Литературная

газета

№

64

(700)



M A H

СТАЛЬСК



И



Народному поэту Писал ты искренним пером, В стране ты с каждым был знаком, Мы, головы склонив, идем - Нам жаль тебя, большой учитель. Твоя простая, без прикрас, Из сердца в сердце речь лилась. Природа отняла у нас Тебя, мой дорогой учитель. Твое мы сердце понесем, Твои мы песни допоем, Ты спи, не думай ни о чем, - Мы продолжаем бой, учитель. О смерти весть проникла в грудь! Ты спишь - и братьям не уснуть. Как сын, готов продолжить путь Таир Хурукский твой, учитель. ТАИР ХУРУКСКИЙ Перевод с лезгинского П. ПАНЧЕНКО. * Он средь поэтов был глубоким стариком, Но муза юная ему венок сплетала. Влюбленность в нашу жизнь ни в ком Так молодо, как в нем, не трепетала. В нем воплощенье обрели Поэзии живой извечные начала. Какие образы в его стихах цвели! Какая музыка звучала! Как был стремителен, могуч, красив и смел Орлиный взлет его и круг его парений! С какою гордостью восторженной он пел О гении -- вожде, поэт -- народный гений! Не будет времени, когда бы мир забыл Певца, в предсмертные свои слова и вздохи Вложившего любви неукротимый пыл. Преклонимся пред ним почтительно: он был Гомером сталинской эпохи!  ДЕМЬЯН БЕДНЫЙ

Великий и скромный человек Умер великий и скромный человек, кото- рого его читатели и друзья любовно называ- ли своим Сулейманом. Социалистическая ре- волюция, растворившая старую тюрьму по- рабощенных народов, вывела его из бедного дагестанского аула к самым вершинам на- шей общественной жизни. Он ушел от нас окруженный любовью, признанием и дове- рием самых широких народных масс, нака- нуне избрания в Верховный Совет своей родины. Мы потеряли замечательного худож- ника высокого приподнятого слова, и со- ветская поэзия не скоро возместит эту не- вознаградимую утрату. Только в эпохи величественных народных движений появляются такие люди. Сулей- ман Стальский был громадным и настоящим поэтом в глубоком и первоначальном зна- чении этого слова. Самое понятие это выпа- дает из обычных будничных представлений о поэте. У древних римлян имелось слово для обозначения народного певца: «Vates». Одновременно в этом слове содержалось зна- чение и поэта, и провозвестника, то есть из- бранника народного, говорящего от лица са- мого народа, из самой глубины души его. Великий дагестанский ашуг слишком хо- рошо помнил скорбный вчерашний день своей страны. Потому он так и любил ее победное сегодня и сияющее завтра. Его безупречная преданность всенародному де- лу Ленина--Сталина подняла его творчество до уровня государственной деятельности. Стихи Сулеймана о вожде, о родине, о со- циалистическом саде вышли в свет в са- мом большом тираже, какого еще не имели поэты: они паписаны в сердцах всех чест- ных бойцов, об единенных одним великим словом - Сталин. Всем нам надо много учиться у него искусству строить свою твор- ческую биографию. В дни последнего писательского с езда мы все видели один удивительный по своей скрытой символике фотографический сни- мок: два великих мастера советской лите- ратуры беседуют в перерыве-М. Горький и Сулейман Стальский. Это один из самых значительных документов единства и друж- бы нашего многонационального искусства. Оба они принадлежат к тому высокому раз- ряду творцов, которые. по слову поэта, при- званы народом «глаголом жечь сердца людей». Теперь их не стало обоих. Какая громад- ная ответственность ложится на наше мо- лодое осиротевшее поколение советских ли- тераторов. Л. ЛЕОНОВ.

Цепи гор стоят в почетном карауле, Дымкой траурной окутал их туман, - Спит ашуг… Но песни не уснули, В песнях жив навеки Сулейман. ВАС. ЛЕБЕДЕВ-КУМАЧ *

Он запевал свои стихи, Серебяный лезгин. В орлиных бурках пастухи Садилися вокруг. Уже к заре клонился день, В ущелиях -- ни зги! И синяя ложилась тень На лиловатый луг. Он пел о Сталине, поэт, Не торопя струны - И лик вождя сиял, как свет, Как солнца торжество, Он пел о Сталине, ашуг, гении страны, И Шат, и Сокол, и Машук Заслушались его. Пройдут года, пройдут века, Но песня будет плыть. Она огонь большевика В грядущее несет. Прощай, кавказский наш Омир, Ты будешь вечно жить! Велик и тот, кто строит мир. И кто его поет.



Сулейман Стальский в колхозном саду своего родного аула Ашага-Сталь. Мать была беременна мной, когда отец ни с того, ни с сего выгнал ее и женился на другой. Я родился у дяди, в хлеву. Оо- корбленные поступком отца, мои родствен- ники выместили это на мне: не дав мне даже испробовать материнского молока, они завернули меня в драную рогожу и подкинули к отцовским воротам. Так с оби- ды и началась моя жизнь. Соседка, у которой в ту пору родился мертвый ребенок, из жалости кормила ме- ня грудью, обзывая щенком. До семи лет я оставался у нее. Потом отец однажды уви- дел: взрослый мальчик в соседском дво- ре - «Ва, да это же мой сый!» - и взял в свою саклю. Сакля была полна детей, пелюдимая ма- чеха прятала от меня кукурузные лепеш- ки, я рос, как и родился, в хлеву, рядом с буйволом. Не помню ничего об этой поре, кроме навозного запаха. Потом заболел отец, сошел с ума. Целыми днями он со- бирал по улицам камни и прятал от лю- дей, называя это богатством… Внезапно поседел, глаза пожелтели. Умер отец, оста- вив на руках у мачехи шестерых детей и разбросанные по двору кучи речного бу- лыжника… Не могу назвать ни одной точной даты. То были не такие времена. По всей округе у нас только два человека знали грамоту, да и то начальник почты и старшина. Я был, вероятно, тринадцатилетним мальчи- ком,когда ушел из своего аула. В Дербенте меня «призрел» богатый человек. Я ухажи- вал за его трехверстными виноградниками, сторожил конюшни, рубил дрова, чистил двор. Четыре года батрачил я у этого чело- века, ни зимы, ни лета не замечая. А ког- да уволился, оказалось, что снова некуда- себя деть, и карманы мои попрежнему пусты. Тогда я вернулся в свой аул. Но в Аша- га-Стале всегда было батраков больше, чем надо, и долгое время мне пришлось пере- бивалься поденной работой у соседей. был молод. Это очень унизительно, друзья, просить поденной работы у соседей. Люди англичане арендуют у перя вемно, где до- бывают какиетов наря вемню, вде до- чие. И вот вместе с другими я вскоре уехал в Ганджу. Два года работал я на плантациях, жил впроголодь, болел малярией и, наконец, не выдержав, сбежал. Это была настоящая ло- вушка. Я не только ничего не накопил, но еще задолжал в харчевне, где кормили нас коровьими кишками. Из Ганджи - я и сам не помню как - добрался до Самарканда. Там я устроился чернорабочим в депо и ра-

Друзьям он руки не пожмет. Он повых песен не споет. Умолк певец - и наш народ Скорбит над гробом Сулеймана. Но смерть поэту не страшна. Над ним не властвует она. Ведь в песнях слышит вся страна Могучий голос Сулеймана. * B. ГУСЕВ.

Фото Г. Гер.

Сулейман Стальский РАССКАЗ СЕБЕ Но поэт молчать не может. Скрыть от мира, сохранить для себя свое сердце ему не удастся. Однажды ко мне пришли только-что вер- нувшиеся из Баку мои старые приятели. Они рассказали мне печальную историю. На нефтяных промыслах была забастовка рабочих, но она кончилась неудачно, и мо- их друзей уволили как зачинщиков. О за- бастовке я сложил песню. Так от случая к случаю я слагал песни, подобно тому, как горячую, обжигающую пищу глотают осторожно по маленькому кусочку… Прошский, ды весной, что наря сверли что со перь равны, что пришла свобода. Прошли месяцы, оглядываюсь кругом, - все преж- пее. «Какая же это свобода, - думаю я, В судах попрежнему сидят те же судьи, богатеи аула попрежнему властвуют над нами!» А потом закружилось время. То англичане, то деникинцы, то бичерахов- цы, - кто их звал? В ту пору я еще не зна знал о большевиках. Я думал много. Мимо моей сакли проез- жали люди и спрашивали моего совета. Но я не всегда торопился с ответом. Я знал - язык не нога: споткнувшись языком, часто остаешься не в силах лежать на земле, подняться. ботал несколько лет подряд. Затем около года работал на постройке железной дороги и больше года на постройке моста через Сыр-Дарью. Очень много видел и узнал я в те годы. Я узнал, что везде и всюду было одинаково трудно рабочему человеку, что уйти от се- бя самого невозможно, что бедные люди и на Сыр-Дарье и в Ашага-Стале одинаково несчастны. Тогда потянуло домой… Но де- нег оставалось мало.

Смерть подошла негаданно, нежданно, Лежит певец и не откроет глаз… Но молодые песни Сулеймана Над миром прозвучат еще не раз. - Они летят, как птицы золотые, И им не страшен ветер и туман, И всюду старики и молодые Ведут с тобой беседу, Сулейман. * М. ИСАКОВСКИЙ.

Он перейдет в легенду На Первом всесоюзном с езде писателей обращала на себя внимание фигура стари- ка в пастушеской одежде горца. Это Сталь- Сулейман Стальский передавали друг другу, - дагестанский ашуг. Он при- вез с езду привет в стихах со своей роди- ны. Старик вежливо, в величавом безмол- вии сидел в аванзале, дожидаясь часа сво- его выступления. Программа с езда разрасталась. Прибы- вающие делегации раздвигали вширь его распорядок. Ораторам не предвиделось кон- ца, и их речи переносились с утра на ве- чер, с заседания на заседание. Тем време- нем сухо потрескивающие юпитеры фото- графов раскаляли и без того жаркую ат- мосферу битком набитого Колонного зала. И вот чуть-чуть очумелые, мы, как в ли- хорадке, носились из президиума в почто- вое бюро и помещение для машинисток, к мандатному столу или в фойе, куда нас вызывали записками. Озаренные люстрами, в пропотевшем до нитки летнем платье мы садились, вставали, совещались, звонили в и призывали к порядку. А он сидел, как сел в первый день, в барашковой шерсти и войлоке, недвижно скромный и учтиво горделивый. Он сидел и смотрел куда-то вдаль перед собой, и толь- ко раз, когда к нему подошел Горький, кото- рому он радостно и почтительно шагнул навстречу, в его поле зрения вместе с Горь- ким вошли колонны, лампочки и публика в зале, и вместе с ним вышли, когда Горько- го отозвали в сторону. Трибуна, вселявшая такое волнение в нас, его не испугала. Она не изменила его голоса, не нарушила спокойствия, ни черточкою не сломила красивой простоты и стройности его повадки, Ему дали слово. Зал насторожился. Ровно и по-вековечному текла незнакомая медленная речь. Было ясно: зал для него тесен, помост - недо- статочно высок. Верстовой простор видел- ся его взору, верстовая высь подпирала его. Вот что кроме приветствия, привез он с Дагестана, вот с чем сидел несколько дней среди нас. Завидна участь творцов, закладывающих начатки нового родного просвещения. В них все культура: каждый их шаг и вздох, дви- жение мысли и поступка, их телесный об- лик, все одухотворено, все значимо, все на пользу. Помимо сложенных им творений, и самая жизнь народного барда есть памятник письменности, потому что автор сам ста- новится книгой, книгой для записей после- поколений. Так будет, верно, и со Стальским. С той же располагающей естественностью, с ка- кой переступал он любой порог, вступит он в обстановку бессмертия, и перейдет в ле- генды, прямодушный, внушительный, не- притязательно вдохновенный. БОРИС ПАСТЕРНАК.

ИЛЬЯ СЕЛЬВИНСКИЙ. *

Я застрял в Баку и с трудом устроился на нефтяных промыслах. Проработал там около двух лет. Жил я очень скромно. И когда с грехом пополам накопилась у меня некоторая сумма денег, оказалось, я уже тридцатилетний мужчина, у меня боро- да и я уже старею. Надо обзаводиться семь- ей. Это было очень трудное дело. Но мне повезло впервые в жизни. В ауле я на- шел круглую сироту - дочь бедняка-о- ездчика. Нас повенчали, и я навсегда по- селился в ауле. Своими руками, вместе с женой, мы по- строили маленькую саклю. Недоедали, не- досыпали, завели огород. Огород охраня- ла жена, а я в это время жал у людей пшеницу. Однажды я возвращался домой к обеду. На одной из улиц я заметил, что собралось множество народу, и удивился: «Что же случилось?» Посреди улицы сидели бро- дячие ашуги (народные певцы) с в руках и пели песни о соловье, тоскующем по солицу. Ашугам бросали в подол сереб- ро и медь. Постоял я с народом, послушал: «Чорт возьми, ведь это же все давно ле- жит у меня на душе! Постойте-ка, постой- те!» Ведь это мои слова! - крикнул я. - Куда тебе, убогий! - ответили мне. - Ты на себя посмотри, разве эти слова под- ходят к твоему носу, соловей ты!… Домой я вернулся пристыженный. «О соловье может всякий спеть», сказал я дома жене и, ваяв в руки вместо бубна папаху, впервые в жизни начал сла- гать стихи. …Влюблен без памяти в цветы, Не замечаешь разве ты Страданья, муки нищеты И плач, и стоны, соловей!… Это -- строчки из первой моей песни, ко- торую я сложил к концу того же дня. Я прочел ее друзьям, но друзья не по- верили: - В таком случае сложи-ка песню о стар- шине. Мои друзья в большинстве были безве- мельные отходники. Они годами пропадали на нефтяных промыслах в Баку и лишь изредка приезжали на лето в аул. Они бы- ли почти настоящие рабочие. - Мир, - говорили они, - это весы, умышленно сбитые с толку. Ты смотри, Сулейман, пе ошибись. На этих весах днем и ночью обвешивают нашего брата на кусок хлеба, на аршин бязи, а иногда и на целую жизнь. Будь смелее, проверяй все гири… Песни свои я привык слагать в поле, во время работы. Возвращаясь под вечер в аул, я часто присоединялся к друзьям и по дороге повторял то, что сочинилось за день. Я даже не заметил, как мои песни стали распеваться в ауле. Мое новое дело оказа- лось трудным и очень неспокойным. Как-то, во время отдыха у родника, я спел песню о царских судьях. Услышав- ший мою песню мулла ткнул меня палкой в грудь и стал кричать: - Где это слыхано, чтобы голодранцы учили царских судей? Ты! Паршивый хвост! Твое дело плестись свади, а думать за тебя, слава богу, поручено голове. Это обожгло меня.



Он песню при себе всегда носил. Он, как поток, то гневен был, то весел, Один певец --- а сколько было песен! Один старик -- а сколько было сил! * B. ИНБЕР.

Нет, не погаснуть им, твоим мечтам! Твои уста сомкнулись. Но во-веки Не смолкнут соловьи, не обмелеют реки И не иссякнут песни, Сулейман! Все, что воспел ты с искреннею страстью, Сто крат исполнится. И розы расцветут На всей земле, где твой высокий труд Пленил сердца своей певучей властью! СЕРГЕЙ ВАСИЛЬЕВ

Замолк певец из песенного стана, Но боевым словам не замолчать, И будут их на шашках Дагестана Бойцы перед сражением читать. ДЖЕК АЛТАУЗЕН.



сердце сколько песен сложил он о Красной Армии, о Кирове и Серго, незабвенных вождях побед, о новом Дагестане, о новых победах героев Советского Союза, о челюскинцах, о полюсе, о великих перелетах, о том, кого вся страна наметила своим первым канди- датом в Верховный Совет - В счастливом солнечном краю, Его, великого, пою, И я свой голос отдаю Тому, кто наше знамя, - Сталин! Время и пространство были побеждены. Из далекого скромного селения в силу заслуг своих должен был шагнуть в залу Верховного Совета строгий мудрый Сулей- ман, полный песен, как в дни своей юно- сти, старец с легкой молодой походкой гор- ца, с необыкновенной памятью, с неисся- каемым вдохновением. Он был необычайно трудолюбив. Он мог повторить слова старого лезгинского по- эта, знаменитого Истим-Эмина, сказавшего в стихах: Если листья всех лесов, Всех деревьев вкруг аула Превратить в листы бумаги, Ветви в перья превратить - Родники, ручьи - в чернила, Всего этого нехватит Для стихов моих и песен. Старые горские сказания говорят о ле- гендарных подвигах. Но он был тоже ле- гендареи, этот славный сын народа, певец его, и как подвиг прожил он свою много- трудную жизнь, освещенную в старости светом нового солнца. Он был жадный до жизни человек. Я ви- дел, как он ходил по Москве, с гордой и теплой улыбкой озирая великий город. На все новое он откликался с живостью юно- ши. Он не был человеком, замкнувшимся в горах, вдали от людей. Нет! Из маленького аула своего зорко следил он за огромной жизнью, и ни одно событие не проходило вне его внимания. Он не умел читать, но он умел как никто слушать голоса мира… Древняя мудрость Востока говорит: бла- гословен час, когда мы встречаем поэта, Я помню хорошо свою первую встречу с ним. В полутемной, наполненной вечер- ней прохладой роще, сидел он сосредото- ченный и взволнованный и читал нам свои стихи. С каждой минутой все больше и больше становилось в роще людей. Односельчане, возвращаясь с полевых работ, слыша его голос, тихонько садились на камни, на траву, положив около себя серп или ло- пату, или цепь кузнеца, и слушали сти- хи, затаив дыхание. Эти люди прекрасно понимали, что такое стихи, и дорожили тем, что среди них живет замечательный поэт. Медленно звучал голос поэта в тишине ро- щи, и все это было очень удивительно. Мне становится страшно грустно при мы- сли, что я не увижу больше Сулеймана, не сяду с ним в его вечерней роще под де- ревом и не услышу его тихого, вдохновен- ного голоса. Большое сердце имел Сулейман, и это сердце перестало биться. Нам осталась ис- тория его жизни и его песен. Пусть же они станут примером для молодого поколения поэтов нашей великой родины. нИКОлАЙ ТиХОнов. ЛЕНИНГРАД. (Передано по телефону).ны

Больое Умер Сулейман Стальский…

бубнамиОднажды в Касум-Кент пришли интер- венты и повесили трех моих односельчан. За что? Оказывается, они были большеви- ками и шли из Баку к нам на помощь…звонок «Ого, - подумал я, - земля наша, горы и, а люди, которых убивают, ведь то- же наши… Что ж это такое? Значит, боль- шевики-- это мы сами, а чужие люди тут хозяйничают». В тот же день на улице встретился мне мой бывший хозяин. - Сулейман, - сказал он, - почему ты не сложил песню в честь Казим-бея, или бережешь ее для большевиков? Я промолчал.

В дагестанских горах, недалеко от Ка- сумкента, если вы пройдете новый боль- шой многоарочный мост через пенистый Гильгяри-чай и еще три километра по жи- вописной дороге, вы придете в аул Ашага- Сталь, на родину прославленного народно- го певца.

Вдали видны в хорошую погоду вершины Шах-Дага и зеленые рощи окружают аул Воздух прозрачный, легкий, теплый. Звон- при- ютовленный самой природой. Но Сулейман не был таким поэтом, хотя он умел самые гонкие переживания передавать в искрен- них и простых словах, Он прожил длинную, суровую жизнь, он внал труд батрака, рабочего-ремесленника. Он работал в Средней Азии, в Баку, в сво- ем родном Дагестане. Он видел все бес- правие царского черного времени, он знал, что такое народная нужда и горе бедня- вов. Он пел об этом в своих вдохновенных леснях. Не петь он не мог. Он родился ашугом, поэтом. Он пронес через всю трудную жизнь незапятнанное имя преданного народу пев- ца, и песни его стали известны всему Со- ветскому Союзу.

- Этот мир - колесо, - прибавил хо- зяин, - все время вертится… - Неправильно вертится, - оборвал я его. - Постой, постой, уж не просится ли твоя шея на крючок! - Нет, - ответил я. - Крючок любит сало, а шея моя сплошь из мозолей! В тот день в моей крови одна капля за- говорила по-большевистски. Я не стал ме- шать ей, я дал ей волю. Ее голос стал родным. Записал Эффенди Капиев. Москва, апрель 1936. 

Сулейман Стальский иующих Счастливой песней каждый день Мы шлем товарищам привет, И туч лохматых злая тень Не омрачит весны привет. Плодами лучшими богат Шумит над нами жизни сад, И все пышней его наряд. Земле советской наш привет: Великой дружбою сплочен Строй многочисленных племен, И песни шлют со всех сторон Родному Сталину привет. Не видя дружбы меж собой, Мы волчьей рыскали тропой, И темный лес над головой Нам солнца заслонял привет. Но нашей партией давно Нам счастье ясное дано, И солнце красное в окно Нам ежедневно шлет привет.

Мы помним трогательную перекличку двух старых певцов с разных концов на- шей великой родины - Сулеймана и Джам- була, как свидетельство неоспоримой друж- бы народов, как свидетельство братского единения мастеров радости, неразделенных больше ни предрассудками, ни тайными кознями темных правителей прошлого. Когда Сулейман в Кремле, в торжествен- ный час вручения ему ордена Ленина, сказал речь, он сравнил себя с оружи- ем,которое было покрыто ржавчиной и про- лежало в земле много лет, и только совет- ская власть вынула это оружие из земли, очистила его, вернула ему блеск и силу. Певец народного горя стал певцом на- родной радости. Еще сильнее забилось сер- де старого ашуга, когда он увидел, какие дела творятся в его собственных горах но- выми горцами сталинской эпохи. Мосты воздвигались там, где люди ежегод- но тонули, борясь с рекой; легли гладкие дороги там, где по скользкой и узкой тро- иинке чуть не на четвереньках проходили люди; горцы - неграмотные, темные, за- травленные ханами и муллами люди - ста- н вольными колхозниками, знатными хо- зневами своей земли. Имя Сулеймана Стальского получило за- служенную славу. Песни его, сложенные м устно, - он был неграмотен, -- далеко вышли за пределы маленького аула, обре- множество новых тем, миллионы чита- клей. И наконец в замечательные предвыбор- ныедни трудящиеся Касумкентского и Дер- нтского районов Дагестана выставили его андидатуру в депутаты Верховного Со- газве не прошел он со своим народом путь борьбы и победы? Он высме- жал в сатирических стихах все скудоумие сужителей ислама, он бичевал элобных лаетателей, он горько оплакивал в песнях печальную судьбу лезгинского народа. назве не пел он о борьбе, о боях за ободу, о героях, заплативших овоей кнзнью за бой с врагами народа? Настали новые времена, расцвел его свободно вздохнул его народ - 

Сулейман Стальский GТАЛ ИН Живое двигая вперед, Могучих партия ведет, Шагает трудовой народ, И ты их знамя, Сталин. Для всех трудящихся, как свет, Горишь ты с юношеских лет, Ведя туда, где горя нет, Где только радость, Сталин. Идут года, за годом год. Нас охраняешь от невзгод. И дальний виден небосвод Тебе, вершина Сталин. Ты вражью жадность иссушил, Ты нас победам научил, Ты в руки слабых ключ вручил От новой жизни, Сталин. Известен всей вселенной ты, Деяний славных мастер ты, Познавший мысли бедноты, Тебя пою я, Сталин.

Его песни бессмертны Союз советских писателей БССР и все трудящиеся нашей родины с глубокой болью узнали о смерти выдающегося пев- ца народов Советского Союза, великого са- мородка, Гомера XХ века, народного поэта Дагестана Сулеймана Стальского. Сулейман Стальский был безмерно дорог сердцу каждого патриота нашей родины. В этом великом человеке все мы видели оли- цетворение вековой народной мудрости, глу- бины и искренности. Душа Сулеймана пы- лала неугасимым огнем творчества. Весь свой лучезарный песенный талант, все свое великое сердце Сулейман Стальский отда- вал социалистической родине, отдавал ве- ликому нашему гению - Сталину. Сталине он сложил самые задушевные, са- мые искренние, самые глубокие песни. Сегодня, расставаясь с Сулейманом Сталь- ским, мы говорим: Спи спокойно, великий и мудрый певец! Родина, которой ты отдал весь свой талант, под водительством Сталина пойдет к еще большей радости и счастью. А тебя она ни- когда не забудет. Твои песни бессмертны! ЯКУБ КОЛАС, ЗМИТРОК БЯДУЛЯ, П. БРОВКА, К. КРАПИВА, К. ЧОРНЫЙ, А. КУЧАР.

- Разве на хвосте растут такие ру- ки? - вскричал я, схватив муллу и при- подняв его над родником. Мои товарищи рассмеялись… Мулла побелел и умчался в аул. За мной явился старшина. Меня за- брали в канцелярию, допрашивали и пыта- лись посадить в тюрьму. Но пришли дру- зья. Они поклялись на коране, что Сулей- ман не со зла показывал силу своих рук. Меня отпустили, строго-настрого предупре- див, чтобы никогда больше не слагал я «грязных» песен… Твореп прекрасной песни   сначала на лезгинском языке и печатались в газетах Дагестана, через несколько становились известными всей стране и зву- чали на десятках языков свободных дов Советского Союза. Стихи Сулеймана Стальского стали частью нашего повседнев- ного быта. Огромное чувство любви к товарищу Сталину, чувство глубочайшей преданности

делу большевистской партии озаряет стихи днейСулеймана. Умер громадный поэт. наро-Советские поэты должны подхватить вы- павшее из рук певца знамя свободной и прекрасной песни и нести это знамя так же высоко, как нес его великий ашуг Сулейман. В. САЯНОВ, А. ПРОКОФЬЕВ

За годы революции воздан новый тип поэта-большевика, поэта-патриота, поэта, верного народу и всю свою жизнь отдающе-  защите народных интересов. даким го был Сулейман Стальский! Народный по- эт Дагестана, поэт маленького горного наро- стал популярнейшим поэтом всей стра- которые произносились