я

Вряд ли найдется литератор, который
усомнился бы в необходимости и. пользе

теории, ‘
  Когда, в противовес рапговекой схола»
отике, после 23 апреля заговорили о необхо-
димости конкретной критики, нашлись лю»
ди, которые поняли это как призыв к тому,
чтобы писать одни лишь рецензии и крити-
ческие портреты. Но время это уже позади.
\ Теорией занимаются многие. И тем не менее
теоретическая слабость вначительной части
нашей критики бесспорна.

Никто из критиков ‘не написал внятно,
просто и толково’ о:том, что такое социали-
стический ‘реализм или социалистическая
романтика, хотя разговоров на эту тему бы-
ло немало. м 3 wi

Однако нет более бесплодного занятия,
чем теоретизирование ради самого теорети-
зирования. Теория обязательно должна от-
талкиваться от живых примеров.

‚Есть критики, которые думают, что есла
они изберут своей. специальностью литера-
турную методологию, то. это избавит их от

`-неприятной необходимости разбирать. про-
изведения советской литературы. Нет! Раз
уж ты назвалоя критиком, раз ты избрал
себе эту беспокойную сгециальность, — по-
трудись честно и нелицеприятно оценивать
возникающие вокруг тебя литературные яв-
ления. Конечно, легче всего возложить на
себя одежды методологической пифии и
осторожно изрекать туманные, абстрактные
советы и пожелания, Но читателю и писате-
лю не легче от того, что один год эта лит-
пифия занимается теоретическим разгромом
своего теоретического, противника из близ-
лежащего журнала, второй год исследует
эстетические взгляды деятелей прошлого, &
на третий год придумывает себе какое-ни-
будь другое, такое же безжизненное и без-
опасное занятие. Есть у нас люди, которые
превратили это в профессию.

Они любят писать о покойниках, причем
© хорошо проверенных нокойниках, или об
‘абстрактных вопросах (хорошо проверен»
ных вопросах), или — обычно с негодова-
нием — о других критиках, занимающихся
такой же мрачной и таинственной‘ алхими-
ей, как они ‘сами.

 С каким ужасом смотрят писатели и чи-
татели на громадные непроходимые статьи,
утыканныеё кавычками, ‘’сносками, скобка-
ми и ядовитыми многоточиями, С какой
тоской глядит читатель-на эти длиннущие
периоды, от которых волосы становятся ды-
бом:

«..художественный образ есть’ отражение

ey

Погма и творчество.
 

риализму произносит непрерывно, & чи-
тать эти статьи невероятно скучно, потому
что нет в них дыхания жизни. Они сплошь
состоят ‚из умозрительных ‘рассуждений,
холодных, бескровных и’ равнодушных,

«..эпохя социализма должна быть и бу-
дет эпохой диалектической обработки всей
истории мышления, естествознания, искус-
ства», — печалает он в разрядку, которую
мы из экономии места не сохраняем.

«..социалистический реализм, новая со-
циалистическая эстетика должна строиться
как наука об историческом развитий искус-
ства и литературы в связи с историческим
развитием общества», — сообщает он в сле-
дующем абзаце. }

И все это попрежнему мучительно спра-
ведливо и банально. Все это однообразно,
как дровяные штабели:

И ни одного конкретного примера, если
не считать перечня имен классиков или с0-
ветских писателей, которые в нужных ме-
тах автор произносит равнодушной скоро-
говоркой, как старушка из чехонской «Ка-

ители». { : у :

И ни одной живой, свежей и, главное, соб-
ственной мысли! Ни одного проблеска люб-
ви хоть к какому-нибудь явлению советской
словесности, ни одного гневного слова о
дурных или враждебных советскому народу
произведениях.

Обращается т. М. Розенталь к Льву Тол-
стому, и снова он анализирует разные ‹ме-
тодологические проблемы», совершенно не
касаясь разбора гроизведений гениального
писателя. Пишет он 6 Максиме Горьком, и
снова бесконечное и пустое теоретизирова-
ние. Читая эти статьи, можно подумать, что
ни Толстой, ни Горький не’писали художе-
ственных произведений, а только высказы-
вались от случая к случаю на «искусство-
ведческие» темы, «ставили вопробы», «при-
зыЫвали», «хорошо понимали», выступали с
руководящими указаниями и подводили ми-
ровоззренческий фундамент, А вот подо ято
они этот самый фундамент подводили, —
так и остается неясным, потому что худо-
жественными произведениями этих великих
писателей критик совсем не интересуется,
будто их и неё было никогда,

Иногда т. М. Розенталь нет-нет да и вы-
скажется на тему, лежащую. за пределами
его заколдованного «методологического кру-
га». И тогда остановится страшно за его нв-
осведомленность в самых простых вопросах.

Однажды он разобрал, — что с ним слу-
чается крайне редко, — один советский ро-
ман. Разработал он «Не гереводя дыха-

  
   
    
 
   
   
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
   
  
 
 
    
 
   
  

   
    
  

‘действительности; но действительность не
непобредственно воспроизводится в образе,
& через посредствующий процесс перерзбот-
ки ее в сознании художника, причем, ра-
зумеется, сознании определенного, социаль-
ного, классового направления».

Эта фраза в 1933 году выползла из-под
пера т. Розенталя.  

ния» И. Эренбурга н, в частности, фигуру
его героя — Геньки. и ет
«Политически Генька советский чело-
век», — благожелательно сообщил критик
и тут же добавил: «Но Генька до мозга ко-
стей заражен буржуазными предрассудка-
ми в остальном, в отношении к товари-
щам, к своему коллективу, к жене, к свов-

  
  
   
  
  

Прошло четыре года. Много появилось ва
это время интересных ‘произведений ив
прозе и в поэзии, возникли новые темы,
выдвинулся ряд новых молодых талантов,
были разоблачены‘ в литературе замаскиро-
вавшиеся враги, За это время т; М. Розен-
таль написал много статей. Но, читая их,
можно подумать, что ничего за это время
в литературе не случилось. Тем же унылым
языком, покрывшимся от. постоянной бол-
товни мозолями, продолжал он писать и в
1934 году все на ту же свою любимую «ме-
тодологическую» тему:,

«..противоречие между идейными убеж-
дениями какого-нибудь. писателя, и ре-
зультатами его реалистического изображе-
ния действительности не есть. чисто худо-
зкественное противоречие, а выражение в
области художественной практики глубо-
чайших классовых противоречий, огромных
социальных сдвигов, которые происходят
в обществе». ь у

«Какой-нибудь писатель», так оно спо-
койней!

К ней же, любимой своей «методологиче-
ской теме» возвращается т. М. Розенталь и
в 1935 году. Ею же занят ив 1936 и в 1937
годах. Слова «социалистический реализм»
употребляет он бессчетное количество. раз,
цитаты из произведений Маркса и Ленина
приводит чуть ли не на каждой странице,
клятвы в верности диалектическому мате-

—3

В детстве Алексей Толстой прочел книж
ку о похождениях ‘деревянного человечка,
Она ему так понравилась, что он часто рас.

` сказывал ее содержание своим товарищам.
Книжка потерялась. (И поэтому Толстой  
«рассказывал каждый раз по-разному, вы*
‘думывал такие похождения, каких в книге
совсем и не было».

Это было в детстве,

Прошло много. лет, и писатель Толстой
решил написать книгу для детей. Как по
ступает он? Он пишет заново книгу, кото-
рая поразила ‘его в детстве. ^

Так возник «Золотой ключик», Об этом
сказано в предисловии к нему.

Мие кажется, что ‘это замечательно! Вы-
думано ли это Толстым или так и было на
самом деле, — это роли, не играет. Пусть
фантазия, пусть перёживание — в ‚обоих
случаях мы чувствуем: произошло это ©
поэтом.

В литературе не много таких концепций
— простых и вместе с тем ‘захватывающих
дух. Они похожи на открытия в технике.
Шехерезада не хочет быть казненной, и
поэтому каждое ‘утро обрывает рассказ. на
самом интересном. месте.

Характер новизны, которая существова-

  
  
    
   
   
  

ла все время, но показана была вдруг, —   торую он очень любил, Одной деталью Тол-   других вещах, ‘Пушкин удёляет внимание

характер. открытия носит и эта изобретен-
ная Алексеем Толстым концепция о пи-
сателе, который, ‘решил заново ‘написать
исчезнувшую вместе с его. детством. книту.

Sin,

Как назвать. кота, который действует в
сказке? В «Золотом ключике» кот называ-
ется Базилио, Лиса называется Алиса, че-

епаха — Тортила. Имя пса — Артемон.

арчевня носит вывеску «Грех. пискарей»,
мена выбраны с большим вкусом,

Черепаха Тортила!

Можно заключить, как весело, как прият-

_ но Say Толстому писать эту сказку. .
«Из-за картонных деревьев выскочило
‚ множество кукол — девочки’ в черных
масках, страшные бородачи в колпаках, 
мохнатые собаки с путовицами вместо
тлаз, горбуны о носами, похожими на
отурцы».

Как всё точно «по-сказочному», именно
так, как и должно быть в сказке. Горбуны
с носами, похожими на огурцы!

Среди сцен этой сказки, полных юмора
и фантазии, есть одна поразительная, За-
помним, что герой сказки — человечек Бу-
ратино — до. своего появления на свет зак-
ючался в полене. Вот этот деревянный че-
повечек попал на представление в куколь-
вый театр. И куклы, которых он. никогда

в не видел, узнали его,

ры Это Буратино! . Это Буратино! К

нам. к нам, веселый плутишка Бурати:

no!
Тогда он с лавки прыгнул на суфлер-
скую будку, а с нее на сцену.

Af

тать критика типа И. Нусинова, с которым

му ребенку, в любви...»  

Нас не интеревуют сейчас ни Генька, ни
самый роман «Не переводя дыхания». Не
в них дело, А дело в’том, что т. М. Розен-
таль считает «остальным» такие важнейнгие
стороны жизни человека, как дружба, семья,
любовь, отношение к коллективу. Он дума»
ет, что можно быть «политически советским
человеком», оставаясь буржуем в личной
жизни. ›

Тов. М. Розенталь редактирует два лите-
ратурно-критических журнала, ухитряясь
почти, не высказываться о советской лите»
ратуре; ‘Почему же тов. Розенталь тща-
тельно обходит все так называемые «скользз
кие» темы? Так и не’знаем мы за несколько
лет его работы ни его литературных. вкусов,
ни его положительной программы, ни его
литературных антипатий. Теория, ‹ которой
он занимается, суха, абстрактна и не так уж
полезна. Высказывается он всю. свою ли-
тературную жизнь о социалистическом реа-
лизме, а, что он под этим реализмом подра-
зумевает на деле — остается тайной.

Кого из нашей литературной молодежи
выдвинул М. Розенталь? Кого поддержал
одобрительным отзывом? Кому из писате-
лей помог? Кого из врагов советской лите-
ратуры он разоблачил? Ни одного имени на-
звать невозможно. Нет у М, Розенталя на-
стоящих литературных друзей, как нет у
него и литературных вратов, если не счи-

 

аметки писат

Ю.. Олеша
<

Куклы ‘схватили его, Начались поце-

луи, дружеские щипки и шлепки, — Бу-  земной шар. Она пробит Лося сосредото-

ратино перелетал из одних об’ятий в дру-
‚ THE>, i

` Вполне естественно, что деревянные ку-   В виде картин его воспоминания:

клы могли узнать вышедшего из полена

человечка! Но это неожиданно и блестяще.   Зеских романов, но она поэтична,

Такой штрих сделал бы честь и прослав-
ленным мастерам сказки,

8,

Именно поэтичность кажется мне одной
из главных особенностей таланта Толстого.

Вот роман «Аэлита». Это фантастический
роман. Инженер Лось и демобилизованны
красноармеец Гусев летят на Марс. Фабула
достаточно эксцентрическая. Однако. ро-
ман поэтичен, Сочетание чрезвычайно pez:
кое. ‹ ь

В чем эта поэтичность?

Лось — не просто фантастический путе-
шественник. У него есть`судьба и харак-
теристика. Он стал одиноким, прежде чем
покинул вемлю. У него умерла жена, ко-

стой создает картину тревожной ночи в до-

ме, где лежит больная. «Свеча заставлена   нежно. Эту ‘же манёру Толстой. применяет

ЕНИГОЙ», — пишет он.
Нотой жалости к больной начинается ро-
ман. ye
Это начало необычайно человечно, про-

низано грустью. Даже странным кажется,   причем получается такое впечатление, что

что это — начало фантастического романа.

И далее, изображая фантастический Маре,
Толстой и в выдумке своей остается поэ-
тичным, В заброшенном доме на
находит поющие книги.

«Сплетения и переливы цветов и форм
этих треугольников, кругов, квадратов,
сложных фигур бежали со страницы. на
страницу. Понемногу в ушах Лося, на-
чала наигрывать едва уловимая, тончай-
шая, пронзительно печальная музыка».

Растительность Марса Толстой делает
оранжевой, желтой, красной. Как «очелове-
utp» ato? Как сделать это непривычное
лля нас обстоятельство знакомым?

И Толстой вспоминает сны.

Такая фантастическая природа нам ино-
гда снится. Ведь на небе Марса несколько
ето лун! Как сделать это врелище убеди-
тельным?

над рощами и развалинами сиял второй
спутник Марей. Круглый, желтоватый

за зубчатые горы. Отблескивали на хол-
мах металлические диски.”

Kak BO сне»,

под собой «оранжевые кущи».

й   Подоказана некоторыми картинами из пуш-

Марсе Лось   Августаз

«Позади них, над холмистой раввиной,   ланных превосходно, легкой, свободной ки-
диск его, также меньше луны, клонился   ствительно, непревзойденный мастер.
— Ну, и ночь, — прошептал Гусев, —   ную статью, —  все /он пишет ‘замечатель+

Вот на воздушном корабле гости с Зем-   яркости. Он очень много написал, и почти
ли летят над странами Марса. Они видят   все написанное им есть настоящая, боль-

у него уже давно-ведется длинная и неин-
тересная трызня, ведется по всем правилам
«литературной полемики» — со ‘взаимным
страстным уличением в искажениях, в не-
доцитировании, в извращений, в передерж-
ках и недодержках, со всеми этими запре-

 
  
   
  
 
 
   
  
 
 
   
    
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
   
   
  
    
   
   
  
   
  
  
  

другу пальцы тде-нибудь в передвижном
кинотопоком цирке,

Нечего им сказать по существу. социали-
стического искусства. Вот они и тешат себя
вздорной литературной перебранкой,

К сожалению, деятельность т. М. Розен-
таля — яркий, но не единственный пример
литературной схоластики. Есть, скажем,
критик Д, Тамарченко, который пишет точ-
HO Tak же; к

«..Диалектическое единство активности
реалистического образа, с одной стороны,
и активной роли мировоззрения в творче-

реннюю противоречивость всего буржуазно-
дворянского резвлистического искусства»
(«Звезда» № 4, 1937).

жется, что на зубах скрипит речной гесок.

Кроме всего прочего статьи т, М. Розен-
таля или Д, Тамарченко, скажем‘ прямо,
неталантливые статьи. ‘

Но вот беда: критическая схоластика —
эта тяжелая болезнь поражает иногда и
способных людей. ‚ например, критик
т. М. Лифшиц. Уже лет пять он пишет о
взглядах Маркса и Гегеля. на искусотво. Не
так давно он собрал свои’ статьи и выпу:
стил их отдельной книжкой. В ней любовно
собраны даже предисловия, которые он пи-
сал для соответствующих хрестоматий, Так
подробно издают обычно ‘только полные

пять лет этот критик. написал лишь одну
рецензию на «Горькую линию» Шухова и
этим ограничил свое соприкосновение с ©о-
ветской художественной литературой. Не
ити ли это бережное отношение к се-

Нам кажется, что можно без труда найти
ий еще не\мало примеров того, как люди бук-
вально чахкут на сплошной  методолого-
критической работе. Все свои силы и. зна-
ния они отдают исследованию очень серьез-
ных литературно-теоретических проблем, но
делают это так абстрактно, так сухо, что
эти работы приносят весьма малую пользу
нашей литературе, ее живому развитию и
росту.
- Следует напомнить этим товарищам заме-
чательные слова Сталина;

«Существует марксизм дотматический и
марксизм творческий. Я стою на почве пос-
леднего». («На путях к’Октябрю», 2-е изда-
ние, 1925 г., стр. 109).

То, что работы ряда наших теоретиков
страдают догматизмом, является бесспор-
ным фактом. Нельзя двигать вперед дело
‚марксистско-ленинской литературной тео-
рии, оставаясь на почве одних только голых
рассуждений и методологических споров,
кропотливо и бесмысленно пересаживая фи-
лософокую терминологию на литературные
трядки.

ТольКо нежеланием брать на себя ответ-
ственность за собственные мнения ‘можно
об’яснить молчаливость многих критиков,
именно тогда, когда нельзя молчать, когда
надо говорить и спорить об искусстве.

ногие критики должны крепко задумать-
ся над своей судьбой. Товарищи. методологи!
Вы наверно помните из истории нашей стра-
ны, что существовали люди, называвшиеся
педологами,.и была даже такая, как бы
сказать, наука — педология, Где теперь эта
«гедология»? Кто о ней помнит? Как бес-
славна ее судьба! А сгинула она потому,
что была’ оторвана от жизни, была схола:
стична, ничего общего не имела ‘с народом
и его требованиями, а, следовательно, была
вредна, :

Как критики должны ‘писать? Здесь Tow
ные рецепты: невозможны. Но ‘в сущности
дело тут простое. Надо писать по ‘совести,
честно, ясно, прямо и правдиво. Надо знать
TO, о чем пишешь, иметь; что сказать, и го:  
ворить полным голосом‘ -— любя’ или нена-
видя =— но всегда искренно и по совести. И
если советский критик будет. писать по со-
вести, — а совесть у него — большевистская
совесть, — TO он ‘несомненно выразит вкусы
и желания народа Ир

«Азора, — что означало — радость, —
походила на ‚те цыплячьи, весенние луга,
которыё вспоминаются во сне, в дале-

‘ , ком детстве»: ^‹  

^ И затем чудесная   сцена, в которой у
Аэлиты на ‘ладони возникает маленький

читься и вспоминать, Лось вспоминает по-
кинутый Петроград, и’ в’ шаре появляются

Эта сцена, конечно,  в духе ‘фантасти-

4.

’ Так же полон поэзии` «Петр Т.

Может быть; эстетическим. источником
для Толотого, когда он писал свой роман,
был -«Арап Петра Великого». Та прозрач-
ность, с которой написан «Петр 1», как бы

кинского, «Арана». Хотя бы картиной, изо-

бражающей каморку пленного’ танцмейсте-

«Ha етене висел старый синий мундир

и его ровесница, треугольная шляпа; над

нею тремя твоздиками прибита была -лу-

бочная ‘картинка, изображающая Кар 
ла, ХАГ верхом»,

В «Арапе  Петра Великого»   более, чем в

краскам. Роман‘ раскрашен! прозрачно и

в «Петре Ть,

Как никто; Толстой ‘описывает наруж-
ность. Эти описания сделаны необычайно
легко. Несколько подряд идущих опитетов,

эти эпитеты пришли мгновенно, что вооб-
ражение’ писателя не затруднялось` ни на
секунду. Вот, например, описание короля.

«Король был, как из-за тридевяти ве-
мель, будто из карточной колоды; —
большой, нарядный, любезный, с. крас- 
ным ртом, с высокими соболиными бро-
ВЯМИ». psy
Как на месте здесь «соболиные брови»!
Появляющийся на поле битвы Карл ХИ

кажется лежалцему на земле раненому «тон-
ким, как палец». На громадной костлявой
лошади сидит тонкий, как палец, юноша.
Это ‘очень смелое сравнение. Но разве не
похож, на палец силуэт скачущего всад-
ника?

Можно без конца приводить примеры,
Неисчислимое количество портретов, еде-

стью, — вот один из ценнейших элементов
«Петра Г»..В этом отношении Толстой, дей:

Что бы ни писал этот писатель —— сказ-
ку, комедию, исторический роман, газет-

но, Поражаешься его талантливости, силе,

шая литература.

щенными приемами провинциальных бор-
цов, которые; когда-то выворачивали друг

ском процессе — с другой, определяют внут-  !

Когда читаешь подобные вкаерсисы, ка-  

собрания сочинений классиков. Но ва все  

H

дачи о бассейнах.

так:

часов бассейн будет опорожнен?»

реитается неверно:

сти.

первому его моменту.

‚ного опыта.
стерством. Рецензия на вторую
трудная рецензия,
 бого рода.  

Эта книга Написана с

Tam,

лывать.

и.

‚Стики, 4
Во второй
чал свой литературный путь.

вой книги Макаренко очень высоко.

вает свое время, t

зорным?

коечный жилек,

В учебниках арифметики были раньше эа-
В самом простом виде задача выглядела

«Из бассейна выливается через трубу в
час столько-то ведер воды. Через сколько

Задача эта в элементарной арифметике
если отверстие на дне
бассейна, то скорость течения падает го ме-
ре того, как опускается поверхность жидко-

О скорости процесса нельзя судить по

ервая книга писателя обычно создается
при наибольшей высоте уровня его интере-
са, при наиболыпей мобилизации жизнен-

Вторая книга лежит на грани между ис-
пользованием биографии и овладением ма-
книгу —

торая книга Макаренко — явление oco- 

определенной
целью. Она написана не о том-то и том-то,
& дпя того-то, Это — литературный инструк-

‚ Макаренко не столько рассказывает о’ яв-
лениях, сколько о том, как надо их переде-

В книге есть своеобразие гисательской BO-

Вещь составлена ‘из чередования рассуж-
дений и кратких; иногда не законченных,
новелл е большими включениями публици-

книге А, Макаренко заново на-

Берешь книгу и видишь, что автор ду-
 мает не о литературной удаче. ‘Давление но-

Нельзя говорить о том, что семья отжи-

`Те, кому приходилось ходить по кварти-
рам неусоневающих учеников и учеников, от-
бившихся/от дома, знают эту картину: при-
ходишь, комната чистая, у мальчика или у
девочки своя чистая кровать; отец и мать’
He B ccopé, почему же ребенок стал безнад-

У него дома нет места — нет угла, где ле-
жали бы его книги и висела им самим пове-
шенная картинка или портрет; он в семье —

«Волга для родштелеш» ‘Ao Miatrsappenns

>
Виктор Шкловский
>

“`

 
    
  
 
  
 
 
 
 
   
  
   
 
   
  
  
   
 
   
 

корабликами на собственной воде,
со двора сгоняют.

абсурда, причем далеко не комического.

чей грязи,

борьбу идей в семье.
Он показывает отношение

родителей
MBH;
от своего отца.

недоговаривает.

им описанные.

Книг,

отношений,

семье как о части советского общества.

О месте, которое
могла бы занять книга  
среди других книг

АА
Как художник

его темы; i

ние советской библиотеки.

старинному принимает гостей.
„Вот характеристики А. Макаренко;

Литературная газета № 69 (705

ОВЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

Чувство собственности здесь доведено До   ны: сами дойти до темы,

На борьбе с разлившейся рекой автор Дает

детьми, распад неправильно-построенной се-
мальчик видит звериный /’ идиотизм
собственности и в результате отказывается  

Макаренко торопится описывать, многое ‘кусство изображало борьбу человека Bo my

А хочется узнать, как дальше жили лю-
д. р

ива в книге затронуто на несколько

Очель интересно все, что говорит Макарен-
ко о половом вопросе в ‘семье. Говорит он
серьезно, с новым. пониманием человеческих

Книга Макаренко. написана о советской

Книга но совсем беллетристична, и кажет-
ся нам, что автор воспринимает это как свою   тывая.

‘ ‘ ь
А. Макаренко — человек
свободный и пишет так, как это нужно для  

‘Но вот он вставляет в свою книгу описа-

В бписании библиотеки дана характеря-
стикА многих советских книг, и здесь автор
становится так любезен, как будто ‘он по-

«Дорога на океан» — это серьезный хму-,

 

 

are

 

Перед революцией поэзия у многих поэту)
как бы ограничивала сама себя, запираяе  
в поэтические темы, в темы, уже превди  
обработанные иля совсем малюсенькиь,

Само небо старались сделать Маленькиу  

к себе на двор, чтобы играть с бумажными   и уютным или условным.

Маяковский в своей поэзии вышел в ту.  

ело это было глупое, потому что все воду   делы вселенной.

  
  
 
 
  
 
   
  
  
   
   
  

Искусство вольно, поэт и прозаик до .
их Никто не приз.  
дет к ней; поэт и проззик не может перздь.

Жадность к собственной луже находится у   верить мышление свое редактору,
многих людей на дне сердца в составе про-

Но поэт и прозаик сильны тодько tor
когда они сдвигают основную тему,

Поэма Маяковского «Про это» — это поз

с   ма о человеческой любви, о борьбе га м

освобождение.

Особенностью советского’ искусства ль.
ляется полный охват жизни,

Поэзия выбирала своей темой любовь, п >

своей поэзии с прозой жизни.
а у 1

Повзия должна охватить и охватывает в
краеугольные ‘вопросы,

Но изменилось самое отношение к жизни,

Романы, оканчивающиеся женитьбой, №»
маны; похожие на полет гтицы из мрака в
мрак, сквозь освещенную комнату, сменяют,
ся непрерывным ощущением жизни, поэт.
зацией ее непрерывности, i

Основные удачи советской литературы ло.
стигнуты людьми, которые вполне sna
жизнь, которые знали ее до конца.

Не люди, приеэжавцтие в колхоз удивить.

‚  ся и уехать, в Шолохов написал «Поднятую  
цёлину>.
Макаренко овладевает полем темы, но ив
углубляет тему, авписывая ве, а не разве.

<

У

Недостатки
КНИГИ

Книга Макарёнко очень неравномерна,
Она не’ столько написана, сколько записаях,
‚и это не потому, что он касается вопросов,
от которых другие авторы отмалчиваются

Книга нова тем, что в ней настолько пре.
обладает целевая установка, что автор хак
‘будто забывает о способе писать и записы.
вает. созданное временем. in

т a

  
 
 
  

   
 
 
 
 
   

Книга Макаренко посвящена вопросу 0
месте ребенка в семье и об отношении семьи
к обществу?

Макаренко не отделяет своей  писатель-
ской работы от задач дня.

Поэтому его книге не угрожает ‘судьба вто-
рой книги.

Книга не нова, потому что в ней нет той
свежести художественного восприятия, к
торое имеет художник в минуту’ вдотно-
вения.

Макаренко хорошо видит большие Kor
фликты. Он мужественный человек и в
скрывает конфликтов там, где они есть,

    
 

рый товарищ, он никогда. не улыбается, ©
девчонками принципиально не кланяется,
а водит компанию только с суховатыми ху-
дыми мужчинами в роговых очках, «Энер-
THA> — э10 молчальница, книга с меланхо-
лическим характером, на читателя смотрит
недружелюбно, и читатель ее боится, а если
обращается к ней, то исключительно вежли-

   
 
 
  
 
   
 
 
   
   
  

Заметки
о содержании книги

даются детские неурядицы и трагедии.

чиках», они же — уличные мальчики:
Оказывается, что эти анонимные

рял связь с семьей,

Дальше первая глава рассказывает о неу-
дачных педатотических экспериментах,

Педагогических секретов, которые можно
было бы сообщить и тем кончить с вопроса-
ми о воспитании, не существует ни в кни-
ге А, Макаренко, ни В жизни. §

Книга ностроена на анализе отдельных
случаев, `
Первая глава книги очень разбросана бла-
годаря тому, что автор все время переходит
на публицистические рассуждения.
Против этого будут возражать, но вряд
ли правильно.

Публицистическая вставка в беллетристи-
ческую книгу или публицистический образ
— законнейшее средство искусства,

В некоторых главах дается ряд конфлик-
тов, в которых принимают участие одни и те
же действующие лица; Тогда в”книге появ-
ляется нечто вроде небольшой повести. Так
построена 6-я глава; в ней показано, как во-
евали дети на дворе, и как по-разному отно-
сились к этому родители.

Очень большой раздея в книге рассказы-
зает о том, как боролись обитатели одного
торода с разливом реки.

Разлив реки Макаренко тоже интересует
с 0с0б0й точки зрения. ,

Показывает он сына полукулака, полуку-
старя.

г Сынок этот захотел с улицы отвести лужу

к

   
    
    
      
  
   
  

Книга Макаренко после небольшого вве-
дения дает короткие полурассказы о том,
как родители теряют своих детей, ` как с03-

Автор разбирает понятия о «разных маль-

маль-
\чики, судьба. которых состоит в том, что они
гортят «домашних» мальчиков, могут их ис-
портить только тогда, когда ребенок поте- 

во и только по делу».

отдает своей дочеря.

Вся тирада, однако, помещена
авторских отступлений.

бит,

ки от него,

Две книги, о которых так серьезно гово-
рит библиотекарша, обе книги уважаемые,
но не любимые, причем уважаются они как
будто. понаслышке,

Уважаются эти книги за то, что они подны-
мают кравугольные темы, основные темы
жизни,

Уважаются они только издали, потому что
к темам их авторы нодошли не внутренним
путем. :

Когда-то Салтыков-Щедрин смеялся над
литераторами, которые согласились на то,
чтобы жить в специальном гоэтическом за-
поведнике.

Те люди заключили себя в клетку поэти-
ческой темы. Их литература не изменяла
плана жизни, Ps

«Этот план, разделенный на множество
клеток, ‘заключает в каждой из них либо
краеугольный камень, либо орнамент, при-
чем строжайше наблюдается, дабы камни не
смешизались ни ‘между собой, ни с орнамен-
тами, так как подобное смешение может на-
нести ущерб отделке плана. Заключенный в
свою клетку, со всех сторон окруженный
краеугольными каменьями, что может совер-
шить бедный, беспомощный литератор? на
какие подвиги он может отважиться?

Очевидно, что подвиги эти ‘не могут быть
ни особенно интёресны, ни особенно разно-
образны. Как бы мы ни украшали клетку,
все же из нее ни под каким видом не вый-
дет вселенной». ‘о

 

Правда, это говорит не сам писатель, это
думает библиотекарша Вера Игнатьевна, ко-
торая себе не решается: сшить юбку и все

среди

Мне, как читателю, показалось, что автор,
так же, как его герой, навытяжку стоит пе-
ред произведениями, которые вряд ли лю:

Эти книги любить он не может. Они далб-

Он пытается разретить конфликты, п
конфликты у него решаются обычно разто-
ворами.

Существует неправильная семья. Отец
бьет ребенка, или мать отдает дочке все, к
тем выращивает чудовищную эгоистку.

Тогда приходит сосед, правильный чело-
век, садится и рассказывает, как надо пра:
ВИЛЬНО ЖИТЬ,

Конфликт разрешается извне.

То, что Макаренко заменяет рассуждения:
ми развязку, нехорошо,

Книга педагогична, причем онз нб отано-
вится педагогической поэмой.

Положительные типы и семьи слишком
идилличны. ;

Отец мальчика Назарова идеален, ка ри:  
сунок из старой детской книги.

`В книге Макаренко показана семья непло-
хая, но беспорядочная, в семье грязно.

Сосед покупает щетку, и чистота водво-
ряется в. комнату вместе с новыми педаго-
тическими навыками.

Bee задачи ставятся Макаренко правиле”
но, но решения неё доказывают, а угомина-
ются.

‘Книга Макаренко — все жё хорошая кни-
та. Это — новое возвращение в быт. Map
построен, люди дома — уверенные лю-
ди, знающие удачу. Они начинают переделы-
вать и решать то, что много лет и столетий
считалось только вопросом.

Макаренко решает все начерно, но уверен
ность его решений помогает семье.

Нам нужны книги о самых важных вопро-
сах. }

Эти книги должны быть красивы так, ках
красивы люди, когда они научаются лю-
бить себя для будущего и относиться к св
бе не жертвенно. :

В: «Книге для родителей» естб места та-
кой писательской удачи, что, не превращая
ее в обычную беллетристику, автор должен
в отдельном издании подарить своей книге
счастье быть красивой.

   
   
  
  
    
  
    
  
  
 

—

Шозвеетть © ефзшаятфльшфй лошади
>

В девятой книжке «Знамени» напечатана
большая повесть Кирилла Левина «Друж-
6a>. B повести рассказана‘ история жизни
скаковой: кобылы. Бодрой, мобилизованной
в годы. гражданской войны в красную кон-
ницу и прошедшей с. Первой Конной арми-
ek Bech ее славный, боевой путь.

Отличная тема, трогательный, благодар-
ный сюжет! ;

Выбор темы делает. честь. Кириллу Леви-
ну; & его. писательская храбрость внушает
уважение: не. легко писать о лошадях нос-
ле .Толотого и Куприна.

Перелистывая повесть Кирилла Левина,
читатель невольно будет. сравнивать его
труд со внакомыми страницами и великого
классика и маститого автора «ПоединкА».
Читатель обязательно вспомнит великолен-
ное описание скачки Фру-Фру в «Карени-
ной», изумительную бурую кобылку из.
«Холстомера» и ее кокетство, потрясающий
по точности и живописной выразительно-
сти портрет старого мерина в том же «Хол-
стомерё», вопомнит он и нежную куприн-
скую лирику в «Изумруде». А если Задума-
ется над отношениями между ‘бойцами
Первой Конной и их конями, то конечно уж
‘приномнит яростные краски новелл Бабеля,
Повесть Кирилла Левина, увы, несмотря на
всю читательскую гуманность ‘и понятные
скидки, не выдержит этих уничтожающих
ве сравнений.

Сначала все идет благополучно. Повесть
заинтересовывает, Конюх Кузьма, который
товорит лошадям: «Воть вам небось хотит-
ся, тосп лошади?», нравится и кажется,
живым чёловеком. Описание скачки тоже
сделано чистенько и хотя временами «то ку-
принская флейта слышится, то будто тол-
бтовское фортепиано», читатель прощает
Кириллу Левину эти мелкие погрешности,

Досадное недоумение охватывает его Tor-

да, когда Кирилл Левин сталкивает Бодрую  

с неизвестным, скажем, революционером,
который после боя в Петровском парке, pa-
ненный, зачем-то влезает (через окно!) в ска-
ковую конюшню и, смертельно перепугав
бедную кобылу, успокаивает ее такой речью?

— Кости у меня от окопов тудят, грудь
болит, ноги ноют. Ar a иду, иду, и нет мне
другого пути — один лишь единственный:
за счастье рабочего класса.

— Вышла моя жизнь из своих берегов,
разлилась она через фронт по всей нашей
стране, со многими другими жизнями сли-

Леонид Ленч
у

лась. Вот если ‘бы так вышло... Вот. если
бы так вышло!..

Не говорят так раненые люди, тов. Ле-
вин, неожиданно очутившись в. конюшне  
наедине с незнакомой лошадью.

Выдуманный Кириллом Левиным ране-
ный декламатор больше в повести не появ-
ляется. Зачем он понадобился автору —
‘неизвестно. Повидимому только для того,
чтобы поговорить с Бодрой:

Потолковать с лошадью герои повести Ки-
рилла Левина вообще любят, даже не по-
толковать, а провести с лошадью политбе-
седу. Беседуют е Бодрой, кроме конюха
Кузьмы и упомянуто выше. безыменного
декламатора, еще командир Камов (цент-
ральная фигура повести). н мальчик-пулё-
метчик Тараска. Разговоры происходят но-
чью и носят такой же‘декламаторский, на-
ивно-агитационный характер.

Камов говорит Бодрой:

Большое у’ нас. дело. Эх, переделать
бы его, до конца довести... Как хорошо тогь
да. будет, Понимаешь, товарищ. мой хоро-
ший? За жизнь воюем, ва настоящую!

— Эавоевались люди, — товорил Тараска,
толовой прислонившись к шее Бодрой, —
мне восемь лет было, когда отца на войну
погнали...

А кончает свое сообщение. мальчик Тарао-
Ба Tak:

— Привык я к нему, к пулемету. Скуш-
но мне будет без стрельбы. Боевой я стал,
вот иногда и позабавишься стрельбой,

в ont и написано: «позабавишься стрель-

ОИ», \

Жестяные человечки и картонная лршах-
ка!

Отдельные удачные мебта (первая атака
Бодрой, парад конницы) тонут в тусклых и
каких-то казенных описаниях. Кирилл Ле-
вин хочет быть теплым и трогательным, но
читатель морщится в самых трогательных
местах. Морщится потому, что автор на-
зойливо, примитивно и плохо об’ясняет хо-
рошие поступки своих тёроев,

Эти об’яснения отдают маргарином худо-
жественной фальши и дурного вкуса. Имен-
но дурной вкус позволил Кириллу Левину
включить в повесть сцену поголовного сена
бойцов Конного полка, утомленных пяти-

яневными боями. Бойцы спят в степи, леж$
прямо на земле, Бодрствуют лишь командир
Камов и Водрая. Позвольте, тов. Левию
ведь это общеизвестный эпизод из биогра
oun . Буденного, раньше вас pac
сказанный Валентином Катаевым. Зачем
вы втиснули его в вашу повесть к пр.
писали своему герою? S

Процесс превращения «изнеженной лоша- 4
ди» в боевого коня показан Кириллом Ле-
виным неглубоко и очень внешне. Ect
удачные черточки, правильные наблюдения,
верные замечания, но подлинного проник“
новения в хемную психологию животнога

нет.
Когда Кирилл Левин пробует пенхологя-
зировать =— ‘получается плоско и смешно.
Бодрая, политически подковавшиеь на HOt
ных беседах ‘с героями повести, начинает
мыслить так сознательно, что, кажется, еще
минута, и кобыла. поведет разтоворы. Хо
стомер у Толстого тоже размышляет, как
человек, но Холстомер очеловечен его тени 
альным автором с нарочитой пелью выра“
зить философские идеи Льва Толетою. АУ
Кирилла Левина кобыла Бодрая становится
«дюже сознательной» только потому, 910
автор «Дружбы» — судя по ето последней
пи — примитивно понимает, что таков
идвология художественного произведения.
Кончается повесть Кирилла Левина тож
на ОЕ и мнимо-трогательной воть
«по в первую свою ночь по возвраще
нии в старую конюшню Бодрая, soened
лошадь, проделавшая гражданскую войну,
по-настоящему тосковала по своей труд“
ной, но все же прекрасной боевой жизни,
тосковала по Камове и Тараске.
‚-Идут годы, продолжается борьба, може
быть жизнь когда-нибудь еще сведет их»
Не тронет читателя этот трогательный #6
зац, ибо советский читатель умеет нё тол5
ко читать, но и считать. Когда Бодрая поб*
ле войны вернулась в скаковую конюшяю,
ей было минимум шесть лет, О тех пор про-
шло семнадцать лет, сейчас Бодрой двзд  —
цать три года, я лошади живут двадцате
пять Не’может она встретиться в боевой
обстановке 0 старыми друзьями, 10%
Левин, ваша трогательная фраза лишня%
Rash, ATO es пощадил’ ‘добрый ‘редактор
ский карандат, ; i
Прекрасная тема о боевом коне в грам
данскую войну после повести Кирилла Л®
вина остается вакантной.