№

71

(707)

газета

Литературная

Н О В Ы Е П Р О И З В Е Д Е Н И Я - Перестаньте, - сказал неожиданно командир лодки. - Неужели это не дей- ствует вам на нервы! Василий машинально водил пальцем по влажной поверхности стекла на приборе. Оно звучало. Под этот стонущий звук лучше бежали мысли. Теперь их быстрый ход был нарушен. Василий взглянул на командира. «Как же это так, … подумал он, волнуется от таких пустяков?» Командир, словно чувствуя его взгляд, опустил руку с биноклем, потом повер- пулся и приподнял брови. Он всегда при- поднимал их так, когда, внезапно отор- вавшись от дела, хотел сказать что-то, имеющее никакого отношения ни к морю, ни к штормам, ни к туманам, ни к под- водным лодкам. - Знаете, товарищ помощник, - улы- баясь произнес он, - меня мороз по ко- же пробирает, когда ногтями по обоям проводят. Сынишка часто этим пользует-нута. ся… Терпеть не могу… лю-Командир опять повернулся к морю. Море было спокойно. На горизонте оно казалось выпуклым, словно огромная оп- рокинутая серебряная чаша. За кормой виднелась земля - тонкая черта сизого цвета. Она, как стрела, летела по горизон- ту вправо, менялась в цветах: из сизого становилась синей, потом зеленой с буро- серыми пятнами, увеличивалась в разме- рах и наконец превращалась в острую ка- менистую косу, темнеющую с правого бор- та субмарины. отбааы, нау выполняла серьезное задание. На поверх- ности лодка находилась потому, что ра- дист передавал срочное сообщение на бе- рег. Василий скользнул глазами по антенне. Потом нагнулся над люком, ведущим внутрь лодки. Оттуда доносился мерный шум работающего дизеля. Пахло жареным мясом: кок готовил ужин. Василий втя- нул в себя теплый воздух, потом выпря- мился и, встав около командира, искоса поглядел на него. «Вот, - думал он, - это что-то вроде истерики. Разве можно волноваться из-за таких пустяков? Скрипнет дверь, прошур- шит бумажка, уадет что-нибудь… Стран- но! Нужно держать себя в руках. А ведь вот командир слывет самым бесстрашным, самым хладнокровным, самым невозмути- во-о подктом море Алексей Семенович Кармышев!» Василий видел затылок Кармышева, его ухо, из которого торчали рыжеватые волосики, щеку с маленьким, еле замет- ным шрамом, и бинокль, который коман- дир прижал к своим глазам. Что там ищет он на горизонте? Что проверяет?- Это известно только одному ему. Василий Ракитин первый раз вышел в серьезное влавание ив порвый раз отим воман- просторное море, горячее солнце, цвету- щая, кажущаяся беспредельной по своим размерам, земля… Он давно мечтал по- пасть в этот край. Здесь лучше чувству- ешь жизнь. Здесь лучше понимаешь ее ваконы. Находишь ключи к ее закрытым до поры до времени дорогам. Суровая жизнь! Это хорошо. Еще в Ленинграде, в военно-морском училище он всем на- доедал своими рассказами об этой земле, о которой сам знал только по книгам. Ва- силий улыбнулся, вспомнив, как в ком- сомольской газете военной школы на не- го рисовали шаржи: что-то вроде вз еро- шенного волка с капитанской фуражкой на голове и трубкой в зубах. Друзья уга- дали! Он хочет быть морским волком, как Кармышев! Пока он только старший по- Но нужно приглядываться, при- сматриваться, выуживать у Кармышева его искусство, и тогда все будет в поряд- ке. А выдержка у него есть. Может быть, это просто ненужная самоуверенность? Нет, все же у него крепкие нервы. По- жалуйста, скребите пальцем по стеклу, ножом по сковородке… Подумаешь! Этим его не проймешь! Василий глядел в море. Везде разлито спокойствие. Печет солнце, тишина. С лен- цой плещутся волны, Надо всегда быть спокойным. Да, но Кармышев? Василию попал на глаза серый шрамик на щеке командира. Он вспомнил рассказы о нем. Кармышев работал матросом на подвод- ной лодке в парском флоте. В граждан- скую войну переправлялся со своей лод- кой из Валтийского моря сначала по же- лезной дороге на специальных платфор- мах, а потом по Волге, в Каспийское мо- ре. Там нужно было дать бой англичанам. Большая, серьезная жизнь! Может быть, поэтому он не терпит, когда скребут ног- тями по обоям. Нервы! Они не вечно крепки. Василий смотрел туда же, куда

Испытание воли 

Царь Дмитрий встречает Марину (Отрывок из повести «Русские в начале XVII века») На престоле московском сел неведомый человек, ставленник поляков, ученик иезу- итов. Человек этот хорошо ездил на лошади, B. Шкловский Обед продолжался несколько часов. Лже-Дми -Дмитрий пил за здоровье польско- го воеводы, потом за здоровье родственни- ков его. Пили водку, мед и подолащенное пиво. Пили много, на половине обеда пану Мнишеку сделалось дурно. умел стрелять из пушки, говорил по-рус- ски довольно чисто, вставляя, впрочем, польские поговорки. За Вязьмой похолодало: цвела черему- ха! Дорога и звонкие мосты были засы- Был он мал ростом, широкогруд, безус, Тонкие брови углом поднимались. паны мелкими белыми лепестками. Деревни стали попадаться чаще. вихраст. над выпуклыми, слегка косыми, темного- Впереди ехали польские гусары, за ни- лубыми глазами. Он вызвал воеводу Мнишека с дочерью Мариной. Он обещал ей свое царство и отдельно пограничные русские города, как бы в приданое. Готовилась пышная свадьба: в Кракове даже издана была небольшая книжка с портретом нового русского царя и поздравлением Мнишеку. Лже-Дмитрий послал Мнишеку 300.000 влотых и сыну его - 50.000 влотых. Королю польскому посланы были жем- чужины величиной с мускатный орех, чарки, вырезанные из целого драгоценного камня гиацинта, драгоценное изображение богини Дианы, сидящей на золотом слоне. Все это было послано не только как подарок, но и как образчики русских цар- ских сокровищ. Марине были присланы: цепь червонного волота с тридцатью шестью бриллиантами, четки из жемчуга крупного, как горох, и еще три пуда жемчуга, три слитка золота, волотой ларец, браслеты, бокал, вырезан- ный из драгоценного камня гиацинта, зо- лотой рукомойник, золотой таз и многое другое, чего не перечислишь. Марина ботомольна и горда, счи- талась она красавицей, хоть губы имела тонковатые, а рот небольшой. Воспитывали ее монахи, приучилась она считать себя божьим орудием. А что делать этому орудию сегодня завтра, - это и Еще в Самборе Дмитрий подписал обе- дать ей великое богатство и пре- во владение Новгород и Псков. этот должен быть исполнен в те- года. Обещался также царь всеми способами в подчинёние римскому престо- свое московское государство. Сделался Дмитрий царем, а сватов не Только в ноябре 1605 года прислан был дьяк Афанасий Власьев, Удивил он поляков своим простодуши- превосходным знанием латинского язы- и московской гордостью. Обручался с Мариной от имени своего Власьев. После обручения был обед, а потом бал. танцовала в белом серебристом волосы ее были распущены. После танцев Юрий Мнишек подвел к королю, приказал ей кланяться в ноги и благодарить короля великие благодеяния. Сигизмунд напомнил Марине о том, что в повеком вороненстве он ее считает своей подданной. ми пан воевода и, наконец, сама Марина, окруженная пехотинцами. B отдельной повозке ехал арапченок с обезьяной на золотой цепи. Было холодно, обезьяну заверпули в соболью шубу, высовывала она из меха темные свои, как будто старушечьи, ла- пы. Сотни людей выбегали смотреть на бу- душую царицу и неведомого зверя. Поляки били народ, - не загораживай дорогу, становись с краю в лужу, на ко- лени! Били так, что даже воеводе стало не- ловко, и назначил он обозного судью, что- бы смотрел за порядком. Но и судья бил мужиков. Марина смотрела из своей повозки на яркозеленые поля, на избы, на мужиков в широком платье из грубого белого или синего сукна, в однорядках из коровыих шкур. Но люди здесь богаче, чем в ем в Польше, на некоторых мужиках даже сапоги. Женщины носили красные и синие платья а на голове шалки из пветной ма- терии. На головах девушек надето что-то вроде короны из крашеного лыка. У всех женщин серьги в ушах и крест на шее. Иезуит Антоний, старый друг дома Мни- шек, часто садился к Марине в ее повоз- ку. Скромно отмахиваясь от комаров чере- муховой веткой, он об яснял, на сколько отстала русская земля. ивдороге получила Марина новые по- Люди эти, - говорил монах - без мерно несчастны, потому что они не ис- куплены божественной кровью господа на- шего Иисуса Христа. Все они еретики, но милостью божьей и вашей помощью при- ведены они будут к истинной вере. нас в Польше переходы крестьян трижды были запрещены сеймами еще в начале прошлого века, а в 1543 году переход за- прещен окончательно. А в этой несчаст- ной стране крестьяне еще могут разорять себя и господ, перебегая из одной земли в другую. В этом деле русские отстали от нас почти на сто лет. Научив их но- вым законам, вы привяжете тем к себе бояр и дворян, мы дадим им истинную церковь и справедливый закон, а они пе- редадут новую веру своим холопам. Но делать это, пани, надо не вдруг, потому что народ этот дик, и вы видите, что он больше удивляется на нашу обезьяну, чем на великолепие свиты. Отец Антоний засмеялся. Он был дово- лен, хотя и-скучал. Афанасий Влась ласьев тут же заметил кан- Льву Сапеге, что все это оскорби- для достоинства русского государ- Ехала Марина Мнишек в Москву с рос- свитой. В свите состояли католические монахи разноцветных рясах, польские и армян- купцы, воины, челядь. Паны ехали на короткое время. Они везли с собой и надеялись пожить в Москве на- Было в обозе без малого 2.000 человек. В середине апреля переехали Днепр. От русской границы пошли вымощен- тесаными бревнами дороги. Населению приказано было приготовить встречи гостей всякую провизию. До Смоленска шли леса сосновые, по- появились березовые и темные заро- ели. Болота лежали между лесами, в боло- были топи, их звали твани. Говорили между собой паны, что рус- нарочно прудят речки, чтобы легли Смоленском непроходимые места. Болота сменялись пущами. Земля ста- суше. За Смоленском пошли кле- и липовые леса. Орешник и боярышник рос на полянах опушках. Деревни были редки. То темнели, то светлели леса. Зелене- болота, вечером кричали на тванях ля- жемчуга, бриллиантовую повязку и двое часов - одни вделаны в волотого барана, другие - в волотого вер- блюда. Ехали дальше. От богатых подарков, от долгого пути по обширной стране, от лес- ного шума душа томилась гордостью и то- ской. Ехали долго, проезжая много крепостей. Все больше было полей все реже стано- вились леса. У Москвы остановились, готовилась боль- шая встреча. Марина остановилась в снеговидных шатрах-палатках из белого полотна. B этих шатрах когда-то пировал у Серпухо- ва Борис Годунов. К этим шатрам, в одежде простого на и в красной шапочке прискакал сам Самозванец, чтобы приветствовать панну. Выслали навстречу к Мнишекам коней и людей. Даже арапу с обезьяной дали карету, которую повезли двенадцать белых лоша- дей с круглыми черными пятнами. Послы ехали ратным обычаем, в доспе- хах и с копьями. Это было скорее похоже на в езд побе- дителей в завоеванный город, чем на сва- дебное шествие. У черты города Марине подали парад- ную карету, богато убранную и такую вы- сокую, что в нее вела лесенка в пять сту- пеней. Вадим СТРЕЛЬЧЕНКО

шаг, и второй, и третий… Василий овладел своими движениями. Вот! Он увидел, как трюмный машинист пытался открыть воздушный клапан, чтобы продуть ци- стерны. Но у него ничего не получалось. Дрожали руки, и ключ не попадал на ме- сто. Этот был тоже новичок. Василий уви- дел вокруг себя лица краснофлотцев. На- зрителей, смотрящих трудный акробати- ческий номер. Все стояли на своих местах, все ждали и готовились исполнить любое приказание, но они ждали кроме этого ечего-то еще… В тишине слышно было, как царапал металлический ключ о стен- ку лодки. Не попадет, не попадет! Нови- чок? Василий вспомнил спокойное липа Он быстро взял из рук трюм- ного ключ и сразу дрожь перешла в его руки. Сжал крепче пальцы, стиснул зу- бы. Позор! Если дрогнет рука… Хотя бы слегка, даже еле уловимо, все равно, это будет ужасно. Где же спокойствие? Тише, сердце! Что же, ты хочешь подвести это тело, эти руки, эту голову? Быть, как Кар- мышев! Быстрей! Василий вытянулся, привстал даже на носки и поставил ключ на место. Хотел уже его повернуть, но остановился. Самовольно? Нет, нельзя! Расставив плечи, сказал громко, обраща- ясь к командиру: - Разрешите продуть? - Не стоит, - ответил тот. Произнес это очень спокойно, словнй речь шла о сущем пустяке. И Василий вздохнул. Напряжение спало. И все вздох- нули. Василий не слышал этого, но по- чувствовал совершенно ясно. Опасностьне миновала. Нет, лодка находилась все в таком же положении. Она висела в воде попрежнему под каким-то углом. Но на- пряжение спало. Это чувствовалось в ся- мом воздухе. Это читалось на всех лицах. Командир отдал приказание перекачать воду в носовые цистерны. Загудели мотор чики, заработали насосы. Все входило в норму. - Товарищ помощник, - сказал Кар- мышев, - прошу вас, полюбопытствуйте. Интересная картина… Василий подошел к перископу, Он при- ложил глаз к окуляру. В мутной, зелено- ватой мгле, сквозь которую просачивался сверху, с поверхности, рассеянный печаль- ный свет, был виден высоко задравший- ся нос лодки. Василию показалось, что антенны колышатся, - может быть и шевелила вода? - Видите, слева какой-то ореол, - ска- зал командир, - с этой стороны сильнее свет. Сейчас уже поздно, и солнце близ- ко к закату. приборы.Лодка уравновесилась. Она, как коро- мысло весов, на чашки которых положи- ли равные грузы, опять стала горизон- тально. Тогда командир распорядился всплыть на поверхность, и лодка медлен- но вынырнула из воды. Кармышев под- дов Волон воды, потом в лицо ударил прохладный морской ветер. - Никого пока не пускайте на палу бу, - сказал Кармышев. Затем он нагнулся к нему и добавил: - Пока вы там с клапаном возились, я кое-что сообразил. По-моему, произошла поломка горизонтальных рулей. Зацепи- лись у грунта за какую-то чертовщину. Вот и задрался нос… Но, все обошлось. Папиросы есть? Василий с удивлением поднял на него глаза. Он знал, что командир не курит. - Есть? - переспросил тот. Василий достал портсигар и спички. Кармышев взял одну папиросу и ушел, держась за леера, на нос лодки. Море по- Василийрннему было спокойно. Оно изменила только окраску, стало цвета индиго, Солн- це скрылось за горизонтом. Появились длинные тонкие облака. Они ярко желте- ли на бледном небе. Кармышев затянулся два раза, потом вытянул руку перед со- бой, сжал папиросу пальцами. Смял ее резким движением, словно уничтожая в ней что-то неприятное. Бросил в воду. За- небо: - Закаты у нас здесь… Хороши зака- ты! А? - Да, - ответил Василий и спрятал папиросы в карман.

Вл. Курочкин напряженно глядел командир. Горизонт! Сколько в нем таинственного. Нет-нет что-нибудь и мелькнет, что-нибудь поя- вится на скуле горизонта. Выползет ка- кая-либо мошка и гадай тогда, что это: торговый пароход, шхуна или рыболовное суденышко, пробирающееся за рыбойв чужие воды, или даже военный корабль. Василий заметил на гозионте дымок. некомандира. мышев уже увидел. Минут десять он не отводил бинокль от того черного пятныш- ка. Потом отрывисто сказал: - Ступайте вниз. Сейчас погружаемся. Василий соскочил по трапу через люк в лодку. Погружение. Незыбываемая ми- Сейчас он увидит командира на на- стоящей боевой работе. Сверху раздалась команда: - По местам! Стоять к погружению! Сигнал. Звенящая нота прозвучала по всей лодке. - - Открыть кингстоны! Есть открыть кингстоны! Командир был еще в рубке Следил за горизонтом. - Заполнить среднюю! Командир стремительно спустился в люк и задраил верхнюю крышку, На его шее виднелись брызги воды. Плечи и фуражка были мокрые. Кармышев встал перископа. Повернул трубу. Еще рав. Ловил дымок на горизонте. Наконец на- шел, - Так, так, - сказал он, - ясно? опять эти ворюги! Потом достал записную книжку, что-то написал, вырвал листок, свернул его и, не отрываясь от перископа, протянул руку с запиской Василию, - Товарищ помощник, это радисту. Пусть передаст на берег при первой же возможности. Мы сейчас уйдем глубже. Пока Василий заглядывал в кабинку к радисти которого было жарко, слов- но в бане, пока передавал ему, сидяще- му с расстегнутым воротом около своих ламп, приказание, лодка ушла в глубину. Она, как камень, упала вниз и останови- лась, чтобы отлежаться в спокойной во- де у самого грунта. Притихнуть, прита- иться, пока там на поверхности пройдет корабль! Командир стоял и смотрел на На лице его было обычное выражение немного лукавое, немного задумчивое. Побудьте за меня, - сказал он и ушел в свою каюту. Василий остался один. Он напился во- валланулвторин: поманда ужаены, Походил. Вот она, жизнь ведка! Заметил командир что-то, просле- дил и теперь пошлют радиограмму на бе- рег: там-то, мол, и там-то прошло такое- то судно, таким-то курсом, нарушило, мол, зону или нет. А на берегу сегодня празд- ник, город украшен, играет музыка, на улицах шумно. Здесь же, в море, тиши- на. Василий прислушался. В лодке мало звуков. Самый громкий из них - стук капель. Откуда-то в трюм капала вода. Ес- ли считать капли, то пройдет незаметно время. Раз, два, три… Сторожевая служ- ба. Секретное задание. Они охраняют го- род, землю. Увидят, заметят и уходят в глубину, потом сообщают на берег. Четы- ре, пять… Много ли прошло времени? Из каюты вышел командир. Он встал на свое место. Василий подтянулся. - Право на борт. Тихий ход. Кармышев стоял у перископа. находился в двух шагах около него и сла- дил за приборами. Кармышев повернул к нему голову, чтобы что-то сказать. Лод- ка вадрогнула. Будто сонная рыба, она шевельнула хвостом и вышла из состоя- ния оцепенения. Пошла вперед. И вне запно резкий толчок! Послышался звон разбиваемого стекла. В камбузе загремела посуда. У Василия упала с головы фу- ражка. Корма лодки опустилась книзу, а нос поднялся. Корабль встал наклонно. тился рукою за какой-то железный прут, чтобы не упасть. Ноги его скользнули по полу. Наклон был очень велик. К корме покатились непривязанные предметы. Что это? После шума и треска битой посуды в лодке воцарилась тишина. У Василия потемнело в глазах. Авария! Лодка поте- ряла равновесие. Вздыбилась! Еще мгно- вение, и она встанет вертикально. Тогда конец! Потухнет свет. Все ринется к кор- ме. Какой-то страшный миг, и лодка, как копье, воткнется в дно, в песок, камни, ил. Навсегда. Скорей же! Что? Всплывать наверх. Спешить, спешить! Но Василий почувствовал, что не вла- деет своим телом. Оно расчленилось, Ру- ки отделились, ноги тоже. Тела не суще- ствовало. Вместо него был кисель. Отку- да-то из глубин памяти выскочили об- рывки правил, мелькнули кусочки расска- занных кем-то историй подобных же слу- чаев. Мысль искала выхода. Что делать? Все, ,что было в историях, фактах и при- мерах, которые познавались на школьной скамье, все это было сейчас нежизненно и бессмысленно. В них всегда было все предусмотрено: начало, конец. A сей- час? Что сейчас? Если всплывать, то нужно убрать балласт, убрать воду из ци- стерн. Продуть ее сжатым воздухом, Про- дуть? Да, да! Это самое верное. Мысли обгоняли друг друга. Они метались не- стройно и без порядка. Продуть воздухом цистерны! Вот оно, решение. Но так ли это? Чорт его знает, Это было в первый раз в жизни Василия. Дрожь пробежала по его спине. Он взглянул на командира, тот смотрел на него прищуренными гла- зами. Брови были сжаты, и глаза не ка- зались голубыми. Но может быть это была игра освещения? Нет, они были темные, глаза. А лицо бледное, неподвиж- ное. - Пройдите к трюмным! - сказал ко- мандир. Василий пошел. Он тяжело шагнул. Продуть, продуть! И как можно скорее. Всплыть наверх, наверх, чтобы видеть опять и море, и землю, и небо, и солн- це. Чорт возьми. Вот это случай! Еще

Темноглазая панна Марина сидела на верхнем конце стола. Алмазная корона сверкала над ее русыми волосами. Из-под жабо видно было ожерелье неслыханной красоты. Панна была недовольна. Прислуживали за царскими столами просто, даже стольники не снимали шля- пы и только слегка наклонили голову, ко- гда мимо них проносили упившегося вое- воду. Воеводу положили в соседней ком- нате. В конце обеда пришли двадцать человек с луками.

Гостям об яснили, что это японцы, ди, которые живут между Индией и Ле- довитым океаном.

Папский посланец, сидящий рядом с Мариной, подвинулся еще ближе, заняв опустевшее место воеводы и спросил у хозяина: - Какая вера у этих несчастных? - Веры у них нет, - беспечно отве- тил человек, называющий себя Дмитри- ем. - Они поклоняются солнцу, месяцу, медведям. Езды до них от нашего города год. Впрочем, не все они японцы. Среди них есткурильцы, каряки, ездящие на оленях, можете их крестить, если у них есть души; пейте этот мед и не думай есть души: пейте этот мед и не думайте 

Желтолицые лучники стреляли в цель, блестя бронями.

Я возьму их в свою почетную стра- жу, - сказал лже-Дмитрий. - Если же вы продолжаете беспокоиться о их вере, то обратитесь к Николаю Мело, португаль- ской земли чернецу, он сейчас в Москве и с ним японец-чернец -- польского коро- я богомолец.

Лучники ушли. Положив голову на стол между двумя недоеденными ломтями хле- ба, спал утомленный патер.

Обед кончился. В комнате было душно. Внесли серебряные блюда со сливами. Царь встал, шатаясь, и сам начал разда- вать сливы стольникам. Подошел к треть- ему столу. У стольника небольшая черная бородка тщательно расчесала, сам он нарядный, глаза мрачные. -Почему ты не весел? И как тебя вут? Стольник поклонился и ответил: -Я Дмитрий, Михайлов сын Пожар- ский. А должен был он в ответе назвать се- бя Митькой. - Тезка, - весело сказал царь и вы- шел из комнаты. Вышел из комнаты и стольник. Перед деравнным дпорном пестреливе- стояла медная статуя, изображающая трехголового пса. Из уст пса бежала во- да, и медные челюсти двигались со зву- ком. Казалось, что адский пес лает. Стольник шел. В домах шумели, пели. Играла незнако- мая музыка. На утро оказалось, что японцев или курильцев царь в гвардию себе не наз- начил. Лже-Дмитрий пожаловал втим воинам- иностранцам такое жалованье, что они мо- гли носить бархатные плащи, обшитые во- вои-мощник. той усатый француз Яков Маржарет. Одна рота гвардии состояла из сотни копьеносцев, вооруженных бердышами с волотым царским гербом.

Внутри колесницы лежали подушки, унизанные жемчугом, даже колеса были вызолочены. Стрельцы в суконных каф- танах алого цвета стояли по сторонам до- роги. Переехали через реку по живому мо- сту. Дорога шла круто в гору. На площади, за стеной, блистали крем- левские златоглавые церкви. Капитан второй сотни был лифляндец. Рота носила алебарды*) и кафтаны фио- летового цвета. Третья рота была под командой шотланд- ца. Носила она зеленые бархатные кафта- ны с зелеными же шелковыми рукавами. Человек, называвший себя царем Дмит- рием, обвенчался с Мариной Мнишек и ко- роновал ее на царство. У Польши уже явно была полукорона в России. Поляки шумели в Москве, втор- галиоь в дома и даже вытаскивали боя- рынь из повозок. Камаринская область, которая поддер- жала Дмитрия, должна была по договору достаться полякам. Москвичи думали, что новая царица бу- дет присоединена к православию. Это име- ло значение не только для религиозного, но и для национального чувства. Но ока- залось, что Марина короновалась на цар- ство, не изменив веры. Русских цариц обычно не короновали, а тут произошла ко- ронация польки. В церкви поляки стоя- ли в шапках с перьями, разговаривая друг с другом. Марина выехала на большую площадь перед Кремлем, раздались звуки флейт, труб и литавров, блистающих под солн-) цем. Сильно не понравилось москвичам, ког- да они увидали, что из посольских экипа- жей выгружают оружие. Самозванец принял воеводу Мнишека в новом деревянном дворце, сидя на новом троне. Трон был сделан из чистого воло- та, над троном висел орел неисчислимой пены, под орлом были укреплены воло- тые щиты, от них висели вниз жемчуж- ные кисти. По левую руку царя стоял Дмитрий Шуйский с обнаженным мечом, а справа сидел грек Исидор, новый московский пат- риарх, несколько подальше митрополит Филарет, он же боярин Федор Романов. Бояре думали, как переменить царя, грек думал о том, сколько заплатят иезуиты за перемену веры в России и за покорность папе римскому. Во дворце стояли зеленые печки с се- ребряными решетками, стены были покры- ты шелковыми коврами, вся столовая оби- та персидской голубой тканью, полки на стенах были заставлены золотой посудой до самого потолка, на окнах висели пар- чевые занавески. Из огромного раззолоченного сосуда бес- прерывно лилась вода из трех кранов в золотые тазы, но никто не мыл рук, не в привычку. Царь с Мариной сидели ва отдельным столом. По левую руку его сидел воевода со своими приятелями. Подле него, за третьим столом, против царского поместили панов вперемежку с русскими. Хлеба на стол не поставили, но царь каждому послал по большому ломтю бе- лого хлеба, которым польские гости поль- зовались, как тарелками. - Топоры на длинных рукоятках. Осенняя пора была, В доме Вдали чернели горы, Блестящею параболой Летели метеоры, Светили звезды россыпью Сквозь слочную хвою… Под елкой, с папиросами, Беседовали двое. Безлунными ночами Вас. - Ты помнишь, как такими вот Мы встретились под Киевом С винтовкой за плечами?… Дела неповторимые!… Петлюровцы… германцы… Эх, где-то вы, родимые Богунцы, таращанцы?… - Да, многое припомнилось, И многое забыто… Какая жизнь огромная, Как много пережито! -А помнишь, как мы начали Атаку на учебу, Как бились над задачами И штурмовали глобус? Весь день сидишь директором, А ночью - стал студентом… 

Николай СИДОРЕНКО

Первая елка (1937 г.)

Девочка на лыжах Шипит на снегах золотая глазунья. Метельный дымок оседает на лыжах. Лети, моя песенка, шапочка кунья, Девчурка, дочурка, воробышек, пыжик! Навстречу - знакомый, пушистый, слепящий Мир в заячьих шкурках; лови фанта- зера! Морозно мерцают из мачтовой чащи Раскатистым льдом налитые озера. … Мы с мамой в двадцатом ходили на лыжах В разведку. Таёжная оторопь. Дали. Тебя еще не было, девочка-пыжик, Но мы о тебе потихоньку мечтали. Упрямая мама на кратких привалах Смотрела в огонь и без слов налевала. О чем она пела? В ночах небывалых Кружила пурга без конца, без начала. Мороз одичалый раскалывал кедры, Раскалывал камни, но сердце горело! Незримое солнце работало в недрах, На щит поднимая весеннее дело… … Над бором -- зеленый рожок ново- Плывет в небесах, тишину огибая. Домой, моя песенка, шапочка кунья! До завтра, до завтра, сосна голубая! На даче о нас уж, наверное, кто-то Соскучился очень… Темнеют овраги. А в комнате лампа, ворчунья-дремота И мама, и зайцы из белой бумаги.

Елка? У меня-то? В самом деле! Яблоки и лампы. Как светло!… Детства запоздалое веселье, Наконец, ко мне и ты пришло! Чем же хвою украшать -- портфелем? Портсигаром? Чашкой для бритья? Где найду, согретый легким хмелем, Вновь штаны коротенькие я? Их и не было. Припоминаю: Маленький, величиной с салог, Я гляжу - зачем, и сам не знаю На войска, на тыщи пыльных ног… Лишь одна была земная ласка - То - раздолье пыльных сорных трав. Игры? Бронированная каска. Штык французский. Пули всех держав. Воробьев мы из рогаток били. (Воробьи в те годы сладки были!) Их на палке жарили в саду. …Побегу с горы по желтой пыли, По колени в море забреду: Там, за гранью голода и драки, Тихо пела светлая вода. Голуби, и кошки, и собаки Город наш покинули тогда. Что же? Ни укора, ни угрозы… Горечи не помню бытия, На глаза мои находят слезы, Только радугу и вижу я. Кажется, что я явился просто В мир, как будто не было отца. Что родился я с мужчину ростом, С кулаками и липом бойца. Елка? У меня-то? В самом деле! Яблоки и лампы, и - светло! Детства запоздалое веселье, Наконеп, ко мне и ты пришло.

отдыха - Ах, я, бывало, секторы Всегда мешал с сегментом! - И это -- дело прошлое, И эта крепость взята… А все-таки мы - дошлые, Упорные ребята! - А помнишь, как попали мы В Москву впервые вместе?… - А помнишь, как со Сталиным Мы встретились на с езде?… - Эх, чорт возьми, не верится, Что скоро будут внуки, Клянусь Большой Медведицей - Сильны, как прежде, руки, Глаза умеют метиться И голова - на месте! - Так что ж… Быть может, встретимся И… повоюем вместе?… Осенняя пора была, Вдали чернели горы, Блестящею параболой Летели метеоры, Светили звезды россыпью Сквозь елочную хвою… Под елкой, с папиросами, Беседовали двое.