Бор. БОБОВИЧ Юность Вниз, по крутизне, мчался юноша, Он был крепок и силен. Шоколадный загар покрывал его лицо и раскрытую грудь. Юноша пел, визжал, балансируя, чтоб на упасть, размахивал руками. Сразлету он разом сел на песок, потом поднялся, слегка стряхнул с себя песчинки, посмотрел на Вспоминается жаркий августовский под- день в Одессе, 1913 год. Средний фонтан. Я бродил по берегу, изнывая от жары, Внезапный гул привлек мое внимание. меня и сказал - Будемте знакомы. Не хотите ли про- Мой новый знакомый деловито заправ- на каравелле? Хочу, - ответил я, не совсем по- нимая, что будет дальше. - Трә бьен! -- весело воскликнул юно- Поехали! ша, Через минуту мы возились возле какой- то «галоши», которую Эдуард романтиче- ски называл каравеллой. лял парус, я же, не зная, что собственно делать в таких случаях, кон- Эдуард насви- Наконец считалФузливо топтался вокруг. стывал, пыхтел и надрывался.

c. гехт

ВЕРА

иНБЕР

Пять лет Пять лет прошло со дня смерти Эдуарда Георгиевича Батрицкого. Но его стихи живут сегодня так же, как они будут жить и завтра, являя собою образец истин- ной высокой пюэзии. Мир романтических образов Батрицкого населен его и нашими друзьями, к кото- рым мы навсегда сохраним глубокую неж- ность и симпатию. Кто они, эти люди? Тиль Уленшпигель, швея, изнемотшая под бременем непосильного труда, беспечный и жизнерадостный птицелов Дидель, рон- саровский пастух и вальтер-скоттовский разбойник, заставляющий содрогаться граф- ства. Три короля в стихотворении «Джон просвоздухе ваются простыми крестьянами. В противо- вес аристократическому герою традицион- ной романтической поэзии, Багрицкий вы- водит своих друзей из народа, обретенных B далеком прошлом. Время, врывающееся в мир поэта, тре- бует новых песен. Огромные социальные события, проходящие перед Багрицким, становятся темой его стихов. Февраль, Ок- тябрьская революция, Ленин, Фронты гражданской войны - все эти огромные события описаны в общирном цикле его стихов, названном поэтом «Октябрь». Революция дает возможность Багрицко- му обрести великолепную меткость глаза и закалку воина - качества, позволяю- щие ему отличить друзей от врагов, по- нять, на чьей стороне правда. В его поэзию входит Феликс Дзержин- ский, который для Багрицкого, так же, как и для Маяковского, становится идеальным образом человека, борца, большевика. Баг- рицкий в известной поэме и в либретто оперы выводит один из сильнейших в со- ветской поэзии образов большевика Иосифа Когана. Образ человека, отдавшего свою жизнь в борьбе за революцию, и яв- ляется для Батрицкого наглядным и жиз- ненным воплощением всей его положи- тельной программы. А в «Человеке пред- местья» он рисует страшный образ соци- ального врага, вызывающий ненависть поэта. Багрицкий жил в поэзии, Он являл со- бой образец художника, для которого твор- чество, поэтическое восприятие мира были единственным способом мышления, един- ственной формой его отпошения к жизни. Когда умирает пионерка Валентина, «в мир, открытый настежь бешенству ветров», выходят песня, преодолевающая горе и вы- ступающая здесь как символ активного жизненного начала, как сама жизнь. «Ма терый, желудочный быт земли», который для поэта был олицетворением всех вра- жеских и темных сил, он призывал тра- вить трактором, колоть киркой, бить пес- ней, Как Маяковский, он приравнивал, по действию, перо к металлу, к штыку, к ма- шине, «Нужна ли моя поэзия пролетариату?» Этот вопрос Багрицкий ставил перед собой всегда, стремясь найти ту тему которая сегодня волнует весь народ, и облечь ее в совершенную и отточенную форму. Для него не было «чужих» тем; каждая тема органически входила в его творчество. продолжая начатое и открывая новые, еще не изведанные пути. От пламенной агита- ционной листовки до лирической философ- ской поэзии - таков колоссальный диа- Багрицко- пазон творческих возможностей го, исчерпать которые до конца ему по- мешала преждевременная смерть. Неот емлемыми свойствами огромного поэтического таланта Багрицкого были высокая, одухотворенная страстность его поэзии, умение вложить все свое суще- ство в короткие стихи, придать им не- обыкловенную Философскую глубину и весомость. Он писал много. Писал, перечеркивал, рвал бумагу с уже написанными строчка- ми и снова писал. Он не ждал, пока мысль или образ придут сами, он искал их, рвался к ним и всегда находил. Багрицкому был бесконечно чужд тот буржуазный эгоцентризм, за которым иные поэты пытались спрятаться от сегодняш- ней жизни, от сегодняшних событий. Ему было в высокой степени свойственно чув- ство времени, вровень с которым он шел в рядах своих сверстников - борцов за социализм. С глубокой любовью вспоминаем мы сейчас Эдуарда Багрицкого. Его благород- ный и светлый образ, его неподкупная творческая честность мастера, его страсть, его великолепное творческое горение - все эти качества поэта-бойца стали досто- янием народа, для которого только и тво- рил Багрицкий. Он учил своих молодых товарищей ос- вобождаться от декларативного пустозвон- ства, от словесной шелухи, за которой не видно чувства и мысли, от штампов, от беззаботного и легкомысленного отношения к поэзии. Он звал их к высотам подлин- ной поэзии, вел их и вдохновлял личным своим примером. Багрицкий завещал советским поэтамСтех свято блюсти чистоту поэтического языка, стремиться к совершенству и отточенно- сти формы. Он призывал следовать желез- ной дисциплине искусства, не выступать перед читателем с легковесными и пусты- ми стихами, не доверять случайному по- рыву, который может обмануть, не сле- довать за модой, не унижать достоинство поэта. Годовщина со дня смерти Багрицного выходит за рамки обычного традиционного день всей советской поэзии, когда мы, воскрешая в памяти благородный образ стической поэзии.

Идеалы Багрицкого В «Известиях одесского губисполкома» от 4 марта 1923 г. была напечатана любо- пытная, хоть и наивная заметка. Она со- общала, что на последнем литературном со- брании Эдуард Багрицкий читал новую по- эму «Сказание о море, моряках и Лету- чем Голландце». Прочитав поэму, автор попросил присутствовавших на собрании ответить на вопрос: «Нужна ли пролета- Поэма была прекрасна, и она была ре- волюционной, потому что революция-то и риату моя поэма или нет?» Газета сооб- щала в конце заметки, что в результате пылкой дискуссии вопрос, затронутый ав- тором в его выступлении, был решен ложительно. Я помню это собрание, опо происходило на квартире у одного преподавателя сов- партшколы. По понедельникам здесь со- бирались одесские литераторы И. Бабель, . Багрицкий, Л. Славин, C. Кирсанов, 0. Колычев, Д. Бродский, C. Бондарин и другие, Были на этом собрании и жур- налисты и члены губкома. Нам-то и пред- стояло ответить на столь важный вопрос, который и в ту далекую пору и много позднее мучиБапору и стать поэтомоо. Он очень боял- ся стать поэтом для поэтов, для узкого об- щества любителей. научила поэта так широко видеть мир. Не легендарный корабль из сказаний Свена Песнетворца вставал в нашем вообра- жении, а Революция, шагающая через океаны. …Навстречу Атлантической пылают солью… Высятся полярные ворота, И над волнами жаровней круглой Солнце выдвигается. И воды Через много лет И. Бабель сказал сле- слова: «Любовь к справедливости, к изобилию и веселию, к овучным, ным словам - вот была его (Батрицкого) философия, Она оказалась поэзией рево- люции». Мне кажется, что именно так, может быть, не так кратко и точно, го- ворили мы на этой дискуссии. Взявшись отвечать от имени пролетариата, мы тог- да не ошиблись. Эдуард Багрицкий оказал- ся поэтом революции. Его друзья не раз возвращались в воспоминаниях к тем вре- менам корда охваченный прекрасными ви- дениями Багрицкий боялся, что видения эти не прицутся по вкусу пролетариату. за гробом поэта, Ю. Олеша размыш-о лял: «Ведь это же и есть сила искусства превратить материал своей жизни в ви- дение, доступное всем и всех волнующее… Багрицкий был пюэтом жизнерадостности большевизма, и оттого так высоко большевизма, и оттого так высоко подня-не Все имело отношение к революции Летучий Голландеп, открывающий взо- ру человека невиданные страны, и Тиль Уленшпигель, и веселые нищие Бернса. Было смешно, котда Багрицкого называли больным Уленшпителем. Больной Уленшпи- гель - это же нонсенс, чепуха! Все рав- но, что зимняя весна или безветреный ветер. К счастью, пролетариат очень хоро- шо понимает то, чего не понимали слу- чайные люди в прессе. Ссорясь с уны- лыми одесскими пролеткультовцами, тре- бовавшими от Багрицкого злободневности, a не современности, и всячески упрекав- пими его, что он чужд рабочим, поэт стремился через их головы разговаривать с ваводами и фабриками. Он был в этом подобен Маяковскому. Презирая чиновни- ков и глупцов и никогда не не желая угож- дать им, он в то же время хотел уго- дить пролетариату, он хотел быть ему по- лезным, и не забыть мне никогда, как восторженно принимали его стихи рабочие канатной фабрики, январских железнодо- рожных мастерских и джутового завода. Он любил Маяковского и хотел нравить- ся ему, мечтал о его признании, потому что видел в Маяковском поэта революции. Чудесное появление поэзии Маяковского он приветствовал в стихах еще юношей до революции. И по-настоящему огорчился он только тогда, когда ему сообщили, что  Маяковский выругал однажды его стихи. Об этом стоит рассказать, так как во- круг этой истории накопилось немало Эдуард Багрицкий в те годы жил в Одессе. Жил он трудно, сотрудники редак- пии относились к нему плохо … только за то, что поэт не покидает родного го- рода, и потому они считали его литерато- ром «местного» значения, Когда в Одес- по-сприсха шаковокатиться подсунули ему старое стихотворение Баг- рицкого, отдавая «местного» поэта на суд лжи. знаменитого гостя. Ореди прочего Маяков- ский произнес одну случайную ирониче- скую фразу о рубленых строках стихотво- рения Багрицкого, в котором каждое новое предложение, как правило, начиналось в многоПанковский об этом забыл, и мне точ- но известно, что и в ту пору он хорошим, талантливым конце строки. И все!

Наш 1.

друг

вам достану… - он не договорил. При- ступ кашля настит его, и он, кашляя, ру- кой показал мне, какой низкий будет спаньель. Потом он постучал себя пальцем по лоу: глубокий, мол, ум, 3.

При всем желании я не могу сейчас вспомнить, когда именно, при каких об- стоятельствах, в какой обстановке я по- знакомилась с Батрицким. Инотда мне ка- жется, что этого знакомства даже и не бы- ло. Просто я всетда знала Эдуарда. Он неотделим от моего родного города, от весенних улиц, когда в безветренном запах акапий густ, как в комна- те. От первых осенних ярко-синих штор- мов, от нашей пронзительно-сырой зимъ, похожей на вот этот день, который сейчас за окном. Пять лет тому назад, в такой же мокрый и серый день, умер Багрицкий. B Одессе Батрицкий бывал у меня очень редко, вернее, почти не бывал. Я за- помнила всего два-три его посещения. и особенно одно. У меня были гости. Багрип- кий вошел, насупившись: все были незна- комы ему, И вдруг, увидев лунное море в большом окне он уверенно направился к этому морскому окну. Он подсел к нему, как к другу, и целый вечер не отхолил от него. 2.

. Илья, разве ты не тувствуешь, как ты не прав. Под нажимом РАП, этой ли- тературоненавистнической организации, Эдуард действительно пытался вытравить из себя лирического Диделя, но безуспеш- но. К счастью, безуспешно. И потом, по- перечла сетодня альманах «Баг- рицкий», посвященный егопамяти и выту- щеный в 1936 году. В самом различном преломлении, выписанный разными людь- ми, в различной манере, встает перед нами неповторимый, вот уж действительно пе- повторимый, облик нашего друга, нашего поэта, нашего Эдуарда. В своих воспоми- наньях о нем Илья Сельвинский пищет: «Да, участь Эдуарда почетна. Он в муках и страданиях вытравил из себя нищего Лиделя-птицелова. Он научился мастерски владеть оружием революции. Он знает вес «трехтранной откровенности штыка» Эдуард умер, как умирают ося чему «нищий Дидель?» Тот, кто ощущал «Эдуард умер, как умирают победите- Мос-дующие но в том, что он не утасил в себе Диде- мир, как Багрицкий, тот несметно богат. И «трехгранная откровенность штыка» не только не противоречит такому богатству, а наоборот, защищает и утверждает его. ля, 4. 7 февраля 1939 г., в серый, но для нас лучезарный день, мы выходили из Спас- ской башни Кремля. У выхода, на контро- ле, мы задержались. Я огляделась вокруг. Впереди меня шл Катаев и Петров, одесситы, Рядом со мной шел Кирсанов, одессит. Немного дальше -- Финк, одессат. орИдя одессит. Все они только что получили орден из рук Михаила Ивановича. Шла и я, одесситка, прижимая к серд- цу красную коробочку. И в эту минуту я. и не только я, подумала, что вот нет сейчас с нами одессита дуарда Багрици кого, прекрасного поэта прекрасной стра- ны.

все было готово. Лодка скользнула по во- де, скрипя и кренясь на бок. Багрицкого поэтом, но незадачливые сотрудники редакции по- К тому времени я кое-что уже слыхал о Багрицком. Где-то мелькнуло его стихо- творение, кто-то говорил об его способно- стях, и мы, его ровесники, бредившие Блоком, Верленом, Рембо, Эреди, искали няли случайную Фразу Маяковского как приказ Москвы и перестали печатать сти- хи Багрицкого. Он был очень огорчен и уже сомневался в том, нужен ли он про- летариату.

новых стихов, новых имен и поэтических впечатлений. Мы жаждали Сидя однажды в гостях у маяковского в Водопьяном переулке, я слушал его те- творческих встреч, интересных бесед, «ночных бде- ний», исполненных романтики, пафоса и бесконечных слюров. Как-то один приятель прочел мне стихи Багрицкого. И стало очевидно: так никто еще в Одессе не писал, Писали техниче- ски лучше, звонче, писали эстетски, вы- крутасно, с ритмическими завитушками. Но так, как Багрицкий, еще никто в городе не писал, Такого почерка, такого голоса не было ни у кого. Пусть это было порой еще технически несовер- шенно, но это было свежо, смело, а главное мускулисто, без сантиментальностей, овеяно порохом романтических битв, путе- шествий, чудесной силой большого сердца, Я до тех пор никогда не слыхал подоб- ного возвышенного и вдохновенного чте- ния, Вскоре он вскочил, лодка резко но- качнулась, он встал во весь рост, ладно скроенный и здоровенный, и голос его за- звучал еще громче. Не было сомнений. Это был поәт! Может быть, первый настоящий поэт, которого я видел в жизни. И тихое солнечное море, и мой новый, так взволновавший и покоривший меня знакомый, и его шуточки и меткие харак- теристики, и острые словечки - все это вечеренавсегда осталось в моей памяти как одно из самых пленительных воспоминаний юности. Лежа в лодке, он декламировал. Было тихо, совсем тихо… Лишь однотонно и скучно поскрипывали борты нашей лодки, В этой ясности и тишине гремел силь- ный, грубый голос Эдуарда. Помнится, чи- тал он «Пьяный корабль» Артюра Рембо, читал страстно, жадно, прикрыв глаза и словно уходя в мир мредставших перед ним образов, метафор, сравнений. Но вот начало 1934 года. Я сидел у Батрицкого и читал ему свое стихотворе- ние, написалное для эстрады. Он внима- тельно прослушал, похвалил первую часть, зато вторую буквально изничтожил. Рас- критиковал и разругал. Что же делать? - спросил я. Править? Нет, править не надо. Не поможет. Нашишите все заново, Другое. Это было сурово, но и бесконечно дру- желюбно, это было доброжелательно и искренно. Потом, в эту последнюю нашу встречу, мы вспоминали юность, вспомнили, кста- ти, и августовское катанье на «каравелле» в Одессе в 1913 году. Я ушел от Багрицкого, глотнув из чи- стого родника поэзии, унося в душе какую-то особую чистоту и свежесть. Та- кая чистота дается лишь общением с людь- ми большого духа и яркой одаренности. И мог ли я думать в тот снежный вечер, бодро шагая по московским улицам, что через каких-нибудь 15-20 дней за- молкнет благородное, возвышенное сердце замечательного советского поэта… лефонный разговор с приехавшим в Москву за «товаром» одесским редактором, Я спро- сил Маяковского: - Владимир Владимирович, знаете ли, что произошло после вашего от езда с за- мечательным поэтом Багрицким? Маяковский слушал мой расскаа с тре- вогой, то и дело проклиная редактора. И ум-нашем свирепо набросился на него всячески ва- щищая Багрицкого от холодного, преступ- ного к нему отношения в одесской редак- ции. Есть прекрасные болезни, ведь и поо- зия ＿ это тоже высокая болезнь. Все зия годы болел Багрицкий тем, что он, как казатось ему, масо бллизов народу, Он ялся отдалиться от него, стать непонят- ным, чуждым, Его легко было убедить в том, что он - попутчик и прочее, что шагает где-то сбоку. в то время как он всегда шел по большой дороге рево- люции, Он всю жизнь чувствовал себя ви- вовотым, что мало сделал для революпии, что не был ни комбритом, ни комбатом, брат городов, не сокрушал вражеских армий. Это была прекрасная болезнь. Но иногда, к сожалению, по этой причине действовало на него то, что, казалось бы, не должно было действовать. Он начинал - увы - верить тем, кто отодвигал его в сторонку и ставил впереди него средних стихотворцев. Как хотелось бы ему рассказать теперь о торжестве его поэзии. О том, что в Одес- ском университете юноша читал на стихи и говорил об Одессе: «Город Баг- рицкого и Гарибальди», О том, как декла- мировали его стихи по ночам строители Комсомольска, как молодежь приходит ко мне поговорить о нем и смотрит на ме- ня с уважением, потому что я знал жи- вого Эдуарда Багрицкого, чье великолеп- ное имя звучит уже для ни легендой, О письме пяти студентов Запорожского пе- датогического института, в котором они говорят: «Мы, молодежь, любим Эдуарда Багрицкого, замечательного поэта и чело- века, Стихи поэта воспитывают в нас му- жество, героизм, Никто не смог так ска- зать о молодости, как Э. Багрицкий. Мы называем его просто Эдуардом, как назы- вали его лучшие друзья». Я как-то приводил в статье о Маяков- ском слова Роденбаха, сказавшего, что поэт при жизни похож на здание в лесах. После смерти падают леса, и здание пред- стает во всем своем великолении. Мы, друзья Багрицкого, высоко ценили поэта и в дни его юности и в зрелые годы, но только сейчас, перелистывая его книги, я убеждаюсь в том, какой выдающийся поэт жил среди нас, как вдохновенно понимал он прошлое и настоящее и как прозорливо смотрел в будущее.

В 20-м, примерно, году началось пере- селение в Москву одесских поэтов. Многие из них, нашример Олеша и Ка- таев, стали теперь прозашками. Но в Одес- се это были поэты. Все больше и больше скоплялось в кве одесситов Встречаястмы сообща- ли друт другу: «Еще вот такой-то здесь, И вон тот. И еще этот». А Багрицкого все не было, Наконец, в 25-м году, приехал и он. Кунцеве я была у него один полк раз с Сельвинским и Зелинским. Но когда Багрицкий поселился в Художественном проезде, в одном доме со мной, мы стали видаться чаще. Однажды я пришла к нему, когда мне было очень невесело, Не ладилось с рабо- той, и еще какие-то личные напасти сва- лились на меня… Обычно я сидела у Багрицкого неполго: вс дета мешали, да и не хотелось его утоомлить. Но на этот раз я просидела у него часа три. И никак он меня не уте- шал и ничем особенным не порадовал, - просто мы поговорили сначала о собаках потом о стихах, а ушла я от него счаст- ливая, веря, что все будет Ну, куда годятся ваши собаки, - сказал он мне. - Вот я вам хорошо. опаньеля достану. Знае- те спаньелей? Низкие, с густой шерстью, уши длинные. A какой ум! Глубокий, философский ум. Потом он читал мне Случевского, поэта, ко- торого я не знала. Здо- ровье Эдуарда все ухуд- шалось Все труднее становилось ему поды- маться к себе на пятый этаж. Гулять он не мог. Но. помню, в один до слез яркий весенний де- нек он сидел перед на- шим домом на невысо- кой деревянной ограде. У ног ето текли снеж- ные ручьи, и он щепкой прокладывал одному та- кому ручью более удоб- ное русло. Моя -собака залаяла на Эдуарда. - Шмаро- воз, - сказал он ласко- во-пренебрежительно. - Вот погодите, - обра- тился он ко мне, - я



Багрицкий.

Эдуард

ПАВЕЛ АНТОКОЛЬСКИЙ М и р иоэта пор как умер Эдуард Багрицкий, прошло пять лет. В условиях нашей дей- ствительности это очень большой срок. Не говоря уже об исторических переменах, росте нашей страны, о ее борьбе и побе- дах, околько произошло в пределах савок титературы запомнившихся, значительных событий! Через песколько месяцев посте кончины Багрицкого происходил первый с езд советских писателей. Одним из пря- рзультатов его работы было возни- тометение нашей дружбе анлись к нетронутым пластам мировых гультур Закавкалья и Средней Азии, в ивые современники, пришли к нам один за другим, Пушкин, Руставели и Шевчен- ко. С исторической неизбежностью выросло в понимании всего народа первенствующее для советской поэзии значение Малковско- го. В спорах о формализме и народности кристаллизовались ведущие тенденнии со- ветской культуры. Это были события нашей жизни и на- шей поэзии. За ними стояли рост людей, изменения в их сознании и, главное, сто- ял их труд. Между тем Багрицкого уже не было сре- ди нас. И сегодня мы видим его точно та- ким, как в последний раз, в 1934 году, с головою, полной неосуществленных за- мыслов, над грудой собственных чернови- ков, во всем окружении его тогдашнего, много раз с тех пор описанного и став- шето почти легендарным быта. Близок ли нам этот безвременно погиб- ший поэт? Необычайно! Воспоминание о нем вызвано не только круглой датой со

дня его смерти. Не надо быть слишком чувствительным или близким к нему лич- но, чтобы почувствовать укол в сердце при мысли о том, что Багрицкого нет. Прежде всего хочется вспомнить его как личность, Неповторимо яркую, необычную во всем, поэтическую в самом благородном и точном смысле слова. Еще задолго до то- го, как он появился в Москве, о нем хо- дили слухи и легенды. Еще не зная его стихов, мы познакомились с Багрицким, «бездельником Эдуардом», как с героем итературного повествования, - в рас- сказе В. Катаева. И появление самого Багрицкого в скве не разочаровало заинтересованного ожидания. Перед нами возник сутулый, сколько громоздкий человек, с шапкой пельных, спутанных, падающих на лоб дос, с хрипловатым низким голосом, с бла- годушным юмором, с примотою и резкостью Он привез с собою с юга кипу нераспе- привез собственный поэтический мир, пестрый и на первый взтляд сочетавший противоположности. На самом деле это был органически цельный мир, присущий только ему, Багрицкому,-добротный батаж художника, которому предстоит длительное путешествие. В этом мире почетное место занимала природа, не фетовская, не предмет созер- цания и культа, а природа натуралиста, природа мастерская, с мириадами хотных зачатий и рождений, любовных битв и поисков корма,-природа, ощупан- ная сачком и микроскопом. За Багрицким стояла многолетняя и бескорыстная друж- ба с овчаркой и воспитание ее. За ним стояли весенние пруды, речушки, болота, исхоженные и излюбленные с детства, ак- вариумы и клетки с птицами; раскрашен- ные атласы, указатели и определители по- о были навыки человека, твор- ческого во всем, к чему бы он ни при- касался. Затем в мире поэта были давние при-

страстия романтика, привыкшего измла- да хозяйственно и весело управлять- ся с играми собственного воображения. Как многие поэты, Багрицкий любил и умел рисовать. Стоит вглядеться в его острые и талантливые наброски. это - отходы в мастерской его фан- тазии, гротескно завитые стружки, невзначай упавшие на пол из-под резца мастера. Вемотритесь в этих усатых фла- смандцев, в сплющенные или опухшие фи- зрономии рыцарей, толстяков, уродцев. Это вереница существ, вызванных к жизни ненароком, в веселую минуту или в рассе- Мо-подрернутись пот руку бумага и карандаш, во всяком случае, ме- не-неалонотоопроираздвинут пе-Вариком возмоностии во-жизнью опического поэта. Но прежде всего ои овидетелььствуют о богатствего мира. И действительно Багрицкий чувствовал себя, «как у себя дома» в разных стра- ме. Там, под сводами тускло освещенной таверны, он слушал, как чудовищно ру- гается и безалаберно острит Фальстаф. Там, бывало, встречался он и с Вийоном, и с Рабле, и с Летучим Голландцем. Все этосталось живым на рабочем столе Баг- рицкого. Это не раз становилось воздухом и питательной средой его юношеских сти- хов - с такой же значительностью, как гитала их природа натуралиста. кро-Незачем представлять себе, что даль- нейший рост поэта знаменовался отходом от юношеских пристрастий. Незачем ду- мать, что, ставши поэтом революции, Баг- рицкий осудил свой фантастический мир. Так не бывает и не должно быть. Чем нагруженчее фантазия художника, чем плотнее населена ее крохотная жилпло- щадь в черепной коробке, тем богаче ху- дожник, И давние знакомцы Багрицкого- Тиль Уленшнитель Вийон, эти чудаки, «веселые нищие», бродяги, птицеловы и мечтатели - шли за ним до конца и встали у его изголовья поистине

Оно живет и будет снова оживать в све- жем восприятии растущих поколений со- ветского юношества. Багрицкий умер молодым, 3 7 лет, от жестокой и трудной болезни, которая при- вязала его, подвижного и общительного, в четыром стенам комнаты, к тахте, к хала- ту, к трубке с астматолом. И все-таки в эту комнату мир врывался ярче, чем в непоседливость иного здоровяка. Поэтиче- ская молодежь честно и жадно ждала от Багрицкого слова, которое часто определя- ло путь того или иного другого начинаю- щего. Багрицкий никогда не заставлял на- прасно ждать этого слова. Он знал, что пе- дагогика - такая же творческая работа для зрелого художника, как раздумье над собственной рукописью Он был страстных педагогом. Мир Багрицкого-поэта рас- крывался и в этой повседневной учитель- ской деятельности, по несчастью огранп- ченной кубатурой его комнаты. Об этой поэтестороне его жизни уже написаны красно- поверхностно. Багрицкий был поэтом во всем, поэтом по существу, до мозга востей. Он был кровно заинтересозан в поэтическом хо- зяйстве всех своих любимцев-учителей, Ломоносова до Блока и Маяковского, кото- рых он читал наизусть, запоем, как про- патандист и одержимый. Собственное творчество было для Баг- рицкого только частью огромного поэтиче- ского мира, в котором он жил. В втой варищеской открытости Багрицкий бы принципиален. Он считал ее долгом совет- ского поэта, долгом работника молодой, зидательной культуры. В ее строящемс доме он заново прорубал окна в мир столько же заботился о красоте построика, сколько о правственной чистоте своего ношения к ней. Сегодня мы вспоминаем Эдуарда Багриц- с нежностью, с печалью, с благодар- ностью судьбе за то, что она скрестила на- ши жизненные дороги.

почетным караулом, - рядом с вузовцем, поэтом и слесарем.

Но тем значительна и высока судьба Эдуарда Багрицкого, что именно он, со всем богатством своего мира, со всей сво- ей веселой и сложно инструментованной культурой, был не только поэтом-романти- ком, но и верным сыном своего времени и бойцом пролетарской революции. Речь идет прежде всего о биографии художника, чьим университетом и чьей академией бы- ли гражданская война, особый партизан- ский отряд имени ВЦИК, агитки Югро- ста, теплушки красногвардейцев, одесское подполье в дн интервенции. Мир поэта был непомерно обогащен и волей самой истории. Природа романтизм начали жить удесятеренной рядом с тем, что дала Багрицко- му революция. Она определила его место как бойца за дело молодого класса, и он понял ее язык навсегда. Здесьначинается разговор о том стящие произзедения, украшающие совет- скую культуру. Они составляют часть ее железного фонда. Это прежде всего-«Ду- ма про Опанаса» - источник такой про- зрачности и глубины, что его хочется по- ставить рядом с жемчужинами народной поэзии, рядом с лучшим в наследии Шев- ченко. Из всей спетой им песни слова не вы- кинешь. Она не столь длинна и много- словна, эта песня. Багрицкий был взы- скательным художником, им владела одна из главепствующих в художнике страстей страсть концентрации, сжатости. Она заставляла его исчеркивать уйму чернови- ков прежде, чем он считал, что достиг искомого. Таким образом в нескольких его книжках, таких маленьких по числу страниц, заключен весь отобранный им Но не только «Дума про Опанаса». Оуворовкого Остального (к нашему сожалению и стыду наших издательств!) мы еще не  знаем. Это немногое зачитано наизусть.  

ВЕЧЕР ПАМЯТИ БАГРИЦКОГО Чтецы Д. Журавлев и Л. Кайранская прочтут стихи Багрицкого. Сегодня в клубе МГУ под председатель- ством В. Катаева состоится большой ли- тературный вечер памяти Эдуарда Багриц- кого. Вступительное слово - И. Бабеля, воспоминаниями о поэте и с чтени- ем стихов, посвященных ему, выступят A. Адалис, П. Антокольский, Д. Бродский, C. Гехт, М. Голодный, Л. Длигач, В. Ин- бер, Д. Кедрин, М. Колосов, В. Луговской, Ю. Олеша, Е. Петров, М. Светлов, Л. Сла- вин, А. Сурков и Я. Шведов. Литературная газета 2 № 9