Новые переводы из Т. Г. Шевченко Два стихотворения 1. что, на что мне карие очи Коль заглянуть в них никто не хочет? Ой, мама, мама, никто не хочет. На что, на что мне белые руки, Когда с любимым они в разлуке? Ой, мама, мама, навек в разлуке. На что, на что мне быстрые ноги Коль нет на свете для них дороги Ой, мама, мама, им нет дороги! 2.

Т. Г. Шевченко и круг I Чернышевский утверждал, что украинская («малорусская») литература доститла та- кого развития, что легко может обойтись «и без великорусского одобрения», и обос- новывал свою мысль следующими слова- ми: «Имея теперь такого поэта, как Шев- ченко, малорусская литература… не ну- ждается ни в чьей благосилонности». Чрезвычайный интерес представляет и то, что Чернышевский говорит о Шевчечко в известной своей статье «Националь- ная бестактность» («Современник», 1861 г. № 7). Доказывая в ней, что у русского па- на русинскому поселянину живется ничуть не лучше, чем у польского пана, ибо вся- кий пан - русинский ли, польский ли- прежде всего эксплоататор, - Чернышев- ский ссылается на свою беседу с Шевчен- ко; «Слышали мы свидетельство об этом от человека, не слишком любившего льстить полякам, от человека, имя кото- рого драгоценно каждому малороссу, … от покойного Шевченко». Когда после десятилетней ссылки не в просто тяжелых, а в кошмарно тяжелых условиях Шевченко приехал в Москву, а затем в Петербург, ему пришлось столк- нуться с совершенно иной литературно- общественной ситуацией, чем та, которая существовала до его ссылки - в 40-е годы. Общественная атмосфера заметно по- свежела. На устах у всех и у каждого были «реформы», в частности предстоящее «освобождение» крестьян. Реакционеры чувствовали себя несколько смущенными; либералы ликовали; горсточка истинных демократов, возглавляемая Чернышевским, проникалась все более и более скептиче- ским отношением к «медовому месяцу рос- сийского прогресса». В основе этого скеп- тицизма лежало убеждение, что от само- державно-бюрократического правительства, опиравшегося на эксплоататорские классы, ждать действительного улучшения невы- носимо тяжелого положения масс отнюдь не приходится. Нет надобности доказывать, что Шев- ченко и по происхождению, и по своему революционному прошлому, и по характе- ру своего поэтического творчества был истинным демократом. А потому его сбли- жение с демократической группой «Сов- ременника» было лишь вопросом времени. Однако времени довольно продолжительно- го. Дело в том, что московским славяно- филам, с которыми Шевченко был связан узами личных отношений, сближение ге- ниального «кобзаря» с теми, кого в ско- ром будущем стали называть презритель- ными кличками - «нигилисты» и «маль- чишки», не могло нравиться, Естественно, что они употребляли все усилия, чтобы предотвратить это сближение. Им удалось восстановить, надо думать временно, Шев- ченко против Некрасова и как против че- ловека и как против поэта. Что же касается руководящего круж- ка «Современника», то он сразу почув- ствовал в Шевченко родственную силу и при всяком удобном случае подчеркивал свои симпатии к нему. II Однако это стихотворение ни по нию, ни по форме не представляло собой ничего замечательного и совершенно блед- вело по сравнению с поэмой Шевченко. Излишне было бы доказывать, что в русской литературе нет более потрясаю- щей картины крестьянской революции, чем та, которая содержится в этой поэме. Печатая ее, редакция «Современника» в одно и то же время откликалась и на кон- чину Шевченко и на те вспышки волне- ний и даже восстаний, которыми «обоб- рашное до липки» (выражение Ленина) русское крестьянство ответило весной 1861 г. на пресловутое «освобождение». Тем самым как бы подчеркивалось, что в глазах группы «Современника» Шевченко является певцом и выразителем настроений революционного крестьянства. Главный редактор «Современника» по- святил кончине Шевченко особое стихот- ворение, которое, однако, ни в 1861 г., ни в последующие годы так и не смог на- печатать. Мы имеем в виду стихотворение Некрасова «На смерть Шевченка», впер- выенапечатанное лишь в 1886 г. в жур- нале «Заря», издававшемся в Львове. Не предавайтесь особой унылости! Случай предвиденный, чуть не желательный. Так погибает по божией милости Русской земли человек замечательный С давнего времени. Молодость трудная, Полная страсти, надежд, увлечения, Смелые речи, борьба безрассудная, Велед за тем долгие дни заточения… Все он изведал: тюрьму петербургскую, Справки, допросы, жандармов любезности, Все - и раздольную степь Оренбургскую, И ее крепость… В нужде, невеждою, Жил он солдатом - с солдатами жалкими, Мог умереть он, конечно, под палками, Может, и жил-то он этой в неизвестности Там, оскорбляемый каждым надеждою. Но сократить не желая страдания, Поберегло его в годы изгнания Русских людей провиденье игривое, Кончилось время его несчастливое, Все, чего с юности ранней не видывал, Милое сердцу ему улыбалося. Тут ему бог позавидовал, Жизнь оборвалася… Как видит читатель, Шевченко изобра- жен здесь жертвой дикого и жестокого пра- вительственного террора. IV B. ЕВГЕНЬЕВ-МАКСИМОВ 

Новые переводы из Т. Г. Шевченко Слава Гей, веселая торговка! Пьяная шинкарка! Почему лучами славы Не целуешь жарко? Или е вором под Версалем Ты на човосельи? Или в долг свой луч бросаешь С лютого похмелья?… Прислонись ко мне поближе, С горя ли, от злости Выкинем с тобой такое - Удивятся гости. Побалуемся, сойдемся, Будем жить не споря. Видишь, краля, дорогая, Тот же до сих пор я. За тобой плетусь, как прежде, Хоть слыхал не мало, Как ты с пьяными царями По шинкам гуляла. Как всех дольше с Николаем Проводила ночи… Но об этом я не плачу И тужу не очень. Дай тобо наглядеться, Дай на грудь склониться. Под крылом твоим хочу я В холодке забыться. 1858 г. 9/2 Нижний-Новгород.

«Современника» содержа-Приглашенный в качестве эксперта, Не-На красов понял опасность, угрожающую ли- тературному наследию Шевченко, и в сво- их «об яснениях» энергично высказался против расчленения «Кобваря». Лисенкову удалось выиграть процесс, то «Кобзарь» подвергся бы возмутительной вивисекции: та часть его, которая была напечатана до ссылки Шевченко, оказа- лась бы в новых изданиях из ятой. Мнение его было обосновано следую- щими соображениями (цитируем прото- кол): «Шевченко был поэт глубоко и исклю- чительно национальный, специализировав- ший для себя отдельную область, воспро- изведению которой он посвятил всю свою жизнь и из которой не выходил ни однаж- ды; именно, задачею его поэзии было изо- родной ему все его пьесы жизни смысле народной в и этом бражение Украины,

Ой, на горе ромен цветет, А под горой казак идет, От печали сердие сжалось: Где ж ты, доля, затерялась? То ль в корчме ты с богачами, То ль в степях ты с чумаками? Или в поле на раздольи С ветром носишься на воле? Ой, не там ты ищешь, брате, - Твоя доля -- в чужой хате, В полотенце да в платке. Да в девичьем сундуке, 1859 г. Перевел с украинского М. ИСАКОВСКИЙ.  *

родственны… В настоящее время, когда деятельность Шевченко окончена и задача его поэзии выполнена, насколько позволи- ла ему жизнь,- исключение какого-либо стихотворения из издания его произведе- ний неизбежно отразилось бы на читате- ле, в ущерб его пониманию, и это, по мне- нию Некрасова, есть лучшее, наглядное доказательство внутренней связи всех стихотворений Шевченко…» В дальнейшем Некрасов ссылается па стихотворений, из ятие бы, ряд нанесло «Кобзаря» определенных из состава

Мне почта вновь не привезла Желанных писем с Украины! За грешные ль мои дела Меня карают так? Причины Той кары неизвестны мне: За что сердитый бог карает, И знать не так уж важно мне!… А сердце плачет, вспоминая Все грустное в далеком крае, - Все, что в родимой стороне Случалось некогда со мною В еще недавние года. Клялись мне в верности тогда, Кто братомзвался, кто сестрою, … А разошлись, как туч гряда, Друг друга слез не удостоя. И вот опять на склоне лет Пришлось людей узнать…, Нет, нет. Бедняги все поумирали, Холера там, а то б прислали Хоть лист бумаги… От тоски да от печали, Чтоб не видеть, как читают Письма эти, погуляю, Погуляю я над морем, Поразвею свое горе; Украину вспоминая Да песенку напевая. Скажет человек - обманет, А она хитрить не станет, - Обнадежит, успокоит И всю правду мне откроет. 1848. Кос-Арал, Перевел с украинского Ник. УШАКОВ,

Далее в корректуре статьи содержатся следующие строки (они, кстати скавать, были исключены цензурой и сделались из- вестными только в 1932 г.): «…Никакие голословные возражения не поколеблют нашего мнения, опирающегося на такой авторитет, как Шевченко… Факты под- твердят их, мы в том уверены, потому что Шевченко чрезвычайно хорошо знал быт малорусского народа». Таким образом, если добролюбовская ха- рактеристика Шевченко устанавливает взгляд на него как на истивного народно- го поэта, творчество которого возникло и развилось на фольклорной основе, то при- веденные цитаты из статьи Чернышевско- го дают основание утверждать, что Шев- ченко был чужд национализму, и он руко- водствовался, если не чисто классовым, то во всяком случае очень близким к классовому подходом к явлениям окружаю- щей социальной действительности, т. е. бидел врата во всяком пане, во всяком эксплоататор,, независимо от того, к ка- кой национальности он принадлежит. Нечего говорить, насколько важен этот вывод, целиком и полностью опровергаю- щий те установки, которых придержива- лись в отношении Шевченко украинские буржуазные националисты. III

которых

ущерб

по его мнению, непоправимый внутренней целостности книги. Примечательны строки, посвященные энаменитому стихотворению «Думы мои, думы». «Думы (о родине) томят автора, он не мог ни заспать их, ни выплакать, он их любит, ласкает и выливает на бумагу в надежде, что найдется и еще хоть одно сердце, которое заплачет над ними так, как плакал поэт. В этой радующей на- дежде поэт, оставаясь сам гибнуть на чуж- бине, высылает свои думы на Украину, где они найдут правду, найдут верное сердце и, быть может, наживут и слазу их автору. Такое содержание этого сти- хотворения, которое есть, очевидно, род введения ко всей деятельности поэта и за- ключает в себе указание, как сам автор смотрел на свои произведения и для че- го писал их… Это вступительное стихотво- рение необходимо при каждом издании Шевченко, так как без него читатель был бы лишен достаточных данных для пони- мания как автора, так и его произведе- ниЙ». Нет надобности доказывать, что эти «об яснения» Некрасова дают достаточно оснований утверждать, что он не только бысоко ценил «Козбаря», но великолен- но знал его. Таково было отношение к Шевченко руководящето кружка «Совре- менника», конкретно говоря, тех четырех писателей, которые в 1861 г. составляли редакционную коллегию журнала: Черны- шевского и Добролюбова, Некрасова и Па- наева. Это, безусловно, положительное, иногда даже восторженное отношение пред- ставляет тем большую ценность, что в ос- нове его лежали не какие-либо случайные, тем более личные, мотивы, а соображения чисто общественного, чисто принципиаль- ного порядка. Революционным крестьянским демократам, сгруппировавшимся в 60-е го- ды вокруг «Современника», Шевченко был дорог своими революционно-демократиче- скими стремлениями (нужно ли говорить, что эти элементы в его творчестве явля- лись определяющими?). Тем более был до- рог, что в его творческом облике передовая идеология сочеталась со столь высокой ху- дожественностью формы, что он в полной мере заслуживал имя великого народного поэта, В суждениях современниковцев о Шев- ченко нет ничего, с чем могли бы не со- гласиться читатели и почитатели его в на- ши дни.

Перевел с украинского МИХАИЛ ГОЛОДНЫЙ

Подражание XI псалму Мой боже милый, как их мало, Святых людей, на свете стало! Друг другу тайно цепь куют В потемках сердца, а словами, Медоточивыми устами Целуются и часа ждут, Не скоро ль брата под холстиной От них на кладбище свезут?… А ты, о господи единый, Скуешь лукавые уста И тот язык велеречивый Сказавший: «Мы - не суета! И возвеличат все надиво И разум наш и наш язык… И где тот пан, что нам укажет Не думать так, не говорить?» «- Воскресну я!-тот пан нам скажет, - Воскресну ныне ради их, Людей закованных моих, Убогих, нищих, Возвеличу Рабов ничтожных и немых И стражем верным возле них Поставлю слово…» И поникнут. Как бурей смятая трава, И мысли ваши и слова. Как серебро, что в схватке сбито И семикратно перелито В горниле горна, словеса Твои, о господи, такие: Раскинь же их, слова святые По всей земле! И в чудеса Твои уверуют на свете Твои страдающие дети! 15 фетраля 1859 г. Петербург. Перевел с украинского михаил голОднЫй



Струппируем факты, подтверждающие эту точку зрения, В 1860 г., вслед за выходом из печати новото издания «Кобзаря» (изд. Кожанчи- кова), Добролюбов напечатал о «Кобзаре» сочувственный отзыв чрезвычайно («Со- временник», 1860 г.) В основу его кри- тик положил следующее суждение: «Он (т. e. Шевченко) -поэт совершенно на- родный… весь круг его дум и сочувствий находится в совершенном соответствии со смыслом и строем народной жизни, Он вышел из народа, жил с народом, и не только мыслью, но обстоятельствами жиз- ни был с ним крепко и кровно связан… Он был близок к народной песне, а изве- стно, что в песне вылилась вся прошед- шая судьба, весь настоящий характер Украины…» и т. д. Чтобы понять истинное значение этих слов, необходимо учесть, что Добролюбов дополняет их замечанием, что «такого» поэта, как Шевченко, «мы не можем ука- зать у себя», Даже Некрасова, перед ко- торым Добролюбов буквально преклонялся, он решился признать «народным поэтом» значительно позже. Любопытно, что рецензию Добролюбова заключал гербелевский перевод одной из баллад Шевченко - «Тополь». Думается, что столь необычайное перенесение сти- хотворения из 1-го отдела журнала во 2-й было сделано с определенным умыс- лом: редакция как бы подчеркивала этим значение и самой рецензии и того поэта, которому она быта посвящена. Великий соратник, а в некоторых от- ношениях и «учитель» Добролюбова, - Чернышевский был, несомненно, солидарен с добролюбовской оценкой поэзии Шевчен- ко. Незадолго до смерти последнего, в статье «Новые периодические издания» - «Основа» («Современник» 1861 г. № 1)

Статья «Национальная бестактность» была напечатана уже после кончины Шев- ченко. Небезынтересно остановиться на вопросе о том, как реагировал «Современник» да это грустное событие. В мартовский номер журнала И. И. Па- наев успел вставить всего лишь две стра- нички о Шевченко (см. «Петербургскал жизнь» - «Заметки вового поэта», стр. 153 - 155), но написаны они в очень прочувствованном и задушевном тоне. Не- смотря на краткость своих высказываний, Панаев сумел придать им политическую остроту, напомнив об испытаниях, выпав- ших на долю Шевченко, пока он был кре- постным, и бросив намек на «множество лишений и страданий», постигших Шев- ченко впоследствии (т. е. во время ссыл- ки). Отношение Панаева к творчеству Шевченко определялось следующими до- статочно выразительными суждениями: «гениальный поэтический талант», «на- родный поэт», чье имя «с гордостью и лю- бовью повторяет» его родина, «певец сво- боды». Откликом на кончину Шевченко надо считать и помещение в майской книжке журнала перевода поэмы «Гайдамаки». Пе- ред текстом поэмы переводчик (II. Гайдебу- ров) напечатал свое собственное стихо- творение, посвященное «памяти Тараса Григорьевича Шевченко», - «Песни».

Незаурядный интерес представляет и прозаический отзыв Некрасова о Шевчен- ко, относящийся, правда, к более поздне- му времени. Возник он при следующих не вполне обычных обстоятельствах. В 1867 г. книгопродавцем Лисенковым был пред явлен иск к Кожанчикову, только что выпустившему новое издание «Кобзаря», о нарушении Кожанчиковым принадлежа- щих ему, Лисенкову, «прав литературной собственности на некоторые стихотворения Шевченко». В своем иске Лисенков исхо- дил из факта передачи ему Шевченко «в вечное потомственное право» тех стихот- ворений, которые были помещены в пер- вом издании «Кобзаря» 1840 г. Если бы

Т. Г. ШЕВЧЕНКО НА БУРЯТ-МОНГОЛЬСКОМ ЯЗЫКЕ

УЛАН-УДЕ. (Наш корр.). К 125-летнему юбилею со дня рождения великого народ- ного поэта Украины Тараса Григорьеви- ча Шевченко писатели Бурят-Монголии перевели отдельные его произведения на бурят-монгольский язык. Поэтом-ордено- носцем Галсановым переведены отрывки из «Кобзаря», Дамдиновым - поэма «Бат- рачка» и ряд других стихов. Переводы произведений Тараса Шевчен- ко на бурят-монгольский язык выходят от- дельной книжкой в Бургосиздате.

Плакат работы художников Резниченко и Хотинок, выпущенный Украинским государственным издательством «Ми- стецтво» к 125-летию со дня рождения великого украинского поэта-революцио- нера Т. Г. Шевченко. (Фотохроника ТАСС).

A Шевченко в стране Советов читают миллионы.

то простая и универсальная шкала цен-  ретто в нем растет ироническое отноше- («Иметь и не иметь»), о людях, которые владеют яхтами. ние к горе-воякам итальянцам, накопляет- ся усталость от лживой войны («В чужой стране»). В войне он видит одни только ужасы («Мертвые»). Сам испытав все это, став таким, «какими вы», окопавшиеся бо- гатеи, «никогда не будете», он оправды- рает для себя заключение «сепарат- пого мира» и уходит в частную жизнь. Но и тут, «Дома», его преследует ложь войны, зоологический обывательский шо- винизм, прикрывшийся патриотической маской. Это все тот же пуританско-ме- щанский удушливый мирок жены докто- ра. Сейчас почти символический характер приобретает тот вполне реальный костер, на котором она сожгла коллекции мужа, образцы индейской культуры, которые он собирал среди своих пациентов. Ник ищет новых сил в общении с при- родой, в писательском труде. Он дома, не в конторе Кребса-отца, а на Биг- Ривер, среди охотников Вайоминга, контра- бандистов и ветеранов Флориды. И это соприкосновение с родной землей дает силу, помогает не заблудиться, когда ра- бота репортера кидает его в кабачки, ка- фе и отели послевоенной Европы. Этот мир изломанных, условных отношений вырождающейся буржуазной цивилизации вызывает в нем враждебное презрение. Сначала он еще как-то жалеет тех, кто томится, кто запутался в тенетах всяких условностей, Если нельзя иметь ребенка и семью («Белые слоны»), «то хоть кош- ку-то можно», говоря словами американки из «Кошки под дождем»; но и милое вни- стана, нослающето вош но гуэй явно издевается («Дрозда в пода- рок»), наносит пощечину очастливому су- пружеству Эллиотов, посвящает Швейца- рии рассказ о людях-марионетках на фоне рисованных декораций. Блестящие тру- щобы большого города и отрезанные от мира шалә («Альпийская идиллия») ста- новятся для него своего рода клиникой, где он наблюдает и описывает случаи вся- кого рода извращений, которыми полон его сборник 1933 г. «Победитель не полуает ничего». Все настойчивее навязывается ма о смерти и тленности всего сущего («Чисто, светло»). Он видит, что этот мир губителен для художника. «Богатые скучный народ»… «каждый день, полный праздности, комфорта, презренья к тому, во что он превратился, притуплял его спо- собности и ослаблял его тягу к работе, так что в конце концов он совсем бросил работать. Людям, с которыми он знается теперь, удобнее, что он не работает». И он покидает их, чтобы писать о них. «Самому себе ты говорил, что когда- нибудь напишешь про этих людей, про самых богатых; что ты не их племени - ты соглядатай в их стане; что ты поки- нешь его и напишешь о нем». И он пи- шет убийственную XXIV главу романа ностей, И, судя по всему творчеству Хе- мингуэя, он такой оселок для себя нашел. Грубо говоря, для Хемингуэя человек хо- рош, когда он прост, честен, смел и органически связан с трудом, природой и такими же, как он, цельными, простыми, непосредственными людьми. Большая группа ранних рассказов Хе- минтузя и ряд наиболее значительных рассказов позднейших лет написаны от лица Ника Адамса, простого американ- ского юноши, ставшего писателем. И все симпатии Ника на стороне простых, цель- ных, непосредственных людей. С большой теплотой и юмором Хемингуэй пишет об угловатых, петушащихся подростках («Трехдневная непогода»), о друзьях дет- ства - индейцах. С нежностью вспоми- нает он об отце Ника. Этот чудак доктор, охотник, собиратель индейских древностей - чужой в своей чопорной семье, где тон задает ханжа, его елейная супруга («Индейский поселок», «Доктор и его жена», «На сон грядущий», «Отцы и сыновья»). свой человек среди матадоров; на фронте, где «все было просто и все были друзьями», Ник ведет задушевные бе- седы с рядовыми солдатами, с вестовым («На сон грядущий»). Он заставляет умирающего писателя жа- леть, что тот не успел написать о пло- щади Контрэскарп и улице Муфтар, на- селенных потомками коммунаров, о про- стом рабочем люде милого его сердцу Па- рижа, где он писал свои первые строчки («Снега Килиманджаро»). вечные черты. Негр, который зарезал че- ловека, самоотверженно оцекает сумасшед- шего боксера («Боксер»). Гора дешевого мяса, огромная, оплывшая проститутка, привлекает его внимание певучим голосом и тем, как горячо защищает она возвы- шающий ее в своих собственных глазах вымысел о небывалой любви к ней зна- менитого чемпиона («Свет мира»). Тема честности и фальши в человеке впервые намечена Хемингузем в его спор- тивных рассказах. В них всякая сделка с собой несет смерть. Боксер сфальши- вил - он ставит 50 тысяч на противника и поддается ему, и этим убивает себя как профессионала («50 тысяч»). За ка- кую-то, должно быть, более зловредную фальшь морально убит, заживо умерщвлен «Убийцами» затравленный ими Оле Анд- ресон. За такую же фальшь, в сущно- оти, убит жокеями во время скачек и «Мой старик». Но во всю широту развернута проблема честности в рассказах о нечестной импе- риалистической войне, Ник Адамс с воо- дущевлением шел защищать демократию и только на фронте понял, что защищает займы Моргана, Под впечатлением Капо-

стране, в Италии, Хемингуэй слышал, как в рабочих кварталах Милана. вслед воен- ным кричали «Долой офицеров». Теперь, в 1937 г., он видит, как в Валенсии сывались в армию с энтузназмом», в Мад- риде «с нежностью наблюдали за тупоно-грессе сыми истребителями», защитившими сто- лицу от вражьих налетов. Война в Испа- нии, с радостным изумлением пишет Хе- мингуэй, это какая-то новая, удивитель- ная война, в которой клерк благотвори- тельного общества в Питтсбурге вырастает в подлинного героя и не врет и не при- крашивает своего геройства, «Удивитель- ная война, и узнаешь в этой войне ров- но столько, сколько ты в состоянии вме- стить». В этой войне наваждение смерти, преследовавшее Хемингуэя, побежде- но. Вместо нездорового внимания или про- Фессионального интереса он испытывает к ней ненависть. «В молодости смерти при- рож-долто давалось огромное значение. Теперь придзень ей никакого значения. Только ненавидишь ее за людей, которых она забирает»(«Испанская земля»). В эту войну Хемингуэй впервые остро ощутил иипражданином, он гор- м Пикольна и с стью вспоминает о тех, кто бился когда- пол поттисбургом. В эту войну чест- трудной и ноблагодарной раболмирного трудной и неблагодарной работы, идет на всевозможные жертвы, если это необхо- димо для пользы большого дела и если именно ты должен на это итти (образ Филипа в пьесе «Пятая колонна»). «Впе- реди пятьдесят лет необ явленных войн», говорит Филип, «и я дал обязательство на весь срон, Не помню, когда именно, тельно формулировались некоторые пунк- ты этого обязательства. Теперь оно не толо подписано, но и осуществляетсче тоько подписало, но и осуществляется. боро-пдмиза выминуй всетда остро ощущал гне- тущее чувство, которое возникает, когда ты не сделал того, что следовало сделать. Это мучило его даже как заноза невы- полненного обещания милым старикам Фонтэнам притти проститься («Вино Вай- оминта»), угнетало как сожаление писате- ля о том, что им не написано самое важ- ное, а теперь, в предисловии к своей по- следней книге, он спокойно и уверенно пишет: «Когда идешь туда, куда должен итти, и делаешь то, что должен делать, и видишь то, что должен видеть, инстру- смер-мент, которым работаешь, тускнеет и притупляется. Но лучше мне видеть его потускневшим и погнутым и знать, что мне придется снова отточить и выпрямить И в этой войне Хемингуэй находит опять то внутреннее спокойствие и ооовнао и вромонами и нонадолто находил раньше в знае-помпро- его, но знать, что мне есть о чем писать, чем видеть его чистым и блестящим и не

Иван КАШКИН Эрнест Мещанская мудрость учит: успех толь- ко раз стучится в дверь молодого челове- ка. Лови его и не упускай. Славу неси в банк и живи на проценты. В старом буржуазном мире так оно обыкновенно и бывало, и в этом об яснение многих лите- ратурных метеоров, прославленных писа- телей, которые легко становились пре- успевающими дельцами от литературы. К редкому человеку слава приходит там дважды, так усиленно он капитализирует ее первый приход. Но на пороге хового все предстает в повом качестве, и поди растут по-особому. В Америке Хемингуэй был уже однаж- ды знаменит. Но слава не развратила его. В 20-х гг. он, еще начинающий писОн был кумиром молодежи «погибшего поко- мом Велиним»(Неm the Great) восхищались как мастером-стили- восвапомющейся фигурой. Потом пришли годы охлаждения к нему американского читателя, а сейчас в газетах появляются сообщения, что в Нью-Йорке открыт клуб имени Хемин- гуэя. Сейчас в глазах американской мо- лодежи он онять предстает «Хемом Ве- ликим» (Hem the Great again). Но сейчас он стал примером прежде всего для тех, кто сранался в батальоне им. Линкольна,В он такой же, как эти простые, честные, смелые люди, только он вдобавок умеет зорко видеть и умеет писать. Сейчас он вызывает не только восхи- щение, а прежде всего уважение, и не только к мастеру, но и к человеку. Ма- стер и человек не существуют в нем раз- дельно, они слились в писателя-бойца. С публичной речью Хемингуэй впервые выступил в 1937 г. на II конгрессе амери- канских писателей, и вот что он сказал о назначении писателя: «Писатель меняет- ся, но его задача остается неизменной. Она всегда заключается в том, чтобы пи- сать правдиво и, узнав, в чем правда, воспроизводить ее так, чтобы она стала частью жизненного опыта читателя». И частью этой большой задачи стано- вится для Хемингуэя желание узнать, в чем правда в человеке. Чем человек хо- рош или плох, Для определения этого писателю нужен какой-то оселок, какая- Литературная газета 2 № 11

иметь, что сказать; или гладким и хорошо смазанным держать его в ящике без упо- требления…» «запи-толкнувшись лицом к лицу с фаши мом, Хемингуэt в своей речи на II кон- писателей дал фашизму уничтожа ющую оценку. Хемингуэй и сейчас не теоретик и не политик, он взвешивает в на своих весах цисателя, своими четырьмя гирями и определяет вес по своей шкале ценностей: человек должен быть прост честен, смел и органически связан стру- дом, природой и цельными, простым, непосредственными людьми. A фашизм не прост, он на все лады пыжится доказать мнимое превосходство своих чистых кровей. «Фашизм - это ложь, изрекаемая бан- дитами», и писатель при нем обречен бесплодие. неФашизм малодушен, Только трус може заниматься безнаказанным убийством мир- ных людей «Всякий раз, как фашистой бьют на фронте, они вымещают свою зло бу на безоружном гражданском насее нии». гордо-Наконец, фашиаммии простх человеческих отношений. Он отрывает лю- дей от мирногозашиі труда - вот основная тема сце- нария «Испанская земля». Он уродуа землю и ее прекрасные города своими снарядами и авиабомбами, он несе всюду смерть и разрушение. Итак, фашизм ходулен, лжив, внутренне малодушен,враждебен жизни. праг, с которым нужно бороться несгибаемого Маноло. Теперь же, когда борьбу, «в борьбу за право жить по человечески», вовлечены миллионы непо- бедимых. Хемингуэй не колеблется оделать уве-орСвой рассказ о простом, мужествен- йншьзаканчивает словями: «Пусть кто хочет ставит на Франко, или Муссолини, или Гитлера, Я делаю ставку на Иполито». Он Иполито, он за тех людей, которы атакуя врага в его фильме «Испанскан земля», «каждым своим шагом утверж- дают … эта земля наша». Все то, о чем мы говорили, первых семнадцати лет писательской дея- тельности Хемингуэя на пути от первого его рассказа «У нас в Мичигане» (1921н до пьесы «Пятая колонна» и очерков «Война в Испании» (1938 г.). Все это ключено в его книге «Пятая колонна тридцать семь рассказов», и лучшее, ч мы можем пожелать Хемингуэю, - в чтобы всерьез осуществилась шутливая явка, которой он заканчивает свое пре словие: «Я хотел бы прожить достаточ долго, чтобы написать еще три ромала двадцать пять рассказов, У меня несколько неплохих на примете».

И вот перед ним во весь рост встает последняя проблема - проблема муже- ства, Его давно привлекало мужество про- стых, скромных людей, мужество труда, в том числе честного писательского труда, в котором он видит смысл своей жизни. Лакмусовой бумажкой для определения мужества стала для него внезапная на- сильственная смерть, перед лицом кото- pot до конца обнаруживает себя человек. Смерть на арене боя быков, на охоте, на войне. Хемингуэй сначала пишет о про- фессиональном мужестве матадоров, кон- трабандистов, охотников (Уилсон в расска- зе «Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера» и даже сам Макомбер, в котором с дением мужества рождается человек). На- конец, о мужестве писателя, Оно в том, чтобы во-время сказать себе, что ты «за-   губишь свой талант, не давая ему никако- го применения, загубишь изменой самому себе и своим верованиям, пьянством, при- тупившим в тебе остроту восприятия, ленью, сибаритством и снобизмом, често- любием и чванством, всеми правдами неправдами. Талант был, ничего не ска- жешь, но вместо того, чтобы как-то при- менить его, ты торговал им». Мужество писателя в том, чтобы во-время спохва- титься, что не делаешь того что должен был сделать, что до сих пор был лишь «соглядатаем во вражьем стане», Рассказ «Снега Килиманджаро» был напечатан в августе 1936 г. и стал как бы вехой боль- шого этана. Вскоре Хемингуэй снова по- ехал в Ионанню. Он дано оценил про лю. Когда началась вторая империалисти- ческая война, он, не задумываясь, стал на сторону испанского народа в его «борь- бе ва право жить по-человечески». Война остается войной, но «когда люди борются аа освобождение своей страны от ино- странной интервенции, когда эти люди яв- ляются вашими друзьями, одни - недав- ними, другие - давнишними, и вы те, как на них напали и как они полись, сперва почти без оружия, - узнаете, следя за их жизнью, борьбою и смертью, что на свете есть худшие вещи, ем война.русостьхуже, предатеь ствохуже, и эгоизм - хуже». Там, в Испании, вместе со своими дав- нишними друзьями - матадором Сидом Франклином и художником Квинтанилльей, и бок о бок с недавними друзьями, ве- селыми, спокойными людьми - Лукачом, Хейльбруном, Реглером, он делал то дело, которое должен был делать, и у него воз- никает новое отношение к войне, к ти, новое отношение к людям. Осенью 1937 г. в письме в редакцию «Интернаци- ональной литературы» он пишет: «Скажи- те Кашкину, что война в 40 лет совсем не то, что в 20». В 1918 г. в чужой