Литературная газета № 41 (677) ». 3. y. А. ЖАРОВ Ю. ОЛЕЩА. K. КАЙТАНОВ мне нужна, это какие-то поиски жизненных реальностей, бога, быть может, и что для меня бог есть неч- то предельно физическое, не ду- ховное, не общественное, не наци- ональное. Итак, бунт Олдюнгтона сводится к желанию уйти в не духовное, не об- щественное и не национальное. Куда же? Происходит забастовка. Куда идет герой Олдингтона? В штрейкбре- херы. Он в качестве правительствен- ного волонтера помогает выпуску га- зеты, типография которой бастует. И этот солдат, участник мировой войны, проклинавший капитализм, или, как он говорил тогда, - «индустриаль- ную машину», - теперь восклицает: Если народ действительно со- рвется с цепи, то многим здорово попадет. Но если у них и много негодования, зато нет оружия. Кро- ме того, что можно сделать против танков и пулеметов! От желания уйти в необщественное следы». герой приходит к весьма четкой об- щественной позиции: он ненавидит революцию. Мощные идеи социализ- ма ему непонятны и враждебны. Тони чувствовал всеми фибрами своей души, что, если Робин уста- новит диктатуру пролетариата и попытается силой заставить его ра- ботать, он сбежит за границу, если это будет возможно, если же нет, то он скорее предпочтет, чтобы его расстреляли… Затем совершается нечто такое, что делает позицию автора просто коми- ческой. Решив, что ни капитализм, ни диктатура пролетариата ему не по вкусу, Антони Кларендон отправляет- ся путешествовать. Благо, он человек богатый, рантье, обладающий теку щим счетом в нескольких банках Европы. Опять остров Эя. И теперь уже, разумеется, на чудесном острове обретается затерянная Ката. Опять сцена купания. В библиотеке «Огонек» вышла кни- жечка молодого поэта Сергея Ва- сильева. В нее включены стихотво- рения, о которых уже писалось и го- ворилось (напр. «Застольная песня»). Включены и новые работы. Среди них следует отметить одну, на мой взгляд, наиболее значитель- ную. Это маленькая подна ронную тему под названием «Грани- ца». Автор от лица советского погранич- ника ведет простой и взволнованный рассказ о небольшой стычке двух по- граничных бойцов с нарушителями границы. В лирическом вступлении, рисую- щем несколькими скупыми штриха- ми весну на рубеже, хорошо передано ощущение напряженной тишины, на- стороженности. Тишину подчеркивает и «талый за- пах тяжелого снега», и «невидимый дым от воды», и «посиневшие волчьи «На прогалинах стала трава зеленеть. И сверкала за дальним откосом река, Как студеная грань у штыка». Два друга-пограничника вместе с «преданным им, прославленным псом «Незабудка», заслышав шорох, залег- ли в кустах в ожидании незванных гостей. «Много хитрости разной В лесах рубежа» Очередная хитрость предстала в таком виде: с вражеской стороны «качаясь, таща корневища кривые, пять лохматых кустов поднялись на дыбки. И пошли по прямой, словно звери живые. Передвинутся. Встанут. И снова в поход.» Кустообразные нарушители пере- шли советский рубеж, Можно было стрелять по ним. Обратить их в бег- ство. Но важнее взять врагов живы- ми. Пустили их в глубь нашей тер- ритории. Открыли стрельбу по ногам одних. На других яростно набросился пес «Незабудка». Четверо сдались. Пя- тый бежал. Погнавшись за ним, один из по- граничников - Алексей -- пал жерт- вой коварства врага. Поэтическое разрешение темы да- но в концовке: Торжественно-приподнятые строки о шествии товарищей, несущих бес- смертие Алексея, шествии команди- ров и пионеров, которые «на сафья- не несли его боевое оружие», - плав- но переходят в лирически-мягкое воспоминание: Смерть Ричарда Олдингтона мы знаем по двум его книгам - «Смерть героя» и «Дочь полковника». На основании этих книг можно было говорить, чт Олдингтон принадлежит к тем пе- редовым писателям Запада, которые полнимают голос против капитали- стической системы. Перед нами новый роман Олдинг- ун - «Все люли Брагиь, напи санный в 1934 году. Писатель, казавшийся нам близ- м написал книгу, пронизанную тенденцией, которая резко расходит- ся с нашим пониманием современно- сти. Олдингтон - член буржуазного общества и к тому же английского. Он может заблуждаться. И такое за- блуждение было бы извинительно. Но на этот раз заблуждения нет. Есть именно тенденция. И тенденция эта направлена против социалистической революЦИИ. Роман начинается с изображения детства героя, Что это за детство? - Никто никогда не говорил То- ни, что в Англии есть обширные районы, где дети никогда не видят зеленой травки, где вечный дым скрывает солнце, где дождь черец от копоти, и жизнь подобна органи- зованному аду.
N героя
«Граница» Поэма Сергея Васильева
Двойной затяжной прыжок Из записок летчика-парашютиста
них и понял, что это - собор в па- мять войны, где они все были по- хоронены. очень страшно похоронены все Это очень сильно, видение собора, где убитые на войне!
28 июля в Ленинграде известный парашютист-орденоносец старший лейтенант К. Ф. Кайтанов поднялся в воздух на самолете, пилотируемом летчиком М. И. Скитевым.
Тони не похоронен. Он жив. Тут Олдингтон варьирует ремарковскую тему о возвращении после войны, Первым делом Топи хочет восстано- вить гармонию. Он бросается к ста- туям, к картинам, к колоннам, к кни- гам, - ничего не выходит! Все погиб- ло. Гармонии нет. на вереницу Он долго глядел на юношей, думая о других юношах, он видел, как их хоронили, и сам помогал хоронить, а затем вынуж- ден был с недоумением признать, что мрамор потерял для него вся- кое значение. Он ищет людей, к которым тяну- лось его сердце в счастливые дни, когда ему еще не пришлось стать сол- датом. Но и в мире людей гармония разрушена. Друг, советовавший ему жить с увлечением, умер. Тони бли- зок к самоубийству. У меня такое ощущение, словно я разбился вдребезги, упав с крутой скалы, и теперь пытаюсь собрать все кусочки вместе. Но есть еще одна возможность соб- рать разбитое. Нужно отыскать ту, с которой его разлучила война. Он отправляется на поиски. Он едет в Вену. Увы! Дом, где она жила, зако- лочен. Остров Эя! Но и там ее нет. Конец. Итак, перед нами драма человека, вышибленного из жизни войной. Он потерял душевный покой - «гармо- нию», он не верит в возможность дальнейшего существования порядка, который привел к войне, он лишился личного счастья. Не в первый раз трактуется эта те- ма в современной западной литера- туре. Тема тупика, поисков выхода. «Фиеста» и «Прощай оружие!» Хэмин- гуэя посвящены тому же. Олдингтон выражает эту тему в следующих сло- вах: … Как создать хотя бы относи- тельную гармонию из современных сил и диссонансов? И в третьей части романа Олдинг- тон пытается ответить на этот воп- рос. Естественно, что, признав по- рочность капиталистической системы, Олдингтон должен был бы устремить свое внимание на те силы, которые с этой системой борются. Что же проис- ходит? В третьей части романа изобража- ется всеобщая забастовка в Англии. Герой к тому времени стал деловым человеком, участником крупного предприятия. Как это случилось, не- известно. Мы застаем Тони дельцом. Он женат, он разбогател. Он продол- жает бунтовать, мирное существова- ние подобного рода его не удовлетво- ряет. Сперва мы сочувствуем этому бунту. Мы предполагаем, что у героя имеются ясные политические уста- новки, Если не капитализм, то, есте- ственно, победа масс, рабочего дви- жения, социализма. Мы помним: у ге- роя есть друг, по имени Робин, со- циалист. Еще юношей герой вел со своим другом разговоры о классовой борьбе, Может быть, теперь он пой- мет, где истина. Но вот разговор между Тони и социалистом Робином. Я задыхаюсь от этих вечных политических дискуссий. Я готов поверить, что намерения у всех этих людей хорошие, но не могут же все они быть правы! И я не вижу, как можно достигнуть боль- шей справедливости, мира и счастья на земле, если не увеличит- ся число справедливых, мирных и счастливых людей. -- Совершенно верно, но как их сделать такими? Не знаю. Во всяком случае, не путем классовой войны… Таким образом классовая война не представляется Олдингтону выходом. Но выхода он все же ищет. Хорошо, что же это за жизнь, которая тебе нужна? Тони подумал немного и затем сказал медленно: - Здесь опять-таки бесполезен язык арифметики или порядочно- го общества. Поймешь ли ты меня,
На высоте 10.200 м. Кайтанов приготовился к прыжку, а на высоте 9.800 м. отделился от самолета. В 8 часов 44 минуты т. Кайтанов благополучно спустился близ Ленин- града, установив новый абсолютный мировой рекорд высотного прыжка с кислородным прибором.
«И припомнилось, что Алексей получал Из Воронежа письма в зеленых конвертах. И ответы писал по двенадцать листов. И закладывал Каждый из них резедою.» Но не сентиментальностью, а неж- ной любовью к жизни веет от облика Алексея. Вместе с этой любовью к жизни, по мысли автора, только лю- бовь к родине полновластно владеет сердцем советского пограничника. Любовь к жизни и любовь к роди- не. Оба эти чувства не умирают со смертью одного из нас. Они остаются живыми среди народа, среди близких и друзей. говорящих: любим!» - Дорадуемся! -- хочется сказать читателю в тон заключительных строк поэмы: «Доживем за него, дострадаем, до- «Хлынул дождь. Он пошел по полям стороной, По озимым хлебам, над колхозным привольем, Разбиваясь о крыши, свисая по кольям, Плодоносный, весенний, косой, проливной»… Надо сказать, что образ Алексея, центральный образ поэмы, мог бы быть ярче, если бы С. Васильев су- мел показать его не в двух планах, а несколько многосторонней и пол- ней. В упрек поэту надо поставить и не- доработанность, тяжеловесность от- дельных строк, вроде: «рушилась мгла, налагая на землю оковы запрета». ке: Это вычирно и плохо Совсем пе кстати иногда и эолание шегольннайти внутренней рифмой, например в стро- «обернулся и выстрелил гад наугад». И рифма не богата, и щегольство не овелино, а смыслу явный ущевб. «Гадь обарнулся и выстрелил не «наугал», жертвой случая, то вся поэма должна
Ниже мы печатаем отрывок из «Записок летчика-парашютиста» К. Ф. Кайтанова, которые полностью появятся в журнале «Знамя». В помещае- мом отрывке т. Кайтанов рассказывает о своем первом двойном затяж- ном прыжке с отстегивающимся в воздухе парашютом. на нем благополучно приземлился. такой прыжок, - подумал я. Как-то в одном из журналов я про- чел о том, что за границей был произ- веден двойной затяжной прыжок с отстегивающимся в воздухе парашю- том. Парашютист, выбросившись из са- молета и пройдя затяжным прыжком несколько сот метров, открыл пара- шют, затем отцепил его и снова кам- нем полетел вниз. В 300 метрах от земли он открыл второй парашют и - Интересно было бы совершить В августе 1934 года, возвращаясь из отпуска, который я провел в Се- вастополе, я остановился на несколь- ко дней в Москве. Зашел проведать своего старого приятеля, товарища Мошковского. После первых обычных в таких слу- чаях восклицаний, дружеских похло- пываний по плечу, разговор естест. венно перешел на близкую нам тему - о делах парашютных. 18 августа в Москве должен был состояться большой авиационный праздник. Товарищ Мошковский рас- сказывал о нем с большим воодушев- лением. Перед праздником должна была со- стояться большая репетиция, и Мош- ковский предложил мне принять в ней участие. Увлечение, с каким Мошковский говорил об авиацион- ном празднике, не могло, конечно, не сочувствия в сердце другого парашютиста, Я принял его предло- жение. В начале я думал, что буду только зрителем, но неожиданно выяснилось, что и я смогу быть активным участ- ником праздника. Товарищ Мошковский как бы вскользь уноманул, что у лего име- ется парашют, который отстегивает. ся в воздухе. Не воспользуюсь ли им я для участия в рецетиции к празд- нику? Надо ли говорить, с какой ра- достью принял я это предложение? Репетиция была назначена на 3 ав- густа. В этот день вся Москва устре- милась на аэродром в Тушино. Сотни автобусов и легковых машин, тысячи велосипедов и мотоциклов заполнили асфальтированный путь Ленинград- ского шоссе. Чем ближе к аэродрому, тем поток становился больше. Растекаясь ручья- ми, все устремлялись к воротам. Мно- безбилетные, не попав на аэро- дром, расположились вокруг него. Они захватили с собой патефоны и гитары, - на лугу образовались весе- лые живописные группы. Я всегда с особым радостным чув- ством гляжу на такие массовые сбо- рища, Каждый из этих тысяч людей, пришедших посмотреть на достиже- ния нашей авиации, кажется мне род- ным и близким. В этот день была только репетиция к празднику, но все же народу пришло очень много, Можно себе представить, сколько де- сятков тысяч москвичей посетит са- мый авиационный праздник! И что еще интересно отметить, … наш гражданский энтузиаст прекрас- но научился разбираться в погоде. В этот день небо было облачным, дул небольшой ветерок, и все же москви- чи знали, что и в такой день наши летчики и парашютисты работу не приостановят. По условию, прыгнув с высоты око- ло 2000 метров и пройдя затяжным прыжком 700--800 метров, я дол- жен был открыть парашют, опустить- ся на нем метров на 150, отцепиться от него и снова падать затяжным прыжком, стремясь сделать затяжку как можно длиннее. Самолет, оторвавшись от земли, начал набирать высоту. Я стал смо- треть вниз. Аэродром казался живым муравейником. Было непостижимо, как они там внизу ухитряются не наступить друг на друга. Репетиция уже началась, а приток людей не пре- кращался. Казалось, что какой-то магнит тянет зюда всех москвичей. Подняв руку, летчик указывает мне на облака. Мы подобрались к ним вплотную. Казалось, что облака сей- час лягут на крылья самолета, по- кроют нас белесым туманом, и мы ничего не сможем увидеть. Высота 1000 метров - и это все. Выше подниматься нельзя. - Снижаться? - спрашивает лет- чи. Снижаться -- значит упустить та- кой прекрасный случай. Неизвестно, когда он еще повторится. Что делать? - Буду прыгать! Даю летчику сигнал, а сам начинаю готовиться к прыжку. Осторожно вы- бираюсь из кабины и отталкиваюсь. Когда по моим подсчетам пропадал триста метров, я перевернулся на спицу и раскрыл нагрудный пара- шют. Змейками промелькнули белые стропы, Сильный рывок, и парашют раскрылся. Вслед за тем произошло что-то со- вершенно неожиданное. По всем пра- вилам парашют должен был начать плавное снижение, как вдруг я по- чувствовал, что металлические за- стежки, соединявшие меня с подвес- ными лямками парашюта, не держат его Парашют, ничем со мной не свя- занный, стал от меня отделяться. Ин- стинктивно одной рукой я схватился за лямки удаляющегося парашюта, но, конечно, удержаться не мог. Па- рашют тянула сила в сотни раз силь- нее моей. Вырвавшись, парашют, иг- рая стропами, с летел вниа. Ничего подобного со мной еще не было. На какую-то долю секунды ме- ня охватил страх, но вслед за тем мелькает мысль. - У меня есть еще один парашют. Перевертываюсь вниз головой. До земли осталось метров 600. Решаю па- дать затяжным прыжком еще мет- ров триста. Когда до земли осталось метров 250, я нащупал рукой вытяж- ное кольцо и выдернул его. Снова промелькнули белые змейки строп. С каким-то особым вниманием ожидаю рывка. Похоже на то, что я вновь переживаю свой первый пры- жок. Молнией мелькает мысль, «а вдруг и этот парашют вырвется». Сильный рывок потрясает все мое тело. Парашют раскрылся. Начинает- ся плавный спуск. Поправляя стропы, я ощутил острую боль в правой руке. Очевидно, я ее поранил об острые концы лоп- нувших металлических застежек уле- тевшего парашюта. Вся рука в крови. Боль становится все сильнее. Сразу- же после приземления подехала са- нитарная машина, и тут-же мне сде- лали перевязку. Меня попросили выступить перед микрофоном и рассказать собравшим- ся на аэродроме о своем прыжке. Вот я и на трибуне. Все происхо- дит необычайно быстро - не успел я оправиться от пережитого в воздухе, как неожиданно я оказываюсь перед двумя микрофонами. Выступать перед микрофоном мне еще не приходилось. Волнуясь, я на- гибаюсь к микрофону и не говорю, а кричу, Не зная, куда деть руки, одну кладу в карман, а другую -- на микрофон, Какая-то женщина очень тактично поправляет мою ошибку. Я рассказал собравшимся москви- чам о том, что произошло в воздухе. Рассказывая, я как бы заново чув- ствовал то, что несколькими минута- ми раньше я пережил, когда хватал- ся за улетающий от меня парашют.
Каковы душевные качества героя? Автор говорит о нем, что «он слиш- комразвитв одних областях, недораз- вивдругих и совершенно не приспо- соблен для грубой жизненной суто- ЛОКИ». Наступает юность, Герой задумыва- ется о жизни. Старый английский аристократ говорит ему:
H
…Самое главное - прожить свою жизнь с увлечением. Герой решает последовать этому совету. Он отправляется путешество- вать. Флоренция. Рим. Париж. Герой онко воспринимает природу, живо- пись, архитектуру. Мир кажется ему йпрекрасным и гармоничным. Когда «грубая жизненная сутолока» затра- ивает его сознание, он говорит: …я считаю, что нам следовало бы найти какой-нибудь уголок по- дальше от Европы, и основать там мленькую колонию, управляемую на надлежащих началах, - мои друзья, ваши друзья и любимые, милые люди… Тони попадает на остров Эя, в Сре- диемном море. Это группа утесов, усеянных цветами. Остров Эя! Тони в восторге. По его мнению, на этом пре- храсном острове гармония нашла свое предельное выражение. Батем встреча с девушкой. Любовь. Олдинтон не жалеет красок для изо- бражения этой любви. У Каты были длинные, прекрас- ной формы ноги, не слишком узкая ине короткая талия и полные гру- ди. Тони кинулся в воду и почув- свовал прохладу, охватившую его до половины бедер. Он протянул Кате руки и крикнул ей: «Иди!» Когда она легко соскользнула в мо- ре, груди ее коснулись его плеча и груди, словно бессознательная, чудесная ласка. Есть даже такая фраза: Бодественное чувство прикосно- вения достигло своего апогея. Первая часть заканчивается сценой прощания. Тони провожает свою воз- любленную. Она уезжает домой, B Австрию. Это происходит летом 1914 гда, в самый канун войны. В «Смерти героя» была изображе- на война. Мы помним эту страстную, плную гнева, грусти, отчаяния и проклятий книгу. В новом романе войны нет. Есть глько воспоминание о ней, прини- мающее форму сна. Это, пожалуй, лучшее место в книге. Пол был белый и блестящий и тя- нулся далеко в пространство. Си- лы его растаяли от отчаяния при мысли об огромном предстоявшем ему пути, но даже при крайнем на- зить пряжении сил он не мог скользит быстрее. Он заметил, что белый пол был сделан из бесконечных рядов мраморных плиток с надписями на Ричард Олдингтон. Все люди враги. Роман, Перев, с англ. В. Дуговской и E.Лопыревой. Под ред. М. Дьяконова. Госпитиздат. 1937. 593 стр. 8 р. 25 к. Тираж 10.300.
T- b. ся е дО
мужчиной, Тони! Какой ты красивый, - сказала она, - у тебя широкая грудь, силь- ные ребра и бока гладкие, как чу- десный полированный металл. Как хорошо быть любимой красивым Вспомним «Смерть героя». Там юноша в каске, несчастный юноша, стал во весь рост под пулеметным огнем, чтобы быть убитым. Теперь он превратился в красавца с широкой грудью и гладкими боками, Ложь! Тенденциозная ложь! ти Что стало с Олдингтоном! В «Смер- героя» он восклицал: Чудная старая Англия! Да поразит тебя сифилис, старая сука. А Ты из нас сделала мясо для червей! теперь что он пишет? Тони закрыл за собой дверь, а затем открыл ее снова и просунул голову. - Ката… Что такое?
а
C
30- To 30
ax н- ты о- ра- ТЬ уп ой CT- его ае на ра- са- ра- он- к
«Мы несли Алексея в открытом
гробу. Первый гром разёрвался над тихой заставой. Первой каплей весна Раскололась на лбу». была бы строиться иначе. Несмотря на эти недостатки, поэма «Граница» в целом - удача Сергея Васильева, показывающая его несо- мненный рост. «Варвары» художник выразил в графическом цикле: «Бедствия войны» (1810- 1813). Трагичность сюжетов, реали- стичность и особая напряженность трактовки делают такой офорт, как игие ным, Прошло больше 125 лет с тех пор, как он увидел свет но он кажется написанным вчера, кажет- ся, что это живой Гойя пламенно протестует против зверств, творимых сейчас на его родине фашизмом. Вторжение в Испанию войск Напо- леона, сопровождавшееся разгулом военщины, варварским избиением населения, зверствами над мирного женщинами и детьми, насилиями расстрелами, потрясли испанского художника Франсиско Гойю. Совер- шенно изменились его мироощуще, ние, характер его творчества. Свой протест против ужасов войны
- Я хотел бы, чтобы в этой ком- нате было длинное зеркало до полу. … Зачем это? … Чтобы ты могла видеть себя в своем желтом джемпере и голу- бых штанишках, Это очаровательно. Вот выход из тупика, найденный Олдингтоном: не обращать внимания ни на что. Закрыть глаза. Классовая борьба? Чепуха, политиканство. Рабо- чий класс борется с капитализмом? Чума на оба ваши дома! - цинично заявляет герой Олдингтона. Вспомним «Прощай оружие» И там пытался человек, истерзанный вой- ной, найти успокоение в любви. Но умерла женщина, и умер ребенок, которого она родила, Ночь и одино- чество охватили героя. Нет выхода из черной ночи капитализма. Не мо- ×жет быть в ней счастья, Только ги- бель и смерть. Этот пессимизм, по крайней мере, говорит о честности писателя, Неумная же книга Олдинг- тона просто отталкивает. - Не будем слишком загляды- вать вперед, моя Ката. Заглядывая вперед, мы должны будем увидеть и наш конец… Будем довольство- ваться сегодняшним днем, нам это- го достаточно.
3. ро- ий- ен- об- од- ст- гла но
из- из- ая из- ЮТ об- и a3. (И- эго Co- ет не. - ко у. ет ые ых и- я- ру o-
Довольствоваться сегодняшним днем! Таков призыв Олдингтона, Вот когда, действительно, можно говорить
Офорт из серии «Бедствия
войны» Франсиско Гойя.
если я скажу, что жизнь, которая о смерти героя. A. ЛЕЙТЕС
Об ной литературы во всем мире. В ются в фашистских издательствах и идиллические повести, посвященные сельскому быту, и как будто мирные производственные романы. Но эти сельские идиллии на поверку оказы- ваются гимнами труположеству (ро- ман Ганса Фаллады «У нас был ребе- нок»), а производственные романы об- наруживают, по внимательном рас- смотрении, свою сугубо милитарист- скую сущность. Сравнительно недав- но в «Третьей империи» вышел роман под скромным заголовком «Анилин». подзаголовке сказано, что роман по- священ красильной промышленно- сти. Между тем «Анилин» представ- ляет собою беллетризированный пу- теводитель по отравляющим вещест- вам химического концерна «И Г. Фарбен Индустри» - одного из крупнейших центров фашистской во- енной промышленности. Среди гнусных образцов фашист- ской литературы эти «идиллические» романы с их напыщенным слащавым языком особенно омерзительны. «Имеем ли мы право ненавидеть этих неизлечимых дегенератов, вы- родков человечества, эту безответст- венную международную шайку яв- ных преступников, которые наверно попробуют натравить свой «народ» и на государство строящегося социа- лизма?» - спрашивал великий про- летарский писатель Алексей Макси- мович Горький и отвечал: «Подлин- ный, искренний революционер совет- ских социалистических республик не может не носить в себе сознательной, активной, героической ненависти к подлому врагу своему» («Пролетар- ская ненависть»). Этой сознательной, активной, геро- ической ненавистью к подлому врагу пламенел до конца своей жизни ве- ликий Горький. Эта героическая не- нависть - основа подлинного гума- низма - освещает сейчас путь луч- ших литературных представителей человечества на всем земном шаре. этом говорит эхо 2-го Междуна- родного конгресса революционных писателей в Валенсии, в Мадриде, в Париже. Об этом свидетельствует рас- цвет антифашистской художествен-
получил в «Третьей империи» нацио- нальную премию по художественной литературе, но и, по буквальному от- зыву чиновников Геббельса, «превзо- шел все когда-либо предявлявшиеся в Германии к художественному про- изведению требования»!… Это один из многочисленных образ- цов фашистской литературной стрян- ни, где звериный инстинкт воспевает- ся как нечто, «пронизывающее чело- века неописуемым чувством счастья». Отнюдь не случайно обилию погром- ных и кровожадных сцен в этом фа- шистском романе неизменно соответ- ствует обилие восторгов в фашист- ской прессе. Человеконенавистниче- ство становится своеобразным «эсте- тическим» критерием для фашист- ских приемщиков художественной литературы. С этим критерием каннибалы из геббельсовского министерства про- паганды проникают во все закоулки «культурного» фронта «Третьей им- перии». «Предположим, что вес бомбы со- ставляет пятпадцать килограммов. Сколько таких бомб может взять бом- бардировщик, если его полезная на- грузка 1000 килограммов?» «Сколько произойдет пожаров, если из всех бомб только одна треть по- падет в цель и притом только 20 про- центов из них вызовут пожары?». Этими недвусмысленными задача- ми открывается невинный учебник ки, предназначенный фа- шистскими издательствами для юных школьников и шшкольниц. Сладковатым запахом иприта воня- ет от школьной хрестоматии совре- менной Германии. Бомбами начинея даже арифметический учебник «Тре- тьей империи». Что же сказать о бел- летристике, о драматургии, о поэзии, предназначенной для взрослых гер- манцев призывного возраста! «Все для войны, все через войну», Этот неприкрытый лозунг германских фашистов называется на их специфи- ческом языке «пропагандой тоталь- ной войны», Они не довольствуются воспеванием малой войны, Их уже не удовлетворяют даже те кровавые re- такомбы из детских трупов, которые
ры, нескольких горе-философов, вро- де Циглера, который написал востор- женный панегирик войне, пробужда- ющей в человеке атавистические ин- стинкты. «Животное лежит в основе бытия человека… На войне более голо, чем когда-либо, прорывается сущность че- ловека, полная необузданности раз- вязанных влечений… В войне истин- ный человек вознаграждает себя за все упущенное…» … так, восторжен- но заплетаясь, восклицает Циглер. И этот человек считается у фашистов теоретиком по вопросам воспитания юношества! 3 С ужасом предсказывал когда-то Герцен появление «Чингисханов с телеграфами». Современные Чингис- ханы вооружены более сложной тех- никой, которой не мог предвидеть да- же Герцен. Это не только техника ротационных машин, на которых фа- шистские варвары печатают свои че- ловеконенавистнические бульварные романы, Это не только техника бом- бометания, в которой гитлеровские молодчики упражняются над терри- торией Испании. Это - сложная и утонченная техника маскировки. Специальные германские заводы, выделывая взрывчатые вещества, снабжают свою смертоносную продук- цию нежными успокоительными на- званиями. «Средством от головной бо- ли» назвала фирма Шер-Кольбаум один из особо ядовитых и удушливых газов. «Поваренной книгой» окрестили на заводе д-ра Шольценберга настав- ление для офицеров рейхсвера, А хи- мический концерн «И. Г. Фарбен- Индустри» выпустил особо смерто- носное отравляющее вещество в пар- фюмерной упаковке, на которую пред- усмотрительно наклеена этикетка «Идеал». По этой же системе фашистские ли- тераторы от времени до времени вы- пускают свою литературную продук- цию в этакой «идеалистической» упа- ковке. Слишком отвратителен их под- линный лик в глазах каждого мыс- человека. Вот почему появля-
воздвиг итальянский и германский фашизм на земле благородного панского народа, Неутомимое ражение фашистов тянется еще лее грандиозной бойне, к такой не, которая бы смогла по своему маху превзойти предыдущую импе- риалистическую войну 1914-18 гг. Фашистские писаки из кожи лезут вон, чтобы психологически подгото- вить своего читателя к такой всеуни- чтожающей бойне. Главными персо- нажами современной фашистской бел- летристики становятся палачи, из- верги, сутеперы, шпионы. Любимей- ис- вооб- к бо- бой- раз- ские борзописцы. Вальтер Хейер прославляет шпио- на-разведчика Карла-Ганса Лодя, расстрелянного в 1918 году в Лондо- не за диверсионную работу в англий- ском военном флоте (пьеса «Лоди»). Другой драматург смакует победу германской разведки, с помощью ко- торой царский генерал Самсонов был разгромлен под Таненбергом (пьеса шим фоном этой литературы оказы- вается империалистическая война, причем фашистские романисты пред- почитают рыться на ее самых ных задворках. Впрочем, размах нувшей бойни кажется им недоста- точным. Как вороны в поисках пада- ли, рыщут они по полям минувших битв, Туда, где пахнет грабительской войной шпионажем диверсией, с осо- бым восторгом устремляются фашист- Ганса Гопша «Другой полководец»). Некий Михаил Гаупт превозносит зверства белогвардейца Унгерна- Штернберга в Монголии («Крестовый поход 1921 года»). Вальтер Гильбрихт воспевает убийство Марата (пьеса «Шарлотта Корде»). Развязные литературные агенты гряз- ми- германской военной разведки уст- ремляются к далеким временам сред- невековья, чтобы здесь описаниями кровожадных битв жестокосердых тевтонов утолить свою фантазию. Они бы с неменьшим увлечением настрочили десяток романов из жиз- ни доисторических чудовищ, если бы они что-либо понимали в истории раз- вития животного мира Впрочем, они мобилизовали для этой цели несколь- ких историков первобытной культу-лящего
Литературные каннибалы туры. Несколько лет назад делега- ты общеитальянского литературного конгресса в Болонье выдвигали за- конопроект об ограждении своего чи- тателя от переводной беллетристики, «побивающей» отечественную лите- ратурную продукцию. Ничто не по- могло. Ни настойчивый протекцио- низм, ни искусственные средства, ни административные меры не оказа- лись в силах повысить интерес чи- тателя к скучной, фальшивой и гру- бой продукции песнопевцев фашиз- ма. Она скучна, ибо боится живой дей- ствительности и подменяет ее грубы- ми фальшивками, сдобренными на- пыщенной декламацией. Она антиху- дожественна, ибо авторы ее ненави- дят человека и боятся изображать са- мые обычные человеческие пережива- ния. Фактобоязнь, помноженная на че- ловекобоязнь и человекойснавистни- чество, -- таково кредо даже тех бел- летристов, которые считаются у фа- шистов лучшими. В 1934 году получил высшую пре- мию на спортивном и артистическом конкурсе роман «Телец Манхетена» Вирджиллы Строппа. Этот роман вся- чески избегает изображения конкрет- ной итальянской действительности. Автор его, вместе со своими бесконеч- но рассуждающими, выдуманными
го и e, д- 10 T.
эти «идеалы», сводятся к самому бес- пардонному и циничному поношению человека. «Человека больше не будет… Оста- нется только рабочая сила и ее пово- лители… Человек мне опротивел… Мне грезится легиов гениальных ав- томатов, выступающих в полном мол- чании против леса и болота», - так рассуждает «итальянец новой форма- ции» - Орио, этот положительный персонаж итальянской фашистской литературы. Им опротивел человек. Они мечта- ют о том, что «человека больше не будет». И они охотно населяют свою унылую литературу тупыми, беспре- кословными манекенами, автоматами, лишенными жизни и страсти. - 2
… 1 -
Некий Рио Козелли, завзятый кол- лкционер, директор итальянской ки- кфабрики, собирает библиотеку, ру- ководясь определенным принципом: о включает в нее только скучней- ше книги мира. Несмотря на столь свеобразный отбор, библиотека Ко- быстро разрастается; она уже варосла до 8.000 томов. Выросла она пеимущественно за счет последних ковиок фашистской литературы Это нводит особую панику на некоторых иаальянских авторов, поскольку чу- дак-коллекционер ежегодно публи- уетсписок свежих поступлений сво- библиотеки, Год назад один фа- шитский поэт, полное собрание сти- хов которого (11 томов) Козелли включил в свою библиотеку, раз ярил- ся настолько, что даже вызвал по- следнего на дуэль, курьезный, анекдотиче- ский Но разве не показательны и та- урьезы для современной италь- янской литературной действительно- сти? Где, как не в фашистской Италии, ога возникнуть идея такого необы- коллекционирования? Очень на так называемая «художест- й литература чернорубашечни- КОВ. Фашистские писаки пытаются изо-
30 H.
1.
Впрочем, в этих манекенах иногда. пробуждаются и страсть, и жизнь, и веселье. Это тогда, когда речь захо- дит о грабительской войне, об оже- сточенном мордобое, о кровавой пота- совке. «Я наносил в бешенстве удары и стал душить его изо всех сил, пока под моими кулаками его лицо пе стало бледнеть, пока глаза его не вы- ступили из орбит и пока он не испу- стил наконец духа. Тогда я вскочил и выбежал, шатаясь. Меня стало про- низывать необяснимое чувство сча- стья, л думал о том, что именно так должен себя чувствовать человек, ко- торый выполнил задачу всей своей жизни». Так рассуждает герой романа «За- мок Венгрии» Эбергарда-Вольфганга Меллера. А роман этот не только
зать итальянский народ процве- им под властью «дуче», Невыно- фальшивы эти попытки, Фальшь и скучна и антихудожествен- на. И вот из года в год итальянские персонажами, предпочитает много- еловно и туманно обличать «грубую» «материалистическую» цивилизацию Соединенных Штатов. Но вот один из главных героев этого романа, фашист гопродавцы отмечают все более олее резкое падение читаемости истской художественной литера- Орио, начинает разглагольствовать о своих собственных фашистских идеа- лах, и сразу обнаруживается, что они,