Литературная

газета

№

54

(690)

Писатели к 20-летию Великой социалистической революции  н АЛЕКСЕЙ ТОЛСТОЙ « »   - Гапка здесь?… Здесь Гапка?… И днем она здесь и ночью она здесь… ния, Иона Негодин вдруг остановился у степановой хаты, подошел и, вплоть при- жимаясь бородой и носом к стеклу, глядел, прищуриваясь. Степан отворил окошко: - Заходи, Йона Ларионович, что ж ты так-то… Не отвечая, Иона всунул в окошко всю голову: - С маленьким все возится, примири- тельно сказал Степан, - За эту работу я ей жалованье плачу, я ее кормлю, я ее мою? Это какой обычай, казацкий или хохлацкий? - Хохлацкий!-громко сказала Агриппи- на. Хлопнув дверью, вышла, Иона глядел ей- в спину, когда Гапка наискосок переходи- ла улицу. Опять влез головой в окно… Ты девку учишь так отвечать? Еще увижу у тебя ее на дворе горло перекушу, мать твою!… Иона скрипнул зубами, выпятив губы. От него пахло водкой. - Запомнил? - Пойди с богом, Иона Ларионович… - А эта… Йона перекатил глаза, нали- тые злобным озорством, на Марью, сидя- щую у печи. - Питерская!… Как тебе, - жена, любовница? Как нам понимать? Марья раскрыла рот, ахнула. Степан на… хмурился: - Напрасно набиваешься на шум, Иона Ларионович, не хочу я с тобой драться… Йона обрадовался, закинулся, захохотав. Опять всунулся в окно по плечи: - Коммунистка! Не укроешь, Степан, ни- чего из твоего дела не выйдет… Ух ты, стер- ва! (Опять выпятил бороду). - Агитпроп… И он быстро увернулся, выдернул из ок- на голову, когда Степан махнул кулаком. Оправив ременный поясок, угрожая, прого- ворил: - Готовь на завтра коня-мобилизация. - Кому теперь жаловаться? У кого ис- кать защиты? Брат Миколай - далеко фронте. Была бы еще казачкой все-таки постыдились бы. Хохлушка, девка, сиро- та легкая добыча?… Станичников, да еще таких, как Йона, она знала: теперь от них ногтями, зубами не отобьешься… Убежать? Куда бежать из родной станицы. Низко нагибаясь, она протыкала длинным шилом кожу, зажав хомут сильными коле- нями, тянула дратву. Две летучих мыши появились в тускнеющей заре, закружи-- лисьвсе ниже и ниженад головой Аг… риппины, Агриппина сводила коней на Чир, напои- ла коров, загнала кур в плетеный, обмазан- ный глиной курятник, принесла ведер триц- цать воды на огород, натаскала свежей тра… вы и не знала, чем бы еще заняться, толь- ко не итти в хату, где Иона, не зажигая ог- ня, сидел за столом, курил папиросы (пода- рок Мамонтова казакам)… Хотя уже плохо было видно, сумерки, Агриппина отвори-- ла двери сарая, сняла с деревянного гвоздя рваный хомут и села на пороге чинить его. Она вспомнила, беззвучно шевеля губа- ми, слова до слова письмо Ивана уехать к нему в Мюллерово? Сурово зачем За седлем тебя, таскать глупую, слабую? наОн Подняв голову, Агриппина с тоской гля- дела на зарю, меркнущую за вишневыми сучьями. Мыши мягко взмыли, кружились выше над ее головой. от Тайно в прибежала? Нет, скажет, Гапа, понадобишься сам по- зову. Ведь не пожалуешься, что убежала от дикого девичьего страха, глядя сегодня на багровые казачьи затылки, что подкосились ноги: почувствовала себя ярочкой среди волков. Агриппина, не моргая, всматривалась в сумерки, крепче сжимала колени, когда за воротами раздавался озорной топот подко- ванных сапог, хмельные крепкие казачьи голоса. И совсем обмерла от внезапного шо… роха листвы: кошка спрыгнула с забора в вишенник… В хате рванули дверь, на двор вышел Иона-в одной рубашке, заправленной в штаны с лампасами, Расставив ноги, спра- вил нужду. Пошел нетвердо, отворил калит- ку. Слушал, как издали долетал нето соба- чий вой, нето кричал человек: - Порют,-сказал.-Порют… Пошел, тяжело топая, от ворот, гаркнул хриплой глоткой: «Чубик, чубик, вейся, чубик, веселый ка- зак молодой…» Вдруг стал, увидев мутно белеющее аг- риппинино платье в раскрытых дверях са- рая. - Гапка! (Она не подняла головы, едва видя, тыкала куда-то длинным шилом). Гапка! - надрывающе повторил Иона. - Брось это… Давай добром… Знаешь, время теперь?… Собачьи ревкомы, Советы -- под корень!… - Он медленно, бешено стиснул кулак. Кровью умоемся, коммуниюпод ко- рень… Эх ты, ярка… Он тяжело плюхнулся на порог каретик- ка. Царапая сапогами по земле, схватил Агриппину за плечи, поворачивая к себе лицом. Трудно дышал, обдавая ее горячим дыханием чеснока и водки, Агриппина рванула плечи, но руки у него налились точно каменные, раскинутыми ноздрями тянул воздух: - Добром, добром, сука… Боролись молча… Он только раз спустил руку, чтобы отшвырнуть хомут, зажатый в гапкиных коленях… Отправить если тебя на хутор, Марья, ничего не выйдет… По всем хуторам, по- увалентин катаев

«Я-сын трудового народа» Глава І. спахнувшийся ворот рубашки, подтянул кальсоны и, погрозив Фроське кулаком, рысью побежал в хату. - А что, споймали?-раздался с улицы фроськин голос. Глава III. Отрывок из нового произведения

ди, верховые уже полетели б этой бума- гой… (Степан читал и перечитывал отсту- канный на машинке приказ нового станич- ного атамана о свержении советской власти и мобилизации). Одна тебе дорога в Пи- тер… Нет, - твердо ответила Марья, … ту- да, - нет. То-то что нет… А тут бы ты все-таки поприсмотрела… Корову надо выдоить ут- ром, вечером… Птицы, поросята-пропадут. Ах, боже ж ты мой,-расстройство полное… Сходи к атаману, покажи пачпорт, беспар- тийная же… - Нет,-опять ответила Марья упрямо,- и царю не кланялась. Никто тебя здесь не тронет, сиди смир- но… Степан быстро придвинулся, приоткрыл окошко. Слушал, не шевелясь, на серею- щих стеклах уныло чернел его большой нос, отвалившаяся губа… - Другой кричит… Порют, сволочи… Ну вот ты говоришькак я не мобилизуюсь. Запорят шомполами… Брательник Иван - другое дело… Ванька-образованный, он не может итти против совести… А я за что им зад подставляю? сила Марья (сидела она все там же - на -

«Здравствуйте, Агриппина Кондратьевна, как вы живы-здоровы, часто о вас вспоми- наю. Думал увидеться с вами раньше, но произошла задержка. Теперь все обошлось, рана на моей голове заживает и ребра срослись. В селе Константиновке нас, весь отряд, убили кулаки, - ночью в сарае за- рубили топорами. Один я остался жив и дивлюсь этому до сих пор,-какая мне баб- ка ворожила. А вернее, что очень не хоте- лось умирать. Меня отвезли в Мюллерово, в лазарет-в Константиновке я просил не оставлять, кулаки бы меня там-исхитри- лись-все равно бы добили… Жалко това- рищей: были смелые, преданные люди, - еще таких не найдешь. Очень хорошие бы- и люди и погибли зверски, Виню первәго себя в ослаблении бдительности… Теперь,- поправлюсь, - мы с константиновскими кулачками поговорим сурьезно. До свида-- нья, Агриппина Кондратьевна. В лазарете делать нечего, - все думаю о вас, извините меня… Кланяюсь вам, Иван Гора…» Алешка поднял глаза. Агриппина сидела, опустив веки, губы у нее были синие, и лицо посинело, Алешка испугался, осто- рожно положил ей на колени письмо и кон- верт с марками, потихоньку выбрался из вишенника и на улице опять припустил, за- кидывая волосы: ему казалось, что он … конь, он даже про себя повторял: «И-го-го». Около тополей, где были привязаны ло- шади, угрюмо стоял Андрей Косолапов и Вахрамей Ляпичев фронтовики. Тяжело хлопнув калиткой, к ним вышел третий… (Алеша про себя сказал: «Тпру», топнув пятками, остановилсяпоглядеть). Третий был Аникей Борисович,-шел пова- ливаясь могучими покатными плечами, как медведь,круглолицый, медный, заросший закудрявившейся щетиной. - Ну и власть у вас, казаки,-густо, как колокольная медь, сказал Аникей Борисо- вич,-только и ждут вас продать.-Он от- вязал лошаденку, пригнувшуюся, когда сел на нее. Фронтовики тоже отвязали коней, сели, - Теперь, казаки, айда по хуторам. Все трое тронули рысью. Алешка глядел, как под копытами завилась пыль. Андрея Косолапова веселый конь, сбиваясь на скок, все норовил теснить задом лошаденку Ани- кея Борисовича, Казаки завернули за угол, По улице торопливо шла Агриппина, по- лоща по коленкам линялой ситцевой юбкой. - Алеша,-позвала она, задыхаясь.-Ку- да же ты?-Схватила его за плечо.-Почи- тай еще… Там может еще сказано…и, на- тнувшись, глядела на него матовыми зрач- ками. - - Нет, я все прочел, Гапка… Потрудись, прочти сначала… Из-за речки Чир донеслись отдаленные выстрелы. Снова раздался конский топот. Из-за угла опять показались Косолапов и Вахрамей Ляпичев, - они, как бешеные, промчались по улице к Совету. Через мину- ту проскакал и Аникей Борисович, не сво- рачивая, прямо по дороге, что ведет по-над Доном в сторону станицы Пятиизбянской.  Агриппина проводила до степановой ха- Аленку и Марью, убежавшую без памя- ти из кинулась искать маленького, худая голенастая озабоченно по- в испугавшись плакал худая голенастая собака вена се в Мишна, выстрелов, под вишней. Прибежал и Степан Гора с поля. Запер двери в сени, сел сбоку окошка, … так, чтобы видеть улицу: - Суворовские, - сказал он, - сурьез- ные казаки. Две, а то три сотни налетело… И ведь - белым днем… Значит была у них здесь рука… По станице хлестали выстрелы. Улица была мертвая. Вдруг по улице понесся, по- могая себе крыльями, петух. Степан намор- щил лоб. Марья-заботливо-ему: - Отошел бы ты от окошка, Степан. Вслед за обезумевшим петухом промель- кнул мимо окна верхоконный,-пригнулся к гриве стелющегося коня, Раздались выст- релы,-близко, будто за углом дома. Мишка кинулся в мамкины колени, Агриппина, стоявшая у печки, сказала: - Уйдет. Это Петька Востродымов, сек- ретарь ревкома… Конь у него добрый… Десять бородатых казаков, с лампасами на штанах, с погонами на узких черных мундирах, проскакали вслед, высоко стоя в седлах, неуклюже и тяжело махая шашка- ми…

 вочка, подходя к солдатской гимнастерке, раскинутой рукавами врозь на столе. Она потрогала крестик, пришитый к карману. бес-Беленький. Без бантика. Значит, четвер- той степени. Георгиевский. Скажете нет? Ой, что это! Накажи меня бог - дра- гунская винтовка!-продолжала Фрося бол- тать, не обращая внимания на брата. Он смотрел на нее во все глаза, дивясь тому, как она выросла за эти четыре го- да: уходил на войнубыла совсем малень- кая, незаметная, возвратился - и на те- бе: высокая, ничего не стесняется, с дер- зкими глазами, как у той козы, а, глав- ное, понимает солдатские дела - хоть за- муж выдавай! - Дивитесь,говорила девочка, перехо- дя от вещи к гатой справы! Бачьте - сапоги юфтовые, головки совсем ще новые! А нож какой кривой. Артиллерийский, скажете нет? Ух, ты, а ранец! Тяжелый. Двумя руками не подымешь. Целый чемойдан. Что там та- кое - Не касайся до ранца. - Та я ж не касаюся. Я только побачу и положу на место. -Ой, Фроська, заработаешь по рукам! - Ни. Вы меня с кровати не достане- -А ну, где мой пояс с медной бля- хой? Он достанет. - Нема вашего пояса с медной бля- хой,-хохотала девочка:я его на горище шелзакинула! Ну тебя к чорту, на самом деле! Положь ранец. Хочешь хату подорвать, чи шо? Может в этом ранце ручные грана- ты лежат, откуда ты знаешь? - Лимонки или бутылки?- быстро с живым любопытством спросила Фрося, не выпуская из рук ранца. Солдат всплеснул руками. - Что вы скажете?- ахнул он.-Ли- монки или бутылки! Где это ты научилась понимать? Допустим, что лимонки. Ну? - Я знаю! Лимонку сначала надо об такую маленькую терочку чиркнуть, а без того она все равно не подорвется. Скаже- те - нет? А вот я тебя сейчас чиркну по зад- нице,пробормотал Семен и вдруг выс- кочил из постели с проворством, которо- го никак нельзя было угадать по его ли- цу, блаженному и слегка опухшему от дол- гого и счастливого сна. Но Фрося оказалась еще быстрей и про- ворнее брата. Во мгновение ока со страш- ным визгом она шмыгнула в сени платок упал с головы и повис на крепком ма- леньком плечике только довольно длин- ная, тугая коса, заплетенная ситцевой лентой, мелькнула перед носом Семена. Из темноты сеней на солдата смотрели блестящие глаза, круглые и насторожен- ные. - А вот не споймаете!

Шел солдат с фронта. На войну уходил молодым канониром, возвращался в срочный отпуск бомбардир-наводчиком. На руках имел револьвер наган солдатского образца, штук десять к нему патронов и бебут кривой артиллерийский кинжал в шагреневых ножнах с медным шариком на конце. Это казенное оружие было перечислено в демобилизационном удостоверении голубой батарейной печатью с куцым ор- лом временного правительства без коро- ны, державы и скипетра, отслужившим свой недолгий срок. Кроме того подхватил еще наш бата- реец на всякий случай по дороге драгун- скую винтовочку и пару ручных гранат лимонок. Сунув на глаза папаху из телячьих лапок, в аккуратной шинельке, раздутой в бедрах, маленький и бойкий, шел Семен Федорович Котко по замерзшей к вечеру степной дороге, подкидывая спиной ра- нец, туго набитый всякой всячиной. Давно бы уже следовало ему сделать привал: переобуться и скрутить папиро- су из крупно нарезанного румынского тю- тюна. Но каждый шаг приближал его к дому. А дома он не был больше четырех лет. Револьверный шнур морковного цвета болтался на груди. Подошвы горели. Чем ближе к родному селу, тем провор- нее двигались ноги. Места становились знакомее. Последние восемь верст не солдат, а почти бежал. небе стоял ледяной месяц с острой звездой, которая, казалось, слетела с него вбок, да так налету и вмерзла в синий воздух, не достигнув земли. Февральский ветер, поднявшийся к ночи, с сухим ше- лестом пролетел в кукурузной ботве. Скоро послышался собачий лай. Показа- лись хаты. Семен узнал длинную кузню. Вязка подков висела на костыле, вбитом в облупленную стену, голубую от лунного света. Он обогнул знакомую коновязь, обгрызанную лошадьми. Знакомая телега… со снятыми дробинами стояла среди зна- комого двора в косой тени мазанки. Солдат остановился и перевел духЗа- тем с детскими ужимками он подобрался на цыпочках, стукнул в темное окошко и тотчас отскочил в сторону, прижавшись ранцем к стене. Он расставил руки и за- драл подбородок. Не в силах вздохнуть от волнения, он закусил небритую губу. Загадочная улыбка остановилась на его круглом лице с крепко зажмуренными глазами. Сердце било в ключицы. Четыре года он предвкушал эту шут- ку. Четыре года снилось ему: вот он воз- вращается с фронта домой, вот он подби- рается на цыпочках к родной мазанке и стучит в родное окно: мать выходит хаты и спрашивает: «кто там, чего надо?» Она сердито смотрит в незнакомого солда- a он по-походному грубо и весело кричит: «Здорово, хозяйка! кричит: «Здорово, хозяйка! Принимай на ночлег героя артиллериста, георгиевского кавалера! Вынимай из печки галушки, или что там вас есть в казане! Бомбардир- паводчик хочет исты!». Она невесело смотрит на него и все-таки не узнает. То- гда он вытягивается во фронт, приклады- вает руку к головному убору и отчетливо рапортует: «Ваше высокоблагородие, так что из действующей армии сего числа при- был в бессрочный отпуск Семен Федоро- вич Котко, ваш законный сын, накрывай- те на стол, давайте борща, и больше ни- каких происшествий не случилось». Мать вскрикнет, схватится за грудь, повиснет все на шее у сына,-и пойдет веселье! Но из хаты никто не выходил. Остатки снега мерцали вокруг села, как слюда. Вдруг брякнула щеколда. Дверь откры- лась. На пороге стояла высокая, костлявая

Кто ж это был: Соня или не Соня?»- размышлял Семен, рассматривая в зер- кальце свой неделю небритый подбородок. Намылив самодельным алюминиевым по- мазком щеки, он задумался: оставлять усы или не оставлять? Усы, если сказать пра- вду, были неважные. Редкая, рыжеватая щетина. Росли они только по краям рта. Под носом же ничего не росло. Так что можно было свободно сбрить. Но, с дру- гой стороны, георгиевский крест и воинское звание безусловно требовали усов. Усы для бомбардир-наводчика были такой же необходимой принадлежностью, как две белых лычкиодна поперек, другая вдоль погона. И хотя погоны Семен спорол дав- но, еще на позициях, но расставаться с усами не хотелось. - Только усы не режьте, пускай оста- ются,- жалобно сказал из сеней фрось- кин голос: -У всех у наших солдат, ко- торые повозвращались с фронта, отросли усы. Ты опять тут? … Тут. - Чего ж ты прячешься? Заходи в ха- ту. - Хитрые! -Ничего, заходи. - А вы будете биться. Не буду. - Перекреститесь. - А если я в бога не верю? - Ни. Верите. -Откудова ты знаешь? - Вот знаю. Которые с артиллерии те чисто все в бога верят. А которые с пехоты или же с черноморского флоту матросы-те все чисто не верят. - Смотри на нее: все она знает. А, например, с кавалерии или же с инженер- ных войск, то те как: верят или не верят? - Те-я не знаю. С кавалерии и с ин- женерных у нас ще не возвращалось. Разговаривая таким образом с братом, Фрося мало-помалу вошла в хату и до- верчиво остановилась совсем невдалеке от него, глядя во все глаза и наслаждаясь увлекательным зрелищем бритья. Ловко вывихнутая бритва сверкала в ру- ке Семена, разбрасывая вокруг себя по стенам и потолку зеркальных зайцев. Лезвие осторожно счищало с подбородка мыло. Под ним обнаруживалась чистая, до красноты натертая кожа. Девочка склонила на бок голову и, за- таив дыханье прислушалась. - Слухайте… Не слышите? Все равно, как сверчок. … Что? Фрося фыркнула и сконфузилась. тутНекоторое время она молчала, переми- наясь с на ногу. Ей уже давно - А бритва. Верещит. Тонюсенько-то- нюсенько. Как сверчок. Скажете - нет? - Это, наверное, у тебя в носе свер- чит. ноги было надо сказать брату одну вещь. Но вещь эта была такая важная и секретная. что девочке все никак не удавалось среди шутливого разговора кинуть нужное сло- вечко. Кроме того мешала мать, которая не отходила от печи, стряпая сыну добрый борщ из кислой капусты, пшена и сви- нины. Но вот она вышла из хаты за салом. Фрося завернула руку за спину, подош- ла вплотную к брату и подергала себя за рыжую косу. Рыжие брови ее строго на- хмурились. Вокруг пухлого рта сошлись морщины сборочкой, как у старухи. - Слышь, Семен, - быстро сказала она, косясь на дверь,-посылает тебе один че- твои думки? Будешь ты посылать до нее сватов или не будешь? Или, может, ты уже забыл про того человека вспоминать? Дернулась бритва в руке у Семена. - А чтоб тебя!-сердито сказал он: Гавкаешь под руку глупости. Свободно мог порезаться. Но, посмотрев на сестру, вдруг понял, старательно вытирая бритву бумажкой. - Передашь тому человеку,сказал он, глядя в сторону,- что, может, она забы- ла про меня вспоминать, а я про нее ни- как не забыл, и мое слово, как было, так и есть, - нерушимое. Фрося важно кивнула головой. Но вдруг, в один миг лицо ее стало хитрым и оживленным, как у старой деревенской оплетницы. Она припала к плечу брата и жарко зашептала в самое его ухо, на котором шурша сохло мыло: - Приходь сегодня на вечерку в хату до Ременюков; только не до тех Ременю- ков, которых баштан коло баштана Ива- сенков, а до тех Ременюков, которых двух сынов на фронте в пехоте убило, которых хата сейчас за ставком. Сегодня очередь Ременюковой Любки. Там можешь встре- тить того человека, Гроши у тебя е, чтоб дивчат пряниками угощать? - Гроши найдутся. - Не надо. Я смеюся. С демобилизо- ванных дивчата ничего не берут. уже в хату входила мать, на вытя- нутых жилистых руках подавая сыну вы- нутый из сундука праздничный утираль- ник, богато вышитый в крестик черной и красной бумагой.

тив же своих рабочих

Мобилизуйся… Таких, как ты, у них тысячи… Каждая пуля дана для рабоче- го… Будете это твердо помнить атаманы много с вами не навоюют… -При атаманеснимал портки?… - Фу ты,с бабами говорить-воду то- лочь… Да куда же я денусь? - Ах ты, боже ж ты мой!-Степан с до- садой захлопнул окошко.-Вот всегда вы так образованные… И Ванька такой. Наш брат покуда подумает,-а уж все и сдела- но… Ну, плохо сделал, ну ах, ах. А вам все надо наперед примерить, у вас, город-В ских, времени что ли много?… Куда же я денусь от мобилизации? В степь убежать? Чего я там-сусликов буду ловить? Марья, все так же негромко, не спеша, от- ветила: - Ты не один, ты да другой… Знать на- докто тебе враг, кто тебе друг… Ты при Советах жил?… Ну, жил… - Ну и дура! Стрелять то заставят? - Попадать не заставят… Да, этоконечно,стрелять одно, по- падать-другое… Ах, Марья… Ай-Марья… То была молчаливая прямо-овца, И ска- жи - как разговорилась. охал и пожимал плечами, вертясь за- дом на лавке. Дверь потянули снаружи. Степан и Марья обернулись. Вошла Агрип- пина и тут же, у дверей, села на досчатую койку, где спали Алешка и Мишка. Тороп- ливо, брезгливо положила что-то рядом с собой на край койки. По другую сторону двери над глиняным тазом висел рукомой- ник с носиком, Агриппина долго глядела на него… Стремительно поднялась, вымылата, руки, вытерла их о подол и снова села, низ- руки, вытерла их о подол и снова села, низ- Горы.амолналаыяишиесмотрела Едва различимое, белое лицо Марьи затряслось. вскинулась, схватила то, что принесла с со- бой, бросила на пол, и опять к рукомой- нику начала во второй раз мыть руки. Ее поднятые плечи вздрагивали, Степан наг- пулся со стула и поднял то, что она при- несла и бросила на пол:оказалось шило, к деревянной ручке его прилипали пальцы. Марья глядела теперь на руки Степана, вертевшего эту вещь. Будто догадавшись, она взялась за щеки, со стоном - ахнула громко… Агриппина-на койке-замотала головой, Степан разинул рот. - Ты чего натворила, Гапка? Агриппина ответила хрипло:

изОчень мне это надо,о напускным равнодушием сказал Семен. Он хитрил. Ему до страсти хотелось поималь нахальную девчонку и шлепнуть ее для примера, чтобы она имела ува- жение к воинскому званию. Но он хорошо понимал - нахрапом ничего не выйдет. Надо действовать ос- торожно. Не обращая внимания на Фросю, он озабоченно прошелся по хате, как бы ра- зыскивая какую-то нужную ему вещь. Он даже нарочно отошел как можно подаль- ше от двери и копался на подоконничке, чтобы усыпить всякие подозренья. -Все равно, не споймаете, - послы- шался сзади Фроськин голос. Он покосился через плечо. Нахальная девочка стояла уже одной ногой в хате, держась на всякий случай за щеколду, чтобы в любой момент захлопнуть дверь перед самым носом брата. - Очень мне это надо,- бормотал он, ку. - А вот все равно, не споймаете. -Очень надо. Захочу так споймаю. Вот сейчас надену сапоги и шаровары, возьму в руки пояс… - Ни! - Тогда побачишь.

Иону… убила… - Иону? Даврешь? До смерти? - Не помню… Ничего не помню… женщина в домотканной спиднице и су- ровой рубахе, раскрыт Марья быстро села рядом с Агриппиной, обняла, прижала к груди ее голову. Девуш- ку всю трясло, как голую на ледяном ветру.  В ту же ночь Агриппина ушла. Марья собрала ей из своего белья узелок, подари- ла, -- хотя и жалея, -- совсем неношенную полушерстяную темнобордовую юбку, Аг- риппинина юбка вся была изодрана, когда она, теряя силы, почти без памяти, почув- ствовала в руке зажатое шило и стала ко- лоть им в часто дышащую грудь Ионы. В потемках, шопотом, она сказал казала Марье: - Противно мне, тошнит меня, лучше я голая уйду, а эту юбку, кофту в кровище - брошу… Тогда Марья ей подарила бордовую юб- ку. Степан тоже одобрил: «Конечно, от та- кого страшного дела ей надо уходить по- дальше, садись в Чиру на поезд, уезжай в Луганск, в Каменскую или в Миллерово… Работу найдешь, пачпорт у тебя не спро- сят…» Агриппина ушла огородами. На рассвете свернула с дороги к извилистой, еще тая- щей ночную мглу, реченке Чир, в кустах сбросила рваное платье. Долго, крепко терла все тело мокрым песком. Присев - окунулась в студеную воду, - и - све- жая - встряхивая влажными волосами,  опять пошла по дороге к станции Чир. Без страха и удивления она посмотрела на солдата, притаившегося в тени. - Кого надо?-сказала она простужен- ным голосом. Звук материнского голоса коснулся сол- датского сердца, и сердце остановилось. Солдат выступил из тени, обеими рука- ми снял папаху и виновато опустил стри- женую голову. - Мамо,сказал он жалобно. вдруг положила руку на горло. - Мамо, сказал он еще раз, рванул- ся, обхватил ее костлявые плечи и вдруг, прижавшись носом к рубахе, от которой пахло сухой овчиной, заплакал как ма- ленький. Глава II.

лась через сени. Упало коромысло, вагре- двери. Солдат не сдержался и как был в првонееиьонак васкочил во двор и побежал босиком по мокрой, холодной вемле, ослепительно сверкавшей под сильным солнцем февральской оттепе- ли. Несколько любопытных дивчат и бабе- нок с ведрами, уже с утра околачивавших- ся возле хаты, чтобы посмотреть на вер- нувшегося с войны мужчину котковского Семена с визгом ринулись в разные сто- роны, притворно закрываясь платками и крича на всю улицу: - Чорт, бесстыдник! Ратуйте, люди до- брые! Караул! Семен заслонилоя рукой от солнца. Ему показалось, что среди бегущих дивчат од- на, в короткой черной жакетке и сбор- чатой юбке, особенно часто оглядывается, особенно громко хохочет и особенно стыд- ливо закрывается концом розового плат- ка с зелеными розами, сверкая из подА него черными, как вишни, глазами. нанестиссолдатским И вдруг все его широкое, добродушное, c мелкими чертами лицо пошло бурым румянцем. Он схватился за ра- 

Суворовские снохачи,опять сказала Агриппина.-Курощупы. Степан усмехнулся, качнул головой: - Держись теперь,начнут пороть хох- пов… Алешка не испугался ни выстрелов, ни всадников с шашками, но когда Степан выговорил: «Начнут пороть хохлов», у Алешки затошнило подложечкой, он подо- шел к Агриппине, прижался к ее каменному бедру. Улица оживала. Хлопали калитки, выхо- дили за ворота пожилые казаки, перетова- ривались, не отходя все же далеко от во- рот. Наискосок степановой хаты вышел Ио- на Негодин-в полной форме, при шашке. Воротник давил ему шею, сухая кудреватая борода отдавала вороньим блеском. Возвращаясь пеший с казачьего собра- Отрывок из романа «Хлеб», печатающе- гося в журнале «Молодая гвардия».

Семен Федорович выспался на славу. Уже было позднее утро, котда он открыл глаза. Но что за странное пробуждение для солдата: проснуться от жары! Яркий солнечный свет смешивался с розовыми отблесками печки, растопленной сухими кукурузными кочанами. Стеклам тоже бы- ло жарко, они потели. Семен Федорович скинул с себя сит- цевое одеяло, чересчур большое, тяжелое и плоское, как галушка. Старая еловая кровать затрещала. Бедная хата была на- полнена превосходными солдатскими веща- ми. Одежда и оружие занимали стены и под- оконнички, так что за ними скрылась вся домашняя утварь: сита, часы-ходики, картинки, икона, восковые пасхальные пи- санки. «Ишь, чего только может фронта домой один солдат!»--не без хва- стовства подумал Семен Федорович, опо- минаясь ото сна: «Полная хата вещей! Да еще полный ранец!». Между тем, девочка лет четырнадцати, по-бабьи повязанная коленкоровым плат- ком, откуда ее лицо выглядывало, как из фунтика, в теплом мужском пиджаке ры- жего домотканного сукна и громадных чо-

B. ЛУГОВСКОЙ

ктябрьская поэма Проплывают, в синеве светлея, Полные восторга и тепла Мимо темных граней мавзолея Бронзовые девичьи тела. Это мы, и это наши люди, Наши дети племя молодых. Тяжкий гром Аврориных орудий Колыбельной песней был для них. И для них работа -- не обуза, И для них доступны все края. Подмосковный луг, широкий, Кара-Кум-пески, седой Саян, Строевые, мачтовые сосны, Медленный Великий океан. Кахетинские тугие лозы И Памира грозная стена,

росный,

Сталин, ты своей могучей волей Зажигал умы, крепил сердца. Озарял боев великих поле

Светлый Ты наш друг, отец, учитель верный, Подвиг наш и знамя наших сил. Труд твой, величавый, беспримерный Землю и народ плодотворил.

Легкие, весенние березы, Длинные холмы Бородина. ботах, уже давно с дерзким любопытством смотрела из-под руки, как на солнце, то на Семена Федоровича, то на раскиданные повсюду солдатские вещи. Солдат заметил девочку. С некоторым недоумением он рассматривал ее. И вишневые сады Полтавы, Куликова поля мурава, И река водительница славы, Темная, могучая Нева. Все штыками и трудом добыто, Кровью мыто, славой зажжено. Кто входил сюда - бежал разбитый, Небо рдело, вороньем полно. К нам фашизм протягивает лапы, Узнаем его звериный дых, Но на север, на восток, на запад Смотрят очи наших часовых. - Тю!-вдруг воскликнул он с веселым изумлением:-А я смотрю и думаю: что это за такая кукла? Откудова она взя- лась? А это, оказывается, наша Фрось- ка! Смотри ты как выросла… Ну? Чего ж ты молчишь, сестричка? Язык скушала? Да ты, Фроська, или вовсе не Фроська? Отвечай, как полагается по уставу! - Фроська,-сказала девочка смело, ни- чуть не смущаясь тем, что разговаривает c солдатом. - Где же ты была вчера, что я тебя не заметил? - А на печке. Вы меня не бачили, за- то я вас бачила. Вы кавалер? - А, чтоб тебя! Кавалер!-захохотал Семен:-такая малявка, а уже понимает что за такое кавалер. Где ж это ты ви- дишь, что я кавалер? - У, вас на груде крест,сказала да-

Вот идут полярники, пилоты, Пограничники, бойцы страны, Мастера науки и работы, Мастера искусства и войны. И ряды колонн текут сверкая, И ряды трибун полны гостей, Командиры шашки опускают, Поднимают матери детей. Молодежь проходит горделиво, Грозный флот несется в облаках, И проносят девушек счастливых На высоко вскинутых руках. полностью Говори: я гражданин Союза И моя отчизна - это я. Не напрасно падали герои, Не напрасно кровь рекой лилась. Я горжусь моим советским строем, Я храню мою родную власть! Разве светлый лик ее забудешь, Кровных уз порвешь тугую нить? Если эту землю ты не любишь Ничего не можешь ты любить. Ледяные крепости Кавказа, Богатырской степи облака, Путь на полюс- журнала «Зна- Сталинская трасса, Волга, - речка, реченька, река. Отрывок из поэмы, которая будет напечатана в XI книге мя».

Будет день, и мы врагу заплатим Чистоганом, сразу и сполна. Будет страшно в небе распознать им, Что такое красная война.

Кадр из фильма «Белеет парус одинокий» шин, производство Союздетфильм). Слева

(сценарий В. Катаева, режиссер В. Лего- направо: Петя (Борис Рунге), Гаврик

(Игорь Бут) и Паша (Светлана Фрядилова),