнала № 76--77. Д. Ибрагимова, г. Островокого, операторов B. Орлянкина и В. Шадронова.

B. ПЕРЦОВ Рассказы о наших людях кого Тишки в стале врага начинаютскла- дываться легенды? Все жители деревни Отцовы Отвершки ушли от немца, остался один только де- душка Тишка. Я тут буду, - сказал он. - Я, может, один окорочу всего немца!» Вот тебе и «один в поле не воин!» На рассказе Андрея Платонова, в самом деле, лежит отнечаток легенды, но это вполне реалистическая легенда наших дней, когда воля миллионов - стремле- ние во что бы то ни стало освободить оскверненную врагом любимую землю -- передается одному и рождаетчудеса геро- изма. Образ «сердитого сердцем» дедушки Тишки -- бытовой и символический в од- но и то же время. И это вполне законо- мерно: индивидуальный подвиг на гла- зах современников превращается в сказа- ние, в миф. Откуда берутся в ином, со- вершенно, казалось бы, неприспособлен- ном к войне человеке, который, как го- ворится, мухи не обидит, неожиданные, необятные силы, когда он оказывается народным мстителем в отечественной вой- не Дело нельзя свести к особенностям индивидуального характера. Таких обык- новенных людей, которые, ничем особен- ным не выделяясь в мирной жизни, сей- час стали грозой немецких оккупантов,- десятки и сотни тысяч. И, стало быть, неизбежно - образ индивидуального под- вига, чтобы стать конкретным, не может не быть символическим. Таков дедушка Тишка в рассказе Пла- тонова. Боль за поруганную врагом, оне- мевшую, тоскующую об ушедших людях землю вызывает в нем такое ожесточение, бесстрашие и такую решимость действо- вать, которые превращают слабого, безо- ружного старика в сильного и опасного противника. Очнувшись после ранения, Тишка поджигает родную деренню так ловко и умело, что она сразу вся заня- лась огнем, и обезумевший от страхавраг покинул ее. «- Ошалел конопатый,-подумал Тиш- ка. - Озорства в них и алчности много, а силы настоящей нету, нет - нету! Да откуда ж взяться у них настоящей си- Русская история всегда была богата во- левыми деятелями. В одной из своих ста-  тей Белинский, делая обзор русской ис- тории от «драчливого», по его выраже- нию, удельного периода до создания еди- ной могущественной России, великолепно опроверг легенду о «смирении» русских. «Дмитрий Донской, - писал он, - ме- чом, а не смирением предсказал татарам конец владычества над Русью». Черны- шевский говорил: «Энергия в русском человеке подавлена обстоятельствами…» Однако в русской литературе волевые ха- рактеры встречались не часто. Правда, навсегда запомнилась непримиримая фи- гура Рахметова из «Что делать?» -- «ри- гериста», подвижника во имя действенной любви к людям. Но все-таки Рахметов исключение. И нужно было явиться Горь- кому, чтобы в нашей литературе забли- стал обаятельный образ гордого челове- ка, отразивший коренные черты русского характера Постоянная его черта воля до край- ности обострена сейчас войной, чувством гнева. Все возрасты, все общественные состояния демонстрируют ныне единую, яростную, день ото дня крепнущую и на- кэляющуюся волю: стереть ненавистного врага с лица родной земли. Понятно, что каждый живой художник стремится показать нам те величайшие резервы духа, которые таятся в наших людях. Особенно интересны в этом смы- сле недавно опубликованные рассказы: A. Платонова «Старик» и В. Кожевникова «Март-апрель». Герои А. Платонова и В. Кожевникова старик, профессиональный воин, де- вушка - равноправные участники борь- бы. Как изменила война некоторые пред- ставления, складывавшнеся веками! Ве- ками учила пословица: один в поле не воин. Сейчас это звучит странно: а снай- пер, а бронебойщик? А если этот «один» маленький, сердитый дедушка Тишка (из рассказа Андрея Платонова), воору- женный только палкой и такой страшной волей уничтожить или, как он выражает- ся, сокоротить» врага, что вокрут малень- ле-то?-- Неоткуда ни одна живая душа не прильнет к ихнему делу…» Этот страшный для немцев одиночный боец символизирует торжество русского волевого характера в отечественной войне с немецкими захватчиками. Это прекрас-к но показано у Платонова, Нехорошо толь- ко, что Тишка слишком чудак и хотя «юродство» в его поведении составляет в данном случае его индивидуальную черту, целесообразность иных его по- ступков вызывает сомнение, Но в кон- це концов не сомневаешься в том, что именно такой Тишка «окоротил» неприя- теля -- врага. Сила платоновского талан- та такова, что видишь его героя во всем своеобразии его бытового облика, его поч- венности, чувствуешь в нем мудрую цель- ность и народную убежденность в нена- бежной гибели врага. Тишка … это и есть народ, добрый по природе, а теперь ожесточившийся до предела, подтянув- шийся, готовый сломать любые преграды и укрепления, воздвигнутые немцами. Когда воюет весь народ, защищая свою родную землю, то каждый отдельный че- ловек, каждый «один» воин, где бы он ни был, -- в поле, в воздухе, над или под водой. Но для этого он должен быть несгибаем и сердит сердцем, как Тишка. Таков и капитан Жаворонков в расска- ве Вадима Кожевникова «Март апрель». У Кожевникова много внимания уделено природе, но его превосходный рассказ можно назвать рассказом о природе че- ловеческой воли в этой войне. Природа у Кожевникова некрасивая, мокрая, крайне неудобная для советских десант- ников капитана Жаворонкова и радиста Михайловой, природа, предвесенних меся- пев, когда особенно трудно по талому снегу выбираться из немецкого тыла. Именно такой нейзаж необходим худож- нику, чтобы обосновать поведение его героев. Жаворонков - резкий, колючий, иронический человек. Он напоминает Ба- сова из «Танкера Дербента» Юрия Кры- мова, Тот тоже не хотел ладить с людь- ми, которые мешали ему работать. Эти угловатые, волевые натуры мучаются скрытно и нередко предночитают брать на себя одного риск опаспого замысла. Однако ошибется тот, кто сочтет такого 2человека индивидуалистом. Нет луч- ших товарищей, чем Басов или Жаворон-

ков, и нет большей нежности к человеку, чем у этих нелюдимов, которые стыдятся проявления чувств, считая их «телячьи- ми нежностями». B Жаворочкове обманываются товари- щи, составившие о нем мнение, как о сухом, недружелюбном человеке. И вот в рассказе Вадима Кожевникова особенно хорошо то, что Жаворонков, беспощадный себе, как Рахметов у Тернышевского, нетерпимый к малейшему упущению во- инсвого долга у других, не может обма- нуть итателя, сердшем чувствующего, что перед ним на редкость ласковый, от гомно заботливый в любви человек (и в ом, опятьтаки, у него общее с героем тернышевского). Может быть, ему лече исполнять свои обязанности, когда другие не понимают, что он человек добрый. нежность волевого характера подчерк нута у Кожевникова одной прекрасной деталью в поведении девушки-радиста Михайловой, ничуть не уступающей ка- питану в стойкости. Они лежат в одном спальном мешке, оба измученные до пре- дела: «С ветви дерева, склоненного над ямой, падали на лицо спящего тяжелые капли воды. Девушка освободила руку и под- ставила ладонь, защищая лицо спящего. Когда в ладони скапливалась вода, она осторожно выплескивала ее». Жаворонков и Михайлова, не вполне еще это сознавая, любят друг друга, но в рассказе происходит ревнивая дуэль двух волевых характеров, для которых высшим законом служит исполнение воинской за- дачи. Оба изнемогают от лишений, от ис- тощения и ран и тем не менее помогают друг другу из последних сил, причем бремя помощи берет на себя тот, кто как раз в данный момент больше ослаб Подем воли происходит наперекор физи- ческому изнеможению, благодаря слож- ным взаимоотношениям, складывающим- ся между мужчиной и девушкой, между начальником и подчиненной. Природа человеческой воли в нашей войне раскрывается Кожевниковым, как нравственная сила ненависти к врагу и любви к родине. И это не только сила массового героизма, но и, едва ли не в большей степени, основа индивидуального подвига. Тут старая пословица права аб- селютно: все за одного, один за всех. Один за всех! -- и девушка-радистка без раздумья становится ориентиром для при- цельной бомбежки наших самолетов по вражескому аэродрому. Один за всех! --

Eborp Про

Вы удо

едать Вхо

3об

Mo

ббра

  2 ЛиТЕРАТУРА И ИСКусСТВО

Be